Ты не задумывался, усернаме, зачем ты живёшь? Бля, он опять за своё, подумаешь ты, и будешь прав. Но у меня нет ответа на этот вопрос, и я не могу оставить этот факт без внимания. Я задаю себе этот вопрос каждый день. Ну, может, не каждый, может, через день. Или около того. И с точки зрения отсутствия ответа день, проведённый за истреблением драконов в Скайриме ничем не отличается от дня, проведённого на условно полезной, зато оплачиваемой работе. Или от дня, проведённого за любым другим занятием.

Однажды, дорогой усернаме, когда я проснулся посреди ночи и услышал шорох в коридоре, я поймал себя на мысли, что хочу, чтобы это оказался монстр, а не кот. Потому что жизнь тогда стала бы интересней. О, насколько проще бы стал мир, если бы это оказался монстр. Ты никогда не тосковал, дорогой усернаме, оттого, что крипипаста и мёртвые японские девочки не могут тебя напугать? Наш мир оказался бы проще, если бы в нём были мёртвые японские девочки. Можно было бы посвятить себя тому, чтобы выловить одну такую и выпустить на волю погожим майским днём, под жужжание пчёл. Наш мир очень сложный. Настолько сложный, что представляет собой пыльную серую равнину, заполненную бесконечно сложными трупиками связей, отношений, и механизмов воздействия. Тронь какой-нибудь, и будешь ещё долго потом отмываться, но тут нет воды, есть только пыль, а оттирать пылью пыль тоже как-то глупо.

Однажды наступит момент, когда нужно будет смотреть назад. Мы думаем, что у нас достаточно времени, и что пока мы можем смотреть вперёд, но однажды мы будем стоять у самого конца, и тогда, если хватит мужества, мы посмотрим назад. Жизнь — это нечестная игра. Ты не знаешь, что нужно делать, чтобы, глядя назад, не осознать в один прекрасный момент, что нужно было делать всё по-другому. Что придуманное тобой оправдание своему существованию, оказалось нарисованным очагом, сорвав который ты обнаружишь вселенскую пустоту, космическую бессмысленность, криво прикрытую низкопробным фарсом бытия. Тогда ты лицом к лицу увидишь тьму, которая всегда была рядом с тобой.

Ты знаешь об этой тьме, усернаме? Нашу действительноть, окутанную светом, можно с лёгкостью проткнуть пальцем. Буквально, подойти к зданию на улице, ткнуть в него палкой и внезапно обнаружить, что вокруг тебя — искусная декорация. Что всё то, что ты видишь — тонкая оболочка, созданная отражениями, лёгкий налёт на сетчатке. А из дырки, которую ты проделаешь, чёрным дымком заструится пустота. Она поглощает всё, что мы знаем. Наши воспоминания, наше детство. Вспомни дом, в котором ты жил ребёнком, усернаме. Ты можешь вернуться на то же место, можешь даже войти в то же здание, но тот дом, в котором ты жил, в котором тебя встречали родители, поглотила тьма, его больше никогда не будет. Если ты попытаешься вспомнить, как там стояла мебель, какие книги там были на полках, ты ощутишь напряжение, с которым тьма утягивает его из твоей памяти. Ты теряешь его, деталь за деталью.

Освальд Шпенглер говорит нам с тобой, что жажда познания — это эффект ужаса человека перед неизвестностью. Знаешь, усернаме, возможно, моя жажда деятельности — это всего лишь эффект ужаса перед бессмысленностью. Недавно я убил дракона в Скайриме. Знаешь, как хорошо, когда есть дракон? Дракон — это наше спасение от ничего не выражающего лика абсурда, который мы видим в зеркале. Человечество не проклято свободой воли и не благословлено предопределённостью. Человечество просто плывёт на шаре сквозь бесконечную пустоту и тьму, сквозь время, о которое оно стирается в пыль, плывёт и исчезает в нескончаемом ничто.