В колонках играет - Thea Gilmore - Cheap Tricks
Люблю лето. Вместо жизни по расписанию, которое зависит от тебя лишь на половину, ты сам себе господин и сам решаешь, что и когда будешь делать.

Летом не возникает внутренней борьбы "Завтра вставать в 6.30, надо бы лечь пораньше". Лечь пораньше - практически невыполнимая задача, и к тому же абсолютно бесполезная, потому как дело не в количестве часов, которые организм проведет в состоянии сна, а во времени пробуждения. Так вот, полседьмого почему-то не располагают меня к началу бурной деятельности.

То ли дело вечера... Точнее, ночи. Когда домашние за стенами уже видят десятый сон, а на улице повисла глубокая тишина. Наступает спокойствие, умиротворенность и безграничная радость от того, что именно ты, сова до мозга костей, бодрствуешь в это замечательное время суток и имеешь возможность этим насладиться. А когда, бывает, ветер за окно начинает насвистывать одному ему ведомую мелодию, периодически заглядывая в освещенную приглушенным светом настольной лампы комнату, и принося свежую прохладу грядущего дождя. Поздний гость не заставляет себя ждать, обрушиваясь внезапно и мощно на истомившиеся от жары пышные кроны деревьев, и в тихий шелест постепенно подмешиваются плеск воды, сбегающей по трубам с крыши на асфальт, раскатистый гром и ослепительные вспышки молнии. Самое лучшее время суток! И самое лучшее снотворное, ежели в нем есть потребность.
В моем случае - не было. Я жадно глотала рассказы Брэдбери из сборника "Тёмный карнавал". А рассказы там, надо сказать, все как на подбор черные. Не страшные, а просто черные. И странные. А еще очень красивые. И идеально подходящие атмосфере.

Люблю лето. Можно все переворачивать с ног на голову. Поедание мороженого на завтра уже почти превратилось в условный рефлекс. Еще немного, и та же участь постигнет танцы в безразмерной футболке перед зеркалом:)

Дочитала вчера "Вино из одуванчиков". Хотя, наверное, не совсем точным будет сказать "дочитала", ведь я уже была знакома с этой книгой раньше. Несколько лет назад, еще в школе, когда знакомство с Брэдбери только-только начиналось.
На самом деле, я даже не помню, с чего все началось. Что меня толкнуло взять именно ту книгу, которую я взяла? Мне тогда было сколько? Двенадцать, или, возможно, тринадцать лет. Книга была толстая, в четыре пальца, и в мрачно-зеленого цвета переплете. Чем она выделялась на полке среди прочих, которые я с равным же успехом могла выбрать? Что такого было в истории о людях, сжигающих книги, о девушке, утверждавшей, что капли дождя по вкусу напоминают вино, и о запутавшемся в себе человеке, чья жена разговаривает со стенами, а его работа - сжигать все те же книги? Ответа на этот вопрос я не знаю. Но тогда что-то случилось. Наверняка. После этого я прочитала многие его рассказы, новеллы, и "Вино" в том числе. Но тогда оно не вызвало во мне такого резонанса, как сейчас, и было забыто на несколько лет...
И вчера, переворачивая последнюю страницу сборника историй, преисполненных магии и доброты, веры, радости, и щепотки грусти, но светлой, я думала о том, что есть ведь продолжение... Что уже завтра я смогу, забравшись во всемирную паутину, всего лишь клацнуть по иконке "Избранное", выбрать необходимый мне сайт, и - о чудо! Снова окунуться в этот мир... А потом вдруг поняла, что не получится. Волшебство не свершится, если книга не будет лежать у меня в руках, и я не буду кончиками пальцев и всей поверхностью ладони чувствовать ее твердый переплет, не буду ощущать запаха свежей краски и плотной качественной бумаги.

Похоже, в скорости придется мне совершить набег на книжный магазин...)

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Многовато букв.

Август почти кончился. По городу медленно плыло первое прохладное дыхание осени, яркая зелень листвы потускнела, а потом деревья вспыхнули буйным пламенем, горы и холмы зарумянились, заиграли всеми красками, а пшеничные поля побурели. Дни потекли знакомой однообразной чередой, точно писарь выводил ровным круглым почерком букву за буквой, строку за строкой.

Как-то раз Уильям Форестер шагал по хорошо знакомому саду и еще издали увидел, что Элен Лумис сидит за чайным столом и старательно что-то пишет. Когда Билл подошел, она отодвинула перо и чернила.

- Я вам писала, - сказала она.

- Не стоит трудиться - я здесь.

- Нет, это письмо особенное. Посмотрите. - Она показала Биллу голубой конверт, только что заклеенный и аккуратно разглаженный ладонью. - Запомните, как оно выглядит. Когда почтальон принесет вам его, это будет означать, что меня уже нет в живых.

- Ну что это вы такое говорите!

- Садитесь и слушайте. Он сел.

- Дорогой мой Уильям, - начала она, укрывшись под тенью летнего зонтика. - Через несколько дней я умру. Нет, не перебивайте меня. - Она предостерегающе подняла руку. - Я не боюсь. Когда живешь так долго, теряешь многое, в том числе и чувство страха. Никогда в жизни не любила омаров - может, потому что не пробовала. А в день, когда мне исполнилось восемьдесят, решила - дай-ка отведаю. Не скажу, чтобы я их так сразу и полюбила, но теперь я хоть знаю, каковы они на вкус, и не боюсь больше. Так вот, думаю, и смерть вроде омара, и уж как-нибудь я с ней примирюсь. - Мисс Лумис махнула рукой. - Ну, хватит об этом. Главное, что я вас больше не увижу. Отпевать меня не будут. Я полагаю, женщина, которая прошла в эту дверь, имеет такое же право на уединение, как женщина, которая удалилась на ночь к себе в спальню.

- Смерть предсказать невозможно, - выговорил наконец Билл.

- Вот что, Уильям. Полвека я наблюдаю за дедовскими часами в прихожей. Когда их заводят, я могу точно сказать наперед, в котором часу они остановятся. Так и со старыми людьми. Они чувствуют, как слабеет завод и маятник раскачивается все медленнее. Ох, пожалуйста, не смотрите на меня так.

- Простите, я не хотел... - ответил он.

- Мы ведь славно провели время, правда? Это было так необыкновенно хорошо - наши с вами беседы каждый день. Есть такая ходячая, избитая фраза - родство душ; так вот, мы с вами и есть родные души. - Она повертела в руках голубой конверт. - Я всегда считала, что истинную любовь определяет дух, хотя тело порой отказывается этому верить. Тело живет только для себя. Только для того, чтобы пить, есть и ждать ночи. В сущности, это ночная птица. А дух ведь рожден от солнца, Уильям, и его удел - за нашу долгую жизнь тысячи и тысячи часов бодрствовать и впитывать все, что нас окружает. Разве можно сравнить тело, это жалкое и себялюбивое порождение ночи, со всем тем, что за целую жизнь дают нам солнце и разум? Не знаю. Знаю только, что все последние дни мой дух соприкасался с вашим и дни эти были лучшими в моей жизни. Еще о многом надо бы поговорить, да придется отложить до новой встречи.

- У нас не так уж много времени.

- Да, но вдруг будет еще одна встреча! Время - престранная штука, а жизнь - и еще того удивительней. Как-то там не так повернулись колесики или винтики, и вот жизни человеческие переплелись слишком рано или слишком поздно. Я чересчур зажилась на свете, это ясно. А вы родились то ли слишком рано, то ли слишком поздно. Ужасно досадное несовпадение. А может, это мне в наказание - уж очень я была легкомысленной девчонкой. Но на следующем обороте колесики могут опять повернуться так, как надо. А покуда непременно найдите себе славную девушку, женитесь и будьте счастливы. Но прежде вы должны мне кое-что обещать.

- Все что угодно.

- Обещайте не дожить до глубокой старости, Уильям. Если удастся, постарайтесь умереть, пока вам не исполнилось пятьдесят. Я знаю, это не так просто. Но я вам очень советую - ведь кто знает, когда еще появится на свет вторая Элен Лумис. А вы только представьте: вот вы уже дряхлый старик, и в один прекрасный день в тысяча девятьсот девяносто девятом году плететесь по Главной улице и вдруг видите меня, а мне только двадцать один, и все опять полетело вверх тормашками - ведь правда, это было бы ужасно? Мне кажется, как ни приятно нам было встречаться в эти последние недели, мы все равно больше не могли бы так жить. Тысяча галлонов чая и пятьсот печений - вполне достаточно для одной дружбы. Так что непременно устройте себе, лет эдак через двадцать, воспаление легких. Ведь я не знаю, сколько вас там продержат, на том свете, - а вдруг сразу отпустят обратно? Но я сделаю все, что смогу, Уильям, обещаю вам. И если все пойдет как надо, без ошибок и опозданий, знаете, что может случиться?

- Скажите мне.

- Как-нибудь, году так в тысяча девятьсот восемьдесят пятом или девяностом, молодой человек по имени Том Смит или, скажем, Джон Грин, гуляя по улицам, заглянет мимоходом в аптеку и, как полагается, спросит там какого-нибудь редкостного мороженого. А по соседству окажется молодая девушка, его сверстница, и, когда она услышит, какое мороженое он заказывает, что-то произойдет. Не знаю, что именно и как именно. А уж она-то и подавно не будет знать, как и что. И он тоже. Просто от одного названия этого мороженого у обоих станет необыкновенно хорошо на душе. Они разговорятся. А потом познакомятся и уйдут из аптеки вместе.

И она улыбнулась Уильяму.

"Знаете, чем пахнут палые листья? Корицей!" (Р.Брэдбери)

А на улице пахнет дождем и грибами... Осень полноценно вступила в свои права?