132…132…132…

Летописно-автобиографические книги, приятель, который на самом деле хрен-знает-кто и ведьма, считающая обыденным передвигаться с помощью черных дыр. «Ничего, все нормально, с каждым может случиться», - пытался успокоить себя Ал, стоя…..?! Между прочим, а где он находился? Наравне с ныне почившим домом старины Джона, это здание выделялось на фоне остальных. Оно белым, белым до безобразности. Издалека, казалось будто это величественный храм, чему способствовали часы, также являющиеся одной из достопримечательностью, в форме непропорционального католического креста. Вместо привычный временных стрелок, кроме секундной, которая отсутствовала вообще, потому как моральное состояние часовщика было крайне важно для такой работы, и делений, на вертикальной белой поверхности находилось множество маленьких отверстий, закрытых решетками. Каждые пятнадцать минут часовщик насыпал в них зерно или крошки, а иногда ставились и чарки с водой, после чего отпирал решетки и проходящие люди могли увидеть стайки птиц, борющиеся не очень долгожданное пропитание. Глядя на размеры «пташек», можно догадаться почему здание оказалось «белой вороной». Внутреннее убранство не сильно отличалось от внешнего, если бы не фонтан. Огромный кусок темного мрамора возвышался в центре здания, собрав вокруг себя, расположенные в беспорядочном порядке места ожидания. Каменное изваяние волей-неволей притягивало к себе всеобщее внимание, поэтому путники, вынужденные убивать время без свежей газеты, набора шашек или домашней еды, находили в этой глыбе умиротворение, разрушающееся с первым гудком подъезжающего состава. Аластор почувствовал грубый толчок в спину, и уже готовый  достойно ответить, заметил, что неведомо как очутился у запотевшего окошка кассы. Кассиршей оказалось женщина бальзаковского возраста с неестественно черными волосами и очками, которым позавидовал бы всякий электросварщик. Миловидно улыбаясь, оценив осведомленность «клиента», она сдержанным жестом указала на табличку, висевшую немного левее. Аластор было хотел удивиться, но бросив взгляд на немногословный в последнее время мирор, решил покориться судьбе. Книга, до сих пор отображавшая «132», вложила остатки силы в надпись, заставив черный цвет сиять не хуже света, и, с чувством выполненного долга, позволила Алу наблюдать свой, теперь уже расправленный, переплет. Поэтому, узнав что билеты остались только на 132 рейс до Дублина, поезд отходит с первого пути, вагон у него третий, а место второе и в ещё придется подождать чуть больше, чем полтора часа (буквально на две минуты), тут уж ничего не оставалось делать, как расплатиться 132мя фунтами за билет и занять свободное место напротив журчащего собеседника.

На улице в очередной раз послышались птичьи клекоты и несколько перьев упало на белоснежный порог, а человек и книга все также продолжали сидеть, как будто наслаждаясь компанией друг друга. Мирор потух.… Как будто в муравейнике объявили карантин и выселенные муравью вынуждены снимать коммуналки в пчелином улье. Крупица мрамора, под напором воды и вечной тишины, откололась от фонтана и заполнила его дно, придав цензуре картину неизвестного скульптора, удобно расположившуюся на дне. Зал постепенно заполнялся людьми, уже даже успели достать торговцы, предлагающие чепуху для забывчивых людей. Девять спящих глаз уперлись вЕками в глаза живые. Он ведь просил о таком пустячке, а теперь отправляется в далекий город детства без видимых на то причин. Даааа, там, наверное, родительские камни уже и не помнят, что такое свежевыкрашенная ограда и свежесрезанные цветы.

—Поезд Корк-Дублин прибыл на первую платформу. Стоянка 10 минут, просьба не опаздывать. Желаем приятных выходных! – металлический голос разнесся по всему зданию, распугав голодных птиц и взбодрив сонных пассажиров.

Освободивших от терпкого запаха соседней туши, Ал побрел на встречу еще не успевшему остынуть котлу.

— Пора заканчивать с началом, пора начинать.