Москва. Ленинский проспект. Магазин с броской рекламой: «У Нас вы можете приобрести любой подарок!» Темно-синяя тойота с затемненными стеклами плавно подкатила к белым пластиковым дверям. Из машины вышли двое: муж и жена? Его любовница? Просто мужчина и женщина, ОН и ОНА. А в глазах у обоих проскальзывало то спокойствие и уверенность, которое появляется от прочности и устойчивости окружающего тебя мира, от достатка и уверенности в завтрашнем дне.
- Саш, посмотри, может мы подарим этот подсвечник? Рите должно понравится, ручная работа, и выглядит не дешево.
- Ты думаешь? Ну, давай.
На цену не брошено ни одного взгляда. Да, он может себе это позволить. Его работа заняла всю его жизнь, и даже вылезла за ее приделы, она использует его, пережевывает и переваривает в душной коробке офиса, а к вечеру выплевывает его обессиленного и равнодушного на порог его квартиры. Он может позволить себе выбрать хороший подарок ЕЕ подруге…
В этот момент, где-то ближе к дороге топчется пожилая женщина. О том, что это женщина, и к тому же старая, можно догадаться только по прядям изодранных серо-седых волос, подрагивающих на затылке. Лица у этой женщины нет, его заменяет кровавая масса. Нет, ее лицо не залито кровью, его просто нет: не существует ни носа, ни щек, ни рта. Остался только кусок обнажившегося мяса, залитый кровью, только по темным провалам глазниц можно догадаться, что когда-то это было человеческим лицом. Это так страшно, что рвота подступает к горлу, хочется долго блевать на дорогу, а потом поднять голову и ни увидеть ничего подобного. Такими изображают монстров в дешевых американских фильмах, и это не преувеличение. Представьте себе мясо со свисающими клоками кожи, и вы поймете, о чем я говорю. Остались ли у нее глаза, или этот человек слеп? Запомнились только окровавленные руки, видимо женщина, нет, человеческое существо, когда-то бывшее бабушкой, закрывала ими лицо, когда ее били. Ибо это уже не человек, ее личность была растоптана, где-то там, под ногами бивших ее людей, а может быть, она исчезла значительно раньше. В тот момент, когда, оставшись без паспорта и без квартиры, обманутая очередным предприимчивым малым, она первый раз приложилась к бутылке. Или когда ее дети избитую оставили ее подыхать на улице, без денег, без документов, без разума. Но теперь у нее уже не было сущности, она была избавлена от пытки собственного «Я», осталась одна только оболочка, которая умела бессмысленно топтаться у дороги. Два шага к дороге, к вою не тормозящих машин, к смертельной опасность, и два шага назад на спасительный газон. Два шага к дороге, это все, что еще умело ее тело, да еще поворачивать свою страшную голову с темнеющими глазницами, вызывая кисловатый приступ рвоту во рту.
- Ну что, заедем в «Хрусталь», или домой? – двое вышли из магазина.
- Нет, лучше домой, мне нужно еще позвонить Володьке
Машина мягко газовала и растворилась в безликом ревущем потоке московских авто. А тело, бывшее когда-то человеком, все продолжала свой нехитрый путь: два шага к дороге, два назад.
Я постояла еще несколько минут, борясь со своей совестью, ужасом и чувством вины. Совесть, как всегда проиграла, я втянула голову в плечи, и бодро зашагала мимо, присоединившись к бесконечному сомну «благополучных» москвичей…