Американский антрополог Мэри Дуглас указывала, что грязь — явление скорее культурное, а не физическое. Грязь символизирует нарушение некоторых значимых, пусть и невидимых границ. Суп в тарелке — это пища, тот же суп на одежде — грязь. Грязь — как результат выхода за границы разрешенного, преступления в смысле «переступления черты» — в большинстве первобытных обществ ассоциировалась с грехом и виной. «Поливать грязью» — обвинять, оскорблять, метить в качестве изгоя.

Австралийский социолог и антрополог Дебора Лаптон развивает идеи Дуглас о чистоте и опасности, отмечая, что в современном мире традиционное понятие вины постепенно замещается представлениями о риске. Светское сознание сводит вину к юридическим категориям, для обозначения же юридически невиновных, но социально «нечистых» современный язык вводит эвфемизм — риск. Принадлежность к «группе риска» еще не делает преступником, но уже может превратить в изгоя.

Россия заведомо «нарушает» границу — геокультурную границу Европы, оказываясь наполовину в Азии и словно впуская последнюю внутрь себя. Границы условны: «не бояться замараться» в России достоинство, а «чистоплюй» — оскорбление. Западный стереотип: Россия — перманентный источник «загрязнения»: чернобыльское облако, полониевые следы, грязные деньги, грязные технологии. Даже будучи другом и союзником, Россия остается как бы в группе риска.

Россию вряд ли удастся в обозримом будущем избавить от грязи, но можно попытаться сменить контекст. Немецкий социолог Ульрих Бек утверждает, что человечество вступило в эпоху глобального общества рисков. Это мир без границ, в котором риск — ключевой элемент, составная часть цены любого актива, объект экономики, не зло, но возможность.

Вадим Малкин, директор аналитического центра Russian Axis, Лондон
Ведомости, 14 декабря 2007 г.