Цитата сообщения NADYNROM Екатерина Нелидова. Судьба смолянки

Продолжу тему, посвященную судьбам первых воспитанниц Смольного института, увековеченных кистью Левицкого.


Она была в первом, самом знаменитом, выпуске Смольного института, который был любимым детищем Екатерины II и ее сподвижника Ивана Бецкого. Им казалось, что только в этом закрытом женском учебном заведении можно начать осуществление грандиозной программы "воспитания матерей будущих граждан России" - женщин образованных, проникнутых идеями Просвещения и добра.
Каждую воспитанницу с момента их приема государыня знала и каждую по-своему любила. Катеньку Нелидову, принятую в шесть лет из бедной семьи артиллерийского поручика, она особенно выделяла, видела в ней необыкновенные артистические способности, особенно в танцах, восторгалась, как писала Екатерина, "живостью ее движений во время игры на сцене". Не случайно именно поэтому на знаменитом портрете Левицкого в память потомкам прелестная Нелидова замерла в позе менуэта из оперы Перголезе.



Левицкий Д. Г. Портрет воспитанницы Императорского воспитательного общества благородных девиц Екатерины Ивановны Нелидовой. 1773

Она закончила Смольный в 1776 году с малой золотой медалью и была пожалована во фрейлины двора цесаревича Павла Петровича и его молодой жены Натальи Алексеевны, а после ранней смерти Натальи стала фрейлиной второй жены Павла - Марии Федоровны.

Все современники, как один, отмечали, что Нелидова не была красива, но при этом обладала необыкновенным обаянием и кокетливой грацией. Маленькая ("малявка", по словам Екатерины II), чернявая, она была живой и подвижной. В ее выразительных черных глазах светились ум и жизнерадостность. Образование и воспитание, полученные в Смольном, выдвигали ее из числа прочих фрейлин, а ее артистические способности делали без нее невозможным ни один праздник или домашний спектакль при дворе цесаревича - Нелидова была музыкальна, остроумна, обладала изящным вкусом. Как вспоминает Н.А. Саблуков, он как-то раз танцевал минуэт в паре с тогда уже немолодой Нелидовой: "Какую грацию выказывала она, как великолепно выделывала па и производила обороты, какая плавность была во всех движениях прелестной крошки". Это было двадцать лет спустя после появления Катеньки Нелидовой при дворе.
Все эти качества Нелидовой привлекли внимание Павла Петровича, который стал уделять ей больше внимания, чем требовали тогдашние приличия придворной жизни. Естественно, многие стали думать, что это обычный придворный роман. Причину его видели в том, что в семейной жизни с Марией Федоровной Павлу не хватало некоей остроты, эмоций, огня. Почти непрерывно беременная, Мария, имея массу достоинств, не обладала ни живостью ума, ни глубоким умом вообще. Добрая, милая, безобидная, она как истинная немка была пунктуальна, церемонна, правильна, тяжеловесна и тем самым невольно вызывала у мужа зеленую тоску, скуку и зевоту. Но важнее другое: хотя Мария была сентиментальна, она не имела тяги к мистицизму, всему, так скажем, "готическому", таинственному. Павел, в ранние годы склонный к рыцарству, подернутому флером тайны и мистики, нашел в Нелидовой единомышленника, жившего с ним как бы на одной эмоциональной волне. Он сделал ее своей "дамой сердца", которой стал поклоняться как истинный рыцарь. Вместе с тем она была умна, изучила характер Павла, понимала его с полуслова. Своим участием, склонностью к уверенным советам Нелидова вносила в его полную сомнений и страхов душу успокоение и столь важную для него гармонию.
Была ли между ними интимная связь - наверняка сказать трудно: оба в своих письмах категорически отвергали такие предположения. Конечно, можно этому не верить, но нужно признать, что их отношения заметно отличались от тех, которые можно назвать любовными. С цесаревичем, а потом и императором Нелидова вела себя необычайно для "ординарной" фаворитки. Ее любовь к Павлу явно не укладывалась в принятые трафареты. Она была бескорыстна, не использовала свое влияние для обогащения себя и своей семьи или для создания своей придворной "партии", была откровенна, упрямо отстаивала перед государем свои мнения. Нелидова, не скрывая порой своих эмоций, поступала с ним резко, даже дерзко, не дорожа своим влиянием, не заботясь о своем будущем и мнении окружающих. Но при этом оставалась преданным Павлу человеком, изобретя для себя некую особую роль ангела-хранителя души Павла, взяв на себя миссию "утишения" этого доброго, отходчивого по своей природе, но страшно неуравновешенного, вспыльчивого человека. Каждый раз она как бы хватала его, устремлявшегося к пропасти, за полу, удерживала от непродуманных поступков и взрывов необузданного гнева.
Естественно, что возросшее влияние Нелидовой на Павла беспокоило Марию Федоровну, которая опасалась как раз того, что "малявка" метит, как она писала в одном из писем, "во вторую мадам Монтенон". Первая, как известно, когда-то держала в своих руках душу Людовика XIV, а тело "короля-солнца" уступала "ординарным" фавориткам. Мария жаловалась на Нелидову даже нелюбимой ею свекрови - императрице Екатерине II, выражала всячески негодование (сколько могла при своей несомненной кротости) дерзким поведением "малявки", нарушавшей даже этикет - крепость, в которой укрывалась императрица.
Конфликт обострился к 1793 году, и тогда Нелидова покинула двор, поселившись в Смольном институте. Лишь постепенно, с годами, Мария поняла важность миссии Нелидовой при Павле и была вынуждена прибегать к ее помощи, чтобы сдержать бешеные, необдуманные порывы мужа.
С приходом Павла к власти в 1796 г. Нелидова вновь оказалась при дворе и стала первейшей подругой императрицы Марии, которая писала ей пространные письма, начиная их словами: "Добрая и дорогая моя подруга!" Их обширная переписка посвящена, в сущности, той же теме: как удержать Павла от опрометчивых поступков, которые настраивали против него окружающих. Конечно, можно сказать, что Нелидова при этом "варила свою придворную кашу", интриговала, но можно также утверждать, что она не особенно искала для себя "дворских польз". Множество писем Нелидовой к государю наполнены просьбами помиловать опальных, простить виновных. Тут и безвестные майоры, и придворные, и Платон Зубов, и фельдмаршал Суворов. "Когда я, - писала Нелидова царю, - вижу глубоко прочувствованное горе, я жду вас, и пока я буду видеть подданных, почитающих за счастье служить вам, я буду мучить вас для того, чтобы не отвергали их службы. Прощайте, будьте добры, будьте собою, ибо истинное расположение ваше - доброта".
Нелидова жила в мире эмоций, она не обладала государственным умом, не могла дать Павлу дельного совета, плохо разбиралась в людях, но при этом интуитивно, эмоционально улавливала главное, чего недоставало Павлу-правителю: "Государи еще более всех прочих людей должны упражняться в терпении и умеренности. Чем выше поставлены, тем более имеем мы необходимых отношений к людям и тем чаще приходится нам оказывать терпение и умеренность, ибо все люди несовершенны". Увы, так думала только она, да еще императрица Мария. Пожалуй, во всей стране только два эти существа искренне переживали за него: остальные ненавидели взбалмашного царя, а более боялись и ждали, когда он свалится в пропасть. При этом в поведении Нелидовой не было никакой двусмысленности, изощренной интриги против императрицы. Даже враги Нелидовой признавали, что Мария "будучи в полном согласии с м-lle Нелидовой составляют с ней, так сказать, одну душу".

Но голос Нелидовой все слабее отражался в душе Павла, ставшего капризным тираном. Как писал в июне 1797 г. лейб-медик Рожерсон, "все производится здесь случайно, по первому впечатлению. Когда он чего-либо ХОЧЕТ, не осмеливаются делать ему возражения, так как на каждый совет он смотрит как на ослушание. Иногда, на следующий день, императрица, а еще чаще Нелидова, в особенности когда они действуют совместно, успевают приостановить его решение, но это случается очень редко. Нелидова сейчас очень дружна с императрицей и нужно сознаться, что по своим качествам, по своему характеру, по своей умеренности она стоит выше всех прочих фаворитов и министров".
Павел, несмотря на усилия этих двух близких ему женщин, был искренне убежден в том, что в России может быть только "экзекутивное государство", что нужно людей не гладить по головке, а бить, бить и бить. Он часто ошибался в людях и доверял тем, кого следовало опасаться. Как известно, свой эшафот Павел обрел ночью в спальне Михайловского дворца 11 марта 1801 г., когда его убили заговорщики.
Начало конца Павла некоторые относят к 1798 г., когда он решил освободиться от влияния жены и Нелидовой. На их место пришла "ординарная" фаворитка, юная Анна Лопухина. Марии было отказано в ложе, а Нелидову фактически сослали на полтора года в Лифляндию.
Две слабые женщины были бессильны против судьбы - Павел уже шагнул в пропасть. Вернувшаяся накануне его убийства Нелидова поселилась в Смольном, император не желал ее видеть, и она только наблюдала агонию царствования человека, которого так любила. После его смерти Нелидова разом поседела. Как писал ее знакомый, "лицо ее покрылось морщинами, цвет лица сделался желтовато-свинцовым и глубокая печаль отражалась на этом прежде столь улыбавшемся лице".
Ей же судьба подарила долгую жизнь - она умерла в 1839 г., 82-х лет, всеми совершенно забытая в своем Смольном, и была похоронена на Охтинском кладбище, которое она с детства видела из своего окна через Неву, равнодушно несущую к морю свои воды.

Источник