Попался мне давеча на глаза вот такой текст

Прочитал и вспомнил одну историю.

У меня есть друг, зовут его Николаем, а дружим мы с ним, по мнению наших мам, еще с роддома. Потом был общий детсад, даже в школе мы учились в одном классе. Дружим до сих пор. Это как раз из тех дружб, когда среди ночи человек встанет и сорвется по твоему звонку. И я сорвусь. Но речь не об этом.

Как-то случилась в жизни Кольки Оксана. Помню, как он познакомил меня с ней. Зашли в гости как-то, помню еще зима была и я готовил глинтвейн. Общались мы в тот вечер вроде как втроем, но на самом деле общались мы с Колькой. Оксана жеманно курила, ковыряла пирожное, большими и какими-то зеркальными глазами разглядывала мою кухню. У нее и правда были зеркальные глаза. В них отражался стол, стены, я даже видел в них свое отражение, но ничего изнутри они не отражали совсем. Ни чувств, ни мыслей. Скучно ей было. Я считал своим долгом хозяина как-то развлечь ребят, рассказывал смешные и дурацкие истории, ставил музыку. Коля хохотал, но смех его казался мне сделанным. А Оксана продолжала скучать. В какой-то момент я поняла: ей скучно было не от наших разговоров, не от моих попыток развеселить. Ей было скучно с Колей. Я пожалел Коляна. Я видел его напряжение, с которым он старался предупредить малейшее Оксаночкино (он только так ее и называл-Оксаночка) желание, и этот сделанный смех-он ведь пытался своим неискренним весельем заразить ее. А веселье было неискренним, потому что он тоже видел все ту же скуку и зеркальные глаза. Они ушли поздно, я чувствовал себя уставшим от всего этого идиотского вечера и немедленно грохнулся спать.

Утром Колька сошел с ума. Его звонки разрывали мои телефоны, а к компьютеру я через пару дней начал опасаться подходить, потому что там, в скайпе мигали сообщения от него, десятками! Главной темой нашего общения было понравится то или иное (сюрприз, подарок, смска, кафе) Оксаночке. Он действительно сошел по ней с ума. Я жалел его и одновременно понимал. Понимал потому, что хорошо осознавал, что я, пожалуй, единственный, с кем Колька мог бы поделиться своим безумием, и не задумываться о том, что я о нем подумаю и проч. Мы же друзья, помните?

Жалел-потому что чувствовал, нутром чувствовал, что Оксаночка не оценит. Я никак не мог забыть эту пустую скучающую зеркальность ее глаз.

Однажды мы с ним все же поссорились. По глупому конечно. Колька (после того, как мы три месяца никак не могли пересечься), наконец-то выбрал время и заехал ко мне. Не успели мы сесть за стол, как звякнула смска. Колька тут же вскочил и начал собираться, а на мой вопрос, куда это он намылился, последовал: Оксаночка позвонила, говорит, что ей скучно. Поеду...

В этот момент я взорвался. Матерно ругнулся вслед другу, умчавшемуся на крыльях любви, потом мы долго не общались.

А еще через два месяца я стоял недалеко от входа в ЗАГС Калининского района, поддерживая едва державшегося на ногах, вдрызг бухого Коляна. Его Оксаночка выходила замуж. И не за него. Ему почему-то было важно увидеть это своими глазами и я поехал с ним, чтобы в случае чего...Ну вобщем проследить, чтобы Колян не сотворил какой-нибудь глупости.

Я помню, как руки его терзали уже ставший потрепанным букет кроваво-алых роз. Черт его знает почему, но моему другу Кольке показалось элегантным вручить своей несостоявшейся невесте букет цветов и пожелать счастья. Какое-там! Он стоял облокотившись спиной на дверцу моей машины, а с другой стороны поддерживал его я, а розы...розы превратились в ощипанный, видавший виды веник. Оксаночка вышла из ЗАГСА, как положено, в белом платье, улыбающаяся и счастливая. Колька в этот момент издал глухое, короткое рычание. Мне надоело смотреть на феерию мазохизма лучшего друга и я затолкал его в машину и отвез к себе.

Ночь была безумная! Колька находился в том страшноватом истерическом состоянии, когда напиться еще сильнее уже невозможно, потому что некуда, но и спать тоже нельзя. Хуже всего было то, что он молчал. Я хотел и даже пытался заставить его ругаться, да пусть бы стены крушил, но не это молчание. А он молчал, потому что сказать было нечего. Он все ей отдал. Вот просто-все. Всего себя. И сейчас даже не мог на нее злиться, потому что как злиться на ту, кого любишь? Не мог злиться и на более удачливого соперника, потому его единственная вина состояла в том, что ему повезло больше. Его полюбили, а его, Кольку, нет. Колька не идиот. Он знал, что его не полюбили не потому, что чем-то хуже. Его просто не полюбили.

Но ему было больно, и эта тупая и безымянная боль, никому не адресованная, выворачивала его наизнанку и выжигала изнутри. Я тоже молчал. Я знал, что слова Кольке не нужны. Потом настало утро.


Недавно я видел Оксаночку. Странно, но она сама подошла ко мне и заговорила. Затащила в кафе. Ей хотелось поговорить. Она рассказывала мне о своей семейной жизни так, как будто я был ее старым приятелем, и я недоумевал почему. Впрочем, может быть ей просто не с кем было поговорить. Кажется, она счастлива. Действительно счастлива, и на самом деле восхищается собой, за столь удачно сделанный выбор, и своим мужем. Я слушал, стараясь не смотреть ей в лицо. Под правым глазом у не лиловел синяк.

-Он у меня мужик!-восхищенно щебетала Оксаночка. -Хозяин! Как скажет так и будет!

-Ну клево, че- старался казаться понимающим, я.

-Да-подхватывала Оксаночка,-и за это я его уважаю.

Я в тот день был за рулем, поэтому заказал просто стакан минералки со льдом. И сейчас я сидел, бессмысленно гоняя соломинкой лед в своем стакане. Неожиданно сильно захотелось курить и я взял сигареты.

-Будешь?-предложил сигарету Оксане я

-Нет. Дима запрещает мне курить, если почувствует, что от меня пахнет...-она кокетливо улыбнулась, гордясь решительностью своего мужа.

Я хотел что-то ей сказать, но тут зазвонил ее мобильник и Оксаночка заторопилась.

-Дима меня потерял, говорит, чтобы я шла домой.

Я кивнул. -Понятно. Подвезти?

-Нет. Дима...он такой ревнивый. Снова кокетливая улыбка. _Да, кстати...Как там Коля?

...Я ехал домой. Коля, а как Коля? Влюблен, счастлив. Они часто заходят ко мне, и Колька прежний-так же угадывает желания своей возлюбленной, так же пишет ей смски с пожеланиями спокойной ночи и доброго утра. Но делает это без того напряжения, которое чувствовалось в нем все то время, когда он встречался с Оксаночкой. Потому что его внимание и заботу принимают с радостью и отвечают ему тем же.

К чему это я все рассказал. К тому, что люди-бывают разными, и любовь они выражают тоже по-разному. Для кого-то любовь -это взять. Для кого-то-дать. И дело тут вовсе не в том, какой способ выражения чувств лучше или правильнее. Дело в другом. В том, что тебя или любят-вот такого вот с такими чувствами и манерой их проявлять, или нет.

А вы говорите красная ваза в горошек.

Можно сколько угодно говорить о вреде сладкого, но я непреклонен: сладкое я люблю. А одна из моих любимых сладостей-мармелад. Должен признаться, ем я его как-то извращенно, а именно сначала слизываю с мармеладки весь сахар, потом начинаю потихонку обкусывать с боков и перед тем как разжевать-долго гоняю туда-сюда во рту, как конфетку-"стекляшку". Вот такой мармеладно-поедательный ритуал. О чем я? Да как всегда, о женщинах=)
...Я называю ее своей мармеладкой. Мы давно с ней знакомы, но никогда, ни-ког-да между нами ничего не было.
Я люблю встречать ее на улице и пройти несколько шагов рядом. Люблю зайти в гости попить чаю и поболтать, а когда она проходит мимо-пытаться угадать что напоминает мне запах ее духов. Иногда дотрагиваться до нее-совсем невинно и не пытаясь зайти дальше, чем полагается приятелю. Просто ощутить прикосновение к ее коже или волосам.Я глупо волнуюсь, когда стоит рядом. Когда почти касается меня, или касается слегка. Хочется прижать к себе и целовать. Но я не делаю этого. Стараюсь скорей отойти, потому что боюсь встретиться с ней глазами. Боюсь, что накроет. Наверное она испытывает что-то похожее, во всяком случае мне приятно так думать.
А еще люблю когда она появляется в Сети. Я могу ничего не писать ей, но ее пристутствие в киберпространстве меня странным образом успокаивает: она рядом.
Меня совсем не напрягает это странное и счастливое чувство. Я не страдаю от того, что мог бы (хотя не знаю) быть еще ближе, еще глубже вдыхать ее духи, и дотрагиваться до волос не как я-легко и мимолетно, а зарываясь в них губами. Я не ревную ее. Не ищу лишнего повода позвонить.
Она-моя мармеладка. Мне не хочется наброситься и сожрать. Мне приятно угадывать ее духи, легонько касаться и волноваться, когда она стоит совсем-совсем близко.

Ты не-такой. Ущербный.
Увы. Облом.
Значит, тебе сюда, дорогуша.
Хай!
Дом тебя встретит острым своим углом:
Всё, заходи. Прикуривай. Выдыхай.
Спросят тебя – ответь,
если бьют – не ной.
Голову в холоде, бритву –
в руке держи.
Лес в коридоре
черной пророс стеной,
В стенах тайник,
а в тайнике – ножи.
Плющ зарастил заброшенный кабинет,
Кровь залила заброшенный туалет…
Времени нет. Времени – правда – нет.
Как ты не понял, парень, за столько лет?
Жри штукатурку, вой на луну, кури.
Вслух о мечте заветной не говори.
Спросят – ответь.
Вызывают – иди на бой.
А победишь – оставайся самим собой.
Стены орут, покрываются окна льдом,
Мы так играем – сколько веков подряд?

Я рассказал бы тебе, что такое Дом.
Только словами про это не говорят.

© Kladbische

Я много слышал о том, что танцоры спят друг с другом, да...Спят. Иногда. Или часто. Не знаю. Про всех-не знаю. А вот про себя...Моей первой партнершей была Аллочка, и с ней я действительно почему-то спал. Ну как почему-то. Я-то теперь понимаю, что скорее всего потому, что мы никак не могли с ней станцеваться. Она умудрялась с размаху наступить мне на ногу своим длинным и острым каблуком, а я почти никогда не мог вовремя поймать ее, и 8 из 10 таких па, когда, знаете тацовщица кружась, проходит от одной руки своего партнера, до другой, заканчивались падением Аллочки, или даже нас обоих, потому что хотя и не мог ее поймать, это же не значит, что я не пытался. И вроде бы нельзя было кого-то из нас упрекнуть в неловкости или неопытности, нет. По одиночке мы оба неплохо танцуем. Но вот стоило поставить нас в пару, как мы моментально превращались в двух неимоверно неуклюжих мишек косолапых, у которых к тому же обе ноги-левые. Вобщем танцевалось нам плохо, хотя секс был отличный. Но я не могу вспомнить ни того, как он начался, ни того, когда он кончился. Не помню. И скорее всего мы не испытывали друг к другу какого-то повышенного желания, и скорее всего все случайно началось и так же случайно закончилось. Казалось, что в постели мы пытаемся сломать тот барьер, который не давал нам почувствовать друг друга в танце. Но барьер никуда не делся. Через какое-то время мы оставили безуспешные попытки быть танцевальной парой и с тех пор жизнь каждого из нас стала значительно лучше. Алла иногда звонит мне, и я всегда рад ее слышать, действительно рад, потому что нас, черт, подери, многое связывает. Попытки станцеваться, совместные неудачи, которые объединяют не хуже общих успехов, и главное то, что мы оба старались, и если что-то не получилось, то это не наша с ней вина. Просто мы не были созданы для общего танца.
Второй партнершей стала Наташа. Признаюсь честно, я всегда был...да, я всегда был бабником. И Наталья была единственной, пожалуй, женщиной, на которую я не мог смотреть как на женщину. И не потому, что она была непривлекательной. Она была (и есть, я убежден), прекрасна. Но взглянуть на нее как на женщину, мне попросту никогда не приходило мне в голову.Нам было это не нужно. Просто мы слишком вкладывались в танец. Наверное мы могли бы танцевать даже с завязанными глазами и в темноте, настолько я чувствовал ее, а она-меня. Мы не репетировали синхронность, это было не нужно. Мы существовали в полном симбиозе все то время, пока играла музыка, и она была подключена ко мне всеми органами чувств, как я был подключен к ней.
Я вспомнил это потому, что часто думаю о том, что секс еще совсем не изучен, точнее изучена только одна из его форм-телесная.
Взаимопонимание и симбиоз между фотографом и моделью, между метателем ножей в цирке и мишенью, или между партнерами, исполняющими парный танец. Все это секс, который отличается от традиционного только, пожалуй тем, что происходит где-то на другом уровне, хотя и вызывает сходные, искрящие ощущения. Как у нас с Наташей. Мы были любовниками, хотя и ни разу находились в одной постели, никогда не дотрагивались друг до друга иначе, чем это позволяется общепринятой этикой и моралью. У нас было другое.

В колонках играет - фламенко
Настроение сейчас - сон

Я не очень понимал, за что я его ударил. Наверное просто я был должен, хотя и не хотел этого совершенно, и даже не ощущал ни малейшей злобы. Я просто оказался там.
Это была очень шумная вечерняя улица. Вокруг светились, мигали, фосфорицировали вывески с названиями магазинов, ночных клубов и кафе. Я спасался от шума вокруг шумом в себе. Музыка в наушниках, испанский ритм, фламенко...другая музыка. музыка страсти. страсти. страсти. Отчаянная дробь каблуков.
Я не заметил бы ее, если бы почти в нее не врезался, поскользнувшись на гололеде. Непроизвольно подхватил под локти уже начавшую падать девушку. Она была легкой, я отметил это одновременно с тем, как мои губы пробормотали "Простите". От нее хорошо пахло-чем-то сладким, какими-то непривычными фруктами и к этому примешивался еще легкий запах дорогого ликера. И еще...Чем-то пахло еще. Да даже строго говоря, это нельзя было считать запахом. Просто как-то сразу становилось понятно, что она шла от мужчины. Не знаю уж, от своего ли, от чужого ли, но то, что от мужчины и то, что было с ним хорошо-это совершенно точно.
И ресницы. Темные и густые. Она вскинула их на меня, когда я извинился.
-Саймон? Саймон!
И тут я узнал ее. Пару лет назад мы танцевали вместе, недолго, она лишь подменяла мою обычную партнершу Наташу, которая в ту осень заработала себе растяжение чего-то-там и валялась дома. Память прикололась. Она подкинула мне картинки: изумрудное платье, осыпающиеся мне на рубашку блестки, русые волосы. Но черт подери, я не помнил ее имени! Это было неприятно и почему-то немного стыдно. Плевать.
-Здравствуй.
_Ты не помнишь меня?
-Помню.
Я не врал. Я помнил. Я забыл, как ее зовут, но это не так уж важно в конце концов.
-Рад тебя видеть. Как ты?
-Я домой. Проводишь?
Я пошел с ней рядом. Она жила неподалеку, как оказалось. Мы дошли быстро.
-Кофе?
-Нет, я...Я жутко устал и хочу выспаться, и...я неопределенно махнул рукой. Почему-то хотелось скорее уйти. Она согласилась легко.
В тот момент, когда я уже повернулся, чтобы идти домой, откуда-то из темноты на меня выпрыгнул невысокий парень. Я даже не успел разглядеть его. Парень орал, и мгновением позже, что его вопли адресуются не мне, а ей, стоящей у меня за спиной. Она начала что-то говорить, наверное оправдываться, но в ответ полетели вопли о шлюхах, которые непременно достаются нормальным парням, и о том, что, по мнению, нормальных парней, надо с этими шлюхами делать.
Я стоял между ними, устало слушая их перепалку и понимая, что теперь уже не уйти и вмешаться придется, потому что надо. Не хотелось. Все это вообще не имело ко мне никакого отношения. Но я оказался здесь и должен был успокоить парня. Я и успокоил. В тот момент, когда он от избытка чувств бросился на меня, я поймал кулаком его челюсть. Услышал мерзкий звук сткнувших зубов. Потом все стихло.
Я шел домой и не было ощущения какого-то события, или там приключения, в котором довелось поучаствовать. Ничего. В кармане настойчиво вибрировал телефон, но мне не хотелось ни с кем говорить. Я действительно очень устал. Хотелось спать и еще хотелось горячего кофе.
Я думал о том, что в нас, мужчинах, ревность вызывает пожалуй даже не сам факт измены. А именно этот запах-не запах, но что-то, по чему безошибочно угадываешь: она идет от мужчины с которым ей было хорошо.

Перевертыш