Поэтесса и переводчица МАРИНА БОРОДИЦКАЯ родилась в июне 1954г. в Москве.
----------------------------------------

"Что меня завораживает в стихах Марины Бородицкой - меня, человека в поэзии стороннего, прохожего, то есть законченного прозаика с головы до пят, - это удивительное сочетание мужества, нежности и абсолютной, звонкой ясности смысла. Мне всегда казалось, что именно эта смесь необходима для прозы. Поэтому я откровенно завидую стихам Марины Бородицкой. Она умеет в несколько строф, даже в несколько строк… даже в четыре строки вложить то, ради чего я корячусь за письменным столом месяцами и даже годами.

Она умеет взглянуть окрест взглядом начисто лишённым поэтического дурмана, той бормочущей кисеи, в которую обычно запелёнуто сознание робких поэтов. Она как бы не зависит от поэтических средств, хотя владеет этими средствами весьма умело.

Что касается бытия, то я бы в этом мире - мире Марины Бородицкой - хотела бы обитать. Может быть, потому, что наряду с высокой трагедией осознания конечности человеческого пути, в этом её мире существует и радость, и горькое счастье, и тёплый юмор, и стремление к выси, и сострадание - всё то, что вообще составляет смысл жизни. И смысл поэзии."
/Дина Рубина/

Давайте из жизни пока не уйдём,
давайте побудем немного:
пусть мокнет в окошке фонарь под дождём
в кокошнике нежного смога.

Давайте ещё поскучаем чуток,
на двери поглядывать бросьте:
когда-то ещё завернём на часок
в такие уютные гости?

Здесь можно беседой тоску заглушить,
обдуть фолианты от пыли…
И молвит хозяйка: «Куда вам спешить?
Ещё ведь и чаю не пили».

*****

РАЗГОВОР

- А как, например, с Эль Греко? Что за решенье
там всё же приняли: тьма ему или свет?
- Покоя, что был написан нам в утешенье,
в расчёт не брали, ты думаешь?
- Думаю, нет.

- А Гойя с его уродцами?
- Этот тоже.
Да все они! ведь тащили на полотно
всё золото и лазурь, все оттенки кожи…
- Грешно, грешно!
- Но Им же разрешено!

Не сам ли позволил смешаться Он тьме и свету?
Кто кистью их перемешивал, кто пером…
- Так что ж он придумал с Эль Греко?
Бросил монету?
- Наверно, бросил. И встала она ребром.

*****

Если вышло писать историю,
Если вышло о битвах петь —
У окошка сиди в скриптории,
Где уместно пером скрипеть:

Чёрным соком дубовых шариков
Всласть напаивая стило,
Чаркой красного да сухариком
Подкрепляясь, чтоб дело шло.

А кровавым копьём историю
Позовут писать — не ходи:
Не расчислишь стрел траекторию
С оперённой стрелой в груди.

Мертвецу не воспеть викторию,
Мяснику не подняться ввысь…
Если вышло писать историю,
На замок от нее запрись.

Тосковать – но весело, чёрт подери! –
как сама когда-то провозгласила.
Тосковать надо весело, хоть умри,
а стареть – красиво.

Надо спину держать и тянуть носок,
полонезом легким вплывая в старость,
даже если долбят изнутри висок
и не мудрость выходит на свет, а ярость.

Исполнять с улыбкою пируэт,
уходить красиво и бесшабашно,
чтобы дети, в наш наступая след,
знали: это не трудно.
Не больно.
Не страшно.

*****

"Бог - это совесть", - сказала бабушка Вера.
Под утюгом орошенная блузка дымилась.
Бог в этот миг, обнаружив меня у торшера,
Щелкнул разок по затылку, и вот - не забылось.

Бабушка так говорила о глаженой блузке:
"Вещь - совершенно другая! ведь правда?
Ты видишь?"
С дедом они перекрикивались по-французски,
Только потом я узнала, что это идиш.

Дед же Наум учил меня бегать и драться
И по-латыни ворчал, что хомини хомо -
волк. Я не верила деду, я верила в братство,
в дружество, равенство, счастье и бегство
из дома.

А еще так смешно говорила бабушка Вера:
"Честью клянусь", не просто "честное слово".
"Бога гневишь, - вздыхала, - ну что за манера!
Ты вот поставь-ка себя на место другого".

*****

Мимо Николаевых,
Князевых и Сориных,
Звягиных, Наумиков
и Кольцовых-Цзен, -
в гости к папе я иду
тропкою проторенной:
тесно на Ваганькове,
я иду бочком.

На Донском просторнее,
вот пойду я к бабушке -
Майя Кристалинская
улыбнется мне,
стюардессы, летчики,
где-то тут и бабушка:
вон она, за Фрумою
Лазаревной Щорс.

И скажу я бабушке:
- Я была у дедушки,
все там аккуратненько,
только нет цветов.
На плиту гранитную
положила камушек:
так у них положено,
камни да трава.

Бабушка и дедушка,
век вы спали рядышком.
В разных полушариях
как вам спится врозь?
С неба скажет бабушка:
- Ты уроки сделала?
Не теряй-ка времени,
музыкой займись.

*****

Никого не держала. Стыдилась прикинуться слабой.
Никому не кричала: «Уйдешь — я умру!»
Потому что неправда.
Не умерла бы.

Ничего не хранила. На волю детей отпустила.
Распустила охрану, уволила рать.
Даже лиру, которая в сущности — лук,
Из немеющих рук
Телемаху вручу, что сумеет согнуть и сыграть.

Лишь одно утаю:
Мой нечаянный выигрыш, радость мою,
Голос мой, что, ликуя, звенел на ветру, —
Никому не оставлю, с собой заберу.

*****

Когда старшему сыну было двенадцать лет,
У нас были с ним одинаковые голоса.
“Борода, - кричали мне в трубку, - ты чё, выходи!”
И пугались: “Ой, теть-Марин, извините, я не узнал”.

Когда младшему сыну было двенадцать лет,
У нас были с ним одинаковые голоса.
“Слышь, Серый, - шептали мне в трубку, - встречаемся там же..”

А теперь в моем доме цветут два бархатных баритона,
В телефонной трубке звучат басы и сопрано,
А я и рада бы выйти, я собралась бы за пару минут,
Но меня уж ни с кем не путают и никуда не зовут.

*****

Оказывается, можно
послать молитву по факсу
в Иерусалим:
там ее свернут в трубочку,
отнесут к Стене Плача,
сунут в щель — и порядок.

Если так, почему нельзя
просто закрыть глаза,
мысленно встать у Стены,
уткнуться лбом
в шершавые гладкие камни
и молча сказать:

Отче наш, Адонай,
Наму Амида Будда,
ради тьмы несмышленых
и нескольких просветленных —
пощади,
разожми кулак!

*****

Говорят, что я — того,
В голове, мол, каша.
Это правда, я ТОГО,
И все больше я — Его,
И все меньше ваша.

*****

Попросили меня раз в «Иностранке»
Перевесть современного поэта,
Англоговорящего, живого, -
«Ведь не все ж мертвецов тебе толмачить!»

Вот раскрыла я живого поэта -
Ах, какой же он красавчик на фото!
Веет смертью от его верлибров,
Смерть сочится из каждого слова,
Я прочла и умерла, не сдержалась.

Тут пришли ко мне мертвые поэты,
Всё любимчики мои, кавалеры.
Поклонился дипломат, Томас Кэрью,
Громко чмокнул шалопай, сэр Джон Саклинг,
И сказал мне ловелас, Ричард Лавлейс:
- Слышал в Тауэре свежую хохму:
«Коли снятся сны на языке заморском -
с переводчицей ложись!» Ловко, правда? -
А Шекспира незаконный сыночек,
Вилли Дэвенант, сказал:
- Брось ты киснуть!
Сшиб я в «Глобусе» пару контрамарок
на премьеру «Идеального мужа», -
этот педик, говорят, не бездарен.
- Ну а после все пойдем и напьемся.
- И сонеты почитаем по кругу!
- Хорошо, - сказала я и воскресла.

Я воскресла, поглядела в окошко,
Отложила современного поэта.
И не то, чтобы я смерти боялась,
Просто вечер у меня нынче занят.

*****

Когда в троллейбусе едешь,
А окна застит мороз,
Кажется, будто едешь
Мимо сплошных берез,
Мимо серебряных елок,
Позванивающих, как жесть...
И кажется: путь наш долог,
И что там в конце - Бог весть.
-----------------------
Марина Бородицкая