Веллер: <...> и мы отвечаем на ваши вопросы, а то уже давно на вопросы не отвечали. Поскольку вопросы у нас есть, то здравствуйте, вы в эфире.
Я прошу извинения за техническую накладку; мне показывают, что у нас что-то там не соединяет.
Хорошо. Значит, первые, которые уже поступили в тех письмах, которые пришли — это относительно зимних каникул (и надо сказать, что эти вопросы ничем не отличаются от тех, которые были год назад), относительно того, что: нельзя ли все эти зимние дни приспособить вовсе даже наоборот к лету — или к летнему отпуску, или к Первому мая, к Девятому мая, — потому что народ устаёт десять дней отдыхать, кончаются деньги, дни короткие, тёмные, делать нечего, может быть, лучше не так.
Вы знаете, что я бы здесь мог сказать в плане успокоения. Вот когда у нас президентом был Ельцин, то почему-то зимних каникул не было, и вообще зимние виды спорта не были в моде, а напротив в моде был теннис. Он и сейчас остался в моде, но уже в заметно меньшей.
Поскольку, очевидно, мы с вами изберём президентом Медведева через несколько месяцев (я никогда не слышал — по-моему, никто не слышал — чтоб Медведев увлекался зимними видами спорта), я допускаю, что в будущем году по многочисленным просьбам трудящихся зимние каникулы будут укорочены, а аналогичные дни наоборот прибавлены, допустим, между Первым и Девятым мая. Так что вот давайте подождём и посмотрим, насколько у нас от тех видов спорта, которыми увлекается власть, зависят наши с вами каникулы.
У нас телефонный звонок, здравствуйте, вы в эфире.

---

Радиослушатель: Здравствуйте, Михаил Иосифович. Это вам из Димитровграда звонит ... У меня такой вопрос: почему в нашей православной стране (в общем-то) на всех площадях и улицах стоят памятники антихристу (ну, Владимиру Ульянову), который всю жизнь боролся с религией, называя её опиумом для народа?

Веллер: Большое спасибо.
Есть точка зрения, что Ленин был антихрист; есть точка зрения, что Ленин был вождь мирового пролетариата и светоч всех времён и народов. Есть точка зрения, что Россия страна православная; есть точка зрения, что Россия страна многоконфессиональная — в ней живут ещё мусульмане, а также в ней живут атеисты, иудеи и буддисты и так далее, и в общем это дело совести каждого. Так что, видимо, дело не в том, что вот страна православная, а Ленин антихрист (а может быть, кто-то вообще не верит в антихриста? Знаете, это ведь дело такое) — это первое.
Второе. Памятников Ленину осталось, по-моему, совсем мало. Вот что-то давно они мне нигде на глаза не попадались, хотя кое-где, конечно, ещё есть.
Третье. Дело, видимо, даже не в памятниках Ленину, и не в том, что Ленин продолжает находиться телом своим в мавзолее, а в том, что бы хорошо когда-нибудь наконец провести нечто вроде процесса над коммунистической партией. С обвинителями, с защитниками, с документами, с экспертами — всё, как полагается. И, значит, если эта партия будет признана виновной, то конкретно в чём она виновна и конкретно что делать с памятниками. А если не виновной — значит, оставить её в покое. Вот до тех пор, пока мы окончательно не разберёмся с этим вопросом, мы и будем ругаться друг с другом, и будут идти колонны коммунистов, говоря, что Ленин вывел нас к свету, и колонны, допустим, православных антикоммунистов, которые будут говорить «долой антихриста». Нам нужны эти гражданские столкновения, спрашивается в задаче?..
У нас следующий звонок; здравствуйте, говорите, пожалуйста.

---

Радиослушатель: <...> Вот мы все говорим: «фашистские лагеря смерти, фашисты там расстреляли, убили, сожгли», а не говорим, что это гитлеровские лагеря смерти. А вот у нас всё Сталин, «сталинские лагеря», Сталин, Сталин — а вроде партия тут и ни при чём, она ум и честь и совесть нашей эпохи.

Веллер: Так; вопрос?..

Радиослушатель: Ну вот у меня вопрос: прокомментируйте, пожалуйста, почему это у нас так вот?

Веллер: Большое спасибо.
Вы знаете, у нас не совсем так вот. Вот у нас тут недавно опять переиздали в трёх здоровенных томах таким буквально подарочным изданием — хотя довольно дико, казалось бы, издавать подарочным образом такую книгу, как «Архипелаг ГУЛаг» Александра Солженицына. Вот в «Архипелаге ГУЛаг», написанном давным-давно при советской власти, всё это называется именно не сталиским, а советским, коммунистическим и так далее, так далее.
Так что, вы знаете, называется всё разными образами, в том числе называется и абсолютно правильно, справедливо и объективно. И концлагеря, в общем и целом, придумали спорят кто; потому что у нас концлагеря появились в 1918 г., англичане в Южной Африке их придумали ещё на самой заре XX в., а американцы пару раз попробовали концлагеря ещё во времена своей гражданской войны... Так что, вы знаете, народ согнать и обнести загородкой с часовыми — это дело старинное; и вопрос концлагерей — это, конечно же, вопрос власти, а не личности.
У нас ещё вопрос. Здравствуйте, вы в эфире.

---

Радиослушательница: <...> не является ли приватизация жилья очередным обманом населения?

Веллер: Почему вы так думаете?

Радиослушательница: Ну я не знаю, мне вот так кажется, потому что...

Веллер: Нет, погодите. Вы говорите «приватизация — обман»; приватизация жилья существует, почему вы считаете, что это обман?

Радиослушательница: Ну, все по-разному говорят, даже вот в верхних слоях тоже. Кто-то считает надо, кто считает не надо.

Веллер: В чём заключается обман? Квартира юридически ваша собственная, а обман в чём?

Радиослушательница: И её могут отнять.

Веллер: А, большое спасибо, теперь я понял.
Вы знаете, это действительно тяжелейший вопрос, и дело не в том, что приватизация это обман, а в том, что закон, он, понимаете, ну по-старинному, да? — как дышло, куда повернул, туда и вышло, или... Наша власть, обращаясь с нашим законом, следует старинной присказке «если нельзя, но очень хочется, то можно».
Например, если людей нельзя выкидывать из их собственных квартир, но очень хочется, потому что можно получить большую прибыль, их выкинув — то можно. Вот вся эта история с Южным Бутовым, которая ещё не забылась, когда людей силой вышибали — по решению суда! — из их собственных квартир, за которые они исправно платили, которые им принадлежали по всем законам, но эта земля понадобилась серьёзной фирме, чтобы строить там новое, фирма эта, называется, пролоббировала свои интересы, а чуть-чуть конкретизируя, это объяснила власти и администрации, что она, фирма, должна быть права; и было вынесено решение суда владельцев жилья абсолютно против их желания, без всякого введения военного положения, без всякой военной-политической-стратегической надобности выселять из их квартир, предоставляя им равноценную замену. А равноценность этой замены будут определять не они сами, а опять же районные, то бишь окружные, власти.
Вот это, конечно же, абсолютнейшее беззаконие (как бы оно ни называлось законом), это абсолютнейшее самоуправство, какими бы ни размахивали при этом бумажками с печатями, и за это, конечно же, все, кто ответствен, должны ответить по полной строгости закона — начав с того, чтоб они были по решению суда выселены из своего жилья и переселены туда, где им сочтут равноценную замену (а вот где-нибудь подальше, в нормальных малогабаритных квартирах). В этом отношении не то, чтобы приватизация — обман, а то, что в любой момент любого человека могут выселить из его жилья, причём...
Существует положение, которое действует почти во всех нормальных странах — «военное время». А именно конфискация собственного, частного, личного автотранспорта на военные нужды. Вот издаётся такой приказ, и всё, потому что война идёт, стране надо выживать. Забирают твой автомобиль прямо на дороге, всё — можешь разводить руками. Или: вот если сюда идёт военная техника, здесь войска, здесь ожидаются военные действия, происходит отселение, допустим, мирного населения из какого-то района — все в 24 часа с тем, что могут унести, покидают это всё на расстояние 20–40–60–100 километров. Это идёт война.
Но когда всё нормально, ничто не должно мешать гражданину жить там, где его собственность. Если он заявляет: «вот это моя квартира, я не хочу её продавать; я хочу за неё получить, допустим, 3 млн долларов. Вы говорите, она стоит 50? Ну, так и не покупайте, я вам не навязываю её за 50 тыс. долларов или за 3 млн; я хочу 3 млн, если нет — стройте вашу дорогу, или ваш стадион, или ваши спортивные сооружения в другом месте». В любой цивилизованной стране это отлично работает. Это называется гражданину выпал счастливый билет в лотерее, с собственником надо считаться. Потому что священное право собственности — это не право олигарха на алюминиевый комбинат, а право любого человека на его штаны, его инструменты, его жильё в первую очередь.
Вот поскольку у нас никак не работает это священное право собствености, поскольку недавно мне звонили, что... В городе Москва, в районе Мосфильмовской улицы, Ломоносовского проспекта, собираются через 4 года сносить целый квартал, и там уже стоит целый стон. Там собираются строить что-то новое. Ну, вот по идее, всё это совершеннейшее беззаконие и самоуправство, как бы оно ни называлось. Боюсь, что здесь мы с вами пока ничего изменить не можем, но...
Не далее, как вчера, читал я в изречениях известного английского остроумца и мудреца Джонатана Свифта (того самого, который «Путешествия Гулливера»), что когда правительство принимает решения и действует в отрыве от интересов народа, от имени которого оно управляет государством, это и есть первейшая форма рабства. Это не я, это Джонатан Свифт. Далёкая Англия, больше 300 лет назад.
У нас следующий вопрос, здравствуйте, вы в эфире.

---

Радиослушательница: <...> В прошлый раз у вас была некто Кобринская, которая говорила о Косове, и она так манипулировала всеми жителями Сербии и Косова, что у меня такой возник вопрос. Мне очень кажется, что инцидент в Косово очень похож на Мюнхенский раздел в 38-ом году. С той только разницей, что в Судетах жили немцы (они всё время жили), а в Косове албанцы вдруг заняли, там прожили полгода и говорят «да-да, нас много, и в общем нам нужно Косово». И у меня такой вопрос: Мюнхенский сговор когда-то осудили, денонсировали. Вот что такое «денонсировали»? Это в моральном аспекте, или...

Веллер: Денонсировали — это сказали: мы передумали, больше это не считается.

Радиослушательница: Не считается. Денонсировали. А, значит, не считается-не считается, а в юридическом плане всё так же осталось, как разделили, или сказали, что не считается? То есть, что хотят сегодня, сейчас в Косове?

Веллер: Нет, денонсация означает отмену. Всё, больше нету, объявили недействительным.

Радиослушательница: И обратно отдали Судеты Чехословакии?

Веллер: Нет, одна секундочка. После этого был передел Европы, произошедший по результатам Второй мировой войны, и больше никогда то, что Германия заняла в эпоху бытности Третьим рейхом, Германии не принадлежало. Всё то, что Германия, скажем так, оккупировала (хотя это неточное слово) в предвоенные годы, в конце тридцатых, всё то было у неё вновь отторгнуто союзниками в 45-м году. Плюс ещё кое-что то, что и раньше ей принадлежало.
Есть ли у вас вопрос относительно Косово и албанцев в результате?

Радиослушательница: Ну, не знаю даже. Я считаю, что Россия должна твёрдо стоять на позициях Сербии. Что это значит — приехали, две недели прожили...

Веллер: А что это значит — «стоять на позиции Сербии»? Накладывать вето? Мы его пока и накладываем.
Хорошо, спасибо большое.
Пока это дело обстоит вот каким образом. Мы не будем, наверное, сейчас про Вторую мировую войну, потому что это всё-таки отдельная история. А что касается Косова и албанцев...
Вы знаете, вот что касается политологов, политтехнологов, советников и так далее — вот не хочется говорить «это просто чума какая-то», но скажем так: с ними очень трудно. Потому что любой нормальный человек задаёт вопрос: «Значит так, ребята, в таком случае ответьте, пожалуйста. Первое: когда сербы стали жить на этом месте? Второе: а когда албанцы появились на этом месте? Третье: а какое же количество сербов и албанцев было там в 1900 году, в 1914, 1918, 1939, 1945 (то есть Первая-Вторая мировые войны), и дальше, допустим, 1970–80–90, и вот когда это всё началось? Сколько их там было? Следующее: скажите, пожалуйста, кто вообще первый начал? С какого инцидента пошла вот эта вот взаимная резня? Дальше: ну, и сколько погибло с одной стороны, и с другой стороны, условно говоря, вооружённых мужчин (называясь это боевики, или армия, или полевые отряды, или как угодно), и сколько погибло мирного населения? И тогда вырисовывается какая-то ясная картина».
Наши политкорректные политики и политтехнологи говорят: «А вы знаете, в общем всё это неважно. Это всё не имеет никакого значения. Самое главное: ребята, коты Леопольды, давайте все жить мирно! Вот давайте им сейчас, допустим, дадим денег, и пусть они договариваются. Самое главное — садитесь за стол переговоров».
Они говорят буквально открытым текстом: не будем жить вместе! Понимаете, два народа друг друга ненавидят, друг с другом уживаться не хотят. Уживаться друг с другом могут только под крутой рукой (как Саддама Хуссейна, или маршала Иосифа Брос Тито), где расстреливает только диктатор, а все остальные молчат в тряпочку и не смеют ничего сказать. Вот там они будут жить тихо, а в демократических условиях они мгновенно начинают резать друг друга. А им говорят: «Нет-нет! Во-первых, давайте демократию, а во-вторых, давайте жить вместе». Таким образом, абсолютно невозможно понять, кто первый начал, тем не менее у албанцев есть Албания, а у сербов есть Сербия. Косовское поле является (утверждают сербы) историческим сердцем их Сербии. Вот как-то вот в течение вот уже... они это возводят к 1380 г., битва с турками, и так далее, так далее.
И здесь вместо того, чтобы собрать международную комиссию (опять же с историками, экспертами) и спокойно решить, проводится год за годом вот такая вот белиберда, и... Если мы посмотрим, что вот уже в течение шестидесяти лет разнообразные комиссии думают, как примирить евреев с арабами в Палестине, чего не будет никогда. Если они никогда не дружили предыдущие 3000 лет, то какие у нас есть основания полагать, что сейчас мы их усадим за стол переговоров... Если б ещё, конечно, спины автоматами подпереть, то они бы там спокойнее сидели. Как только вы уйдёте, так они мгновенно начнут воевать; они не будут жить на одной земле мирно.
Точно то же самое у сербов с албанцами. Для чего это делает Запад? Вы знаете, я точно всё-таки ещё не понял, но многочисленные международные организации, строго говоря, не заинтересованы в окончании этой бодяги. Потому что пока она проходит, они получают свои зарплаты, свои командировочные, свои авиационные билеты, свои места в гостиницах, у них есть деньги на нормальную цивилизованную жизнь. А если все будут жить мирно, то сократится какое-то количество обязанностей. Вот объективно представляется мне продолжение этой распри выгодно ООН и НАТО, как бюрократическим структурам.
У нас следующий звонок, здравствуйте, говорите.

---

Радиослушатель: <...> Я хочу низко кланяться вам за то, что вы один единственный человек в этой стране, который говорит правду.

Веллер: Ну, большое спасибо, уж это, конечно, чересчур...

Радиослушатель: Нет, это не чересчур, это действительность. Дело в том, что я инвалид первой группы, у меня парализованы ноги. Я хожу на руках, с помощью костылей. Так вот единственный человек, который говорит правду (даже исключая президента) — это являетесь вы на всю страну. Поэтому я вам низко кланяюсь, хоть не могу согнуть свои костыли. И тем не менее я вам низко кланяюсь — за правду, за честность, за смелось, с которой вы выступаете.
В связи с этим у меня вопрос. Все говорят о поддержке малого предпринимательства (в том числе и президент), о том, что они будут поддерживать всемерно, помогать развитию малого предпринимательства для того, чтобы наша страна была богаче... Я вот в таком состоянии, инвалида первой группы, получающий пенсию «заслуженную» в кавычках, которая называется эвтаназией. Эвтаназией почему? Потому что пенсия ниже прожиточного минимума, а это и есть эвтаназия. То есть умерщвление собственного народа. Правильно я говорю, или нет?

Веллер: Да я боюсь, что да.

Радиослушатель: Вот именно. Поэтому я так и говорю. Для того, чтобы я не подох с голоду от этой самой заслуженной пенсии, которую выдаёт самая богатая в мире по своим природным ресурсам страна, хотел заработать себе на вторую, человеческую пенсию. Так вот чиновники управы Печатники и префектуры Юго-Восточного округа пряпятствуют и саботируют. Я добивался разрешения установки палатки для того, чтоб я чем-то занимался, шесть лет. Представляете, в моём состоянии инвалида первой группы...

Веллер: Да, легко представляю, хотя очень тяжело. Короче, недавно вам в этом отказали. Под каким предлогом отказали?

Радиослушатель: Нет, не отказали. Я перешиб эту мерзость, которая, так сказать, заставляет, просто ставит перед фактом, что если я не дам взятку на лапу на грязную, значит, я ничего не буду иметь. Так вот я хотел сейчас выкупить клок земли, на которой я родился, и которыми пользуются даже выброшенные собаки, которые не пускают в свой ареал других собак... Так вот я родился на этой земле, я коренной житель Москвы, я хотел выкупить клок земли для того, чтоб построить там свой дом, магазин и так далее, тому подобное, для того, чтобы я мог существовать — опять же мне наши чиновники препятствуют и не дают такой возможности, мотивируя (спекулятивно, разумеется) государственными интересами. Вот каким образом добиться того, чтоб я мог выкупить (не получить даром, задарма, а выкупить) клок земли для того, чтобы я мог существовать?

Веллер: Понятно, спасибо.
Всё это, кончено... Всё это очень тяжело, и здесь, конечно, ни один человек конкретного рецепта не даст.
Вы знаете, не о наших временах, а о временах старинных. В своё время в истории Древнего Рима из времён Гая и Тиберия Гракхов (то есть это было чёрте когда; грубо говоря, после Пунических войн; грубо говоря, почти за два века до нашей эры) был в Риме такой скандал, когда на форум ворвался какой-то старик в рубище и стал, раскрывая его, показывать раны, а потом за ним прибежали идилы, и оказалось, что это прославленный некогда в битвах центурион, который сейчас попал в долговое рабство и не может из него выкупиться, поскольку для того, чтобы продолжать се хозяйство на земле, нужны были деньги, а проценты были чудовищные и так далее, так далее...
Это к тому, что ничего принципиально нового у нас сейчас не происходит, но одна из вещей, которая никому не нравится (и мне в том числе) — вот, в начале января этого года у меня под домом снесли овощную палатку. Она стояла и никому не мешала. Она работала с 9 утра до 10 вечера, и когда люди (кто в шесть, а кто в семь, а кто в восемь, а кто в девять) ехали домой, то они могли прямо там купить вот какую-нибудь фрукто-овощную мелочь, кому было надо. Её, однако, убрали, причём там, насколько я знаю, владелец пытался договориться с местными властями и, очевидно (я так думаю; не более, чем мои мысли, фактов нет), пытавшись договориться, он пытался и, значит, дать на лапу тоже — ну, потому что, ну как же, решение вопроса, лоббирование интересов...
А несколько лет назад в Москве (а в Петербурге тем более) были убраны почти все книжные лотки. Было это сделано под предлогом, чтобы никто ничего не взорвал в метро, а заодно их поубирали практически везде. На Маяковке стоял книжный развал — да полно их было по городу... И уж вроде, понимаете, не какие-то вредные для здоровья китайские игрушки, или карманные ножи, или ещё что-то, или некачественные сникерсы — книги. Тоже убрали. А вот так, чтоб всё подряд.
По моему разумению, это всё очень просто. Это крупные монополии убирают мелких конкурентов для того, чтобы все денежные потоки пустить через себя. То есть если не будет овощных палаток, то все будут ходить исключительно в магазины (хочешь-не хочешь) и покупать исключительно там по ценам, которые установлены, потому что рынков не так много, и каждый день совсем не все там могут на этот рынок ездить. Вот и вся примерно история. Это та самая монополизация капитала.
Но. Что у нас совершенно всё-таки отвратительно, что касается мелкого и среднего бизнеса... Закон должен действовать. Закон начинает действовать знаете когда? В своё время у нас была переведена книга по Уотергейту, как скинули Никсона. Это ещё в семидесятые годы, в конце, в Ленинграде-городе мы передавали друг другу эту книгу, и там была красной ручкой отчёркнута фраза «Слушай, Билл! Да неужели же мы, партия, стоящая у власти, не сможем вытащить из тюрьмы двух человек?» И они не вытащили из тюрьмы двух человек. И скинули президента.
Так вот, понимаете, когда любой человек, исполнив свои государственные обязанности, обязан будет за каждый свой шаг отвечать по закону — вот тогда можно будет говорить, что где-то как-то что-то, понимаете, нормально. А то, понимаете, Клинтона могут привести к присяге и спросить у него, что он там делал, а у нас что с Горбачёвым, что с Ельциным, разумеется, никому подобные вещи не могли придти в голову. Закон начинается сверху, все такие вещи начинаются сверху.
Крупному бизнесу мелкий и средний не нужен. Потому что мелкий и средний бизнес будут: первое — опускать цены, потому что у мелкого бизнеса себестоимость товаров ниже (вот имеется одна семья, и вот эта семья 24 часа в сутки по очереди хозяйствует, как может; если хоть какая-то прибыль есть, чтобы прокормиться, то они и ею готовы удовлетвориться, абы вообще выжить в этом бизнесе. Цены начинают снижаться), а второе — начинает расти стоимость рабсилы (потому что человек уже не хочет вкалывать за очень маленькую зарплату, если он может легко... вот, власти уведомить письмом, и через месяц получить разрешение... то есть не разрешение, а свидетельство того, что да, он это делает. Если он может работать сам, он не будет пахать на дядю). Вот объективно это тоже не выгодно крупному бизнесу.
Это то, скажем так, наследие, которое мы получили от нашей любимой олигархической системы, и я не знаю, честно говоря, сумеем ли мы это преодолеть, потому что когда (ну, мы говорим, допустим, о конце девяностых) когда капитал, криминал и госчиновник подают руки друг другу и начинают совместно делать дела — ну, тогда, конечно, подтягивай ремни, потому что всё оно тяжело и плохо.
Так что здесь... Ну, что можно сказать, вот это тоже издержки нашего времени, чего быть не должно никак. Ну, вот посмотрим, а вдруг у нас что-нибудь всё-таки в этом году в связи с разнообразными переменами власти изменится.
Наш телефон 956-15-14, и мы готовы отвечать на ваши вопросы.

---

Радиослушатель: <...> Пожалуйста, расскажите суть и ваше отношение к конфликту с английскими Cоветами, которые с далеко идущими последствиями разгорается. Вот моя точка зрения, что джентельменам бы лучше давать советы своим жёнам в постели; можно камасутру использовать... Дело в том, что... Ведь обнаглели они...

Веллер: Я вас понял, а ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос, вот пока вы в эфире: а знаете ли вы, чем эти Cоветы занимаются?

Радиослушатель: <...> Примерно знаю.

Веллер: Тогда скажите, чем?

Радиослушатель: Да я считаю, что это сбор агентурных сведений, сбор информации, вот так!

Веллер: Нет-нет, я не спрашиваю вас, что вы считаете, я спрашиваю: а что вы знаете, чем они занимаются?

Радиослушатель: А поэтому я вам и задаю вопрос-то свой, Михаил Иосифович!

Веллер:А, вы хотите сказать, что вы не знаете, чем они занимаются, да?

Радиослушатель: Не, ну я задал вам конкретный вопрос. Выскажите свою точку зрения и всё...

Веллер: Спасибо большое, я вас понял.
Большое спасибо за абсолютно логичный, обоснованный, правильный вопрос.
Так вот точно так же, как невозможно понять, с чего началось дело у сербов с албанцами, хотя на самом деле, казалось бы, понятно, что это всё Сербия, а вот некоей другой западной стране понятнее наоборот, потому что им гонят другую половину информации, что наоборот албанцы и мусульмане хорошие, а сербы плохие.
Понимаете, если брать половину фактов, у тебя всегда будут две половины, одна половина говорит «яблоко красное», а вторая половина с пеной у рта говорит «нет, оно круглое». Вот, пожалуйста, дайте им одну точку зрения.
Так вот сознАюсь вам: я не знаю, чем занимаются эти Советы. Чем, по идее, занимается культурный совет? Он даёт денег какому-нибудь учителю. Он даёт денег на какой-то литературный кружок, какому-нибудь художнику, поддерживает какую-нибудь самодеятельность. А ещё (если это британские культурные советы), то это какие-то кружки изучения, допустим, английской истории, или английской филологии, или английского ещё чего-то, а заодно, кстати, и английского языка. Да, естественно.
В чём заключается противоправность их деятельности, я не знаю. Но существует старинная испанская пословица, которую я вычитал когда-то давно в советской газете, и она поразила меня своей священной простотой: «для друга — всё, для врага — только закон». Так вот смотрите, эти Советы много лет работали и вроде бы никому не мешали. И сегодня эти Советы не обвиняют во взяточничестве (я не слышал таких обвинений), не обвиняют в шпионаже (я и таких не слышал), не обвинают в поддержке терроризма или ещё чего-то — то есть в сущности, никто им не говорит, что они делают что-то вредное. Ну, если и сейчас не говорят, когда говорят, что надо бы их закрыть, то может быть они и действительно не делают? У нас нет оснований полагать обратное. А говорят просто, что чего-то такое юридически это дело не то, поэтому оно надо закрыть.
Мне представляется, что у нас в течение последней пары лет российско-британские отношения плохи и продолжают ухудшаться. Мы говорим, что они укрывают у себя террористов — и вы знаете, насколько я знаю, Англия действительно укрывает у себя такую кучу разнообразной международной швали, которую иногда очень хочется в нарушение всех норм человечности вытащить за шиворот и отдать под суд. Когда выясняется, что в Англии (насколько известно английской контрразведке) 4 тысячи здоровых молодых мужчин проходили обучение в боевых лагерях террористов, исламских радикалистов, и они продолжают жить в Англии (за ними наблюдают) — то я чего-то не понимаю, а чего это они там на свободе продолжают жить? Что, английская контрразведка работает на подрыв своей собственной державы, или ещё что-нибудь? Вот, таковы представления о гуманизме.
Мы говорим: Ахмед Закаев преступник, выдайте его нам. Они говорят, ничего подобного, он борец за свободу, мы ему даём политическое убежище. Это никому не может понравиться, да? У нас с Чечнёй совершенно свои отношения, скажем так; у федералов и бывших боевиков. Мы говорим, что Березовский, он у нас в розыске по одной статье, и в розыске по другой статье, и выдайте его нам. А они говорят, нет; вы знаете, он получил английское гражданство; с Дону выдачи нет, вот и с Альбиону выдачи нету, и он совершенно у нас.
Ну, вот, значит, Литвиненко. Они утверждают, что это Луговой отравил Литвиненко. Мы утверждаем, что они сами его отравили. Зачем нужно было англичанам травить Литвиненко, нормальному человеку понять абсолютно невозможно. Чтобы Луговой отравил Литвиненко на почве такой личной неприязни, что прямо кушать не могу (как в известном фильме) — это, вы понимаете, тоже вряд ли. А вот когда речь идёт об ухудшении российско-британских отношений, это, допустим, даёт возможность каким-то людям (которых я не знаю и уже поэтому не могу назвать), которые стоят условно на позициях российских ястребов (а мы такая же страна, как все, у нас тоже есть неизбежные ястребы и голуби), даёт возможность российским ястребам сказать, что «вы знаете, ребята, международная обстановка сложная, Россия окружена кольцом врагов, все должны быть начеку, народ должен сплотиться вокруг власти, и в едином порыве, к плечу плечом, направо-налево равняйсь и так далее, и чтобы всё было жёстко и аккуратно. Ну и, кстати, в таких условиях власть переизбирать нельзя, потому что неизбежны какие-то подвижки, это озлобление, разрыхление руководящих структур, а вот пусть всё будет абсолютно, как было, все на месте. И президента, кстати, на третий срок».
Вот вырисовывается приблизительно такая картина, кому могло бы быть выгодно продолжать ухудшать российско-британские отношения.
Дальше идут, понимаете, так называемые «симметричные» (они же зеркальные) меры. Они выслали четырёх наших дипломатов. Они утверждают, что за шпионаж. Вы знаете, может быть да, а может быть нет. Потому что все прекрасно знают, что во всех дипломатических службах мира часть сотрудников с дипломатическими паспортами — это разведчики. Это и у американцев, и у нас, и у англичан, и у французов, и у кого угодно. И все разведчиков другой стороны время от времени ловят и высылают. Как правило, они их ловят, и сначала не высылают. Они их водят (потому что всё равно же новых пришлют, да?), так пусть будет уже тот, которого уличили, засветили, и теперь можно за ним следить. А как чуть что — хоп! и можно выслать их всех.
Но дальше как-то неудобно, понимаете. Есть своего рода международный протокол. Это как бы, ну понимаете, вот в обществе правила приличия, в политическом обществе тоже правила приличия — если вы выслали пятерых наших (допустим, условно говоря, мы знаем, что они разведчики), мы вышлем пять ваших. Может быть, они тоже разведчики. Более того, может быть, мы уже знаем уже 15 ваших разведчиков, но вышлем пока только пятерых, чтоб вы вообще тоже знали. А если не знаем ни одного, вышлем просто пятерых, чтоб показать, что мы не хуже вас, и с вами не согласны.
Вот в плане вот этой вот, скажем так, малой холодной войны, насколько понимаю я, и закрываются все эти британские Культурные Советы, от чего нам с вами (вот тем, которые их не посещали), в общем, конечно, ни холодно, ни жарко — это больше шоу.
956-15-14, и мы ещё успеем ответить на что-нибудь из ваших вопросов. ...

---

Радиослушатель: Добрый день. Разрешите (я долго ждал) парочку вопросов. Или вы один разрешаете?

Веллер: Хорошо, давайте два, я из буду записывать, раз вы долго ждали.

Радиослушатель: Первый вопрос такой. Приближаются у нас выборы (я звоню из Твери); прошедшие выборы характеризовались массовыми нарушениями законодательства избирательного, и мы не смогли, никто из Твери, дозвониться до Центризбиркома. Все телефоны Центризбиркома московского были заблокированы. Мобильная связь, телефонная связь автоматическая, даже станция ручная отказывались соединять с Центр... Для этого создали здесь местную горячую линию. Все наши вопросы утопили, и выхода никакого нет. Что нам делать на следующих выборах...

Веллер: Предупреждаю, что у нас шесть минут до конца передачи. Так, первое — что делать? Второй вопрос?..

Радиослушатель: Я к вам хочу обратиться с вопросом о справедливости от нескольких тысяч жертв несчастных случаев на производстве. Ведь сейчас поставлено дело так, что работодатель совершенно не несёт никакой ответственности за создание безопасных условий труда.

Веллер: Истинная правда.

Радиослушатель: Калек, жертв несчастных случаев на производстве передают на содержание в фонд социального страхования, где им мизерное пособие определяют и индексируют один раз в год ниже инфляции. Вот сейчас Зубков подписал постановление проиндексировать на восьмой год на 7% всего при инфляции 12 с лишним...

Веллер: Абсолютно справедливо. Вопрос?.. Я прошу прощения, у нас остаётся 4 минуты до конца передачи, ваш вопрос?..

Радиослушатель: ...ставили этот вопрос об улучшении поддержки категории этой в Думе, но большинство думской от «Единой России» отклонило. Что делать нам? Куда обращаться?

Веллер: Всё понятно, большое спасибо.
Это чистое несчастье. Понимаете, я уже столько раз говорил, и от этого никакого толку нет и быть, очевидно, не может, что конечно же России нужна система социальных работников по городам, областям, районам, кварталам. Когда каждый человек знает своего социального работника и может обратиться в эту социальную службу, где ему укажут номера и формулировки тех законов, которые в его пользу, и как составить бумагу, и как собрать подписи, и куда отправить эту бумагу, и как сделать для того, чтобы добиться своего — то, что есть в ряде цивилизованных стран.
Разумеется, такая социальная служба, которая висит на бюджете государства, она ухудшает положение монополий (финансовых, экономических и так далее, так далее), потому что монополиям выгодна дешёвая и бесправная рабсила. Лично я считаю (это лично моё мнение), что наши профсоюзы — это совершеннейшая фикция, и никакие интересы трудящихся масс никакие профсоюзы у нас не защищают. Они существуют так, для галочки, чтобы показать там, для отмазки и так далее, так далее. Потому что профсоюз — это когда приходит профсоюзный лидер к владельцу или директору предприятия и говорит: «Значит, так. Профсоюз принял решение сегодня с двенадцати мы начинаем забастовку; вот 10 наших пунктов лежат вот здесь вот; не выйдет на работу ни один; и то, что мы требуем, в высшей степени законно и справедливо». Если человек выкидывает всех на улицу (забастовщиков увольняет, что называется локаут, lock out), то в том случае, если он выкидывает незаконно, то потом суд обязывает ему заплатить им зарплату и компенсацию за всё то время, пока они были уволены, и прочее-прочее.
И всё это никто никому нигде не давал, потому что во всём мире, который ныне вот такой мирный и цивилизованный, это давалось страшной борьбой, большой кровью, расстрелами демонстраций, судебными преследованиями, избиениями хулиганами, убийством арматурой в подъездах и так далее, так далее — то есть так всё в жизни делалось. Если кто издевается, что было в «Интернационале» «добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой» — а вы что думали, что придёт дядя и спросит, чего вам надо?
А положение, конечно... и всегда, всегда положение будет тяжёлым. Кстати, тут говорили о том, что вот, «смелость, правду» и так далее, так далее. Пока (тьфу-тьфу-тьфу), к счастью, всё это (простите ради бога) глупости, потому что... Когда тебе никто не угрожает, когда тебя никто ни за что не собирается сажать, когда тебе никто не выдвигает никаких репрессий за то, что ты говоришь то, что видишь, и полагаешь правдой — о какой же смелости может идти речь? Позвольте, если ты там под пулями, понимаешь, ползаешь по тротуарам, окна у тебя бронированные и прочее, тогда можно о чём-то говорить. Нет, пока ещё нашей демократии хватает на то, чтобы это можно было говорить прямо; а почему это не говорят всегда и все — ну, понятия не имею. В конце концов, у каждого свои резоны.
Слушайте, у нас есть возможность принять ещё один, самый последний звонок, очень коротко. Здравствуйте, говорите, пожалуйста.

---

Радиослушатель: <...> Скажите, пожалуйста, что будет с Домом актёра? Не кончится ли это хозяйственным спором?

Веллер: Всё, понимаю, спасибо.
К сожалению, я понятия не имею, что будет с Домом актёра, и поскольку положение пока подвешенное, то значит и никто понятия не имеет, что будет с Домом актёра.
Хочу я сказать следующее. Актёры, подобно всем другим людям творческих профессий и членам когда-то довольно мощных творческих союзов... нужно было вовремя понять, что такое свобода. Когда (утверждают злые языки) Михалков-старший с компанией прибирал к рукам Центральный дом литераторов, а литераторы вопили «как же так» — то вот это и называется «свободный рынок». Вот это и называется «хищнический капитализм». Потому что... зачем действовать законом, если можно спокойно жить по понятиям?
Нужно наконец разобраться, куда государство вмешивается, а куда государство не вмешивается, чем занимается, и чем не занимается. Потому что если государство никак не будет приглядывать за всеми этими процессами, то вскоре у нас всё будет принадлежать исключительно людям с толстым кошельком, а актёры и художники, писатели-композиторы, равно и все остальные, которые не могут выкупить кусок земли под палатку и прочие будут ходить и наниматься на работу за те гроши, которые будут им давать.
Так вот я желаю, чтобы в наступившем году, однако, все получали по справедливости за всё то, что они работают, чего я желаю вам на прощание. Всего доброго.