«Музыка – это лишь зеркало, в отражнии которого виден сам человек . Единение каждой ноты, интервалов, аккордов, составляющих шедевральную музыку, красиво лишь в той степени, в которой человек готов их воспринять.

Знаете, - морщинки скрипача немного растянулись в обречённую мелодию, голова в избитом годами чепчике понурилась, и он продолжал. - Я объездил половину Европы, но люди не Видят Музыки…»

Была зима. В это время года настроение людей словно замерзает. Музыка внутри нас становится минорной и прозрачной, словно лёд. Но если мелодии окружающего мира соответствует твоим внутренним ладам, ты чувствуешь гармонию, идиллию.

С детства я играла на виолончели, изумительном инструменте с человеческим голосом. В то же время моей мечтой было петь. Голос для меня – это тот же инструмент, та же виолончель, лишь только более интимная. Ведь петь – это словно обнажить себя, это значит не только жить музыкой внутри, имея возможность показывать её посредством разных наиболее подходящих тебе музыкальных инструментов, но это и самому из себя извлечь всё то, что скрыто в тебе. Ты или умеешь петь, или нет. Или имеешь красивое тело, или нет. Хотя, конечно, как над первым, так и над вторым можно и нужно работать. Работать так, чтобы максимально научиться показывать, Кто ты Есть внутри.

В этот день на своём занятии по вокалу я взяла ноту ля первой октавы так, что на глазах появились слёзы. Преподаватель был восхищён силой и красотой звучания. В то же время лишь тогда я в полной мере осознала, насколько это Моё. Окрылённая тем кусочком себя, что смогла выплеснуть наружу, я на фортиссимо по большим терциям бежала с занятия. И только гололёд в эту зимнюю пору мог залиговать мой шаг с элементами стакатто.

Уже приближаясь к метрополитену, в переходе я услышала Её. Музыку. Слишком нереальную и в то же время простую. Выйдя на небольшую площадь, я поняла, что меня так манило. Небольшая толпа людей стояла возле виртуозно играющего скрипача. Его тело, мимика лица поразили меня своим соответствием с его внутренним миром и музыкой. Обыгрывая всем известные мелодии, его руки взлетали синхронно с морщинками на лице. Он был восхитителен.

Не знаю, что в тот момент выражало лицо моё, лишь помню, как какой-то мужчина, страдающий не очень изящными линиями своего тела, подошёл к скрипачу сзади, взял его за крылья и попытался развернуть ко мне.

Волна протеста подхватила меня. Я была готова закричать, уничтожить эти неприятные руки, которые прикасались к чему-то святому. Вот только эта гора так и не смогла даже на несколько градусов сдвинуть худенькое деревце скрипача…

И он продолжал играть. А я была вся в нём, совершенно забыв, куда торопилась и для чего раньше жила…

После окончания произведения я спросила: «Кто Вы?». Непонимающим взглядом скрипач посмотрел на меня, словно субдоминанта, ищущая обращения в тонику, и так по-доброму по-доброму улыбнувшись, смущённо вымолвил: «Простите, я не понимаю. О чём Вы?» Слова словно покинули меня. Максимум, что я могла вымолвить – это «скрипач + + + + +» В тот миг я поняла, насколько они ограничивают нас, ведь я находилась в мире без ограничений, без времени, без никого, кроме своего Бога…

«Вы - Бог» - всё, что я смогла вымолвить. А он лишь продолжал смотреть на меня и так же открыто улыбаться.

«Бог внутри нас» - мелодично парировал он.

Немного запинаясь, я начала говорить: «Знаете… я виолончелистка. И, видимо, моя ревность, основанная на любви к своему инструменту, не позволяла мне Увидеть скрипки. Спасибо.»

И он продолжал играть. Уже для меня. Возле него стояло человек десять, но обернувшись ко мне, я чувствовала, как он направлял музыку в меня. Иногда скрипач открывал глаза и смотрел. Но не на мир. А на Музыку. Ведь её тоже можно видеть… И я чувствовала его щастье.

В тот момент его мир разделял с ним ещё один человек…

Он закончил произведение и попросил у меня номер моего телефона.

И продолжал играть.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мы с ним поняли, что слишком далеко улетели. А, может, это поняла лишь одна я…
Улыбнулась на прощанье. Он - в ответ. И развернулась в сторону метро.


МИР РУХНУЛ.


Но в этот момент я осознала, что оборачиваться обратно поздно. Действие мескалина закончено. Я уже никогда не смогу вернуть тот мир. Реальность смерчем засосала в обломки прошлого.

Зайдя в метрополитен, я шла по пустынному коридору, и видела, пожалуй, каждую пылинку, каждую царапинку. Я видела всю грязь. Я была в ней. Я была частью её. Подкатила тошнота.

Подъехал вагон метро. Зашла внутрь.

В голове крутилось лишь одно слово – грязь. Весь мир – грязь. Люди – грязь. Трупы. Я сидела и смотрела на них. Они словно не двигались. Ни одна нота, ни один аккорд не способен показать эту грязь.




Этой ночью мне приснился сон.

Платформа. Абсолютная тишина. Я медленно иду, смотря на идеально выложенные плиты. Нет никого. Мир словно замёрз.

Я поднимаю голову. И вижу, что вторая половина зала полностью разрушена. Вагон метро словно пересёк пополам платформу. Я иду дальше. Всё та же тишина. И холод. Уже приближаюсь к самому вагону. И вижу трупов. Погибшие сидели в строго систематическом порядке. Сиденья были расположены, как в автобусах. Спины трупов были ровными а взор направлен у всех в одну точку. Все головы - в крови. Ни единой живой души. Ни в вагоне, ни за пределами его.




Три часа ночи. Открываю глаза. Меня трясёт. ЗАЧЕМ мне упорно продолжают показывать мир другой, когда уже девятнадцатый год я просыпаюсь в грязи?

Ответа нет.

Чувствую, как по лицу текут слёзы. А ещё страх… Рука затекла, но мне страшно перевернуться на другой бок. Страшно разворачиваться. Той ночью меня заставила заснуть лишь сила воли, которой я и живу все восемнадцать лет.

В первый раз за столь огромный период времени я не чувствую внутри себя музыки.




Скрипач не позвонил. И я благодарна. Нельзя быть между небом и землёй.

Ведь с небес не звонят. Туда забирают.

Меня пощадили.

На этот раз.

...