В колонках играет - Бетховен - Лунная соната

Настроение сейчас - Непонятное

 

Снежинка родилась на небе. Она вышла из крошечной капли влаги, одной из тех, что мириадами кружились в облаках, радуясь солнышку свыше и подготавливая себя к суровым холодам. И вот одна из таких капель в назначенный срок разразилась нашей снежинкой, которая всё своё детство также провела среди облаков, кружась и танцуя со своими белоснежными сестричками. Все они, все без исключения, были совершенно разные, ни одна не походила на другую больше, чем солнце на луну, и маленькая снежинка каждый раз удивлялась, как хитро их создала природа!

Но вот однажды ей дома стало тесно — уж очень много у неё стало сестёр, и наша юная снежинка решила отправится вниз, на землю, где некогда жила её родительница — капля влаги. Маленькая наша героиня очень хотела узнать, откуда родом её предки, и хотя она, как все добропорядочные снежинки, очень любила свой родной дом на небе, ей очень хотелось повидать и другие места; ведь оттуда, сверху, совершенно невозможно было различить жизнь на земле! Так вот, рассуждая о небе и земле, наша снежинка собралась в путь, попрощалась со своими сёстрами, и полетела вниз.

Долго летела она, подхватываемая крепким морозным ветром, и кружилась она в полёте от радостной мысли, что скоро новый мир увидит. По пути она встречала другие облака, где жили другие снежинки, а в некоторых — даже капельки. Но это всё были небольшие облачка, совсем молодые, и жители их с удивлением смотрели на нашу снежинку, которая так радостно неслась всё вниз и вниз!

И вот, наконец, когда до земли оставалось совсем немного, она увидела жизнь внизу. О, как восторгалась снежинка разным цветам, которых не было видно у неё дома! А сколько разных новых форм, сколько движения и звуков было в этой жизни на земле! Снежинка потеряла разум от радости, и совсем забыла, что скоро её путь подойдёт к концу, и надо бы присмотреть, куда упасть получше. Но не об этом думала она, не о том беспокоилась её белоснежная душа, когда в паре метров от земли её подхватил воздушный вихрь от машины, в которой точно так же, только стремительнее, вниз летел и я. Воздушный вихрь этот закружил снежинку, и она уже совсем перестала видеть, что вокруг неё! От радости падения и танца снежное сердечко её затрепетало сильно, как никогда, и поняла она — вот счастья миг! Но едва успела она об этом подумать, как воздух, танцуя, опустил её к самой земле, в чёрную лужу, где смешалась снежинка с грязью. Но всё же перед этим, всего лишь за какой-то миг, она танцевала самый прекрасный танец в своей жизни!

А в тот момент, когда снежинка растаяла в грязной луже, автомобиль, в котором я сидел, только-только коснулся асфальта.

Я не могу точно сказать, как это вышло. Когда я задремал на переднем сиденье, рядом с отцом, мы ехали по совершенно чистой и ровной трассе за город. Время было совсем раннее, ноябрьское солнце, ещё по осеннему яркое, но уже как в декабре холодное, лишь только-только выползало из-за соснового леса, что был разделён нашим путём. Так вот, это было время, когда на этой дороге почти никого нет, а значит нет и пробок, а вместе с пробками отсутствуют и раздражённые водители, которые несутся, опаздывая, на свои дела, не разбирая ничего вокруг. Прекрасно зная это, отец держал высокую скорость, благо плавный, почти прямой путь и ровное дорожное покрытие это позволяли. Вот я и задремал. На что наткнулись мы, и как так сальтонуло нашу «Ладу», я не знаю, но проснувшись в миг столкновения, мой мозг не сразу успел уследить, что же происходит вокруг. А когда же я мог уже соображать, глаза мои померкли на мгновенье, должно быть, от скакнувшего давления, туда же слух; я мог только думать и телом ощущать происходящее.

Забавно, последней нелепицей в моей жизни, которая пришла мне на ум, была мысль: «Ебать мой хуй! Да такого эффектного переворота ни в одном боевике не покажут!»

А после, сразу же, касание с землёй. Мы ещё не разбились к этому моменту — просто машина слегка соприкоснулась с дорогой. И дрожь от этого контакта лишь лёгкой, на грани чувств, волной коснулась меня, как вдруг всё замерло, и даже чёрный саван пал с глаз моих. Я точно видел всё, каждую деталь успел приметить я тогда, всё разглядеть и обо всём подумать. Свисая вниз голос, едва удерживаемый ремнями безопасности, я смотрел сквозь лобовое стекло на белёсое небо, выпускавшее вниз неисчислимые рои снежинок, таких чётких и правильных, каких я никогда не мог застать в своей жизни вот так, на улице. Они падали не хлопьями, как часто бывает, но каждая сама по себе близилась к земле, и каждая — О БОЖЕ! — каждая имела неповторимый свой узор и форму! Как я мог раньше этого не видеть. И каждая чиста, прозрачна и в то же время отчётливо бела, будто бы в ином мире были они сотворены. Я смотрел, как бесконечно медленно шли они вниз; мой глаз мог наблюдать каждый поворот их, будто на демонстрации.

Смешно, последней псевдофилософией в моёй жизни, а значит — в тот момент, была мысль: «Белёсые снежинки, девственно чистые и безотчётно светлые летят с небес к нам. Чем не ангелы они?»

А после, сразу же, щелчок в сознании — ещё мгновение, и я умру.

И время снова пошло как обычно.