Одиночество....



одиночество это...


Когда сутками молчит телефон – это не одиночество.
Это – плохие друзья.
Когда ты слышишь, как тикают часы – это не одиночество.
Это – много свободного времени.
Когда некого ждать – это не одиночество.
Это – пессимизм.
Когда воруешь кусочки чужой жизни, чтобы наполнить свою – это не одиночество.
Это – неуверенность в себе.
Когда тебе не с кем поговорить и ты начинаешь разговаривать с собой – это не одиночество.
Это – болезнь.
Когда ты плачешь целыми днями в пустой квартире – это не одиночество.
Это – депрессия.
Когда ты думаешь, что никто тебя не понимает – это не одиночество.
Это – эгоизм.
Когда хочется кричать от безысходности – это не одиночество.
Это – боль.
Когда ты никому не нужен – это не одиночество.
Это – самообман.


Одиночество – это то, что мы сами придумываем, когда нам никто не говорит три простых слова…
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Признаки Кошкости))

Сперто у Домагза))))

 

 

 

МЕГАРЖАЧЬ



смотреть всем!
Вот, народ, прекращаем хмумрится, впадать в депрессию и заниматься подобной ерундой! Смотрим и развлекаемся XD


я как всегда мега каваен =)

Без заголовка

В Тринити-колледже начались занятия, и то время, что раньше мы делили на двоих, я принужден был коротать в одиночестве. Официально находясь в академическом отпуске «по состоянию здоровья», я продолжал заниматься научной работой, подыскивая материал для следующего курса лекций о современной европейской литературе, который пообещал начать в следующем году, в свободное же время исследовал биографии Оскара Уайльда, пытаясь разобраться в его отношениях с лордом Альфредом Дугласом - драгоценным Бози. 

Их отношения прежде интересовали меня поверхностно: знал о романе из предисловий к книгам Оскара, из его тюремного письма-исповеди "De profundis" и некоторых других писем, по фильму "Уайльд",- и во всем мне ясно виделась любовь Оскара к юноше, но я не мог судить о настоящих чувствах Бози. Ныне же решил выяснить: любил ли лорд Дуглас Уайльда? 

В кэмбриджской библиотеке я обнаружил преинтереснейший документ – ответное письмо Бози матери, пытавшейся склонить сына к разрыву с Уальдом. Вот что писал Дуглас женщине, коей он несказанно дорожил и не стал бы лгать в таком деликатном и серьезном деле:  «... Вы считаете, что именно Оскар разрушил мою душу. Так вот, я могу ответить, что до знакомства с ним у меня вообще не было души; он научил меня оценивать вещи в зависимости от их значимости, научил отличать прекрасное от уродливого и вульгарного... А теперь позвольте задать Вам вопрос: а что Вы можете предложить мне взамен этого человека, куда я, по-вашему, должен отправиться во имя духовного обогащения моей личности? Кто станет питать мою душу сладкой горечью меда? Кто вновь сделает меня счастливым в минуты грусти, отчаяния или плохого самочувствия? Кто иной сумеет унести меня одной лишь силой своего сияющего золотом слова далеко от угрюмого мира в воображаемую страну чудес, остроумия, парадоксов и красоты? Я безумно влюблен в него, а он в меня». 

Это письмо несколько развело мои сомнения в искренности чувств Бози. 

Меня волновала их история, прежде всего потому, что моя собственная ее напоминала. Не скажу, что в чем-то я походил на Оскара, а мой прелестный малыш - на Бози, отнюдь. Но, тем не менее, ощущалась некая общность, быть может, не более чем возрастная: Кристоферу было 19 лет, мне - 32. 

Ежеутренне я просыпался вместе с Крисом, и пусть спали мы в разных постелях и даже в разных комнатах: увы, наши жилища расположены в разных корпусах колледжа - я заводил будильник на то же время, что и он, и, лишь открыв глаза, спешил позвонить ему, чтобы пожелать доброго утра и удачного дня. И всегда слышал в ответ ту же доброжелательность. 

Нам было бы непростительно лишаться осторожности, как сделали это Оскар и Бози – расплата оказалась бы чересчур велика, мне она грозила потерей должности, ему – исключением из колледжа и нам обоим – позором. 

Но с каким трепетом в вечерние часы я слышал эхо его шагов на лестнице, - о, я не спутал бы их с чьими-то другими, - а потом – скрип двери. И, наконец, Крис рядом, он говорит со мной, рассыпая теплые прозрачные песчинки слов и прогоняя успевшую наскучить тишину. 

Утверждают, что поцелуй - самое короткое расстояние между двумя людьми, и вот я спешу приникнуть к нему с поцелуем, как к роднику, и пить любовь с его губ. Не переставая…

 

Г.Г.

 

Цийона

    Она, которую у богов вымолил, выклянчил, оплетена моею паутиной жажды, принадлежит мне всею нежностью, кошачьими глазами, мягкими жестами и полуулыбками, созвездием родинок. И я прикасаюсь к этому созвездию и молю его близнецов в небесах: о, пожалуйста, пусть не будет такого дня или ночи, чтобы она не хотела меня целовать.

    Страшит ответственность за ее душу. Готов отвечать, отвечу и не самой ответственности боюсь, не кары за ошибки и зло - я приму наказание - но ее исковерканной жизни, испорченной вот этими изнеженными руками в белых перчатках. И моей в том неисправимой вины, преследующей меня подобно фуриям. Я жаден до ее души. Но душа уже моя, чего же мне не хватает? Не желаю отдавать, несмотря на тяжесть владения.

    Боги, душа Цийоны такая огромная, что ей тесно во мне, иногда она вырывается за пределы, что болезненно для нас обоих. Не умею ежедневно быть добрым и благодушным, кажусь себе скучным, поэтому опасаюсь ей надоесть.

    Она подобна пышному празднеству, римским дионисиям. Игривое веселье, феерии эмоций, заразительный смех - будто дом наполнен детьми, ведь когда малыши в доме и уже научились бегать, это всегда - торжество. 

    Цийона предстает передо мною разной – доверчивым и добродушным ребенком, борцом за свободу и равенство, желающей вредничать капризницей, ярким южным цветком – кокетливой ленкоранской акацией, похожей на кисточки для пудры, или опасными магнолией и олеандром – дурманящими сознание сладко-удушливым ароматом.

 Г.Г.

 

 

 

Придумалось


На этом балу слишком много лишних. Незнакомых и незванных, хотя их имена есть в списке приглашенных. Взять бы чернила, залить ими страницы.

Тихий шум.Все наполнено шепотом, все хотят скрыть предмет разговора, не дать услышать. Шуршание нарядов.

Маски. Они скрывают лица танцующих и беседующих. Красочные и однотонные, с лентами и узорами. За каждой - целая история.

Все спешат потанцевать с хозяйкой бала. Как будто бы сговорились и все время преграждают путь. Подходят, кружатся в танце, уходят. Протягивают прозрачные бокалы, наполненные вином.

Расталкивая всех, стремительно приближаюсь. Выбиваю бокал из рук и останавливаюсь в бездействии. Удивление, еле уловимые улыбки, презрение, снисходительность. Все бесполезно. Звон разбившегося хрусталя лишь на миг заставил замереть все вокруг