Присуждение в этом году Нобелевской премии по литературе английской писательнице Дорис Лессинг стало важным событием в литературной жизни. 10 декабря состоится церемония вручения диплома Шведской королевской академии и золотой медали. Писательница получит также чек на 10 миллионов шведских крон. Но почему мы так мало о ней знаем, отчего Дорис Лессинг почти не известна в нашей стране, нет ли тут "скелета в шкафу"? Предлагаю вашему вниманию интересную статью нашего общего друга искусствоведа  Андрея Дьяченко
 

ПИСАТЕЛЬНИЦА С БОГАТОЙ БИОГРАФИЕЙ
Когда постоянный секретарь Шведской королевской академии и Член нобелевского комитета Хорас Энгдаль оглашал имя лауреата за 2007 год, прозвучала такая формулировка: "За исполненное скепсиса, страсти и провидческой силы постижение опыта женщин". Это очень точная формулировка: для произведений писательницы действительно характерен глубокий психологизм, повышенное внимание к женским характерам и судьбам. Читательницы многих стран искренне благодарны ей за это. Однако можно ли считать Дорис Лессинг писательницей-феминисткой?

Она родилась в 1920 году в Персии, а затем семья переехала в Африку, и юная Дорис провела детство и юность в Родезии. Печататься начала в 1949 году, кстати, это был еще и год ее переезда в Англию. Лессинг старалась отразить в творчестве свои личные переживания, но не забывала и про исторический фон.
Первым романом писательницы стала книга под названием "Трава поет". Впоследствии она опубликовала автобиографическую трилогию "Дети насилия" (последний роман цикла назывался "Дом с четырьмя воротами". В конце семидесятых Лессинг обратилась к фантастике и создала цикл романов "Канопус в Аргосе". В последние годы произведения Лессинг издавались мало и теперь присуждение Нобелевской премии уже привело к новому витку интереса к ее творчеству.

ЗОЛОТОЙ КЛАД СПЕЦХРАНА
 Настоящий успех пришел к писательнице после публикации в 1962 году романа "Золотой дневник" (называемый в литературоведении также "Золотая записная книжка"). Она увидела свет в июне 1962 года в издательстве "Саймон энд Шустер" и сразу же вызвала сенсацию.
Содержание книги почти невозможно пересказать, так как жанр дневника не предусматривает традиционного развития сюжета с завязкой, кульминацией и спадом напряжения. А Лессинг еще и объединила в своем романе разные сюжетные линии.
Жительница Лондона Анна Вульф ведет сразу четыре дневника, имеющие обложки разного цвета. Эти дневники то сливаются в единое целое, то словно отталкиваются друг от друга, будучи очень разными по стилю. В них затрагиваются политика и любовь.
В роман включен проект киноповести, в которой английский учитель-коммунист приезжает в Москву. За ним в номер приходят люди в штатском, которые отвозят его к Сталину. Посреди ночи вождь народов выясняет у простого учителя, что ему не нравится в советской политике и после монолога гостя благодарит его за то, что тот открыл ему глаза. Этот фрагмент и сегодня считается образцом современного мифотворчества в художественной прозе.
Литературоведы почти единогласно считают, что после прочтения "Золотого дневника" бессмысленно задавать вопрос "О чем эта книга?". Лессинг доказала, что книга, написанная современным автором, может быть очень о многом и, одновременно, о чем-то конкретном. Одни читатели полностью игнорировали политические аспекты романа и читали книгу только как произведение о любви. Другие пропускали страницы о любви и жадно поглощали эпизоды, посвященные политике.

Но разве не могла цензура убрать "сталинскую" главу и оставить в русском переводе "личные" главы? Это было по сути варварским приемом, но в СССР нередко так делалось. Однако ситуация вокруг Дорис Лессинг была очень сложной.
Дело в том, что книги английских прозаиков ставили перед издателями определённые переводческие трудности. В "Золотом дневнике" были эротические сцены и описывались такие интимные переживания героинь, которые неизбежно ставили переводчиков в тупик.
Но дело было не только в лингвистике. Честно говоря, при подготовке переводной литературы к изданию читателя хотели отвлечь от эротической и "питейной" тематики. В СССР очень любили словосочетание "рассерженные молодые люди" и применяли его к целой плеяде прозаиков и поэтов. Особенное восхищение вызывал их атеизм. Что могло быть приятнее для борцов с идеологией капитализма, чем целое поколение критически настроенных прозаиков и драматургов, не верящих в бога? Советским авторам уже не надо было придумывать антибуржуазные сюжеты: они уже существовали в готовом виде: лишь бы "культурный" советский читатель не соблазнился чистотой и уютом английских пабов!
Здесь и начинались загадки. Переводчики романов стали получать инструкции о том, что текстам следует придавать социальную направленность. Вопреки авторскому праву из книг подчистую убирались эротические эпизоды, а также любые упоминания об СССР, докладе Хрущёва на ХХ съезде партии и рассуждения героев о возможности третьей мировой войны. С конца пятидесятых годов английские авторы нередко обращались к теме рабочего класса, поэтому переводчиков инструктировали, как заменять солёный рабочий жаргон на нейтральный "совковый" язык.
Многие разговоры, в том числе социально-политические, велись за пивом или сопровождались распитием различных дорогих напитков. А если герои фильма говорили за коктейлем о снятии Хрущёва или спорили о нравственных аспектах запуска в космос собаки, то такие романы и фильмы считались полнейшим непотребством.
Все это привело к тому, что из романов и фильмов убирали целые большие фрагменты. Но с книгой Дорис Лессинг – масштабной и многогранной – так поступить было нельзя.

НА КОГО СЕРДИЛИСЬ РАССЕРЖЕННЫЕ
Лишенные многих эпизодов и отдельных реплик, английские романы рубежа 1950-х и 1960-х годов все же пользовались фантастическим успехом. Усердные читатели аккуратно извлекали из толстых журналов страницы с текстами таких произведений как "Путь наверх" Джона Брэйна, "Спеши вниз" Джона Уэйна, "Зима в горах" его же, и, наконец, "Начало пути" Алана Силлитоу. Эти страницы переплетались и начинали циркулировать в читательской среде. Западные культурологи расценивали это как аномальное явление (почему не напечатать столько экземпляров, сколько нужно для насыщения рынка?), но в то же время восхищались цифрами тиражей.
К сожалению, произведений Дорис Лессинг было негде взять в СССР. Она не могла быть использована в пропагандистских и назидательных целях. Например, книга Кингсли Эмиса "Счастливчик Джим" (о непутевом аспиранте) передавалась с рук на руки, а преподаватели зарубежной литературы сдабривали рассказ об этой книге "благим назиданием" о том, что не к лицу молодому человеку шататься по пивным, что студент или аспирант не должен быть таким безыдейным и расхлябанным как герой книги Джим Диксон. И на фоне культа молодежи и студенчества в хрущёвском СССР это действительно срабатывало!
А ведь именно в атмосфере непринуждённого общения "сердитые юноши" говорили о нашей стране. Они обращались к опыту Советского Союза, старались понять, что мешает советскому обществу стать идеальным. В книге "Золотой дневник" эти сомнения прозвучали достаточно выразительно. Занесение доклада Хрущёва на ХХ съезде в разряд "литературы для служебного пользования" стало для молодых писателей настоящим шоком. Получалось, что Хрущёва легче прочесть в Англии по-английски, чем в СССР на языке оригинала. А советских цензоров шокировало еще и то, что герои некоторых фильмов говорили о Сталине и Хрущёве... за пивом, в непринуждённой обстановке, иными словами, не как в советских фильмах.

БАСТИОНЫ ЦЕНЗУРНЫХ ЗАПРЕТОВ
Будучи изначально "рассерженными", т.е. ориентированными на критику современного общества, молодые прозаики не простили "русским" и берлинскую стену, и события 1968 года в Чехословакии, и высылку Солженицына. Период популяризации "рассерженных" в нашей стране – это не только этапы преодоления цензурных рогаток, но и история борьбы неких таинственных сил провидения. Рассерженные "подходили" нашим шестидесятникам по духу. Стопроцентные атеисты, критики общества, любят рабочий жаргон, вспоминают войну – ну прямо советские писатели! Анна из романа Золотая записная книжка занималась "общественной работой", то есть была активисткой и это могло бы приблизить роман к нашим читателям.
Однако что-то было не так. Волею судьбы многие названия книг не поддавались точному переводу на русский язык. Так произошло не только с "Угловой комнатой", но и с романом Джона Брэйна "Путь наверх", который буквально называется "Место наверху". Некоторые переводчики решили, что речь идет о жизни на верхних этажах и назвали перевод "Мансарда". Такое же название хотели дать и одноименному фильму Джека Клейтона. Когда книга вышла в свет с точно переведенным заглавием, её стали путать с другим романом – "Спеши вниз" Джона Уэйна. Библиотекари помнили, что в обоих романах герой движется по вертикали, а куда – вверх ил вниз – было не столь важно: обе книги просто рвали на части.
Среднестатистический советский читатель быстро поверил, что английская проза – это легко читаемые книги о времяпрепровождении в пабах. В те годы зародилась непритязательная просьба к библиотекарям: "Дайте мне что-нибудь такое, что легко читается".
Интересно, что книга Лессинг идеально подпадала под понятие "легко читается". У нее были бы миллионы читательниц в СССР, не надо было даже украшать переплеты книг изображениями двух беседующих женщин. Да и человечные эпизоды в уютных гостиных богатых домов и в пабах и откровенные беседы, которые вели между собой герои Дорис Лессинг, были одной из главных причин притягательной силы знаменитой книги.

ЗАБВЕНИЕ И ВСПЛЕСК ПОПУЛЯРНОСТИ
Первые издания "Золотого дневника" были переплетены в обычные переплеты или бумажные обложки. Роман уже тогда, в начале 1960-х годов считался феминистским, хотя в СССР такое слово еще не было в ходу поэтому литературоведы пользовались словосочетанием запутанное повествование о женских судьбах. На обложках первых изданий романа помещали изображение двух беседующих женщин.
И эта пестрая мозаика ответов точно копирует содержание почтовой корреспонденции, которую получало сразу же по выходе книги в свет издательство "Саймон энд Шустер". Поэтому в дальнейшем в предисловиях к роману неизбежно указывалось на трудности при причислении книги к тому или иному типу литературы.
Долгие годы Дорис Лессинг была в СССР почти в полном забвении. Ее единственным романом, переведенным на русский язык, была книга "Лето перед наступлением темноты" и лишь недавно появилось еще несколько романов.

В этом году судьба в очередной раз улыбнулась писательнице, и Дорис Лессинг стала нобелевским лауреатом. На 10 декабря запланирована церемония вручения диплома Шведской королевской академии и золотой медали. Писательница получит также чек на 10 миллионов шведских крон.

Андрей Дьяченко

Смотреть: http://blogs.mail.ru/inbox/superalina/6349C5D9E80CB15A.html

 

В мировой истории XV век ассоциируется с именами таких людей как Рафаэль, Микеланджело, Колумб, но этот список выдающихся людей будет не полным, если не назвать имени Лукреции Борджиа. Она не создала скульптурных и живописных шедевров, не открыла Америки, но тем не менее ее имя стало известно на весь мир и даже спустя века люди помнят эту златовласую красавицу.

Лукреция принадлежала к роду испанскому роду Борджиа, давшему миру двух пап: Каликста III и Александра VI.

Фамилия Борджиа ассоциируется прежде всего со знаменитыми ядами, ставшими притчей во языцех и красотой и распутностью дочери папы Александра VI Лукреции, она была любовницей обоих своих братьев и даже отца. Яды для семьи Борджиа составлялись придворными химиками папы Александра VI. Наибольшую известность получило вино Борджиа – в зависимости от дозировки оно оказывало свое действие спустя разное время – от месяца до нескольких лет. Последствия отравления таким напитком напоминали симптомы лучевой болезни: у обреченного выпадали зубы, волосы, отслаивалась кожа, а смерть наступала от паралича дыхательного центра. Если же Борджиа была нужна быстрая смерть, то они прибегали к своему излюбленному яду, не имевшему ни цвета на запаха, ни противоядия.
Способы использования ядов поражают своей изобретательностью, так, например, Лукреция надоевшим любовникам выдавала якобы обычный ключ к тугому замку ее спальни — нетерпеливый кавалер в спешке ранил пальцы о едва заметный на рукоятке острый шип смазанный ядом и через сутки расставался с жизнью. Сколько поклонников заплатили таким образом за свою страсть к зеленоглазой красавице, точно не известно, однако говорили, что счет велся на десятки.

Старший брат Лукреции Чезаре носил на руке перстень, с внутренней стороны которого выступали два львиных когтя, вот они-то при необходимости и смазывались ядом. В момент рукопожатия Чезаре легко царапал руку собеседника внутренней стороной перстня и тут же его выбрасывал. Собеседник же отправлялся в мир иной. Утверждали, что помимо перстня Чезаре владел искусством разрезать отравленным ножом персик так, чтобы самому, съев одну половинку, оставаться невредимым, в то время как отведавший другую часть плода погибал в страшных мучениях.
Лукреция Борджиа умерла в 1519году возрасте 39 лет в Ферраре, а отпевал ее последний возлюбленный – кардинал, живший при дворе ее мужа герцога Альфонсо д'Эсте.

На ее могильной плите высекли такие слова: «Здесь покоится Лукреция Борджиа, дочь, жена и невестка Папы Александра VI».