Жизнь за десять секунд.
Я стою на пороге нового тысячелетия. Часы собираются вот-вот пробить двенадцать. Остаются секунды, кажется уже ничего не успеть, но мысли бегут с такой быстротой! В одну лишь секунду перед глазами пролетает вся жизнь!
Десять. Единственное, что мне остается – это думать, ведь я не могу встать, не могу видеть, руки неумелые, совсем не слушаются. Вспоминая об этом, я опять, как наяву, вижу два огромных глаза, желтые фары…Так громко! Он мчится на всей скорости прямо ко мне. Я испуганно, да нет, заворожено смотрю ему прямо в лицо. Я не отойду. Тело меня не слушается, а он даже не пытается отойти. Гудит…гудит…Обидно…А теперь и могу всего-то ложку держать и передвигать коляску. Действительно, обидно…
Девять. Мама умерла, когда мне исполнилось всего семь. Я впервые пошел в школу, пришел, а ее уже нет! А она умерла!
Горячая слеза даже на секунду вырвала мое сознание из воспоминаний, но потом я снова ушел в себя, все глубже и глубже погружаясь в это болото.
Разве это справедливо?! Ведь она была такая хорошая! Такая светлая! Кому было дело до того, что такая замечательная женщина работает официанткой в закусочной, и ей платят так мало?! Ведь никому не важно, что она не смогла выучиться в институте, потому что не было денег! А потом умерла…от рака! Я тогда остался совсем один, потому что отца у меня не было с младенчества. Он погиб, в машине разбился, так мне говорили.
Восемь. Я так долго бежал. Не мог остановиться, бежал вперед, а потом случайно выскочил на дорогу, а водитель грузовика был пьян, по крайней мере, мне так сказали!
Семь. У меня была собака – поводырь. Мы шли с ним. Вернее он шел, а я ехал на коляске. Мы не мешали. Он был, мне сказали, черного цвета. Мы не мешали! Он никому не мешал! Почему именно там побежал тот человек?! Было шумно, в моей голове творилось что-то непонятное. Я упал, а мой пес побежал вперед. Визжали сирены, а потом тихо…а потом выстрел… Я пытался бежать, ничего не видел.
«Он не мешал, - шептал я вслух, вытирая с лица соленые капли, - никому не мешал…»
Шесть. Я жил у тети, а потом меня отправили в больницу на обследование… Они думали, что я сплю, а может, считали, что я не слышу. Говорили, что мне никак не вылечиться, что я не смогу больше ходить и видеть. Потом меня били. Я не помню, кто это был, но у них были холодные тяжелые руки и такие же сердца, если были.
Пять. А помню, как одна девочка из больницы говорила со мной, когда мне было плохо. Она говорила, что всегда лежит, что она болеет, но должно обойтись. Она говорила тихо, мне приходилось пододвигать коляску к ее кровати. Девочка шептала, что там хорошо, что уж там нас никто не сможет обидеть. Мы будем гулять, где захотим. Она сказала, что мы там обязательно встретимся. Взяла меня за руку, и ее увезли. И мы больше не виделись. Кто-то говорил, что ее не спасли, что она умерла, а ей было всего тринадцать лет, она была совсем маленькая, младше меня на год! А ее не спасли!
Четыре. На крыше дул холодный ветер. Сильный.
Три. Я развернул коляску.
Два. Опустил руку на колесо…
Один. Но мы обязательно встретимся там, и нас никто не сможет обидеть, и будем гулять, где захотим. Крутится…так быстро. Обидно, что даже напоследок я не смогу посмотреть и вспомнить, как выглядел этот город, когда я слышал его в последний раз.
* * *
Я наблюдал за этим мальчиком с его рождения. У него была красивая мать, он сам был симпатичный, но жизнь у мальчика с самого начала не задалась. Его мама была больна раком. Ему было всего семь, когда она умерла, а сам он остался один. Отец его был пьяницей. Он бросил жену и ребенка, не успел еще тот родиться… И, когда он в очередной раз перебрал, сел за руль, то сбил на дороге собственного сына.
Мальчик стал жить с тетей. Я, продолжая быть врачом, лично наблюдавшим за ним, посоветовал тете отправить племянника на обследование. Я приходил и видел, как он общается с девочкой, которая лежала в его палате. Он держал ее за руку, когда ее увезли на операцию, с которой она не вернулась. Когда он пропал, я не знал, что делать. Искал везде. Но нашел уже слишком поздно.
Я видел эту ужасную картину с крыши, откуда он и покатился вниз вместе с коляской. Дул холодный ветер, сильный. Я поежился, и вдруг мне в голову пришла мысль, что это не зря. Что все было не зря! Мальчик прожил жизнь, тяжелую жизнь, закончившуюся, казалось бы, слишком рано, но на самом деле полную. Действительно, она должна была закончиться именно тогда и именно там. Он понял больше, чем все мы за многие годы, и больше ему ничего не надо было. Все, что должно было с ним случиться, случилось. Он устал…
