конец. ощущение свободы.

Полное дерьмо. Люди, надо учится что бы то ни было в жизни принимать молча, не верещать и не выпендриваться. или не принимать, но тоже молча. Гнусные слова.

Так я стал роботом. Мое запястье болит от того, что у меня когда-то давно болело в груди и меня это слишком затянуло. Я застыл на месте и наслаждался самоударами над мыслью: "это мое желание?!". Этот крахмал казалось никогда не осыпется. Мне казалось, это белая-белая оттепель. Но холод появился еще тогда, когда я увидел свет в первый раз.

Оттого ли мои глаза смотрят безумно?

Я умещаюсь на твоей ладони, но меня так много. Я отрезаю кусок себя и кидаю его с края подкидывая вверх и он рассыпается на голову мимо проходящим твоим мыслям. Какие-то из этих мыслей одноглазые. У какой-то горб в виде кубика. Какие-то из них родились больными, вынужденными умереть завтра, и катятся в никем не толкаемой коляске.
Меня так много, я бесконечная тонкая ткань. Я как тесто, которое поднимается, поднимается, становясь совсем прозрачным, как туман с запахом теста.
Я поделенные-на-дни-тысячи раз думал о том и об этом, и понял, что я хожу по кругу в своей голове, а в голове у меня шар, зачем ходить по кругу одному и тому же, когда есть тысячи других тысяч?.
Меня так много, в одной моей голове может произойти больше, чем за пять жизней. Может этот видеоряд и есть ты, может это видебред и есть я, может быть этот видеокарнавал и есть все?
Нет.
Меня так много, но меньше чем тогда, когда меня не было.

Здесь все заставляет понять, что у меня есть только я. Но все это обман, у нас даже себя нет, потому что то, что нам дало себя было и до нас.

Я обещаю смотреть только в глаза если получится увидеть их. Я всегда обещаю, а вместо этого курю около мусоропровода.
Меня так много.Я курю пленку памяти, превращая себя в мусор, жду, когда стану мусором, чтобы отправится в мусоропровод.
ура.

Значит надо придти к пониманию, что одиночество это не проклятие, а единственная возможность заполнить пространство собой.
В истинное одиночество никто не может ворваться. Оно только твое. Это голые стены, на которых только ты должен рисовать.
А если нет сил рисовать, ты ищешь художника. Но так его и не находишь.
Потому что никому не попасть туда, где твои самые чистые стены.
А люди это эскизы. Часть фантазий и снов, другие миры, которые дают тебе краски. для рисования.

Да-да, я наконец-то собираюсь выйти на работу.
Неужели.
Прелестно, когда жизнь меняется незаметно, но более интереснее наблюдать за метаморфозами и превращениями со стороны.
Я не умею трактовать свои изменения. Просто что-то движет, тянет за ниточку. Это ниточка привязана к горлу.
Я дышать не могу. Я или кто-то затянул эту ниточку и забыл ее распустить.
Книга. Та, что я читаю сейчас. Она хороша. Люблю книги, которые дарят тебе ощущение детской любознательности, проницательности, ощущение того, что обыкновенные вещи в моей жизни крайне мной не изучены. Все в каждую секунду новое. Великое невежество закрыть на это глаза.
Все эти прозрачные отношения. Их надо переживать.
Мне слишком мало лет, я еще капризничаю, но уже достаточно чтобы смеяться над своими капризами.
Просто надо поднять задницу и прыгнуть выше головы. в форточку.
Скачал сольник Нины Перссон A Camp - Colonia. Люблю эту женщину. Иногда я ее слушаю и думаю "было бы здорово, просто подойти к ней на улице, где-нибудь возле газетного киоска, обнять и сказать спасибо".

Папа в ванной комнате разделывает кролика. Я стою под душем и разделываю себя.
Все колеблется от истерики до апатии. И это выводит.
Мне не хочется ничего делать.
Хочется умереть, правда, что бы кто-нибудь оживил.
Наверное во всем, что случается со мной и вообще на этой планете, есть глубокий космический программинг.
Наверное поэтому.
Хочу, чтобы все умерли.

Как сладкая конфета. только пустая внутри. Она - оболочка из сахарного сиропа. тоненькая скорлупка. внутри ничего.
Жадно раскусываю ее. Она ранит язык и слизистую. Щипет лимонным соком. Сахар делает слюну вязкой.
Обидно не только для ребенка.
Я ищу утопию. я её найду, обещаю. Это в силах моего воображения.

Жил-был один человек, который, как и миллионы других, был уверен, что он особенный. Это конечно частично правда, но эта правда отличалась от представлений этого человека об "особенности". В его жизни происходили всевозможные важные события. Иногда со стороны обычные, но значимые для него. Они действительно двигали плиты. Меняли географию его мировоззрения и направление мыслей. Каждый, по сути, мыслит узко. В данную секунду. Но человек думал, что мыслит широко. И он шел по жизни со своим фундаментом, со стержнем в грудной клетке, меняясь, развиваясь. Добиваясь от себя результатов самовоспитания. И однажды все рухнуло. Просто треснуло и упало.
Нет тут никакой трагедии.
Просто потому, что человек знал, что построит что-то еще более прочное, что-то еще более олицетворенное желанием любить.

Этому нет названия.
Шумит океан в голове.
И отключает сознание
Январский узор на окне.

Грандиозные размеры и формы.
Галактики букв. Осмысленность.
Ты решил идти быстро от шкафа к шкафу. Шагаешь по скрипящему полу, вдыхая пыль, поднятую твоими ногами.
Улыбаешься и скользишь указательным пальцем по корешкам книг. Они красные, синие, черные, разные.
Изредка ты успеваешь прочитать название или автора и ты продолжаешь танец. Тебе кажется, что ты их все прочитал, и тебе не интересно.
Не можешь остановится, влекомый динамикой и количеством книг.

Остановись. Рассмотри одну. любую. Наберись терпения. потрогай ее. прижми к себе. понюхай. раскрой в самом начале.
А иначе где смысл?

Меня не предупредили, не оповестили о том, что ты часто меняешь направление.
Желания уходят и возвращаются, меняют форму, а мои ожидания остаются прежними.
Они как маятник внутри меня. Пришиты к моей диафрагме и, раскачиваясь, задевают внутренности.
Во мне слишком много жизни, чтобы оборвать этот механизм.
Я буду не я если откажусь от этого.
Я буду уже не я, если выкину на помойку свои убеждения, и забуду о том, что сделало меня.
А ты будешь не тем, если ты неожиданно впишешься в мой трафарет.
Так давай же плюнем на все, кроме чувства гравитации.
На все, кроме чувства тепла и заманчивой разности.