Когда чувствуешь, что время постепенно наполняется серебристо-мягким пепельным привкусом, это может означать только одно – лето заканчивается. Главное, что я поняла: если счастья так много, что оно не вмещается, нужно побольше тренировать растяжку сердца.
Дни и ночи были такими разными, что даже странно иметь в распоряжении для их наименования только два слова. Были ночи прогулок по городу, пропитанные запахом реки и листвы. Когда берега перемигиваются разноцветными огнями, а сквозь новое колесо обозрения просвечивает старая церковь. В такие ночи можно долго кружить по улицам и заглядывать в окошки деревянных домов, выпивать на маленьких лавках со стайками собак, смотреть на город сквозь арку на вершине холма (понимая, что любая арка – это дверь, сквозь которую виден другой город, в который ты когда-нибудь непременно решишься войти). Тополя такими ночами непременно серебрятся на ветру и ветер пахнет путешествиями. А если сесть на ужасно скрипучий трамвай и проехать от начала до конца маршрута, то можно увидеть, как сплетается прошлое и настоящее: потоки времени вьются вокруг вместе с ветром, а рыбка-сердце, выбравшись из своего аквариума, купается в них, совсем забыв о страхе потеряться и не вернуться. (Тогда чувствуешь счастье свободы – сладкое замирание и легкость в груди, и тоску по тому, что нельзя сохранить, а можно только отпустить).
Были ночи дачные, когда мы лежали крыше и смотрели на звездопад. Другими, покачиваясь в гамаке, наблюдали, как в сумерках кружат летучие мыши. Случались лесные ночи, когда мы играли лесу на варгане, и речные, когда мы отдавали реке венок, сплетенный из всех цветов лета. Внутри горело маленькое пламя. Он плыл – не быстро и не медленно – со скоростью течения вечности. Стрекотали кузнечики, которые не заснули еще, молниями проносились летучие мыши, которые проснулись уже. Река что-то пела, а поезда ей отвечали. Пламя, окруженное цветами, прорастало из воды и в воду, соединяя там и здесь.
Некоторыми ночами я внезапно просыпалась и слушала стук дождя и урчание кошки: музыку если не всех сфер, то сферы лета. Иногда сидела до полуночи и чистила грибы, которые пахли грибами, то есть вечностью, лесом и смертью, а за окном метелью кружили миллионы бабочек зеленых, синих, прозрачно-белых.
Когда наступало утро, мы уходили в лес, в бесконечные эльфийские тропы (сосновые залы, ольховые галереи, занавеси мхов). Когда хотелось испечь пирог, достаточно было спуститься с крыльца и набрать столько ягод, сколько было нужно именно сегодня (сладко-синяя черника, голубика цвета сумерек и туманов, земляника, которая растет в деревне Потерянных душ среди иван-чая и дельфиниума, жимолость – горькая и вечерняя, дикая сладкая малина и смородина, которая пахнет домом, который у всех есть, а еще княженика – не для пирога, потому что ее не бывает много, а для мгновенного ощущения счастья, потому что если ее положить в рот, то узнаешь вкус лесного света).
Как-то мы бродили по руинам в самой чаще леса и навестили место, где время течет по- другому. Если долго идти по зарослям смородины, то можно выйти к берегу реки, прижатому к обрыву, по которому идут поезда. В этом месте река течет водопадами и водоворотами. В ней спят камни-драконы, поросшие зеленым мхом, над ней качаются ветки ольхи. Нужно сесть на спину одному из драконов, опустить ноги в ледяную воду и поболтать ими. Тогда время изменит свое течение. Оно совьет кокон вокруг тебя и можно будет вечность сидеть там и смотреть на воду, стрекоз и свет. Хорошо всюду носить с собой краски и кисти, потому что тогда можно расписывать камни. А потом отпускать свою палитру – лист смородины – вниз по реке. Он будет долго кружить в водоворотах: зеленый лист под прозрачной водой с красными, синими и белыми каплями. Так долго, что времени хватит на то, чтобы понять: лето никогда не кончится, теперь ты – часть его непереводимой игры света.
