Начала с выставки к 650-летию Андрея Рублёва. В Третьяковской галерее самая большая коллекция его икон – практически все, что сохранилось на сегодняшний день. Деисусный чин из Успенского собора в Звенигороде, Троица из Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры, Деисусный чин из Успенского собора во Владимире.

 

 

Архангел Михаил. Из Деисусного чина ("Звенигородский")

 

Традиционное замирание перед ликами, проступающими сквозь время, трещины, осыпавшиеся фрагменты краски. Созданные для огромных соборов, они и в музейном зале царят, возвышаются над зрителем, погруженные в светлую задумчивость. Кажется, что все эти следы времени – трещинки, сколы, - делают краски ещё ярче, ценнее каждый штрих, каждую прерванную линию. И ещё чуть-чуть, ещё повнимательнее всмотреться, и спадёт легкая сетка морщин на фреске, и увидишь утраченные фрагменты росписи – такой, какой её задумал и исполнил иконописец.

 

Произведения мастеров, работавших примерно в одно время, всегда интересно посмотреть – так проще выявить тенденции в росписи, некие общие приёмы, «правила» изображения тех или иных сюжетов. На выставке такую возможность предоставляет ряд списков Владимирской иконы Богоматери.  Глаза скользят по каноническим изображениям: один и тот же силуэт, цветовая гамма, наклон головы, жест руки. И внезапно в этом ряду – сразу узнаваемая по манере и колориту икона кисти Рублёва, вернее, приписываемый ему список иконы из Благовещенского собора Московского Кремля.

 

Фрески Рублёва ранее видела в Успенском соборе Владимира - «Страшный суд» проступал в полумраке под сводами, светились добрые задумчивые лики апостолов и ангелов. На выставку привезли фрагменты росписей – фрагменты-частички, чудом сохранившиеся на стенах древнерусских храмов Звенигорода, Московского Кремля, Спасо-Андроникова и Саввино-Сторожевского монастырей.

Итак, 5 июня был совершен набег на Третьяковку в Лаврушинском вместе с боевым товарищем по культурной жизни.

В Третьяковку приходишь, как к старым знакомым. Уютно, с полотен смотрят почти родные лица. В этот раз проводила такой эксперимент: захожу в очередной зал и оглядываю ряды картин – какая первой привлечет внимание. Само собой, глаз выхватывает знакомые с детства образы – но они и в самом деле наиболее яркие, характерные для конкретного художника, лучшие. Пример: у В.Л.Боровиковского – целая серия портретов невест на выданье:  юные девичьи лица, нежные тени и румянец на щеках, похожие фасоны платьев, фон, гирлянды роз и общий приглушенно-романтический колорит. Но среди них – портреты Лопухиной, Нарышкиной, сестер Гагариных, в которых нечто большее, чем просто сходство с оригиналом и виртуозное исполнение. 

Что еще запомнилось в этот раз? Портреты XVIII-XIX вв., Федотов, Куинджи, Ге, Серов, Малявинские бабы, Врубелевский зал. Как всегда – отдельный зал русских икон.

Была и на выставке графики «Весь мир - театр». Графические листы из собрания художников Гончаровой и Ларионова, которые создавали костюмы и декорации для спектаклей труппы Дягилева. Тематика гравюр – театральные костюмы, афиши, цирк, русский лубок, японская гравюра, китайские, индийские и вьетнамские лубки.

Давно собираюсь в музей Востока и глаз невольно останавливался на японской ксилографии  – гротескные фигуры и мимика актеров, нежные, неотличимые друг от друга профили японок Утамаро. Интересно, что графика Японии показалась по сравнению с европейской более динамичной, движение передано свободно, прекрасная компоновка на листе. Однако в гравюрах со сценами из придворной жизни императора Мэйдзи динамика исчезает – те же профили Утамаро, но фигуры в европейских одеждах, однообразные позы, застывшие и невыразительные. Понравились зарисовки А.Е.Яковлева актеров театра кабуки – почти фотографическая точность, лица, жесты, мизансцены. Стенды с катагами – трафаретами для нанесения краски на ткани – из бумаги васи с соком хурмы, вырезы соединены шелковыми нитями. На трафаретах – веера, цветы, птицы.