Живя в этом мире, каждый день сталкиваясь с проблемами и ситуациями, которые кажутся совершенно безвыходными, трудно бывает поверить в то, что нам дарована свобода, что мы можем хоть как-то повлиять на свою судьбу. В минуты отчаяния кажется совершенно очевидным, что Бог нас не слышит, не любит и не желает нам спасения. Действительно, зависит ли в нашей жизни что-то от нас самих? Способна ли наша собственная воля каким-то образом изменить нашу жизнь?
От подобных настроений легко придти к выводу, что не всем дано в этом мире спастись. Некоторые религиозные направления утверждают, что есть люди, особым образом избранные Богом для спасения, а есть такие, у которых, как бы они ни трудились, как бы ни старались, ничего не получится. Одни призваны ко спасению, другие к погибели, и результат дела спасения от человека не зависит.
Такие тяжелые мысли могут возникнуть даже при чтении Священного Писания. А ты кто, человек, что споришь с Богом? – пишет апостол Павел, – Изделие скажет ли сделавшему его: «зачем ты меня так сделал?» Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого? Читаешь эти строки, блин, и закрадывается мысль, что если создал тебя Господь горшком, то ничего кроме горшка из тебя и не выйдет. Действительно, не существует ли, страшной закономерности, когда есть люди, которые не могут спастись в принципе?
Но на это нам отвечает само Евангелие, говоря, что Бог не желает смерти грешника, что нет Божией воли, чтобы погиб хоть один из малых сих. Воля Божия заключается в том, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины.
У аввы Дорофея есть замечательный пример того, как суды Божии не похожи на суды человеческие, и насколько иначе может смотреть на человека Господь, чем смотрим на ближних своих мы своим немилосердным и лишенным любви взглядом.
Он пишет, что в одном городе продавали рабов. На рынок пришли две женщины: одна – монахиня, а другая – блудница. Они увидели, что продают двух девочек, и монахиня решила купить одну девочку, чтобы воспитать ее в страхе Божием, а вторую девочку купила блудница и сделала ее сосудом греха в сто раз хуже себя. Спрашивается, если эти две повзрослевшие девицы согрешат одним и тем же грехом, скажем, блудом, неужели Господь будет их судить одинаково? «Конечно же нет», – отвечает авва Дорофей. Господь знает, кому что было дано, в какой ситуации каждый прожил, и как оплакал потом свой грех. Каков будет Его суд? Это известно только Ему Одному. И в какой мере человек проявляет свою свободу и свою волю ко спасению, тоже судить не нам.
Но единственное, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что, где бы человек ни появился на свет, в какой бы стране, с каким бы цветом кожи, на каком бы языке ни разговаривали его родители и какие бы представления о мире они ни имели, каждый человек рожден ко спасению. Любого человека, рожденного как в Новой Гвинее, так и в Нью-Йорке, в семье миллиардера или в семье бедняка, ищет Господь, чтобы спасти его бессмертную душу; чтобы она встретилась с Ним в этой жизни; чтобы при выборе между добром и злом человек оказался способным по велению своей совести выбрать добро; чтобы естественный закон Божий, который Господь вложил в каждого из нас, как совесть, как призыв к Богоподобию и христианству даже в нехристианине, был осуществлен до самого конца.
Мы знаем о Боге не только то, что Он Вездесущий, но что Он еще и Всеобъемлющий. «Вседержитель», – мы говорим. Для иудеев того времени Бог, как Отец, воспринимался как, прежде всего, Бог-Отец иудеев, Бог определенного народа, которому Он принадлежит по праву богоизбранности. Такое мнение может сложиться и у каждого, кто каким-то образом исповедует свою веру, как богоносную, настоящую,....ну или например истинно православную.
Но вот в молитве «Отче наш», в обращении к нашему Отцу почему-то добавлены слова – Иже еси на небеси. Зачем? Ведь и в Ветхом завете, и в заповедях постоянно упоминается, что Господь не имеет общего ни с чем материальным; и есть заповедь, чтобы не сотворить себе кумира из того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в водах ниже земли . Но когда мы говорим – Сущий на небесах, – мы исповедуем отцовство Божие всеобъемлющее.
Наше исповедание заключается именно в том, что мы признаем Бога Отцом для всех людей, так как Он – на Небесах. Имеются в виду, конечно, не чувственные небеса, не небеса, состоящие из определенных слоев атмосферы, каких-то газов и т.д., а мир духовный, который больше, чем мир земной, мир невидимый, который больше, чем мир видимый, – мир всеобъемлющий. И посему и отцовство, которое заключено в Боге, покрывает собой все творение Божие, и нет в этом мире ничего, что не было бы покрыто Его Божественной любовью. Поэтому всякое существо, сотворенное Богом, как существо живое и богоподобное принадлежит Его отцовству, а не только мы, род избранный, как привыкли о себе думать православные христиане.
Каждый человек сотворен Богом, как богоподражательная личность, как сын. Поэтому Тертулиан, древний учитель Церкви, так и говорит: «Душа по природе своей христианка». То есть всякий человек, где бы и когда бы он ни родился, всегда рождается, прежде всего, как христианин, чтобы стать христианином и в Боге познать своего отца. Нет для Бога никого, кто был бы Ему чужд. Это надо знать, потому что в этом заключается промысел Божий о мире.
В послании к Римлянам апостол Павел пишет, что даже язычники могут исполнить закон Божий, не зная его, хотя сама религиозная система, которую они исповедуют, может обманывать и уводить далеко от спасения. Закон Божий написан в сердце каждого человека, – это его совесть, путеводитель ко Христу. Когда человек, для которого совесть стала главным Законом Жизни, слышит о Христе, происходит настоящая Встреча.
Как бы низко человек ни пал, даже на самом дне тяжких человеческих изуверств, существует выбор между добром и злом. Он есть всегда. Церковь учит, что Господь до ада сошел, когда искал погибшего Адама. В песнопениях страстной седмицы поется: На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего Владыко, даже до ада снишел еси ищай. До таких глубин человеческого зла, в такие глубины ада спустился Господь, что ад был исчерпан схождением Христовым.
Кающемуся обязательно надо знать, что не осталось такого человеческого состояния, в которое бы Господь Себя ни погрузил, такой бездны порока, в которую бы Господь не спустился, нет такого греха, которой Господь бы не очистил, и не придумал сатана такого зла, которое бы Господь не исцелил.
Это становится очевидным на исповеди.Не секрет, что каждый священник чувствует это, встречаясь с человеком, который по обывательскому представлению ну никак не может быть уврачеван. Иногда исповедуются люди, жизнь которых не вписывается в рамки представления о нормальном человеческом поведении, кажется невероятным, что таких людей земля носит. Но сама их исповедь говорит о том, что Господь ждет любого, – любого негодяя, любого изгоя, и только мы сами можем настолько далеко уходить от Бога, чтобы совершенно этого не чувствовать.
Возможность вернуться к Богу – это значит прислушаться к голосу своей совести, которым стучится Господь в каждое человеческое сердце. Если только человек прислушивается к нему, он тут же вступает на путь спасения.

В пространном христианском катехизисе митрополита Филарета (Дроздова) о Таинстве Покаяния сказано так: «Покаяние есть таинство, в котором исповедующий грехи свои при видимом изъявлении прощения от священника невидимо разрешается от грехов Самим Иисусом Христом».
Но ни одно из Таинств не может быть раскрыто до конца, не может быть исчерпано словом катехизиса или внешним описанием. А Таинство Покаяния менее других поддается описанию, потому что в нем заложена какая-то двойная тайна: оно еще более сокрыто и не имеет внешнего проявления.
Именно внешнее описание таинства покаяния представляет большие трудности, тогда как все остальные имеют определенное богослужение.


. Кроме того, всякое Таинство имеет и свой богослужебный характер, молитвенную и описательную форму. А о Таинстве Покаяния такого сказать нельзя. Оно имеет, конечно, свое чинопоследование, читаются положенные предначинательные молитвы, готовящие грешника к покаянию, но они не имеют никакого совершительного значения.
Мы знаем, что центром Таинства Крещения является богослужебный момент, когда священник троекратно погружает крещаемого в купель со словами: "Крещается раб Божий (имярек) во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь". При венчании священник трижды благословляет пару со словами: «Господи Боже наш славою и честию венчай их». Мы хорошо знаем, как совешается Таинство Евхаристии и Елеоосвящения. Эти Таинства можно наблюдать, снять на пленку, показать, объяснить последовательность их совершения, описать в катехизисе.
А что происходит во время Таинства Покаяния? Какое священнодействие является в нем основным? Это Таинство – наименее уставное и, в общем, не имеет внешней формы, – определенной, устойчивой и неизменной. Складываясь в течение веков по велению Духа Божия, свободно меняясь в зависимости от требований времени, оно принимало совершенно разные формы, так что ни одна из них не является устоявшейся и окончательной.
В первые века христианства исповедь носила публичный характер, и исповедующийся нес ответственность именно перед Церковью. Исповедовались обычно те грехи, о которых апостол Иоанн Богослов говорит, как о смертных: убийство, прелюбодеяние, а в периоды гонений – отступление от Христа. Церковь принимала отпавших, согрешивших разбоем, воровством, каким-то другим тяжким грехом, который действительно не давал возможности человеку оставаться в Церкви. И тот, кто хотел вновь с Телом Христовом в Церкви соединиться, именно исповедовал свои грехи перед всеми членами Церкви. Церковь принимала кающегося грешника или не принимала его до определенного момента, давая ему время для покаяния, которое тоже носило публичный характер с разными степенями несения епитимьи.
Публичная исповедь была для человека колоссальным духовным подвигом. Тот, кто был способен на такую исповедь, приносил глубокое покаяния и уже не имел возможности отступать назад. Исповедь несла в себе именно исцеление, человек через покаяние становился цельным, целостным, целомудренным, и вся остальная его жизнь была свидетельством принесения плодов покаяния, исправления «жизни напоказ». Вся Церковь: и епископ, возглавлявший в раннехристианской Церкви общину, и вся община, следили за его покаянием, помогали ему в этом труде, видели, как брат становится другим, и с любовью принимали его. Венцом отпущения греха и его примирения с Богом становилось Причащение Святых Христовых Таин, то есть вхождение в Тело Христово. Об этом, собственно, и говорит молитва, которую читает священник во время разрешения грехов: Примири и соедини его святой Своей Церкви…
Если Таинство Исповеди воспринималась только как действительно кардинальное врачевство покаяния, примиряющее с Церковью человека, впадшего в грех к смерти, то повседневная исповедь происходила у человека наедине с Богом. Свои каждодневные грехи христиане исповедовали Богу келейно, на вечернем правиле во время сердечного покаяния и сокрушения. Такое покаяние существовало как образ жизни христианина, оно сопутствовало человеку всегда, а не время от времени, не от исповеди к исповеди. И его сердечное сокрушение и покаяние, видимые только Богом, – была исповедь и было таинство.
Конечно, мы говорим о раннехристианской Церкви в целом. Никогда не существовало такого идеального состояния, когда бы все члены Церкви были святыми и жили единым духом покаяния. Но духовный уровень жизни христиан первых веков был совершенно другим.
Христиане не питали иллюзий относительно своего состояния, и понимали, что крестившись, они сразу святыми не стали. Тем более что новообращенные приходили из языческого мира. Из житий святых мы знаем, что некоторые святые выросли в смешанных семьях, в которых, например, мать была христианкой, а отец оставался язычником. Христиане понимали, что грехи, которые они несут в себе, как некую болезнь падшей природы человека: тщеславие, гордость, самомнение, самооправдание, лживость – свойственны всякому человеку, и преодолеть их возможно только христианским подвигом покаяния.
В дальнейшем, при возникновении монашества, практика исповеди стала меняться. Основой монашества является послушание, которое проявляется, как полное предание воли послушника своему духовному наставнику. Духовное руководство в монастыре стало осуществляться через исповедывание помыслов старцу, духовному руководителю. С этим была сопряжена духовная аскетическая борьба. Причем духовником, тем, кто принимал помыслы, душевное и духовное состояние исповедника, чаще всего был простой монах, так как монашество в первые века не было иерархичным. Одной из традиций монашества было непринятие сана, монах – не священник, монах ушел от мира и в силу своего смирения не может принимать на себя священный сан.
В этот момент к монастырям потянулись за духовной поддержкой и миряне, потому что христианство стало принимать в истории иные формы. Став государственной религией, оно, конечно, потеряло то напряжение духовной жизни, которое имело во времена гонений.
Естественно, и грехов стало больше. В христианской среде стало проявляться некое нечувствие ко греху. В маленьких общинах все друг друга знали, все жили одной верой и исповедничеством этой веры, и за веру отвечали своей жизнью и своей кровью. Когда христианство распространилось и стало обыденной, традиционной религией для многих людей, человеческая падшая природа начала брать верх над Духом Божиим, принятым человеком в Таинстве Крещения и Миропомазания. Высота и чистота христианской нравственности стала оскудевать.
Для верующих перестали быть необычными и невиданными те грехи, которые считались таковыми раньше, например, блуд и воровство, и многие другие, которые принес языческий мир в среду христиан. Публичная исповедь уже не могла удовлетворять Церковь, потому что подобные явления становились слишком широко распространенными, чтобы исповедовать их в общине. Общественная жизнь требовала сокрытия грехов ближних. Покаяние стали принимать в монастырях, вошло в обычай исповедоваться тайно.
И тогда два способа исповеди: исповедь помыслов, изначально присущая только монашеству, и исповедь тяжких грехов в Церкви, соединились во времени. Исповедь приобретает характер Таинства не публичного, а таинственного. Соблюдение тайны исповеди становится законом, а человеком, который олицетворяет Церковь и которому кающийся исповедует свои грехи, со временем становится священник.
Таким образом сложилась современная практика, но возможно, что и она может измениться.

В Таинстве Покаяния встречаются два человека – священник и кающийся. Причем, священник не является совершителем Таинства, совершается оно Духом Святым, и принимает покаяние Сам Господь. Священник говорит о себе, что он только свидетель покаяния, тот, кого Церковь уполномочила быть таким свидетелем. В течение долгого времени, когда духовниками были простые монахи, не облеченные священным саном, Таинство Исповеди, тем не менее, совершалось. И в словах апостола Иакова – исповедуйте друг другу согрешения ваши (Иак. 5, 16) не говорится же, что грехи надо исповедовать только священнику, хотя чуть раньше он совсем иначе говорит о Таинстве Соборования: да призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне(Иак. 4, 14), – явно указывая, что совершителем этого Таинства является епископ.
Каждому из нас дана власть прощать и вязать – разрешать грехи. Мы можем простить обиды, которые были нанесены, прежде всего, нам лично, поэтому и говорим – Бог простит. Мы имеем такую власть – от имени Божиего действовать на земле. Я тебя прощаю, и тебя прощает Сам Бог в моем лице. Мы говорим, не задумываясь, а на самом деле Господь нам дает очень большое дерзновение, и что свяжешь, то будет связано, что разрешишь, то будет разрешено (Иоан. 20,21). Так и священник говорит только те слова, которые ему Господь поручил сказать: Я, недостойный, властью мне данною прощаю и разрешаю тебя от грехов», то есть властью данной просто объявить тебе, что ты прощен, что как кающийся грешник ты обязательно будешь прощен, потому что тебе это Бог сказал, и я еще раз тебе свидетельствую, что ты прощен от Бога.
Это непривычно звучит, но в исключительных обстоятельствах Таинство Покаяния может совершиться и без священника. Если священника нет, а человек кается? Если он кается на смертном одре, а позвать священника нет возможности? Значит ли это, что таинство покаяния не совершается?
В этом и есть какая-то особенная неизреченность. С одной стороны, если стать на такую точку зрения, то Таинство будет профанировано, потому что священник, конечно, необходим. Но с другой стороны, в исключительных случаях, когда нет рядом священника, и нет возможности никому исповедаться, но человек находится в состоянии глубочайшего покаяния, как, скажем, Мария Египетская в пустыне, Таинство, несмотря ни на что совершается, и действенность его доказывают плоды, которые принесла преподобная Мария. Нельзя сказать, что человек, не имеющий возможности позвать священника, но искренне приносящий покаяние, находится вне Церкви и не желает свои грехи нести на свидетельство Церкви. Но знаком того, что это, тем не менее, Таинство церковное и соборное, является то, что при первой же возможности Мария Египетская объявила свои грехи всей Церкви в лице преподобного Зосимы, показав себя до конца кающейся.
Священник несет на себе ответственность свидетельства всей Церкви о том, что был человек мертв и ожил, пропадал и нашелся (Лк. 15,32). Своим присутствием он свидетельствует перед Богом, что человек принес на исповедь всего себя, что он ничего не хочет утаивать и поэтому исповедуется перед Церковью, а не только перед Богом, которому и так все известно о нас, которого нельзя обманывать, потому что Господь всегда присутствует при совершении греха. Очень важно, что человек не стыдится и приносит себя Церкви, как существо церковное, показывая, что вот я весь перед вами, а не подобно Анании и Сапфире утаиваю часть имущества от Церкви и только часть его отдаю. Я не хочу лгать Духу Святому, а хочу принадлежать Церкви до конца.
Принимая исповедь, священник как бы представляет собой образ христианской общины и образ самой Церкви. В отличие от других Таинств, он здесь выступает как представитель всей полноты Церкви, и как священник, и как народ Божий.
Присутствие священника несет ту полноту, в которой человеку подается особенная сила самой Церкви. Сама Церковь, как Богочеловеческий организм, несет в себе силу, исцеляющую кающегося грешника, и через Духа Святаго подает ему силы для борьбы с грехом и силу для победы над грехом.

Исповедь совершается между человеком и Богом, и личность священника никакого тайносовершительного значения не имеет. Но Церковь – это не просто божественный, но богочеловеческий организм. Во всех Таинствах присутствует этот образ Богочеловечества, и в Таинстве Исповеди в том числе. Священник, принимающий исповедь, часто становится помощником кающегося на его духовном пути, и тогда личность священника на исповеди уже имеет значение. Но участие священника не сводится только к этому.
В древней русской практике священник, разрешая грехи, произносил, – Грехи твои на вые моей, чадо, – и клал руку грешника себе на шею, показывая тем, что Церковь берет его на себя, как заблудшую овцу. Это не значит, что сам священник принимает лично на себя его грехи, но он выступает от имени всей Церкви, выражая этим, что именно так происходит жизнь Церкви, – когда болит один член, болит вся Церковь. В этом случае вся Церковь страдает в лице священника. Всегда, когда приходит кающийся грешник, именно священник должен стать той Церковью, которая страдает вместе с ним.
Личность священника имеет колоссальное значение. В таинстве Исповеди он не может равнодушно фиксировать покаяние чужого ему человека, но должен, насколько возможно, глубоко молитвенно принять в свое сердце грехи своего чада. Никакая исповедь для священника не проходит бесследно, не является простым разговором, его участие не сводится к тому, что он, как понятой, призван свидетельствовать, что совершено преступление. Состояние священника на исповеди, это принятие на себя Церковью болезни страдающего брата.
С одной стороны, священник во время исповеди предельно духовно обнажен для воспринятия этой боли через себя. Имея в себе такую готовность и сострадательную любовь, подражательную Христу, духовник должен быть совершенно открыт, чтобы всякая рана, нанесенная человеку сатаной, грехом и собственными страстями, была болью и для самого священника. Как Церковь, он должен почувствовать эту боль, переболеть ею, потому что Церковь это один организм, в котором если уж болит, то болит по-настоящему, все.
С другой стороны, при совершении Таинства священник безмерно защищен милостью и благодатью Божией от того, чтобы разрушительная сила греха не разрушила его самого. И благодать Божия, которая покрывает священника, это благодать, дарованная всей Церкви, как благодать исцеляющая, как благодать Духа Святаго, оскудевающее восполняющая и немощствующее врачующая, как говорится о ней в Таинстве Хиротонии.
В Таинстве Покаяния в лице священника Церковь раскрывает себя и с Божественной и с человеческой стороны. И, с одной стороны, священник, как человек, являющий богочеловечность Церкви, должен взять на себя боль другого, а с другой стороны, образ Первосвященника Христа, должен подать человеку врачевание через человеческое участие, исходящее от Бога.
Священник выступает в Таинстве Покаяния, как милосердный самарянин, пользуясь церковной благодатью, способной исцелять раны. Священник обладает этими дарами, чтобы через него они были преподнесены кающемуся грешнику. В этом смысле он – не просто священник, его священство – это благодатная сила Церкви. Хотя по-человечески для многих священников такое отношение к покаянию является настоящим подвигом.
Именно священник – это Церковь, которая подает исцеление грешнику, и радость, которая охватывает человека в Таинстве Покаяния в момент исцеления его от греха, это та радость, которой радуется Церковь, которой радуется все тело, когда радуется один член, и священник не может не испытывать этих благодатных состояний. Это именно тот момент, когда он выступает, как сама полнота Церкви Христовой.
Подобное состояние описывал протоиерей Глеб Каледа, когда ходил исповедовать в тюрьмы и общался со смертниками. Незадолго перед смертью этот 70-летний священник, просветленный и полный радости, говорил: «Отцы, что же вы в тюрьму-то не идете? Это такая радость!» Эту радость исцеления он постоянно чувствовал на себе, как рождение новой жизни. Для священника она всегда является благодатной платой за боль, которую он на себя берет, и эта благодать в Таинстве Исповеди совершенно покрывает все тяжести, которую на "выю свою" он возлагает, принимая на себя исповеди других людей.

Если понятно, что исповедь – не разговор со священником, а приход к Богу, то и самим исповедником она должна восприниматься, не как возможность получить совет и утешение у священника, даже очень хорошего и мудрого, а как возможность придти прежде всего ко Христу, и как его собственный духовный труд. Как говорят святые отцы, Бог спасает нас, но не без нас.
Очевидно, что Таинство Покаяния может совершаться по-разному, в зависимости от обстоятельств жизни человека. Человек может каяться перед священником, у которого есть епитрахиль и есть требник, но Таинство может совершаться и вне храма (как это было во время гонений), и без епитрахили, и без креста и Евангелия. Для самого Таинства Покаяния нужно только покаяние, и больше ничего. Если все присутствует, и священник, и епитрахиль, и храм, и требник, и крест и Евангелие, и даже грешник, и прочтены все молитвы и на голову грешника накинута епитрахиль, и сказано прощаю и разрешаю, Таинство может не совершиться, не произойти.
А как же Таинство Покаяния происходит? Это одно из самых таинственных Таинств. Все в нем неизреченно, неописуемо и неизъяснимо, и есть только определенная форма, которая дает нам возможность осознанного участия в нем. Потому что, если мы не можем описать, как Господь словом мир сотворил, то и как Господь новотворит человека тоже описать невозможно.
Часто человек находит для себя компромиссный вариант покаяния, как раз тот, который можно описать словесно, который можно сформулировать, как Таинство, пригодное для учебника покаяния по вопросно-ответной системе. Кающийся приходит на исповедь и перечисляет свои грехи, священник ему отпускает эти грехи, и человек от своих грехов освобождается. Это такой заданный вариант, в который очень легко вписаться любому человеку, в него очень легко войти и очень легко выйти. В таком случае Таинство исповеди становится ординарным событием, происходящим у людей время от времени в течение определенных периодов жизни. Наступает пост, человек идет на исповедь, причащается Святых Христовых Таин... Пост проходит, человек живет дальше до следующего поста, до следующего Причастия, до следующего покаяния. К величайшему сожалению, сейчас Таинство Покаяния существует в сознании многих людей, как отдельная треба, которая совершается многократно по твоей собственной нужде, когда тебе это надо.
Сделав для себя исповедь Таинством многоразового использования, наше сознание и живет от исповеди до исповеди. Если мы не научились осознавать и выстраивать свою жизнь, как единый непрерывный путь к Богу, она становится прерывистой, случайной, когда человек не живет покаянием, а лишь иногда приходит на исповедь и кается. Но нельзя отделить Таинство Покаяния от самого пути покаяния. Где совершается Таинство Покаяния? Когда? На каком этапе исповедь начинает становиться движущей силой?
Для человека, который живет покаянием, исповедь каждый раз совершается по-новому, не так, как совершалась прежде. Это не всегда осознается, но это так. И каждый раз она требует особенного, личного подвига. Не только помощи Божией, но и человеческого подвига и человеческой решимости в борьбе со грехом.
С одной стороны, мы знаем, что Бог обладает всеведением, Ему открыта судьба человека еще до его рождения, существо человеческое от Бога не утаено. Но, с другой стороны, человеку дана свободная воля, человек сам собой распоряжается, и Господь никаким образом не может потревожить свободу человека. Такие образы Он Сам дает нам в Своем Воплощении. Он рождается, как Младенец, Которого Матерь Божия пеленает пеленами, связывает по рукам и по ногам. Он приходит в мир Богом, и с самого начала связан в своих действиях, не свободен, если хотите. Слово, может быть, не совсем соответствующее природе Божества, но оно еще раз потом определяется, когда Христос сидит у Пилата в темнице, связанный по рукам и ногам, несвободный, заключенный людьми. Мы говорим, что Бог совершенно свободен, Он так и говорит Петру, который пытается Его защищать от стражников в Гефсиманском саду, – или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он предоставит мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов (Мф. 26,53). То есть у Него есть свобода защищаться, но Он связывает Себя собственной волей, чтобы человеческая свобода торжествовала даже таким образом.
Поэтому, если каждый человек и предопределен ко спасению, это не значит, что каждый будет спасен. Промысел Божий с каждом человеке в том, чтобы он осуществил свое изначальное сыновство в Боге. Но осуществить его дано только тем, кто употребляет для этого свою свободную волю, желает отечества в Боге и своего усыновления. А те, кто отвергают его, вместе с этим отвергают и спасение.

Вот... ПОКА более чем достаточно... вопросов не надо... ответы на них будут далее, если пожелаешь продолжить )

Да! остается добавить - текст взят из приходских бесед с моим духовным отцом - протоиереем Алексеем (Уминским)

А это тебе, что б не перегрузить )):

- Грешен?
- Грешен, отче. Лень одолевает.
-Дык... Бороться надобно с ленью, каяться.
- Так лень бороться, батюшка!

)

Исходное сообщение Ланс_который_всё_рав
А это тебе, что б не перегрузить )):



- Грешен?

- Грешен, отче. Лень одолевает.

-Дык... Бороться надобно с ленью, каяться.

- Так лень бороться, батюшка!



)

И шо поделать? А? Серьёзно? Каяться?

Ты уж извини, я вечером всё вдумчиво перечитаю, а то народ зашастал по квартире! )))))

sova-ojofo, сначала отвечу на твою реплику в ответ на мою, а потом уже комментарии почитаю :) А то иначе вообще ничего не напишу :) Я к себе стараюсь относиться так же как и к остальным людям. А остальных людей я изо всех сил стараюсь прощать. Но одновременно - не могу. Получается, что я где-то что-то недоглядела в самой себе и возлюбить себя не в состоянии даже просто как остальных людей. Диссонанс некий. А Б-г - он более совершенен по определению. И потому то, что не могу сделать я по отношению к "ближнему" (в данном случае - по отношению к себе) - он может сделать. И как я прошу у него за других "прости тебя Г-ди!" или "Б-г простит!" так я и прошу у него за себя. Не ожидая утешения для себя или облегчения. Так что прошу и за себя тоже - из милосердия. Правда, с исповедью это никак не связано. Потому что в церковь я хожу только из эстетически-исторического любопытства.

И шо поделать? А? Серьёзно? Каяться?
============================
для начала надо понять для чего, как и что из этого следует далее...
сбстаенно, то что ты сейчкас и делаешь, читая об этом...

завтра и после завтра меня не будет, так что подкину ещё... только не гони коней ))

помоги тебе Господь. )

Церковь по своей природе есть бесконечный и непрерывный рост жизни и единой веры; поэтому все в ней соборно, поэтому все в ней непрестанно учатся и сотрудничают для спасения и преображения всех.
Митрополит Амфилохий (Радович)

О каком бы Таинстве мы ни говорили, в само понятие Таинства обязательно должно входить понимание того, что это действие общецерковное. Таинство – это одновременно и действие самой Церкви, и направленно оно к самой же Церкви, чтобы все стало Церковью. Соборность лежит в существе самой исповеди.
Грех – это зло, которое разлито во всем мире. Он имеет страшную разрушительную природу. Для кающегося человека должно быть понятно, что каждый грех – это убийство всего человечества. Мы не можем сделать вид, что не отвечаем за то, что происходит в мире. Человек не может не ощущать своей ответственности и вины за то, что в мире на его глазах случилось несчастье. Во время природных катаклизмов или катастроф, подобных захвату заложников, мы все интуитивно чувствуем, что каким-то образом отвечаем за них. Когда в больнице умирает близкий человек, всегда присутствует ощущение вины за его страдания, которое трудно себе объяснить, ведь ты вроде бы ни в чем не виноват. В романе «Братья Карамазовы» Достоевский написал, что всякий перед всеми виноват. Это ощущение взаимной вины есть осознание того, что грех – это смерть, что грех несет с собой смерть.
Исповедь человека – это исцеление не только самого человека. Это исцеление мира. Изменяется поврежденная грехом природа самого человека, и природа вокруг него, и природа его отношений с другими людьми. Исцеляется некое пространство жизни, которое человек исказил своим грехом, хотя внешне это может быть и незаметно.[/blue]
И в этом смысле Таинство Покаяния, Таинство победы над злом, является осуществлением Церкви.
[color=red]И поэтому каждая исповедь – это не твое собственное, личное, индивидуальное дело. Это не просто дело каждого отдельного человека, но дело именно церковное. Церковь принимает на себя эту рану, Церковь ее залечивает, и через это сама Церковь становится исцеленной.

блин... уже наизусть знаю всё... а вот перечитал последний абзац и опять чуть слезу не пустил ))
если б мы только могли знать, чего мы лишаем себя... обкрадываем... во имя какой-то глупости...
эстетически-исторического любопытства, например...

Ланс_который_всё_рав, эстетически-историческое любопытство конкретно к христианской церкви вызвано наличием в анамнезе иудаизма как веры. Посему все вышеприведенное к сожалению конкретно для меня никакой не аргумент. Но любопытно в целом, хотя уже и известно от и до.

эстетически-историческое любопытство конкретно к христианской церкви вызвано наличием в анамнезе иудаизма как веры. Посему все вышеприведенное к сожалению конкретно для меня никакой не аргумент
============================================
Всё вышепривёдённое суть призыв ещё ветхозоветных патриархов Авраама, Исаака и Иакова - "Покайтесь!"
Учитывая наличия в вашей крови наследственного иудаизма, наставление еврейских праотцов должны быть для вас именно конкретным аргументом к действию.

===
хотя уже и известно от и до.

Замечательно! Как мне повезло! Давно искал человека, которому известно всё от и до, чтобы получить ответ:

Что такое Зло ?
Кто его сотворил ?
И почему вседержитель Элохим не уничтожит его своим могуществом ?

(такие стандартные вопросы Пятницы)

Ланс_который_всё_рав, ёрничание не совместимо с христианской догматикой, которую Вы проповедуете :) А эмоции затмевают разум :) "Иудаизм в анамнезе" беспрекословно воспринимается Вами как наследственное и обусловленное "кровью". Однако, этот момент как раз-таки требовалось бы уточнить :) Опять же если внимательно читать мои реплики, я не против покаяния. Но это не означает, что я обладаю той же силой что и Г-дь Б-г к прощению. И эта моя слабость касается как раз-таки самой себя.

Вы меня огорчаете...

ёрничание не совместимо с христианской догматикой, которую Вы проповедуете
================
а его и нет. интонация, с какой Вы воспроизвели - не моя паталогия.

Иудаизм в анамнезе" беспрекословно воспринимается Вами как наследственное и обусловленное "кровью".
===========

но на этот вывод подвигло используемое Вами же слово "анамнез". если хотите , чтобы Вас понимали правильно, можно использовать не двухзначные, а простые слова, верно ведь ?

Единственное , что меня удивило - заметтье только удивило, что всё вышенаписанное для вас не аргумент, хотя об этом говорят как ваши, так и наши патриархи (потому что они одни и теже).
Для меня это звучит, как если бы католик мне сказал - ваш Христос мне не указ...

Вот, собственно и всё...

Если чем обидел - прошу прощения... не имел ни цели , ни желания.
Всё нормально!

Ланс_который_всё_рав , о чем говорят "наши"? Все вами вышесказанное - описание истории христианства и попытка доказать необходимость присутствия христианского священника как посредника между Б-гом и человеком. Ничего подобного в иудаизме конечно же нет и быть не может, как нет в иудаизме и "института церкви", к примеру. Вы перечитайте, что Вы написали для начала. Суть высказанного можно было лакончино изложить - Б-г велик и готов принять любого. Совесть (т.е. то, что не дает нам прощения) - и есть мерило греха каждого человека и именно совесть и может успокоить Б-г, если мы придем к нему со своею болью, если только осознаем свой грех как свою боль.
Я собственно и говорила что Б-г может все и простит (священники и история развития христианства тут уже совершенно лишние и являются почти бессодержательным словоблудием на темы имеющие к основной затронутой теме поста крайне далекое отношение), но мы можем только стремиться к тому, чтобы быть угодными Б-гу, пытаться СТАТЬ ИМ - это уже как минимум гордыня. А посему мы себя можем и не прощать. Но даже не прощая себя мы можем попросить за себя у Б-га.

Собственно обид никаких нет. Просто не люблю словоблудия излишнего, простите уж. Потому что излишнее словоблудие и отсутствие самокритики - это тоже полагаю проявлением одних из самых страшных грехов.

ОЙ. никто ничего нам не прощает! Не нужно себя успокаивать, отвечать всё одно за всё придётся. А раскаяние нужно человеку для того, чтобы не повторять своих ошибок и дурных проступков в дальнейшем. А если при свидетелях покаяться, то некоторые считают, что так более стыдно, поэтому вернее запомнится...
Но священники такие-же грешники, а бывает что хуже и не умнее каящихся. Так что нужно только на себя надеяться, а не спихивать ответственность на других.

А чё ж так строго? Вы своим детям ничего не прощаете? а если они раскаялись, всё-равно порете?
Если Бог есть, то мне сравнение Его со строгим, но разумным и справедливым родителем кажется логичным. Если Его нет... То жизнь нам дана только одна и бессмертие наше, только в памяти наших близких. Что заслужим, столько и в памяти их жить будем. Только нам-то это... пока живы - душу греет, а умрём...

Чисто интуитивно, изучив почти все религии мира, приняла для себя с годами определённую версию устройства жизни. Можно сказать - Эзотерическое христианство. В этой вере совсем нет противоречий, все явления жизни, смерти и риенкорнации логичны и объяснимы. И что для меня важно - библия их подтверждает, если читать самому и хорошенько думать, а не слушать мессионерскую американскую проповедь.