Опять какие-то совсем не стихи, у меня их что-то стало много в последнее время, но возвращаться сюда и правда пора. Просто пора.

Перепост сегодняшнего, чтобы как-то увязать все в одно, претендующее на звание "цельного".

Когда обретаешь равновесие внутри себя, все окружающее тебя начинает раскачиваться все сильней, будто бы в попытке если уж не вывести из себя, сломать, то уж точно сбросить за борт.
Сегодня сидела минут пятнадцать и просто обнимала маму. Не могу видеть, слышать, да даже знать, о том, что происходит.
Но я вижу, слышу, и мне хочется вмазать ему.
Однако попытка дать ему пощечину в апреле, после того пиздеца, что он устроил, закончилась пробивающимся синим цветом сквозь тоналку на моем лице.
Больно не было, не дура, предполагала, что так и будет. Но не дать не смогла. А больно - просто - не было.
Обидно было.

И недавние обрывки напоследок.

Девочка-вдохновение,­ девочка-сгусток-меч­ты. 
Девочка-с-кончиков-­пальцев-падают-капли­-тьмы

***

Люди кажутся странными, люди гуляют по
белоснежно-каменным­ фальсификациям звезд

***

Мне кажется, что это было
Когда-то очень давно
Быть может, я кого-то любила
Или играла в кино

Мне кажется, что это было
Оно не могло не быть
И черный занавес криво
Срывал путеводную нить

И красная линия жизни
Моей и твоей судьбы
Рвалась. Я кричала тихо
Ты только не уходи

 

Моя талия составляет 55 см, а моя еда за последние 22 часа сейчас передо мной: салат из морской капусты, не уверена, что и сто грамм есть, кружка несладкого чая и поджаренный черный хлеб с маслом. Я хочу посмотреть кино и что-нибудь почитать. А еще я хочу к маме или вообще к кому-нибудь, потому что вторые сутки подряд в одиночестве сводят с ума.

Весна, у всех любовь-морковь, отношения всякие, в "а" классе и вовсе эпидемия после Питера, а у меня роман с романом Дюморье и аллергия, похоже что на весну в целом. А еще растворимый кофе с молоком, печенье, которое, как выяснилось, является единственной едой в доме, новый персонаж на ролевой и два сочинения, которые надо написать. А если полезть еще дальше, непрочитанные книги, которые я так хочу прочитать, Вертинский, который ждет, пока его прочитают и послушают, а еще лучше, посмотрят фильм о нем, и еще много скаченных фильмов, ткань, застрявшая в положении между "я просто ткань" и "я сарафан", представляющая собой нечто "я наверное буду сарафаном", конечно же, если руки у меня все же дойдут. И еще сегодня с утра была гроза, но я знаю об этом лишь потому, что мама говорила, а я слышала сквозь сон, я встала к одиннадцати, и мне куда лучше чем вчера. Дома уже никого не было, температура спала, а дышать намного легче. Я жива.

Вот хочется же написать нормальный, добротный пост.

А выходят какие-то даже не заметки, а черти что.

И да, я вчера весь вечер убила на прекрасный сериал *-*

"Американская история ужасов"

А музыка там вообще прелесть. 

Ах да, фотографии обработать и посмотреть фильм о Вертинском. Интересно, когда я вылезу из своей конуры?

А я играю в затворника. И не потому, что мне это нравится, а потому, что по-другому как-то не выходит. А еще все с кем-то ссорятся, кто-то кому-то надоедает, они кричат друг на друга, обижаются, потом жалуются кому-то еще и не находят выхода из этого чертова круга. А я сижу, слушаю и глупо улыбаюсь. Я ни с кем не ссорюсь, никого не посылаю и все у меня прекрасно. Просто потому что у меня никого нет. Я пью кофе в кофейнях одна, читаю книги и стихи самой себе и песни пою все той же себе. У меня есть я, это же хорошо, правда? Мы со мной гуляем по городу, правда вот я, которая обещала себе-второй как-нибудь взять фотоаппарат, все время о том забываю. Он лежит разряженный, и даже сейчас я, покручивая в голове мысль, что надо поставить на зарядку, не встаю со стула и, естественно, того не делаю. Мне никто не звонит, разве что из Питера, да сообщения из Калининграда, но все это ни здесь, ни со мной, и будто бы в другой жизни. Меня грызет изнутри осознание того, что этих людей, их улыбок, смеха, любви, у меня никогда всецело не будет. Может, еще полгода-год, а потом они просто останутся в прошлом, станут им. А я то останусь вот такая, неуклюжая в этой непонятной жизни, не сумевшая понять ее, останусь только с собой. И вот странно это. Мне большую боль причиняют не люди, а то, когда они уходят: сами или же просто плывя по течению - не важно. Но опустевшее место в сердце еще долго кровоточит и отдается тупой болью: будто с корнем выдернули.

А сегодня ночью мне снился сон. Они мне давно не снились. И в этом сне было все то, чего у меня нет и не будет. И звонок Аны, и встреча с другом детства, и соленый ветер Балтики. И объятья-поцелуи в самой западной точке России, и ночные разговоры под покровом белых ночей, и письма, письма, которых я никогда не дождусь. И это ощущение нужности, теплом разливающееся внутри, и душа зажившая, без синяков и ссадин. И я дышудышудышу. Живая. И у меня есть кто-то кроме меня. И я есть у кого-то.