Сегодня дочка спросила:

– Как, разве дедушка Миша не воевал?
– Нет, он не был на фронте, – ответила я.
– Совсем-совсем? – она не смогла скрыть разочарования.
– Война зацепила тогда каждого, но по разному. Мои родители во время войны...

...Я никогда не писала о маме. Сейчас страшно даже подумать – она умерла 31 год тому назад... О папе написано кое-что. И я сама писала, и в интернете плавает информация. Сегодня же, в День Победы, я почему-то вспомнила мамину историю.

Я знаю, что в каждой семье бережно хранят удивительные истории, связанные с близкими. Таких историй много. Есть такая история и в нашей семье.

Никто не знает точно, когда она родилась и когда умерла. Если в общем виде, то Вера Николаевна Туманова родилась в Омске, в 1919 году. Предположительно – в сентябре. Возможно, когда-нибудь я сформулирую и это – мама с этой точки зрения – сплошная загадка. Но сегодня почему-то вспоминается другое.

С папой они познакомились, попав на учебу в Москву. Он – из Харькова, она – из Ленинграда. Поженились в 1939. Когда надо было защищать диплом, мама была в глубоком декрете. Поэтому она поехала рожать дочку к папиным родителям на Украину, а папа – на практику и защиту диплома – в Фергану.

Их первая дочка родилась 8 июня 1941 года. Она прожила всего 1 год и 9 месяцев, и умерла от голода в блокадном Ленинграде. Ее звали Тонечкой. Когда началась война, мама срочно бросилась к своим. И попала... После смерти Тонечки, в конце зимы 1942, мама замерзала в сугробе. Это случалось тогда часто.

Мимо проезжал какой-то офицерский чин. Мама так и не узнала, кто это был. Историю, рассказанную его водителем, ей передали уже в госпитале, когда она пришла в себя. А тогда... Офицер приказал водителю остановить машину и довезти лежащую на снегу женщину до больницы.

– Так она же мертвая, – возразил водитель.
– Это не наше дело, пусть врачи разбираются.

Водитель нехотя выполнил приказ. В госпитале выяснилось, что мама еще жива. Когда ее поставили на ноги и она вернулась домой, оказалось, что дом, в котором она жила, и ближние дома разбомбили. Никого не найдя и не зная, остался ли кто в живых, она вернулась в госпиталь со словами:

– Вы меня откачали, вы меня теперь и берите на работу. Идти мне больше некуда...

Ее взяли. Сначала нянечкой, потом медсестрой. Потом операционной сестрой...

А в это время папа уже разыскивал ее. Сбежав из Ферганы, в которой был забыт весь их выпуск, и добравшись до Москвы с мыслью "либо расстреляют, либо отправят на фронт", он с группой товарищей получил направление на работу в НКИД СССР. А затем – назначение в Лондон. И постоянно отправлял письма в Ленинград, пытаясь разыскать жену и дочь.

Только мама этих писем не получала. Они доходили до ее сестры, но обе они понятия не имели о судьбе друг друга. Сестра собирала эти письма, отвечала папе, но ничем не могла помочь. Время шло, он должен был отбывать на место своего назначения, и тогда мой совсем еще молодой папа пришел к Молотову с личной просьбой.

Он сказал, что уже который месяц ищет жену и дочь, узнал, что дочь умерла, а жена пропала без вести. Что нашел сестру жены. Раз всё так сложилось, он хочет просить Народного Комиссара помочь ему под видом жены вытащить из этого ада хотя бы сестру.

Молотов помолчал и сказал:

– А что ты будешь делать, если жена найдется после того, как ты отправишь вызов сестре? Второй раз ты уже не сможешь вызволить оттуда жену. Подумай хорошенько.

Папа не знал, что и думать. Ему надо было уезжать через две недели, а перед этим он должен был оформить документы на вызов жены. И тогда Молотов предложил:

– Давай сделаем так. Еще неделю ждем. И если жена не найдется, вызываем сестру.

Папа согласился. Шла весна 1943. В Ленинграде стало чуть полегче, прошел слух, что где-то "дают" колотый сахар и все свободные медсестры из маминого госпиталя отправились на добычу на дребезжащем трамвае. А дальше мама рассказывала так:

– У Пяти углов я вдруг выпрыгнула из трамвая и пошла по улице. Девчонки кричали мне вслед, что я сумасшедшая и что не получу сахара. Не знаю, что на меня нашло. Я просто медленно шла по улице. И вдруг увидела, что мне навстречу идет моя сестренка!

...Одним словом, мама нашлась именно в ту неделю, отпущенную ей судьбой с участием Молотова.  )))  А дальше ее снаряжали в путь. На буханку хлеба, купленную на рынке за вышитую простынь из приданого, она выменяла розовую байковую кофточку. Но пока она добиралась до Ладоги, от кофточки той ничего не осталось...

Через мост гнали вагоны – несколько вагонов пустых, потом с грузом. Их бомбили. А мама ждать не могла. Она плюхнулась в тамбур, в грязь, в состав с порожняком. Ей повезло. Проскочила. Так же, как повезло позже перебраться и через Ладогу.

...А потом была Москва, оформление документов и долгий путь в Лондон через Владивосток и Соединенные Штаты Америки. Об этом можно писать и писать. Победу мои родители встретили в Праге, прибыв туда на следующий день после того, как в нее вошли советские войска под командованием П.С. Рыбалко. Мама говорила, что в этот день она единственный раз видела папу, нетвердо стоящим на ногах...

Родители прожили вместе долгую дружную жизнь. Мама умерла в Нью-Йорке, куда она категорически не хотела ехать. Ей казалось, что там случится какая-то трагедия. И еще она очень боялась своего 60-летия. Говорила, пусть сколько угодно будет, только не 60... Возможно, в момент ее смерти в Москве уже наступило 13 марта 1980 года...