Переводчик:	Trishula
Бета:	Leska с 7 главы
Источник:	beren-writes.livejournal.com/69328.html
Автор:	beren
Пэйринг:	Гарри Поттер Драко Малфой
Рейтинг:	NC-17
Жанр:	PWP/Drama/Romance
Размер:	Макси
Статус:	Закончен
События:	Седьмой курс
Саммари:	Гарри победил Волдеморта, его подвиг известен каждому волшебнику. Он собирается закончить свой последний учебный год в Хогвартсе. Но с ним происходит что-то странное, такое, чего он и ожидать никак не мог. Перемены эти неожиданны, и принять их очень трудно.
Предупреждение:	вейло-фик
От автора:	в этом произведении много фандомных клише. Возможно, писать его не имело смысла. Но я получил настоящее удовольствие от этого фика и попытался подать старые идеи немного по-другому, по-новому. В случае, если вам еще интересно, повествование ведется от лица Гарри.

---

Глава 1. Открытие

Гарри откинулся на спинку дивана и потянулся, но это не помогло. Боль между лопатками не ушла. Сначала он думал, что растянул что-нибудь на квиддиче. Но, обычные после тренировки, неприятные ощущения давно должны были пройти, а между лопатками тянуло уже пару дней. Конечно, ему приходило в голову, что надо бы сходить в больничное крыло, но Гарри не привык беспокоить людей по мелочам.

Детство с Дурслями приучило его к мысли, что он должен быть самодостаточен, поэтому, по мнению мальчика, незначительные боли в спине не были поводом для беспокойства.

— Ты в порядке, приятель? — спросил Рон, игравший с Невиллом в шахматы.

— Спина болит, — ответил Гарри и встал на ноги, надеясь, что от перемены положения боль пройдет.

— Все еще болит? — его друг слегка нахмурился и повернулся к Гарри лицом. Болезненные гримасы Поттера Рон заметил еще накануне, но тот отказался от его помощи. Судя по выражению лица Уизли, Гарри понял, что сейчас он повторит свое предложение. Мальчик уже устал от раздражающей боли и хотел от нее избавиться. Будучи волшебником, он считал, что сам в состоянии излечиться, но сделанное им еще на прошлой неделе расслабляющее зелье так и не подействовало.

Когда он расправил плечи, пытаясь справиться с тупой пульсирующей болью, его тело как будто прошило огнем. Резкая судорога прострелила спину, он содрогнулся, на глаза набежали слезы. Он чувствовал себя так, будто его насквозь прошила молния.

— Гарри! — озабоченно воскликнула Гермиона и бросилась со своего места в его сторону. Она поддержала его за локоть одной рукой, а другую мягко положила на спину друга. Почти сразу Грейнджер убрала ее и поднесла к лицу. Поттер увидел, что ладонь девушки залита чем-то красным.

— Гарри, — очень медленно сказала Гермиона, явно стараясь сохранять спокойствие. — Мы должны немедленно отвести тебя к мадам Помфри.

Беспокойство плескалось в ее глазах. К тому же Гарри, ожидавший, что боль пройдет, почувствовал, что она наоборот стала еще сильней. На его вопросительный взгляд Гермиона снова показала ему свою ладонь.

— У тебя кровоточит спина, — ровно сказала она.

Рон и Гермиона, как никогда ранее, были очень настойчивы и проводили его до больничного крыла. В конце войны они так сдружились, что стали единым целым, особенно, если это казалось защиты Гарри. То, что он вообще пережил все эти потрясения, было само по себе чудом, поэтому друзья очень серьезно присматривали за Поттером.

Тот факт, что после победы над Вольдемортом он пролежал в коме два месяца, а потом год приходил в себя в доме Блэков, сделало заботу о его здоровье для друзей главным делом. Это было шесть месяцев назад, и Гарри уже вернулся к нормальной жизни, но здесь, в Гриффиндоре, считали, что опеку прекращать еще рано.

Через минуту друзья вошли в больничное крыло. Мадам Помфри посадила Гарри на одну из кроватей, подняла его черную футболку и бросила на спину беглый взгляд.

Это выглядело немного странно. Медиведьма что-то пробормотала про себя, и выпроводила Рона и Гермиону общими фразами. А затем поставила вокруг кровати несколько ширм.

— Гарри, пожалуйста, сними верхнюю одежду и ляг на кровать лицом вниз, — спокойно сказал женщина, но что-то в ее тоне заставило мальчика насторожиться. Поттер провел у нее несколько месяцев, когда он восстанавливался после битвы с Вольдемортом и знал ее очень хорошо. Когда рядом никого не было, он называл ее просто «Поппи», а она его «Гарри». Кроме того, он кожей чувствовал — что-то не так.

После выхода из комы, мальчик провел в больничном крыле сначала неделю, а потом целое лето, чтобы нагнать пропущенное. Пока женщина над ним хлопотала, его сознание и инстинкты подсказывали ему, что целительницу что-то беспокоит. Положив руки под голову, Гарри размышлял о том, что же так напугало Поппи, но ему не хватало смелости ее спросить. Он обнаружил, что лежать на животе гораздо удобнее, во всяком случае, боль немного отступила.

— Кровотечение поверхностное, — оптимистично заявила Поппи и он почувствовал ее нежное прикосновение к спине, — но нужно все обработать. Я прочищу твои раны, но это будет немного больно.

Не дожидаясь, пока Гарри спросит «какие раны?», целительница отошла от него, чтобы взять все необходимое. Когда она вернулась, почти сразу Поттер почувствовал холодное и болезненное прикосновение между лопатками. Он застонал и уткнулся в подушку лицом, чтобы ни делала Поппи, боль прожигала его насквозь.

Через тридцать секунд болезненные ощущения притупились, колющая иглами боль отступила. Гарри начал медленно впадать в блаженное оцепенение. Целительница бережно прикасалась к его ранам, залечивая их, ее прикосновения постепенно убаюкивали мальчика. Только когда обработка раны сменилась на ласковое поглаживание пальцами, Гарри вспомнил про животрепещущий вопрос.

— Что там, Поппи? — спросил он, когда целительница осматривала его спину. — Почему пошла кровь?

Ответом ему была напряженная тишина. Через несколько мгновений Гарри попробовал повернуть голову, чтобы посмотреть на женщину. Та серьезно смотрела ему на спину, и мальчику не понравилось выражение ее лица. Поппи озадаченно разглядывала Поттера, а когда заметила, что он на нее смотрит, одарила натянутой улыбкой.

— Ничего страшного, Гарри — сказал целительница слишком веселым голосом. — Я вернусь через несколько минут, мне нужно посмотреть кое-какие медицинские книги. Лежи спокойно и расслабься.

С этими словами Поппи накинула на него до пояса одеяло и оставила одного в ограниченном ширмами пространстве.

Секунд десять, Гарри пытался, изогнувшись, заглянуть себе за плечо и рассмотреть, что же там такое. Но у него, конечно, ничего не получилось, да и больно было. В конце концов, он рухнул на кровать и, глядя на изголовье кровати, пытался сообразить, во что же он вляпался на этот раз.

После поражения Вольдеморта Гарри надеялся, что посещения больничного крыла остались в прошлом, но, видимо, это желание было из разряда невыполнимых. Вне зависимости от того, чем его намазала Поппи, боль утихла. Некоторое время он лежал, ожидая ее возвращения, а потом задремал. Впервые за три дня его спина не болела, и Гарри наслаждался каждой минутой покоя.

Неизвестно, сколько он пролежал в полусне, но мальчик резко вернулся к реальности, когда услышал голоса Дамблдора и Поппи. Они говорили очень тихо, и Гарри пришлось изо всех сил напрячь слух, чтобы разобрать слова.

— Нет никаких сомнений, Поппи, — спокойно сказал директор. — Это не чья-то шутка или розыгрыш.

— Нет, — подтвердила мадам Помфри, — я проверила все заклинания и зелья, это природное явление.

— Есть какие-нибудь осложнения?

— Нет, он выглядит совершенно здоровым, — решительно сказал женщина старому волшебнику. — Бедный мальчик, должно быть, терпел боль в течение нескольких дней. Я думала, что он уже пережил все, выпавшее на его нелегкую долю, оказывается, все начинается сначала.

Тут их голоса стали почти не слышны, и Гарри уже не мог разобрать ни слова. Он был заинтригован и немного волновался, но его худшие опасения не оправдались, умереть он не должен был.

— Ну что же, — вновь стал слышен голос директора, — я полагаю, мы должны все рассказать Гарри. Хотел бы я не делать этого.

Поттер услышал звук шагов. Он повернулся на шум отодвигаемой ширмы и встретился глазами с Дамблдором.

— Добрый вечер, Гарри, — тепло приветствовал его директор. — Надеюсь, ты чувствуешь себя не слишком плохо.

— Не знаю, чем намазала мне спину мадам Помфри, но мне уже лучше, благодарю вас, профессор, — ответил гриффиндорец, пытаясь понять настроение Дамблдора.

— Что со мной происходит? — напрямик спросил мальчик. Он не собирался играть в игры или ждать, когда ему мягко сообщат о происходящем, он просто хотел знать. Дамблдор спокойно смотрел на него несколько секунд, потом кивнул.

— Все просто, Гарри, — спокойно сказал директор школы. — У тебя выросли крылья.

Осознав всю нелепость заявления, мальчик сначала хотел рассмеяться, ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять, что Дамблдор не шутит.

— У меня что?.. — недоверчиво переспросил Поттер.

— У тебя выросли крылья, — повторил директор. — Больно было из-за того, что перья прорезали кожу.

Мозги Гарри закипели. Однако он достаточно хорошо знал Дамблдора и не мог поверить в то, что старый волшебник выжил из ума. Значит, все, что он сказал, было правдой.

Хотелось бы конечно думать, что директор спятил, но собственная интуиция подсказывала, что это правда. Но ведь у людей, даже у волшебников, не могут расти крылья, если они, конечно, не под заклятием.

— Этого не может быть, — сказал Гарри, только потому, что хотелось унять бешено колотящееся сердце, а не потому, что он в это верил.

— Боюсь, что это так, — ласково сказал Дамблдор. — Не беспокойся, мой мальчик, это вполне естественно.

— Естественно?! — чуть не взвизгнул Гарри, но вовремя взял себя в руки. — Что может быть естественного в моих крыльях?!

Он попытался повернуться, но твердая рука старого волшебник удержала его.

— Лежи, — негромко сказал Даблдор. — Ты же не хочешь, чтобы раны снова открылись? Я сейчас вернусь и отвечу на все твои вопросы.

Это было сказано таким тоном, что спорить расхотелось, и, сделав над собой усилие, чтобы не проклясть весь мир, Гарри уткнулся лицом в ладони и ждал пока директор сядет. Тот сказал несколько слов притихшей мадам Помфри, но Поттер их не слышал, он словно отупел. Гриффиндорец повернул голову только на легкое прикосновения к плечу, и увидел, что директор низко наклонился над ним.

— Почему у меня выросли крылья? — немного отчаянно спросил он. — Это что? Загробная шутка Вольдеморта?

— Происшедшее не имеет ничего общего с Томом Риддлом, — спокойно заверил его Дамблдор. — За исключением того факта, что ты впитал всю его силу, но к этому я вернусь позже.

Директор замолчал и задумался, Поттер даже решил, что он больше ничего не скажет.

— Гарри, мальчик мой, — наконец заговорил Дамблдор. — Конечно, для тебя это несколько неожиданно, но ты не первый, у кого вырастают крылья.

Директор был прав, для Гарри это было неожиданностью, он был вконец деморализован.

— Ты был рожден с рудиментарными крыльями, — уста Дамблдора изрекли очередное откровение, — это не настолько необычно, как ты мог бы подумать. Есть несколько родов волшебников с подобными врожденными качествами. Поттеры — один из таких, ты унаследовал эту особенность от своих родителей. Это признак особой, очень сильной магии. Просто твои крылья до последних дней не раскрывались.

Новость шокировала, но закрался очевидный вопрос.

— Чьи это крылья? — спросил Гарри, на самом деле, совершенно не уверенный в том, что хотел бы это знать.

— Серафима, — спокойно ответил директор, а Гарри, решив, что ослышался, уставился на него с неподдельным интересом.

— Серафима, — медленно повторил Поттер. — Но разве Серафим не ангел?

В религиозных постулатах мальчик не разбирался, Дурсли никогда не были особенно набожны. Но он помнил рассказы о херувимах и серафимах. Как-то, один-единственный раз, на Рождество, еще до Хогвартса, тетя Петуния водила всю семью в церковь. Вспоминая этот случай, он подозревал, что тетка надеялась таким образом лишить его магии.

— Я полагаю, что магглы не знали точно, что обозначает это имя, — задумчиво сказал Дамблдор. — Подозреваю, что Серафимы точно подходили под описание. Но они на самом деле магические существа. Серафимы ничем не отличаются от людей, и вы никогда не догадаетесь об их природе до тех пор, пока они не раскроют крылья. Эти создания даже гораздо более замкнуты, чем кентавры, и очень немногие из них вступаю в контакт с низшими, как они считают, расами. Один из ваших предков нашел путь к сердцу такого существа, и таким образом, положил начало этому наследству Поттеров.

— Но почему именно сейчас? — выбрал Гарри единственный вопрос из множества роившихся в его голове.

— Потому, что ты стал очень силен, мой мальчик, — любезно пояснил директор. — Серафимы не просто волшебные существа, они и есть — магия. Проявление Серафима требует всплеска магической силы, тем более, когда в наследие вступает человек. Вот что я имел в виду, когда говорил, что любой намек на крылья является приметой настоящего волшебника. Ребенком ты не проявлял никаких признаков Серафима, но уже обладал совершенно ошеломляющими способностями. Поглощение еще и сил Вольдеморта разбудило в тебе спящий ген.

Гарри хотелось закричать, но он прикусил язык, и попытался вести себя разумно. Хотя на этот раз он предпочел бы, чтобы очередное чудо произошло с кем-нибудь другим.

— Могу ли я от них избавиться? — тихо спросил он, уже зная ответ.

— Мне очень жаль, мой мальчик, но это невозможно, — мягко сказал директор. — Твои детские крылышки были не развиты, и являлись не более, чем украшением. Новые, как сказала Поппи, являются вполне функциональными и развиваться будут соответствующим образом. Тебе вряд ли удастся от них избавиться.

Гарри не смог сдержаться и глухо застонал, прикрыв лицо руками. Дамблдор успокаивающе положил руку на его плечо и ждал, пока мальчик успокоится.

— Как велики они будут? — наконец спросил Гарри и поднял усталые глаза на директора.

— Около пяти метров в размахе, — спокойно сказал Дамблдор. — Ты должен знать, что крылья Серафима не такие как у птиц, они гораздо более полезны и динамичны. Они контролируются не физическим, а мощным магическим механизмом защиты. Очень немногие заклинания могут проникнуть сквозь них, если они используются в качестве щита. Крылья, конечно, позволят тебе летать, но самая хорошая новость состоит в том, что если ты не захочешь, то их никто и не увидит.

Эта новость заставила Гарри воспрять духом и приободриться. Мальчик представил себе пятиметровые, тонкие, как у бабочки, покрытые перьями крылья, и теперь был растерян.

— Как могут быть невидимыми такие огромные крылья? — спросил он, не понимая, как такое может быть.

— Волшебные крылья, помни, Гарри, — сказал Дамблдор с легкой улыбкой. — Все нормально. Ты получил силу рода и крылья освободились.

Гарри вздрогнул, это звучало неприятно.

— А вот я верю, что это к лучшему, — радостно сказал директор.

Поттер мучительно переваривал информацию, наверняка существовало еще много чего, что ему надо знать. Он совершенно не хотел этого, но подозревал, что неведение может обойтись гораздо дороже, чем знание.

— Я не буду больше меняться? — тихо спросил он.

— Вполне возможно, мой мальчик, — доброжелательно сказал директор. — Но тут ничего нельзя знать заранее. Такого сильного волшебника как ты, в роду Поттеров пока не было, следовательно, как поведет себя ген Серафима в твоей крови предсказать невозможно. Решай проблемы по мере их возникновения, это все, что я тебе могу предложить.

Гарри с ним согласился.

Поттер вошел в гостиную Гриффиндора чувствуя себя разбитым и измученным, но ему было совсем не так плохо, как накануне вечером. Раны, через которые крылья пробились наружу, зажили с поразительной скоростью, и хотя были еще совсем свежими, колющей боли больше не было. Поппи услужливо подняла перед ним зеркало, чтобы мальчик мог рассмотреть свою спину, и убедиться, что она выглядит совсем не так плохо, как ожидалось.

Крылья на самом деле представляли два двухдюймовых радужных хребта, которые проходили под лопатками и в ширину были в четыре-пять раз больше, чем в длину. Если бы Гарри не знал об их существовании, он бы никогда не догадался, что это.

Была суббота, и было еще очень рано, поэтому никто не видел, как Поттер прошел через общую комнату в джинсах и пижамной рубашке из больничного крыла. Он почти не спал в прошлую ночь, действие исцеляющих зелий Поппи мешало ему расслабиться, но оно должно было кончиться через час. Гарри очень устал, и был приятно удивлен, когда целительница разрешила ему не ходить на занятия после завтрака. Держа склянку с зельем в одной руке, рваную футболку в другой, он прошлепал в спальню, и на уме у него было только одно: упасть в удобную, мягкую постель и проспать сутки. Он рухнул лицом в матрас, но его планам не суждено было сбыться.

— Посмотрите на его спину! — прозвучал в комнате взволнованный и восхищенный голос Невилла.

В комнате послышались восклицания, и Поттер застонал, сообразив, что его соседи по спальне проснулись и сейчас начнутся расспросы. Кто-то отдернул занавес над его постелью и на мальчика упали лучи утреннего солнца. Гарри заслонил рукой глаза и попытался уткнуться лицом в подушку.

— Уйди, — раздраженно сказал он. — Я пытаюсь заснуть.

— Вау! Ты выглядишь круто, дружище! — завопил, ничуть не смущенный отповедью Рон.

— Даже слишком, — громко согласился Симус.

Зная, что теперь они не отвяжутся, Гарри медленно открыл глаза и посмотрел на своих друзей. Окинув их взглядом, он увидел, что все собрались вокруг его постели. Мальчик не мог повернуться, чтобы видеть их лучше, садиться ему не хотелось, впрочем, как и поворачиваться на спину.

— Очень смешно,— насмешливо сказал Гарри, и уронил голову на руки. — Можно я все-таки посплю хотя бы полчаса, мне не удалось сомкнуть глаз с прошлой ночи.

— Круто, очень,— неоригинально ввязался в разговор Дин.

Из-за сдвинутых Роном занавесок прокрался солнечный луч и ударил прямо в лицо Гарри, и мальчик спрятал голову под ближайшую подушку.

— Как спина? — обеспокоенно спросил Рон. — Я надеюсь, ничего серьезного?

— Если бы это было серьезно, мадам Помфри приковала бы меня к постели в больничном крыле, — Гарри чувствовал, что начинает злиться, но ничего не мог с собой поделать. Несмотря на раздраженный тон, друзья его не оставили, и отчасти он был им за это благодарен, но больше всего на свете ему хотелось спать.

— Так что же это было? — голос Рона звучал слегка насмешливо.

Гарри не собирался объяснять всем присутствующим, что случилось, ему вообще ничего не хотелось объяснять, именно поэтому он решил немного приврать.

— Крылья, — сказал он правду, а потом солгал. — Кто-то наколдовал мне крылья.

Врал он подробно и развернуто.

— Мадам Помфри пыталась мне помочь, но это было адски больно.

— У тебя действительно выросли крылья? — голос Невилла звучал удивленно и восторженно. — Я никогда о таком не слышал.

— Наверное, это шутка Снейпа, — пробормотал Гарри в подушку и веки его опустились.

Кто-то спросил Поттера еще о чем-то, но он не понял ни слова. Выросшие крылья были больше, чем гриффиндорец мог перенести за одну ночь, и Гарри уплыл из мира реальности с благодарной улыбкой. Напоследок мальчик осознал, что все еще держит в руке склянку с мазью.

Когда Гарри проснулся, то почувствовал, что боль уменьшилась, и его настроение немного улучшилось. Гриффиндорец привстал, а потом медленно поднялся с кровати, он увидел Рона, который, сидя на постели, читал журнал по квиддичу. Гарри не удивился, он знал, что друг останется здесь, чтобы присмотреть за ним, он не возражал против проявления дружеской заботы.

— Добро пожаловать домой, — весело улыбаясь, сказал Рон. — Как ты? Лучше?

Гарри кивнул головой и медленно встал, осторожно передернув плечами. Он почувствовал легкий укол боли, когда шевельнул лопатками. Но это было все, что он почувствовал, даже лучше, чем утром.

— Сколько сейчас времени? — спросил он, протирая заспанные глаза, взяв очки с тумбочки.

— Думаю, около двух, дружище, — тоже вставая, ответил Рон. — Я пытался разбудить тебя на обед, но ты не захотел.

Как будто желая подчеркнуть сей удручающий факт, желудок Гарри довольно громко заурчал.

— Сбегаю на кухню, не страшно, — сказал мальчик с легкой улыбкой. — Сожалею о сегодняшнем утре, ночью был ад. Когда я приведу себя в порядок и поем, мне нужно поговорить с вами, с тобой и Гермионой, это будет долгий разговор.

Обеспокоенный Рон подошел к нему поближе.

— Ты солгал ребятам, не так ли? — серьезно спросил он друга.

— Не совсем, — ответил Гарри честно, решив, что откровенность будет наилучшим способом общения с друзьями. — Все намного сложнее. Ничего страшного, но я вполне мог бы обойтись и без этого.

Рон сильно хлопнул его по плечу. Поттер вздрогнул, этот жест вызвал новый приступ боли, но он все равно улыбнулся.

— Ничего, Гарри, — ободряюще сказал его лучший друг. — Уверен, ты с этим разберешься.

После поражения Вольдеморта Рон был поразительно оптимистичен и уверен, что другу теперь все нипочем.

— Да, — согласился Поттер, чувствуя себя гораздо лучше, — будем надеяться.

Мальчик начал рыться в вещах, разыскивая свежее белье и ванные принадлежности.

Ему был очень нужен горячий душ.

Приняв душ, позволив домовым эльфам и Рону накормить его, Гарри почувствовал себя гораздо лучше и счастливее. К тому времени они нашли Гермиону, чудом убедили ее оставить на время домашнее задание и пойти с ними в пустой класс.

Не сказать, чтобы Гарри был доволен своим новым анатомическим приобретением, но его жизни хотя бы ничего не угрожало. Вроде бы. Ему просто хотелось забыть о крыльях и жить своей жизнью.

— Что это было, Гарри?— спросила Гермиона, как только они закрыли дверь. — Рон говорил что-то о наколдованных крыльях.

— Это не так, — сказал он честно. — Но они у меня теперь есть.

Несмотря на лаконичность ответа, казалось, Гермиона его поняла.

— По крайней мере, это объясняет, почему я не слышала о таком заклинании раньше, — твердо сказал она. Рон, видимо, не разделял ее мнение, он подозревал козни близнецов-однофамильцев.

— Заклинания, как правило, действуют мгновенно, — спокойно возразила Гермиона. — А Гарри, судя по тому, что вы мне сказали, мучился несколько дней. Если бы это было давнее, родовое проклятие, я могла бы это понять, но… — она замолчала.

Гарри ей сдержанно улыбнулся.

После слов Гермионы, все трое поняли, что рыжие безобразники были не виноваты. Если бы это были заклинания, которыми пользовались близнецы, Рон бы их знал.

— Что же это, приятель? — с любопытством спросил Рон.

— Это! — сказал Поттер, стягивая с себя растянутую футболку через голову.

— Гарри! — воскликнула Гермиона. — Тебе же больно!

Поттер не двигался, как и его друзья, наклонившиеся ближе, чтобы рассмотреть.

— Сейчас все уже не так плохо, — честно сказал он им. — Но каждую ночь адская боль возвращается. У меня есть мазь, она мне будет необходима еще несколько дней, но худшее уже позади.

Зависло секундное молчание, потом Гермиона задал очередной вопрос.

— Ты говорил про крылья, — с любопытством спросила она. — Это то, что от них осталось?

— Это они и есть, — откровенно ответил Гарри. — Это магические крылья, они растут изнутри. Я постараюсь показать их вам, но я еще не очень умею с ними справляться.

— Вау! — кратко высказался Рон.

— Ты можешь потрогать, если хочешь и если будешь осторожна, — сказал Гарри, понимая причину неловкого молчания. Мальчик тут же вздрогнул, почувствовав острожное прикосновение, но ничего не мог с собой поделать. Ощущение легкого прикосновения мгновенно прошило все тело, и он уклонился от осторожных рук.

— Прости, — быстро извинился он. — Щекотно.

В чем-то это было правдой, он почувствовал почти сексуальное возбуждение и накинул футболку снова.

— Ощущение, среднее между кожей и шелком, — сказал Гермиона, когда он к ним повернулся.

— Это надолго?

— Навсегда, — ответил Гарри, пожав плечами, увидев шокированные лица друзей. Даже зная, что это не заклятье, они надеялись, что есть магические методы для удаления крыльев.

— Но если кто-то сделал это, почему мадам Помфри не может этого убрать?— озабоченно спросил Рон.

— Да никто ничего не делал, если не считать, что кто-то из моих предков переспал с Серафимом, — с досадой буркнул Гарри и рассказал им все.

— Я родился с рудиментарными крыльями, но когда впитал силу Вольдеморта, они начали расти.

Гермиона села с раскрытым ртом. Рон тоже не мог найти слов.

— Серафим, — покачивая головой сказала девушка, — но ведь они очень редки?

— Не уверен, — честно ответил Гарри, — но учитывая, какой магией они обладают, они, вероятно, есть. Я знаю, что они не любят общаться с людьми даже больше, чем кентавры. Так сказал Дамблдор.

Он почти видел, как в голове Гермиона пролистывает магические справочники. Поттер не сомневался, что она побежит в библиотеку при первой же возможности. Рон смотрел на него с удивлением, но выглядел смирившимся.

— Да, неудивительно, что сегодняшним утром ты был в таком гнусном настроении, приятель, — сочувственно сказал его лучший друг.

— Так теперь ты можешь летать?— решил перейти к делу Рон, и Гарри улыбнулся его прагматизму.

Глава 2. Изменения

Первый раз Гарри сообразил, что происходит что-то странное, когда, отправившись умываться в доселе безопасную ванную, приложился головой. Кое-кто из его более высоких однокашников давно уже пригибался всякий раз, когда в нее заходил. Но до тех пор, пока Поттер не треснулся головой о притолоку, у него никогда не было таких проблем. Мальчик всегда был низкорослым. В полусне он решил, что кто-то переставил мебель, и поплелся дальше.

Гарри почистил зубы, умылся, и после тщательной ревизии своей внешности решил, что ему надо побриться. Щетина пока не была слишком густой, но, учитывая темные волосы и бледную кожу, делать это ему приходилось довольно часто. У волшебников были свои методы борьбы со щетиной, но Гарри предпочитал маггловские.

Он потянулся за бритвой и услышал звук рвущейся материи. Тут мальчик совсем проснулся и осмотрел себя первый раз — запястья торчали из пижамы, как будто она была ему мала, по крайне мере, на два размера. Брюки тоже стали слишком короткими. И они обтягивали задницу.

Поттеру потребовалось меньше минуты, чтобы вернуться обратно в комнату мальчиков и от души хряснуть дверью. Однако проснулся только Невилл, остальные, трое его одноклассников, лениво приоткрыли глаза. Четыре пары глаз смотрели на Гарри укоризненно, он на них — обвиняюще.

— Это шутка такая? — многозначительно спросил мальчик и вытянул руки, чтобы было лучше видно.

Симус, перестав хмуриться, расхохотался и проснулся окончательно.

— Может, эльфы подложили тебе одежку, которую ты носил на втором курсе, Гарри? — серьезно спросил ирландец.

— Все было хорошо, когда я ложился спать, — многозначительно сказал Гарри. — Такое чувство, что кто-то уменьшил пижаму. Пожалуйста, отмени заклинание, я и так уже порвал одежду, она скоро на мне развалится.

Хохот Симуса разозлил Поттера и он погнался за ирландцем вверх по лестнице, злобно перепрыгивая ступеньки. Сегодня мальчик был не расположен к шуткам. Трое его товарищей с удивлением смотрели на Поттера и не двигались с места.

— Это точно был не я! — поклялся Симус, его товарищи по спальне синхронно кивнули.

— Да? А кто же тогда? — спросил Гарри, подозрительно оглядывая друзей, которые почему-то не спешили признаваться в кознях против его одежды. Неужели кто-то чужой прокрался в гриффиндорскую гостиную?! Дама на портрете не могла пропустить чужого, тем более так рано.

— Хм, Гарри, — задумчиво сказал Рон, — а ты уверен, что это именно пижама уменьшилась?

Гарри тупо уставился на своего друга, потом посмотрел на себя, явно не понимая, о чем идет речь.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он. Рон вылез из постели и встал рядом с ним, после чего Гарри заморгал от удивления. Обычно, его глаза находились как раз на уровне подбородка друга, а сейчас они недоуменно уставились на кончик уизлевского носа.

— Мать его, — с недоумением сказал Рон, слегка нахмурившись, — ты вырос.

Несколько секунд Гарри непонимающе смотрел на лучшего друга.

— Ни в коем случае, — сказал Поттер в конце концов.

Он быстро обогнул постели с другой стороны и подошел к косяку, на котором были метки, фиксировавшие рост обитателей спальни. Он измерял свой рост, надеясь, что когда-нибудь начнет расти. Но никогда в это не верил.

— Я не мог вырасти сразу на два дюйма всего за ночь, — запротестовал Гарри.

Гриффиндорцы подошли поближе, чтобы проверить результаты измерений.

— Блин, Гарри, — сказал Симус, встав рядом с Поттером, — ты стал так же высок, как я сейчас.

Гари сел и поморщился, услышав треск рвущейся одежды. Рубашка на спине постепенно расползалась, а он пытался сообразить, что делать. Здорово! Еще одна аномалия вдобавок ко всем прочим.

— Ты должен сходить к мадам Помфри,— серьезно сказал Рон, — чтобы она тебя обследовала. Я слышал про волшебников, растущих за ночь на полтора дюйма или что-то около, но не на два же!

— Бабушка говорила, что такое было с моим отцом, — встрял Невилл, пытаясь морально подержать друга. — Он за один день вырос изо сей одежды.

У Гарри появился новый повод задуматься.

— Вот черт! — сообразил он. — В чем же мне ходить?

— Не беспокойся, — сразу же сказал Симус. — Можешь носить мои мантию и брюки до тех пор, пока не обзаведешься собственными.

Гарри в очередной раз порадовался тому, что у него были такие хорошие друзья.

Поттер зашел в Большой зал и шмыгнул к столу, за которым уже сидели гриффиндорцы. Он страстно надеялся, что никто не заметит, как он изменился.

— Ты в порядке, Гарри? — спросила Гермиона, с любопытством глядя, как он согнулся в три погибели.

— У меня все хорошо! — громко, чтобы слышали все заинтересованные, ответил он. — Просто голова болит, вот и все.

Он посмотрел на девушку, вложив во взгляд молчаливую просьбу отстать. Конечно, все шло не так, как Гарри надеялся, но так было всегда. Его одногруппники заботливо делали вид, что ничего не произошло, но пресечь застольную болтовню они не смогли.

— Гарри, — сказала сидевшая напротив него Джинни, — а ты вырос.

Взгляды всех, кто находился в пределах слышимости, остановились на Поттере. Те, кто был в курсе, смотрели с сочувствием, остальные — с любопытством.

— Смотри-ка, — присмотрелась к нему девочка. — Ты, действительно, стал больше.

— Агррх, — высказался Поттер.

В течение долгих лет он хотел, чтобы его тело, которому до 11 лет, а потом и каждое лето, не давали ни есть, ни развиваться, догнало-таки его друзей в росте. Но это не значит, что мальчик хотел, чтобы это случилось за одну ночь.

Конечно, маги и колдуны иногда вносили в процесс роста свои коррективы, это так. Но он видел, что даже Поппи изумленно подняла брови, меряя его взглядом.

— Спонтанный скачок роста, бывает, ничего особенного, — заступился за озирающегося с отчаяньем Гарри, Рон. — Он вырос из всей своей одежды прошлый ночью, поэтому слегка растерян. А теперь отвалите от него!

Когда Рон говорил таким тоном, большинство слушателей принимали это к сведению и «отваливали». Однако Лаванда так быстро успокоиться не могла.

— Ты, правда, вырос? — возбужденно спросила она. — Большинство девочек было выше тебя!

Лицо и шея Гарри запылали, он знал, что стал ярко-красным.

К Лаванде присоединилась Парвати, ее лучшая подруга и вторая сплетница Хогвартса. Судя по всему, ее не пугал прожигающий насквозь взгляд Уизли, и она не собиралась отставать от подруги.

— Если ты вырос изо всей одежды, значит, ты здорово вытянулся! — громко спросила любознательная девочка. — Сколько?

Делать было нечего, весь седьмой курс и больше половины шестого, смотрели на него в упор и ждали ответа.

— На пару дюймов, — пробормотал Гарри и потянулся к тарелке, несмотря на то, что вдруг потерял аппетит.

— Ты стал шире в плечах, — заметила Лаванда, рассматривая Поттера с интересом, достойным лучшего флоббер-червя из коллекции Снейпа.

Мальчик с тоской вспомнил, что сейчас он одет в чужую мантию, а вся его одежда, состоящая преимущественно из обносков Дадли, ему безнадежно мала.

Поппи вела себя на осмотре очень спокойно и профессионально, но она настояла на измерении всего тела. Гарри стал не только выше, он раздался в плечах, груди и бедрах, увеличился размер ноги. Полностью изменились все кости скелета. Поппи сказал ему, что Джеймс Поттер в его возрасте носил меньший размер.

— Лаванда, — твердо сказал Рон, — если ты собираешься позавтракать прежде, чем твоя каша остынет, то тебе лучше заткнуться прямо сейчас!

Если бы Поппи не велела ему обязательно позавтракать, Гарри бы в рот ничего не взял. У каждого человека есть свой предел прочности, и, судя по всему, мальчик дошел до своего.

Он мысленно поблагодарил всех богов, каких знал, за такого друга, как Рон. Лаванда пренебрежительно фыркнула, но смолчала и уткнулась в свою тарелку. Да, этот день будет долгим, решил про себя Поттер.

Предчувствия его не обманули — это был долгий и трудный день. Все заметили случившиеся с ним перемены и Снейп в первую очередь. Он с наслаждением прочел целую лекцию на тему «Замедленное развитие Поттера», поэтому мальчик был очень рад провести вечер в Выручай-комнате. Он просто хотел приготовить в тишине уроки.

По мнению Гарри, Выручай-комната была просто великолепна, он частенько сбегал сюда от шума и суеты гриффиндорской гостиной.

Он всегда с благодарностью замечал изменения, связанные с тренировками Армии Дамблдора, но не ожидал, что в этот вечер комната так преобразится.

Потолок состоял из трех, очень разных, частей. Одна представляла собой стену для тренировки альпинистов, в то время как другая состояла из нескольких лестниц, уходящих вверх. Центральную часть украсило изображение открытого космоса. Гарри был не уверен, что именно это ему нужно, но комната сделал выбор за него.

— Спасибо, — пробормотал он не совсем уверенный в том, к кому обращается, но убежденный, в том, что должен был выразить свою благодарность.

Выйдя на середину комнаты, мальчик нервно осмотрелся. Несмотря на то, что Гарри был один, расстегивая рубашку, он чувствовал себя смешным. Он действовал интуитивно, казалось, мозгом управляли крылья, подергивающиеся в ожидании. Мучительно сознавая, что он понятия не имеет, что делать, Поттер сбросил рубашку на пол и попробовал расслабиться.

Сконцентрировавшись на легком покалывании, которое он ощущал под лопатками, Гарри постарался прислушаться к себе и понять, что ему нужно делать дальше. Логически рассуждая, волшебные крылья должны были среагировать на какое-то действие. Следовало это выяснить, а потом у него все получится. Отодвинув сомнения, он сосредоточился на крылья и попробовал их развернуть. Приблизительно через минуту мальчик понял, что ничего не получилось.

— Все, в чем я нуждаюсь это подсказка, — проворчал он себе под нос.

Краем глаза, в районе потолка, Гарри заметил вспышку, и что-то устремилось прямо к нему. Мальчик среагировал прежде, чем успел понять, что делать. Внезапно его слегка отбросило назад, и Поттер оказался окружен мягкими кожистыми крыльями. Разряд был ими отброшен. Гарри замер, ошеломленный происшедшим.

После минутного замешательства, он рассмеялся. Комната, действительно, знала его лучше него самого.

— Спасибо, кто бы ты ни был, — отсмеявшись, сказал Гарри, осматривая комнату. — Я понял.

Развернутые крылья он ощущал как странную тяжесть за плечами, хотя и не такую, как ожидал, учитывая их размер. И они его совсем не беспокоили, тело автоматически изменило центр тяжести, чтобы справится с дополнительным весом. Вообще, казалось, что крылья уравновешивали себя сами.

Гарри ощущал их так же, как любую другую часть тела. Он попробовал двигать правым крылом как рукой, но получилось не очень. Край крыла, которым он пробовал пошевелить, опустился, но вправо не сдвинулся, и двигался замедленно.

Вспомнив, как быстро крылья отреагировали на возможную опасность, Гарри попытался проанализировать случившееся. Все случилось настолько быстро, что механизм действия Поттер понять не успел. Но он обдумал все еще раз, и решил зайти с другой стороны. Мальчик захотел попробовать управлять крыльями не как рукой или ногой, а как своей метлой.

Почти немедленно крыло изменило форму и поднялось вверх именно так, как он и хотел.

Улыбающийся Гарри поздравил себя с маленькой победой и попробовал сделать то же самое с другим крылом. Получилось идеально, а вот с двумя крыльями одновременно он управлялся хуже.

— Хорошо, видимо, когда я взлечу, у меня получится лучше, — бодро прокомментировал неудачу Поттер.

Понятно, что с первого раза все получиться и не могло, но Гарри знал, что он работает в правильном направлении. С гораздо большим энтузиазмом, нежели с тем, каким он пришел в комнату, он начал изучать простые движения и анализировать чувства, которые при этом испытывал. Гермиона гордилась бы им!

Гарри грезил полетом: взлетая в воздух, он воображал себя вольной птицей, которая не нуждалась в тренировках, чтобы управлять своими крыльями. Он чувствовал, что его тело и инстинкты работали так слаженно, будто он родился с этим умением. Мальчик был счастлив, и упивался полетом, и был очень недоволен, когда ему помешали.

— Гарри! — услышал он свое имя, и сначала решил проигнорировать помеху, он хотел лететь дальше.

— Гарри! — еще громче повторил кто-то его имя, и это его раздосадовало. Мальчик застыл в невесомости, соображая, кто его позвал.

— Гарри! Сейчас же проснись!

Сказанные Роном слова начали доходить до его сознания. Гарри захлопал глазами на лицо лучшего друга, плавающее между занавесями балдахина. Тот почему-то удерживал занавески под подбородком.

— Рон? — сонно спросил Гарри. — Что происходит?

Тот показал глазами куда-то вниз, и мальчик проследил за его пристальным взглядом. Только тогда он понял, что завернут не в теплое, мягкое одеяло, а в мягкое и теплое крыло.

— Вот, блять! — воскликнул он.

— Она самая, — подтвердил Рон, когда Гарри сел.

Закрыв глаза, Поттер попытался ощутить крылья и убрать то, которое обернулось вокруг него. Он понятия не имел, когда и как он решил раскрыть крылья и укрыться ими, но пижамная куртка была порвана. Мальчик с благодарностью кивнул Рону.

— Спасибо! — сказал он искренне.

— Без проблем, обращайся, — ответил Рон, позволяя занавескам сойтись, и кинул между ними футболку. — В следующий раз, если почувствуешь, что это снова случится, вспомни о Запирающих чарах. В следующий раз это могу быть не я.

Гарри кивнул, его друг был прав. Он мысленно поставил себе галочку, спросить Гермиону, какие чары стоит применить. Поттер быстро, даже не потрудившись ее расстегнуть, напялил на футболку верхнюю одежду.

Казалось, его жизнь день ото дня становилась все сложнее. Эта ситуация с Серафимом становилась все глупее, и он спрашивал себя, а не проще ли будет просто встать в центре Большого зала, сделать объявление и покончить со всем этим.

Гарри всегда любил утро. Однако с тех пор, как оно стало приносить столько неожиданностей, мальчик начал его опасаться. Меньше чем за неделю он дважды пережил всплеск активности своих крыльев, но так как Поттер теперь спал без пижамной куртки, то убытков больше не было.

Дважды, после того, как он практиковался в Выручай-комнате, Гарри просыпался завернутый в крылья, а не в одеяло, и очень надеялся, что это скоро прекратится, потому, что без пижамы было холодно. Конечно, спать, завернувшись в крылья, было комфортно, но рискованно. Заклинания, которые он повесил на занавеси, не позволяли им распахиваться, но не смогли бы остановить того, кто захотел бы заглянуть внутрь.

В то утро, поскольку все было под относительным контролем, он проснулся в приподнятом настроении. Пижама ему не жала, значит, неконтролируемых всплесков роста не было, крылья были там, где и должны были быть, то есть, отсутствовали.

Медленно сев, он промигался в свете, падающем на кровать сквозь единственную щель в занавесях. Он почесал затылок, и в этот момент утро перестало быть томным — что-то острое коснулось кожи головы.

Распахнув занавески, Гарри кинулся к ночному столику. Он схватил очки, напялил их на нос, и уставился на свои руки.

Поттер грыз ногти. Он знал, что это дурная привычка, но пока из нее не вырос. Теперь же его коротких, обломанных ногтей больше не было. Вместо них за ночь выросли длинные, острые и изящные когти. Они отросли на четверть дюйма. Если их кто-нибудь увидит, Гарри этого не переживет.

С легким стоном он попытался исправить ситуацию. Используя единственный доступный ему инструмент, он принялся обгрызть ногти до приемлемой длины. Мешало одно — это было похоже на попытку жевать сталь. Поттеру потребовалось 20 секунд для того, чтобы понять, его зубы даже не поцарапали ноготь на большом пальце руки, который он попытался отгрызть. Поттер запаниковал.

Он никогда не одевался так быстро, как сейчас, а если учесть наличие острющих когтей, то это вообще можно было счесть подвигом. Гарри кувырком скатился по лестнице, это почти убило его, потому, что внизу он упал. Руки мальчик держал в карманах, он не собирался демонстрировать свое новое приобретение. Он летел к Поппи.

— Доброе утро, мистер Поттер, — с профессиональной вежливостью поздоровалась целительница, когда он ввалился в больничное крыло, где она лечила первокурсника хаффлпаффца. Бросив всего один взгляд, и, как будто прочитав его мысли, она кивнула головой в сторону ее кабинета.

— Вы можете пройти туда, — сказала она коротко, — только быстро.

Метнувшись в указанную сторону, Гарри попытался успокоиться, но это было слишком сложным делом — он никогда не знал, что с ним случится в следующий момент. Мальчик постоянно ждал подвоха. Когда целительница зашла в кабинет и закрыла дверь, он все еще нервничал.

— Ну? — ласково спросила она. — Чем могу быть полезна?

Гарри положил ладони на стол и растопырил пальцы.

— У вас есть что-нибудь, что поможет от них избавиться? — прямо спросил он.

Мадам Помфри наклонилась к столу и глубокомысленно посмотрела на когти.

— Предполагаю, что обычные методы удаления не сработали, — спокойно сказала дама.

— Они твердые, как сталь, — просто ответил Гарри.

Целительница взяла его руку и мягко коснулась когтя указательным пальцем.

— И такие же острые, — сказал она, вернув руку на стол. — Не бойся Гарри, заклинание Diffindo Ungula должно помочь. Это производное от обычного Diffindo. Оно разработано специально для того, чтобы обрабатывать когти и копыта волшебным существам. Оно намного более безопасно, чем исходное заклинание. Я уже опробовала его как-то на профессоре Снейпе, когда тот демонстрировал первокурсникам выращивающее зелье и вырастил себе коготь.

С улыбкой она вынула палочку, а Поттер в который раз порадовался своеобразному чувству юмора целительницы. Он уже чувствовал себя лучше.

— Мы сделаем вот так, — сказал Поппи и продемонстрировала как.

Процедура заняла добрых полчаса, но мальчику еще хватило времени, чтобы позавтракать после того, как его когти были уменьшены до нормальной длины. В который раз гриффиндорец похвалил сам себя за то, что когда-то подружился с целительницей.

К пятнице 12 декабря Гарри Поттер окончательно смирился с тем, что его жизнь никогда не будет нормальной. Ген Серафима одарил его крыльями, трижды он прибавлял в росте и вытянулся более, чем на пять дюймов. Мальчик все еще был худощав, но раздался в плечах. Гриффиндорец приобрел когти, крошащие как долото все, что было мягче камня, и каждое утро их приходилось укорачивать известным среди ветеринаров заклинанием. А еще появилась непреодолимая страсть к леденцам. Ее не могла объяснить даже мадам Помфри.

На тренировке по квиддичу Гарри заметил еще одну неправильность в поведении. Он обратил на нее внимание после того, как поймав снитч, спустился на поле, где Рон и остальные игроки команды собрались, чтобы обсудить новую стратегию. Все говорили слишком громко, во всяком случае, в первый момент ему так показалось. Поттер вздрогнул, когда Рон фактически заорал на Джинни, которая все еще гонялась за одним из бладджеров. Это было так громко, что почти оглушало.

— Все хорошо, Гарри? — спросил Рон, повернувшись и заметив его болезненную гримасу.

К удовольствию Поттера, он как раз прекратил орать и его голос вернулся к нормальному уровню.

— Да, — быстро ответил он, не желая волновать друга. — У меня просто уши замерзли, пока летал, на мгновение я почувствовал себя странно.

Рон подошел ближе, в то время как остальная часть команды отправилась к раздевалке.

— Ты уверен? — спокойно спросил Рон. — Это не очередное изменение?

На минуту Гарри задумался, а потом убежденно покачал головой.

— Не-е, — ответил гриффиндорец, почти уверенный в своем заключении. — Все уже стабилизировалось, прошло.

Он не понимал, насколько ошибался до тех пор, пока они не вымылись, и, посвежевшие, не отправились назад. Гарри был на полпути к библиотеке, в которой рассчитывал найти книгу для домашней работы по Преобразованиям, когда звук его шагов внезапно стал громче, чем обычно, и он услышал разговор. Обогнув два угла и подойдя к библиотеке, он обнаружил несколько рейвенкловцев, просто болтавших у дверей, но к тому времени ему казалось, что они говорили очень громко.

Подумав, Поттер двинул в больничное крыло, мадам Помфри в приюте ему не откажет.

— Ваш слух определенно стал более чувствительным, — медленно сказала целительница, закончив диагностику. — Предполагаю, что скоро изменится и ваше зрение. Я могу заколдовать ваши очки таким образом, чтобы они меняли диоптрии в соответствии с изменением вашего зрения. Однако я предлагаю приходить сюда каждый день независимо от того, прекратятся ли изменения. Что касается слуха, то я могу предложить затычки, который уменьшат эффект, но будет лучше, если вы станете пользоваться ими только во время сна. Вам надо научиться справляться с повышенной чувствительностью. Не смертельно, не так ли?

Гарри покачал головой.

— Только когда кто-то кричит рядом со мной, — честно ответил он. — Я думаю, что смогу справиться с этим.

Поппи улыбнулась.

— Хорошо, — тепло сказал она. — Гарри, если вдруг возникнут какие-нибудь проблемы, я хочу, чтобы ты сразу же шел ко мне. Эти изменения довольно тяжелы, но и они когда-нибудь закончатся. Возможно, я слишком стара, чтобы говорить подобное, но ты становишься офигенно крутым молодым человеком.

Гарри почувствовал, что краснеет, но не смог сдержать заигравшей на губах стеснительной улыбки. Он действительно никогда не был воплощением мужественности, несмотря на ту роль, которую ему пришлось сыграть. Но мальчику всегда хотелось хотя бы частично походить на настоящего героя.

— Спасибо, Поппи, — с благодарностью сказал он. — Думаю, что без вас пропал бы.

— Все в порядке, молодой человек, — ответила целительница, подняв брови. — Я всегда говорю это себе, впрочем, как и большинству своих пациентов. Понятия не имею, где они находят так много опасностей и почему так неустанно рвутся к ним.

Это был камень в огород Гарри, за время учебы он почти не вылезал из больничного крыла и стал постоянным пациентом Поппи. Не заметить это было невозможно.

Гриффиндорская гостиная была полна, ученики занимались своими делами. Гарри уткнулся носом в книгу и сидел перед камином, делая вид, что никого не замечает. Однако, с его обострившимся слухом, ему было трудно не заметить, что кое-кто о нем сплетничает. Он никогда не искал повышенного внимания, но был уверен, что недавние изменения не прошли незамеченными. Тем более, среди сокурсников, которые его прекрасно знали.

— Ты знаешь, — сказала Лаванда Парвати, — я и понятия не имела, что за какой-то месяц мальчик может так быстро измениться.

— Он похож на одного из тех волшебников-метросексуалов, — ответила ей подруга с ноткой обожания в голосе, которая несколько встревожила Гари. — Только ему не нужно так стараться хорошо выглядеть. Помнишь, как он выглядел на последнем квиддичном соревновании? Покрытый грязью, благодаря Малфою, и все равно великолепный.

— Ну Малфой тоже очень недурен. Представляю, какая из них могла бы выйти пара…

Гарри переключил свое внимание на другую беседу прежде, чем покраснел слишком сильно.

— Хотелось бы мне знать, как он так быстро отращивает ногти, — шептала Джинни своей сокурснице Мэй. — Три недели назад они были обгрызены до мяса, а теперь — длинные и твердые.

— Я бы много дала, чтобы знать, каким зельем он пользуется, — спокойно подтвердила ее подруга. — Как ты думаешь, в чем дело, он, наконец, вспомнил, что на свете есть девочки?

— Я не знаю, — ответила Джин и выглядела немного смущенной. — Определенно, он начал интересоваться своей внешностью, но это все еще старый добрый Гарри, который смущается, если на него посмотреть.

— Что делает его вдвойне очаровательным, — ответила Мэй и пара, хихикая, разошлась.

Гарри уткнулся в книгу, которой пытался закрыть свое лицо.

— … скажи честно, Гермиона, — услышал он Рона, который на другом конце комнаты отвел девушку в сторону и о чем-то расспрашивал.

— Конечно, Рон, — ласково ответила общая подруга, заставив Гарри улыбнуться.

— Все девушки так считают? — спокойно спросил Рон. — Или это просто комплекс неполноценности? Что, менее, чем за четыре недели, Гарри из милого и невинного Спасителя Мира превратился в самую сексуальную штучку на курсе?

Тон его друга был отстраненным и немного робким. Гермиона выслушала вопрос с легким смешком и нежным вздохом.

— Я бы не была так категорична, — ответила девушка. — Но если ты подразумеваешь общее мнение, то да. И, Рон, я не хочу тебя пугать, но так думают не только девушки.

— Я знаю, — сдавленным от смеха голосом ответил Рон. — Черт побери, если бы я не любил тебя, он был бы первой кандидатурой.

Гарри выронил книгу.

Он определенно не хотел этого слышать. Конечно, у магического мира были свои представления о сексуальности, не такие, как в мире магглов. Но кое-что в своей жизни Гарри менять не собирался, например, незыблемую гетеросексуальность Рона.

Несколько пар глаз повернулись, чтобы посмотреть на него, поскольку тяжелая книга со стуком упала на пол. Мальчик смутился и быстро подхватил ее, поэтому на нем задержались только взгляды друзей. Поттер на них покосился, и Гермиона приподняла бровь.

— Я думаю, что Гарри нас слышал, — понизив голос, сказала она наблюдавшему за другом Роном.

Зная, что попался, мальчик закрыл книгу и обреченно встал с кресла. Поттера все еще удивляло, что уровень его глаз выше, чем должен быть. Гриффиндорец привык быть ниже, чем все его друзья и некоторые девушки. Гарри еще не смирился с тем фактом, что за последний месяц он подрос на пять дюймов.

Храбрый гриффиндорец пошел к друзьям, приняв максимально невинный вид.

— Как ты услышал нас, дружище? — спросил Рон в своей обычной, тупой, но дружественной манере.

— Мой слух улучшился, — спокойно сказал Гарри, слегка пожав плечами, и не дожидаясь следующих вопросов, продолжил, — наряду со зрением. Эти не мои очки, сегодня утром мадам Помфри заменила их стекла. Я собираюсь понижать диоптрии и вскоре от них отказаться.

В мальчике произошло слишком много изменений, и иногда ему казалось, что это больше не его тело.

— Значит, когда слизеринцы будут обсуждать новую квиддичную стратегию, ты сможешь их подслушать? — глубокомысленно спросил Рон.

Гермиона треснула его по затылку, а Гарри рассмеялся, именно этого ему и не хватало.

Серия сообщений "Фанфики ГП/ДМ":
Часть 1 - Разумом, Телом, Сердцем и Душой
Часть 2 - <s>Секс</s>Пустота на троих
...
Часть 8 - Чертов гриффиндорец.
Часть 9 - Забег на длинную дистанцию
Часть 10 - Angels and Devils

я ЕГО посмотрела. вчера. и до сих пор у меня щемит сердце от воспоминаний о сцене смерти Снейпа. Это не честно. и вообще, не честно то, что фильм последний. и вообще, я так не хочу. не нравится мне то, что это - конец. нет. не верю.

очень очень фильм понравился. такой трогательный, такой красивый. мое отношение к персонажам, разумеется, не меняется: Дамблдор - старый бессовестный манипулятор, Рон и Герми - фон, Гарри - молодец. действительно молодец. и очень очень мало Драко. Но он шикарен.  и еще жутковатая Нарси. и Люци, постаревший лет на 20. его оправдывает толькл то, что Волдик рядом, а с ним год за 10. Так что, держись, дорогой!! и не смотря ни на что я их всех люблю.

 

ой, что-то я расчувствовалась. но, думаю, это простительно, все-таки такой повод.

 

Спасибо актерам, воплотившим их. Спасибо тетушке Ро, создавшей их. Спасибо фикрайтерам, которые не дадут им умереть.

	Твой Боггарт. Твое имя Твой Боггарт: булавки МакГонагл Почему: Это старая история «Твой Боггарт.» © ss Twidog.ru — веселые тесты.

 

	Кто ты из НЕлюдей ? Твое имя Ты: Сильный. Ты был рождён в другом Мире, много тясячелетий назад, и вся твоя жизнь - служение Твоей Силе. Ты мощнее многих существ в Мирах, но ты - всего лишь инструмент в руках Твоей Силы. В бою ты великолепен, но Сила всё еще не открывает тебе доступ ко многим тайным Знаниям. Впрочем, своими способностями ты можешь пользоваться в обычной жизни. Твоя Сила: Свет «Кто ты из НЕлюдей ?» © jcdfreeman Twidog.ru — веселые тесты.

Настроение сейчас - грустинка

Я сегодня нашла у себя папку с журнальными вырезками по ГП...так аккуратненько все разложено:наклеечки, фотографии, статьи, плакаты, автографы даже есть! хоть убей не вспомню ОТКУДА!  столько лет прошло, а ведь по сути-то ничего не меняется... вот последний фильм вышел, я выросла, а как был ГП так и остался. и, надеюсь, еще надолго останется. в любом случае, пока есть фанаты, он будет жить. и все равно очень грустно...

Автор: Klea
Бета: Saint-Olga
Направленность: слэш
Рейтинг: NC-17
Пейринг: ФУ/ДУ/ГП
Жанр: Humor
Размер: мини
Саммари: Что самое веселое в свадьбе? Конечно же мальчишник! Особенно если это приближающаяся свадьба Героя магического мира, а отрываются на ней вездесущие рыжие близнецы, которые никогда не упустят своего шанса
Дисклеймер: Не мое! Поиграюсь и отдам.

---

***

- Кричите ура! Мы приехали!
Рыжие, длинноволосые, похожие друг на друга, как отражение в зеркале, братья Уизли появились на пороге заведения мадам Розмерты.
– Очень рада, - приветствовала их хозяйка. – Давненько вас не было видно.
- Дела, дела, - в один голос ответили братья, одаривая свою давнюю почитательницу букетом из желтых цветов. Ведьма весьма осторожно приняла презент, на вытянутых руках отнесла в угол и пихнула в вазу.
- А где все? – забавляясь предпринятыми предосторожностями, поинтересовались дарители: в «Трех метлах» для вечера было непривычно пустынно.
- Гуляют где-то, а Дамблдор с коллегами, полагаю, еще из Хогвартса не вышли.
- А мы уж подумали, что уже пропустили мальчишник.
- Не беспокойтесь, скоро тут столько народу будет - не продохнуть.
В подтверждении ее слов, дверь распахнулась и в таверну ввалилась шумная компания из недостающих братьев Уизли, Невилла, Симуса и еще нескольких гриффиндорцев. Шум, гам, приветствия и предложения выпить за встречу зазвучали с громогласностью неслаженного духового оркестра. Наконец, до Фреда (или до Джорджа) дошло, что среди этой развеселой братии не хватает виновника торжества.
- А где жених? – спросил он, отловив раскрасневшегося от свежего воздуха и сливочного пива Рона.
- А он еще не спустился? – в свою очередь спросил тот и огляделся. – Значит, он все еще в уборной.
- И давно?
- Да вот уже вторые сутки.
- Отравление?
- Расстройство желудка. На нервной почве.
- Подожди, мы говорим о Поттере?
- А что, еще кто-то женится?
- О Поттере? – переспросил Фред чуть громче.
- Угу, - все так же спокойно подтвердил Рон.
- Не понимаю. Во время сражения с Волдемортом он был невозмутим, как каменная горгулья.
- Да что там Волдеморт по сравнению с нашей Джинни…
Крыть было нечем. Джинни давно положила глаз на Мальчика-который-выжил-только-для-того-чтобы-жениться-на-ней. А единственная дочь Молли Уизли была из той породы женщин, которые рано или поздно добиваются своего. Во время войны она не могла конкурировать с Темным Лордом за внимание Поттера, но после… Объявление в "Пророке" о помолвке и предстоящем бракосочетании Гарри Поттера и Джиневры Уизли собственно никого не удивило.
Близнецы посочувствовали приятелю и пошли доставать героя дня из его убежища.
Оказалось, что они не были первыми, в чьи светлые головы пришла такая же идея: у дверей уборной уже топтался Невилл и тщетно увещевал несчастного:
- Гарри, ну выходи уже оттуда.
- Не могу. Начинайте без меня, - доносился из-за двери глухой голос.
- Какой мальчишник без жениха? Скоро придет мистер Уизли с остальными взрослыми. Будет даже Дамблдор. Ты же не хочешь, чтобы они плохо о тебе подумали?
- Не хочу, но выйти не могу.
- Может, тебе укрепляющего зелья сварить?
- Меня еще от прошлой порции тошнит.
- Тогда я попрошу профессора Снейпа.
- Нет! – Раздался выкрик Гарри и, судя по звукам, его вырвало.
- Но тебе все равно нужно будет выйти. У тебя завтра свадьба. Каким тебя увидит Джинни?
Это имя только вызвало мучительный стон и очередной рвотный позыв.
- Эй, ты неправильно уговариваешь, - вмешался, наконец, Фред.
- Да, доверь это деликатное дело профессионалам, а сам пока иди, развлеки гостей, - поддержал его Джордж.
Выпроводив обрадованного нежданной помощью Невилла, братья переглянулись и достали палочки. Поколдовав немного, они все же сняли защиту, наложенную на дверь ветераном последней магической войны. В небольшом помещении туалетной комнаты им открылось печальное зрелище: осунувшийся, совершенно зеленый, с разбросанными по всему лицу кровоподтеками от лопнувших сосудов Гарри в обнимку с унитазом.
- Дааа, - только и смогли произнести близнецы, глядя на эту удручающую картину.
- Ну ты себя и ухайдакал, - был вынесен вердикт. – Может, хоть поздороваешься?
- Привет, - вяло откликнулся Гарри.
- Ты выглядишь почти так же, как кое-кто после проверки на себе Рвотных Пилюль, - оценил его состояние Фред.
- Эй, даже после них я выглядел более живым, - возмутился Джордж.
– Пожалуй. Неужели все так плохо?
- Нет, мне уже хорошо. Желудок пуст, кишечник тоже. Так что я девственно чист и почти свят, как буддийский монах, - ответил Гарри, приподняв голову.
- Шутит, значит, все еще не так страшно, – удовлетворенно хмыкнул Фред. - Заканчивай с этим, парень, а то весь в канализацию вытечешь.
- Родина не простит нам столь унизительной гибели своего героя.
С этими словами ребята оторвали-таки горе-жениха от «белого друга», вымыли ему лицо, заставили прополоскать рот и утащили вниз, к гостям.
***
Вечеринка удалась наславу. И молодежь, и маги в возрасте составили пары, группки и компании по интересам и, попивая кто огневиски, кто пиво, а самые эстетствующие - вино, болтали, смеялись и периодически поднимали бокалы за счастье будущей семейной пары. Поттер под присмотром вездесущих Фреда и Джорджа держался вполне адекватно общему состоянию. Уровень его спокойствия и счастья был прямо пропорционален количеству влитого в себя спиртного, что на его ослабленный организм подействовало как средней силы Обливиэйт. Через пару часов Гарри даже перестало передергивать от слов «свадьба», «жених», «невеста» и «совместная жизнь», а при упоминании Джинни он вздрагивал только через раз.
Вечер набирал обороты. Кто-то из маглорожденных пригласил стриптизершу, чтобы оживить и без того шумный мальчишник. Но, к несчастью, этой милой девушке был преподнесен тот самый, припрятанный прозорливой мадам Розмертой, букет. Сцену стриптиза пришлось отменить, ее заменило не менее эффектное превращение. Белое, пушистое, с серыми полосками на морде и хвосте создание наградило невезучего Невилла царапиной во всю щеку и выскочило за дверь, ответив на призыв окрестных котов.
- Вот это темперамент! Я даже жалею, что повезло не нам, - откомментировал действие их нового изобретения Джордж, за что тут же получил мокрым полотенцем от Розмерты, оценившей, чем ей грозил подарок этих «данайцев».
Дальше - больше. Пожалев, что стриптиза для жениха не случилось, Симус и Ко решили восполнить это упущение стриптизом самого жениха. Вместе с приятелями они втолкнули уже довольно пьяного Гарри на стол. Парня и без того качало из стороны в сторону, осталось только подобрать музыку, соответствующую амплитуде и характеру его колебаний. Ради такого случая Дамблдор наколдовал маггловский музыкальный автомат, и под нежные звуки «Энигмы» Гарри начал с того, что стянул с себя свитер, чем вызвал аплодисменты подбадривающей его публики. С косметическими чарами, наложенными сердобольной хозяйкой «вертепа», раскрасневшийся от выпитого, он выглядел очень привлекательно. Спортивные навыки, позволявшие даже в таком состоянии координировать свои движения, добавляли очарования его сольному номеру, позволяя к тому же своему обладателю не свалиться с помоста. Его глаза были закрыты, движения плавны и неторопливы. Гарри расстегивал рубашку медленно, пуговица за пуговицей. Это завораживало публику, как появление удава перед кроликами. Вскоре перед изумленными зрителями предстало прекрасное тело юного спортсмена. Его руки легко пробежались по груди, затем поднялись к лохматой голове и затерялись в густоте черных волос. Бедра качнулись из стороны в сторону… и в этот момент Гарри пошатнулся. Несколько пар рук рванулись ему на помощь, но она не понадобилась - равновесие было восстановлено. Раздалось несколько вздохов, различных по палитре вызвавших их чувств: от облегчения до разочарования. Тем временем дело дошло до ботинок. Они были стянуты и полетели в разные стороны (один из них окончил свой полет на лице Невилла, украсив его вторую щеку следом от рифленой подошвы). За ботинками последовали носки, для снятия которых новоявленному стриптизеру пришлось опуститься на поверхность стола - представление перешло из вертикальной плоскости в горизонтальную.
Пока юноша поглаживал себя, дотрагивался до сосков и сладострастно извивался, возбужденная публика начала опасно смыкаться вокруг него. Некоторые уже протянули руки, чтобы дотронуться, прикоснуться… Это немного подстегнуло Гарри, придало ему сил. Неимоверным усилием воли он заставил себя подняться и принялся расстегивать пуговицы на брюках. И вот, мягкая темная ткань упала к его ногам, закрыв ступни. Два шага, взмах ногой – и счастливым обладателем штанов Мальчика-который-выжил стал Симус. Теперь обескураженным зрителям была явлена вполне живая и довольно пьяная «статуя» почти античного героя. По вопросу, какого же именно, мнения впоследствии разделились: Дамблдор, поддерживаемый Люпином и Флитвиком, говорил о Давиде, а молодежь голосовала за Париса. Но это было позже, а в тот момент…
Музыкальный автомат щелкнул и к звукам голоса Элтона Джона прибавился звон монеты, упавшей к ногам стриптизера. Вычислив начальную точку его полета, Гарри наткнулся на взгляд черных блестящих глаз.
- Теперь, Поттер, мы знаем Ваше истинное предназначение. Такие таланты должны быть щедро оплачены. – Снейп отсалютовал ему стаканом с огневиски.
Зрители были с ним согласны: вскоре столешница была усыпана монетами разного достоинства.
Посчитав это достойным завершением вечера, гости начали потихоньку расходиться, желая почти одетому Гарри счастья на семейном поприще. С каждым таким пожеланием он становился все мрачнее и, кажется, его снова начало тошнить.
Принявшие на сегодняшний вечер обязанности его ангелов-хранителей Фред и Джордж устремились на помощь. Выдернув его из жарких объятий Симуса, все еще громко сожалевшего о потере поттеровских штанов, близнецы Уизли заявили, что уводят «зятя» отсыпаться перед завтрашней церемонией. Это прозвучало гонгом, возвестившим об окончании мальчишника.
Через полчаса мадам Розмерта уже закрывала за последними из гостей. В комнатах наверху обосновались только несчастный жених да близнецы, решившие, что с братьями они еще успеют выпить, а вот судьба Гарри вызывает у них куда больший интерес и волнение.
- Не понимаю, как Рон может спокойно смотреть на состояние свого близкого друга. Это так непохоже на него, - возмущался Джордж, сидя на лестнице. Чуть более рассудительный Фред ему возражал:
- Во-первых, он привык к Гарри, во-вторых, он не против, если тот войдет в семью - с его-то славой и деньгами.
- Иногда мне кажется, что Перси повлиял на Рона больше, чем мы.
- К сожалению. Рон всегда был при Гарри и Гермионе. Гарри определял путь, Герми предлагала решение, а Ронни большей частью следовал за ними. Теперь, когда войне конец и нужно начинать выбирать свои дороги, он растерялся.
- Ты его оправдываешь? - удивленно спросил Джордж.
- Пытаюсь.
- Но решать свои проблемы за счет счастья и душевного спокойствия друга… Как они жить-то будут, если при одном упоминании о невесте Гарри выворачивает?!
- Будет жить в туалете, зато места в доме будет больше и порядок поддерживать легче, - отшутился Фред.
- Я бы посмеялся, если бы считал, что это пройдет, - не поддержал игривый тон разговора Джордж.
- А ты думаешь…
- Ты же видел его сегодня. Его таланты оценил даже Снейп! А видел сумасшедшие глаза Симуса?
- Да, и твои, между прочим, тоже, - улыбнулся Фред, - и большей части зала.
- Мальчик заводит…
- …даже зная, что скрывают косметические чары.
- Без них тем более - он сошел с пьедестала и стал более живым и уязвимым…
- Я слышу от тебя разумную мысль! – подколол его Фред, а Джордж тем временем продолжал гнуть свое:
- …так и хочется его утешить.
- Ты хочешь?
- Ты еще спрашиваешь!
- Я не посещал уроков Прорицания, но и так могу сказать: в семье нас за это по головке не погладят, а Джинни - так и вовсе сживет со свету.
- А если поставить вопрос по-другому: рано или поздно он от нее уйдет (Фред с сомнением покачал головой) или же она ускорит его встречу с родителями.
- С каких это пор ты стал пессимистом?
- С тех пор, как увидел Великого Поттера в обнимку с унитазом.
- А я подумал, с тех пор, как у тебя встал на него, - парировал Фред и тут же почувствовал, как одна из обнимающих его рук Джорджа протянулась и прижалась к его паху.
- Я же говорил, что ты не одинок, братишка.
И они весело рассмеялись над этой только им понятной шуткой.
- Ладно, мы проверим наши предположения, и, может, дело даже обойдется малой кровью, - согласился Фред.
- Это как?
- Он набьет нам морды и выставит за дверь.
- Спорим, не выставит?
Руки сомкнулись, заключая пари. Затем рыжие затейники поднялись со ступенек и взяли курс на комнату Гарри.
***
Несчастного они нашли в его комнате, забравшимся под одеяло. Кажется, ему опять было нехорошо. Молодые люди переглянулись и, подойдя ближе, устроились на кровати в ногах затихшего приятеля.
- Гарри, ты как? – прервал молчание Фред, а Джордж тихонько потянул одеяло на себя, и вскоре из-под него показалась лицо несчастного. Зеленые глаза выражали крайнюю степень отчаяния, во много раз горше, чем все невыплаканные слезы. Это был взгляд загнанного зверька, и от мысли, что он может смениться тоской и безразличностью, как у зверей в маггловском зоопарке, братьям стало не по себе. Их искренне удивляло, что никто, включая Дамблдора, за все прошедшие дни не заметил, в каком состоянии пребывает их некогда Золотой мальчик.
- Гарри, поговори с нами, - попросил Фред, не дождавшись ответа на первый вопрос.
- О чем?
- Расскажи, к примеру, зачем ты согласился на эту свадьбу, коль она тебе настолько поперек горла.
- Ничего подобного, я просто нервничаю, - прозвучал неуклюжий и заученный ответ.
- Врет! – констатировал Джордж.
И тут Гарри прорвало.
- А кому какое дело?! Какое дело вам? Все только и ждут от меня этого. Дамблдор все время твердит о достоинствах мирной жизни, Люпин – о будущих детях, Герми – что-то о любви, а Снейп – о воздаянии. Но хоть кто-нибудь спросил, чего хочу я?!
- А чего ты хочешь? - решился спросить Фред, и получил очень грустный по своей сути ответ:
- Я хочу покоя. Хочу, чтобы меня ВСЕ оставили в покое. Я все для них сделал: они хотели, чтобы я был героем – я стал; хотели, чтобы я перестал оплакивать Сириуса – я перестал; хотели, чтобы я убил Волдеморта – я убил. Что еще им нужно?! Теперь они хотят, чтобы я был нормальным. А я не могу! Не могу уже быть нормальным. Все, что у меня было, я отдал мертвецам и теперь…
- И теперь у тебя хотят забрать единственное, что у тебя осталось…
- …Жизнь! – в один голос закончили близнецы его мысль.
- Ты не любишь Джинни, - констатировал Фред и без того понятное. Гарри только помотал головой.
- Тогда зачем женишься? – не выдержал Джордж, чуть не сорвавшись на крик.
- Я должен, - снова повторил Гарри.
- Ты спал с ней, - догадался Джордж и получил молчаливое подтверждение.
- Она беременна? – в свою очередь поинтересовался Фред.
- Нет, она сказала, что не хочет свадьбы по залету.
- Тогда я не понимаю…
- Что ты не понимаешь, Джордж? Парень лишил девушку невинности и как честный человек собирается на ней жениться. И никто не взялся ему не объяснить, что в наше время это совсем не обязательно. Так что пролетела наша Джинни, поплатившись за свою самоуверенность.
- Я не лишал ее…
- Что? – не расслышал Джордж.
- Я у нее не первый, - признался Гарри и продолжил, глядя на ошеломленные лица братьев Уизли: - Она до меня встречалась с Колином Криви.
- Ну, тогда я тоже не понимаю, - покачал головой Фред, предлагая Гарри высказаться, и тот воспользовался предложением.
- Мистер и миссис Уизли были так добры ко мне все это время, Джинни говорит, что любит, а Рона я всегда считал кем-то вроде брата. Ваша семья - единственные родные для меня люди.
- Глупый мальчишка, если ты хотел нас поблагодарить, то достаточно было простого «спасибо». Никто не вынуждает тебя к таким радикальным шагам.
- Уже поздно, - обреченным голосом произнес будущий молодожен.
- Никогда не поздно. Ты мог передумать, мог встретить другую.
- Или другого, - вывел Джордж разговор на волнующую его тему. Он вглядывался в реакцию Гарри, но она практически отсутствовала. – Разве это невозможно?
- Не знаю.
- Не говори, что ты девственник, мы уже знаем, что это не так. Из девушек ты, по крайней мере, был с Джинни. А как насчет ребят?
Гарри покраснел и уставился в пол.
- Ясно, все-таки частично девственник, - подвел итог Фред. – А ты хоть определился, к кому тебя тянет? Ну, окромя мертвого Волдеморта, который по слухам в юности был очень даже эффектным мужчиной.
Гарри вздрогнул, но продолжил хранить молчание. Джордж же, перехватив нить разговора, продолжал строить предположения, каждое из которых заставляло юношу все больше краснеть, а его глаза лихорадочно блестеть.
- Ну, признайся, а разве на Малфоя у тебя ни разу не встал? Уж к нему-то ты точно был неравнодушен. Когда вы ругались, только что искры не летали. Или, может быть, Снейп – вы так любили друг друга ненавидеть. И теперь он сыплет золото к твоим ногам. А может, Люпин – вы же, кажется, после смерти Блэка стали очень близки? Или кто-то помоложе? Кто-то из соседей по комнате? Ну, скажи, для кого ты сегодня раздевался, кого представлял, когда трогал себя, кто был вместе с тобой в твоих мокрых снах? В чью податливую дырочку ты входил? Или кто-то входил в тебя?
- Хватит!!!
Крик был оглушителен, а результат еще более впечатляющ: словно смерч прошелся по комнате, срывая все со своих мест.
- Вот это сила! – Фред в очередной раз за сегодняшний вечер был поражен. Оглянувшись на брата, он увидел, что у того из носа идет кровь. – Джордж!
- Ничего, все нормально, - ответил тот, зажимая нос и обшаривая карманы в поисках платка.
- Извини, - донеслось с другого конца кровати. И без того небольшой Гарри сжался в комочек и еще больше стал похож на маленького потерянного мальчика. Джордж подполз к нему поближе и обнял его одной рукой за плечи, второй продолжая прижимать платок к пострадавшему носу.
- Ну, что ты, глупыш, это я должен извиняться. У тебя был повод сорваться. В конце концов, ты же тоже не железный. Видишь, уже все нормально, кровь больше не течет, а мусор мы завтра приберем…
Так болтая всякую успокоительную чушь, Джордж обнимал рыдающего мальчишку, поглядывая на умиляющегося этой картиной Фреда и приглашая присоединиться.
***
Свечи успели сгореть на четверть, прежде чем Гарри успокоился и затих в заботливых руках друзей. В какой-то момент он начал замечать, что эти руки от утешающих объятий перешли к ознакомительной экскурсии по его груди и спине. Обнаженная кожа дрожью отзывалась на поглаживания, и тепло разливалось по всему телу, конденсируясь где-то в районе паха. Гарри захотел было вырваться, скрыть свое возбуждение, но его поползновения были тут же пресечены, а сам он оказался прижатым к чьей-то горячей груди, и в ухо полился тихий голос:
- Успокойся, малыш, мы не делаем ничего плохого.
Эти два змея-искусителя нашептывали ему пугающие, но такие волнующие вещи:
- Ты такой красивый… А как ты танцевал… Все в зале хотели тебя… Тебе невозможно противиться… Ты знаешь, что это правда… Такой нежный… Не обманывай себя… Такой ранимый… Не о женских руках ты мечтаешь… Не бойся, малыш… Не к женской груди ты стремишься… Ты ведь хочешь меня, нас… Такой красивый… Такой невинный…
Братья гладили, ласкали его отзывчивое тело, и Гарри оставалось только извиваться и постанывать. Пелена возбуждения затянула его глаза. Он не замечал, как эти соблазнители, передавая друг другу управление над живым музыкальным инструментом, издающим столь волнующие звуки, успели раздеться сами и стянуть плавки с Гарри, давая свободу его пылающему органу. Когда же умелые руки сменились мягкими нежными губами, реальность взорвалась новыми красками. Казалось, что еще одно мгновение, еще один поцелуй, и он кончит так, как никогда в своей жизни… Но у его менторов были совсем другие планы.
- Ты хочешь нас? – снова подал свой голос змей-искуситель, уже зная, каков будет ответ. – Скажи это, произнеси это вслух.
- Я хочу…
- Кого?
- Хочу тебя… любого из вас… обоих, - ответил он, задыхаясь.
- Тогда приготовься, я не скажу, что совсем не будет больно, но мы позаботимся о тебе. Обещаю.
С этими словами Фред сполз вниз к соблазнительной округлости ягодиц, предоставив брату возможность обучать неофита искусству французского поцелуя.
Гарри вздрогнул от неожиданности, когда горячий язык впервые прикоснулся к самым интимным местам на его теле. Юноша невольно сжался, но странный гость начал мягко и нежно ласкать его вход. Понемногу напряжение отпустило, к тому же Джордж делал все от него зависящее, чтобы юноша поменьше задумывался о том, что ему еще предстоит пережить. Два языка действовали так умело и с таким воодушевлением, что Гарри застонал и сам потянулся своим сладким мучителям навстречу, чтобы продлить ощущение контакта. Вскоре Фред решил перейти к более откровенным действиям, и язык сменил сначала один, а затем второй палец. Это было не так приятно, и Гарри заметно вздрогнул, но Джордж чутко отреагировал на это: его рука спустилась вниз и коснулась чувствительной кожи пениса. Большой палец легонько поглаживал сочащуюся от возбуждения головку. Это было так приятно и так мучительно, что Гарри снова громко застонал. Захваченный ошеломляющими впечатлениями, он даже не заметил, что Фред добавил третий палец, и отозвался только на ощущение пустоты, когда все три были убраны. В тот же момент Джордж так же отстранился. Гарри не смог скрыть разочарования, но расставание было недолгим: Джордж перевернулся и лег на спину, подтягивая Гарри на себя, и приступил ко второму уроку – приобщение неофита к прелестям минета. Рыжий обольститель начал осторожно ласкать его пенис губами и языком, предоставив брату подготовку Гарри к кульминации этой ночи.
- Ты такой тугой, - Фред тихонько подул во все еще слишком узкую дырочку. Чувствительная кожа задергалась, а внутренние мышцы мгновенно отреагировали на новое вторжение, теперь уже двух указательных пальцев. Фред справедливо считал, что подготовительный процесс никогда не бывает слишком длительным, особенно для такого новичка, что распластался прямо перед ним. Но тут все тело Гарри буквально скрутило судорогой: это старания его брата не прошли даром, и их юный партнер получил свой первый за сегодняшнюю ночь оргазм.
- Извините, - виновато произнес Гарри.
- Все в порядке, это естественно, - ответил за брата Фред, помогая юноше чуть приподняться, чтобы дать Джорджу возможность выплюнуть не проглоченную сперму на ладонь брата. В отсутствии другого любриканта она должна была послужить на благо всеобщего удовольствия. Пока Фред заканчивал свои приготовления к более решительным ласкам, Джордж вернулся к прерванному занятию. Он снова вобрал в себя полумягкий орган и стал посасывать его, руками помогая еще шире раздвинуть ягодицы Гарри и открыть доступ к будущему плацдарму действий.
- Гарри, - позвал Фред. - Гарри, ты слышишь меня? - Чтобы добиться внимания от снова пришедшего в возбужденное состояние юноши, Фреду пришлось схватиться за черные волосы и слегка потянуть на себя. Только так он смог добиться нужного ему внимания. - Сейчас тебе придется помочь мне и самому себе. Ты должен тужиться. Тужься изо всех сил.
Гарри постарался выполнить это требование, но все равно закричал, когда Фред начал вторжение. Завоеватель действовал очень медленно и аккуратно: когда головка вошла, он остановился, давая неофиту время привыкнуть к резким и болезненным ощущениям, чтобы потом продвинуться еще на несколько сантиметров. Постепенно он вошел полностью и замер, чуть поддался назад, и снова вошел до конца. Так, наращивая амплитуду, он медленно и неторопливо заставлял своего юного любовника признать поражение. Чуть поменяв угол вхождения, он по изменившимся стонам Гарри понял, что коснулся простаты, и теперь юноша вместе с болью начал получать и значительную долю удовольствия.
Тем временем Джордж тоже почувствовал происходящие в юноше изменения: обмякший было член под его щекой дернулся и начал наливаться кровью, значительно увеличиваясь в размерах. Молодому человеку пришлось очень постараться, чтобы вобрать его полностью, но он был вознагражден за это: до сих пор остававшийся без внимания его собственный пенис был, наконец, обласкан горячими, хоть и неумелыми губами Гарри. Как всякий способный ученик, юноша вскоре начал повторять действия своего ментора, и действия всего трио пришло в гармонию: Гарри распростерся между близнецов и получал удовольствие, возвращая его сторицей.
Но все не вечно под этим небом. Фред увеличил темп и через пару минут кончил, заполнив спермой нутро своего любовника. С характерным звуком он покинул место, доставившее ему столько наслаждения, и, обессиленный, упал рядом. Джордж, заметив, что брат выдохся, решил сменить диспозицию и уложил Гарри на бок. Фред повернул к себе юношу и ласково поцеловал его, извиняясь за причиненную боль, в то время как Джордж, перевернувшись, занял его место, расположившись сзади. Гарри еще не остыл от предыдущего вторжения и потому легко принял в себя другого не менее умелого гостя. Закинув ногу на талию брата, Джордж обеспечил себе позицию, позволяющую ему двигаться вполне свободно, продолжая подводить их любовника к очередному пику удовольствия. Чтобы приблизить это момент Джордж с силой сжал пенис лежащего перед ним юноши и впился в его губы удушающим поцелуем… Очередной оргазм накрыл Гарри с головой, заставляя мышцы сжаться, и цепной реакцией передался Джорджу. Это был финальный аккорд любовной песни.
***
Какое-то время все трое лежали без движения, неспособные даже пошевелиться. Наконец, переглянувшись с братом, Фред все же соизволил подняться и принести из ванной комнаты влажное полотенце, чтобы уничтожить следы их деятельности с кожи Гарри, а заодно с себя и брата. На обратный путь сил уже не хватило, и, бросив грязное полотенце на пол, он завалился обратно, тесно прижавшись к юному любовнику и притянув поближе брата.
- Ты как, Гарри? – задал он уже традиционный вопрос, но ответ был неожиданным:
- Чувствую себя оттраханным, но мне хорошо.
- Вот и замечательно, - похвалил его Джордж, целуя в затылок. – Теперь ты знаешь, что тебе делать?
- Я знаю, чего мне не стоит делать – свадьбы не будет.
- И чем ты собираешься заняться?
- Пока не знаю.
- Тогда перебирайся к нам в Лондон, - неожиданно предложил Джордж.
- А как насчет семейного проклятия, которое обязательно ляжет на наши головы, как только мы переступим порог этой комнаты? – напомнил ему Фред.
- Оно все равно ляжет, так что какая уже разница. К тому же имя Поттера, добавленное к Уизли, на вывеске нашего магазина, будет дополнительной рекламой и поможет остальным смириться с положением вещей.
- Всем, кроме Джинни.
- Ну, у нее еще остается Криви, - легкомысленно отмахнулся Джордж, чем вызвал веселый смех всей троицы.
Гарри довольно вздохнул: теперь у него была семья, и она нравилась ему гораздо больше, чем та, что он чуть не создал. Усталые близнецы быстро заснули, а он лежал без сна. Ему было тепло и уютно между рыжими любовниками.
***
С рассветом они покинули «Три метлы», чтобы аппарировать в Лондон. Занятые друг другом, они не заметили, как их провожали понимающие глаза немолодой ведьмы.
- Удачи вам, мальчики!
Розмерта смотрела им вслед и радовалось удачному исходу дела. Ей нравились любовные романы, но обязательно со счастливым концом. И она не сомневалась, что в конце этой истории обязательно напишут крупными буквами
КОНЕЦ

Бесконечно уважаю автора, спасибо ей огромное за это чудо. Хотя я не очень люблю ангст, это действительно стоит прочесть. Один из фиков, которые на самом деле западают в душу...

---

Автор: Nata Malfoy

Бета: нет

Категория: слэш

Жанр: драма, ангст, роман

Пейринг: ГП/ДМ

Рейтинг: NC-17

Саммари: Шестой курс, переоценка ценностей. История о Любви и Судьбе. Можно ли изменить будущее?..

Предупреждение: изнасилование, вуайеризм, dark и флафф (похоже, умудрилась сочетать несочетаемое), hurt/comfort.

 

Пролог (1)

 

Взгляд.

Кажется, прожигающий насквозь, так, что даже немного больно в груди.

Гарри обернулся, пытаясь найти человека, который ТАК смотрел на него...

...и встретился с серыми глазами Драко Малфоя.

 

* * *

 

Начала этого учебного года Гарри ждал с таким нетерпением, как, наверное, никогда раньше.

Четыре года назад, перед вторым курсом, у него было подобное состояние – мальчик боялся, что все это ему приснилось, и нет никакой Школы Чародейства и Волшебства. Друзья будто забыли его – за все лето не пришло ни единого письма; Гарри ловил себя на мысли, что был бы рад даже посланию от Драко Малфоя, своего школьного врага, - просто чтоб убедиться, что Хогвартс существует.

Сейчас все было по-другому. Письма приходили несколько раз в неделю, совы, которые их приносили, выводили из себя Дурслей, но Гарри часто даже не сразу открывал шелестящие конверты. После смерти Сириуса он будто впал в душевное оцепенение, даже Рон и Гермиона не могли заполнить эту пустоту. Сириус был его единственным родным человеком, так неожиданно обретенным, спасенным от дементоров - только для того, чтобы снова быть потерянным – уже навсегда. Друзья утешали, жалели, а Гарри не знал, куда скрыться от этой жалости – от нее становилось только хуже, мальчик чувствовал себя таким слабым и уязвимым, что удивлялся, как Волдеморт до сих пор не убил его.

И снова, словно по какой-то необъяснимой иронии судьбы, Гарри хотел бы получить письмо скорее от Малфоя, чем от Рона или Гермионы – слизеринец уж точно не стал бы жалеть его и, вместе с тем, дал бы возможность хоть на ком-то выместить гнев. Ведь в смерти Сириуса был косвенно виноват и Люциус Малфой (которому, кстати, снова удалось избежать наказания).

Кроме этого, Гарри не могло не беспокоить пророчество, о котором он узнал в конце учебного года, и теперь для него существовало два варианта: он должен умереть или стать убийцей. Умирать не хотелось; в то же время, мальчик осознавал, что Волдеморт давно уже перестал быть человеком, что, убив его, можно избавить мир от величайшего зла, спасти сотни и тысячи людей от страданий, но Гарри не был готов к этому. Он даже не представлял себе, как можно убить человека – даже самого ненавистного, как, например, Беллатриса Лестрейндж или Драко Малфой.

Малфой... Этим летом Гарри много думал о нем. Поставленный перед ужасным выбором, и неожиданно осознавший, что не смог бы убить его, несмотря ни на что, Гарри задумался, что, наверное, и в Малфое есть хоть что-то хорошее. И, может быть, внешние обстоятельства слишком сильно повлияли на него, сделав таким. Да, каждый человек выбирает свой путь, но ведь во многом он зависит и от условий воспитания, семьи, окружения... Гарри вспомнил, как относился к Драко отец – с таким же холодным безразличием, как и к остальным, ничего не значащим для аристократа, людям. Драко был для него скорее не сыном, а просто представителем рода Малфоев, обязанным непременно соответствовать имени, которое носит. О, это Гарри пережил – когда все ждут от тебя чего-то необыкновенного, не давая возможности быть самим собой. Может быть, Люциус и Нарцисса любили сына, но совсем не так, как должно любить детей – Драко, избалованный подарками, никогда не знал настоящего тепла и внимания.

А потом мальчик попал в Хогвартс. Школа могла бы изменить его, развивать те хорошие качества, что в нем были заложены, как и в любом другом человеке. Но Малфоя распределили в Слизерин – «факультет, принесший миру больше всего темных магов», выходцев из которого считали потенциальными Пожирателями Смерти. Гарри никогда раньше не задумывался, почему слизеринцы такие замкнутые и озлобленные на весь мир. Нелюбимые дети в семье, они и в школе не находили понимания – ученики от них шарахались, учителя открыто недолюбливали. У Драко не было друзей – не считать же его вечную «свиту» - Крэбба и Гойла. От природы неглупый и, если смотреть правде в глаза, очень даже талантливый в зельевареньи и Защите от Темных Искусств, Драко не имел достойного собеседника, который понимал бы его и был достаточно интересен. Если бы Шляпа все-таки отправила Гарри в Слизерин – еще не известно, как все повернулось бы для него самого. И на долю секунды Гарри пожалел, что тогда, в поезде, не подал руку Малфою – быть может, знай он Драко лучше, он смог бы... «Перевоспитать его?» - тут же рассмеялся внутренний голос, и Поттер сам будто очнулся.

Это же Малфой! Мальчишка, который не понравился Гарри с первой встречи – в магазине мадам Малкин – он бесконечно хвастался, и сказал что-то неприятное о Хагриде, что стало для Гарри последней каплей. Потом Малфой пришел знакомиться – уж точно не просто так: ему нужно было завязать дружбу «со знаменитым Гарри Поттером» - и оскорбил Рона. Гарри, конечно, не захотел с ним связываться. А в школе слизеринец стал занозой номер один; постоянно и целенаправленно издевался над друзьями Поттера, и добился того, чего, видимо, хотел – Гарри возненавидел его.

И теперь гриффиндорец мысленно хмыкнул, поймав себя на оправдательной речи для Малфоя.

...И все же, добравшись на платформу 9 и ¾, Гарри совершенно случайно тут же отыскал в толпе светловолосую голову.

 

* * *

 

- Отец, ты звал меня? – Драко Малфой стоял на пороге кабинета в темных тонах.

- Входи, - величественным жестом Люциус указал на кресло.

Сын послушно сел, скрестив в замок пальцы. Он любил отца, восхищался им как тонким дипломатом и знатоком человеческой души, - да, Люциус по праву мог называться таковым – лучше его Легилименцией владел, разве что, Темный Лорд. Но в присутствии отца Драко всегда чувствовал неловкость и легкий страх, будоражащий кровь – он хорошо помнил малфоевские методы воспитания.

- Я хочу поговорить о твоей дальнейшей жизни. Пришло время выбирать, Драко, на чьей ты стороне.

Юноша невольно вздрогнул.

- Я думал... все решено?..

Люциус немного высокомерно взглянул на него.

- Я вижу, ты много думал по этому поводу и, кстати, тебе неплохо бы заняться Окклюменцией.

- Да, отец, - уже тверже.

- Я хочу, чтобы в этом году ты тщательнее изучал Защиту от Темных Искусств и, может быть, это в некоторой степени повлияет на твой выбор.

- Отец, - возразил Драко, - но я был уверен, ты... будешь против, - было видно, что юноша долго подбирал эти слова, - если я не стану Пожирателем Смерти!

На лице Малфоя-старшего лишь на секунду мелькнула какая-то тень эмоций, а затем оно снова стало непроницаемым.

- Я сказал все, что было необходимо. Выбор за тобой, - проговорил Люциус и, поднявшись с кресла, вышел, оставив Драко в некотором замешательстве.

Прежде всего его беспокоил вопрос: а не связано ли сегодняшнее поведение отца с пророчеством, данным Драко много лет назад, и о существовании которого парень узнал только вчера, и то случайно.

Отец с матерью шепотом переговаривались в гостиной, когда он спустился туда за очередным ингредиентом для зелий. Услышав взволнованный голос, Драко остановился перед дверью как вкопанный – Люциус никогда не выходил из себя в его присутствии.

- Мы должны что-то решать, Нарцисса! – говорил отец, слегка повысив тон. – Темный Лорд в гневе, и после проваленной мной операции в Отделе Тайн он уже не настолько доверяет нам.

- Но Белла говорит... – начала было мать, когда отец перебил ее:

- Твоя сестра фанатичка, и она говорит и делает только то, что придет в ее голову в данный момент – чего стоит один ее последний мыслеслив! Лорд требовал Драко прямо сейчас, он хотел поручить нашему сыну какое-то задание, мне удалось убедить его пока отложить посвящение, но это неминуемо должно произойти.

- Драко еще ребенок, Люциус! – воскликнула Нарцисса. – Неужели ты хочешь, чтобы с ним случилось то же, что с тем несчастным мальчиком?.. – в ее голосе звучали слезы.

- Нарцисса! – гневно оборвал ее Люциус. – Настоящий мужчина должен уметь защищаться, и Драко не попадет в такую ситуацию!

- Люциус, если у него отберут палочку, как у Малкольма, и наложат обездвиживающее заклятие, он ничего не сможет...

- Arrête! (Прекрати!) – воскликнул глава семьи. Драко невольно вздрогнул: когда отец переходил на французский, это обозначало высшую степень раздражения. – А что, ты предпочитаешь, чтоб он объединился с Поттером? «Лев и Змея», кажется, так звучит пророчество?

- Я не знаю, Люциус, но... дай ему время. Пусть наш мальчик сам решит, ты и так всегда был излишне строг с ним.

Люциус не ответил, и юному слизеринцу пришлось поспешно отскочить за портьеру, потому что отец неожиданно выскочил из гостиной и большими шагами ушел в свой кабинет.

...Несколько дней Драко пытался разобраться в сложившейся ситуации, и не мог понять ровным счетом ничего. Как выяснилось, существовало какое-то пророчество, объединявшее его с Поттером. С Поттером, которого он ненавидел с самого первого курса.

«Ненавидел?..»

«Да, ненавидел!» - Драко не хотел, не мог допустить мысли, почему бы он испытывал к Поттеру что-то другое, а не ненависть.

Он думал о гриффиндорце постоянно. Даже сейчас, когда решалась его судьба, он думал прежде всего о Поттере. Но, конечно, никогда не хотел, в отличие от последнего, чтобы тот написал ему письмо – это повергло бы Малфоя в шок.

А ведь он так часто мечтал, с самой первой встречи, стать другом этому чертову задаваке; и он даже не догадывался, что потерял этот шанс еще в магазине мадам Малкин. Одиннадцатилетний Драко всеми силами пытался привлечь внимание немного странного, но чем-то заинтриговавшего его зеленоглазого мальчика, но все попытки приводили к совершенно обратному результату. Будущий слизеринец хотел показаться значимым – мальчишка счел его хвастуном; Драко завел речь о квиддиче – ну кого оставит равнодушным эта тема! – тот еще больше насупился и не захотел разговаривать; Драко рассказал ему о Хагриде - мальчишка обиделся и ушел, не попрощавшись.

Позже Малфой узнал, что он разговаривал с тем самым Гарри Поттером, и немедленно захотел завязать с ним дружбу - то ли из-за его знаменитости, то ли, в чем было гораздо сложнее признаться, потому что мальчик чисто по-человечески понравился ему. Но – снова не успел. Войдя в купе Гарри, Драко увидел его в обществе Уизли – предателя чистокровных, представителя семейства, о котором отец отзывался очень нелестно. Люциус всегда был авторитетом для сына, и блондин тут же повторил все утверждения отца, глядя в глаза Уизли, а потом предложил свою дружбу Гарри. Но тот по непонятным причинам отверг ее, выставив Драко идиотом на глазах у его приятелей. С Малфоем случилось то, чего он боялся больше всего – он был СМЕШОН. Гордый мальчишка не мог простить такого позора никому, даже Гарри Поттеру, и с той самой минуты объявил ему войну.

Время шло. Но слизеринец, злопамятный от природы, почему-то так и не научился издеваться над Поттером. Уизли, Грейнджер, даже Невилл Лонгботтом – все, кто был дорог и близок Гарри – попадали под его мстительную руку или, вернее, на острый язычок. Но Драко упорно не замечал, что никогда не оскорбляет самого Поттера – Малфой срывал зло на тех, на чьем месте ему так хотелось быть.

Он не мог быть для Поттера никем. Гарри не принял его как друга – он стал врагом. Кем угодно, лишь бы только такой же гордый, как и он сам, гриффиндорец замечал его, обращал на него внимание.

Но Драко никогда не признался бы в этом даже себе. Да, для него не существовало никого, кроме Гарри – но это только потому, что он ненавидел его. Один лишь Поттер был достойным противником, был равным, - но это только для того, чтобы Драко убил его, едва представится возможность.

...И только поэтому на платформе 9 и ¾ он выхватил взглядом из толпы вечно лохматую черноволосую голову.

 

* * *

 

Первая неделя учебы прошла замечательно: Гарри хотя бы на время занятий удавалось забыть о событиях прошлого года. Рон с Гермионой все так же поддерживали его, иногда выводя из себя излишней предупредительностью и все той же жалостью до такой степени, что хотелось сбежать куда угодно, лишь бы не здесь. Но в целом все было хорошо, даже Драко Малфой будто бы забыл о его существовании: слизеринец ходил по школе задумчивый и, кажется, не обращал внимания ни на кого. Гарри и в голову не приходило, что Малфой делает сейчас один из самых сложных выборов в своей жизни.

Драко перестал язвить и оскорблять окружающих не потому, что в нем «проснулось благородство», как однажды выразилась Грейнджер, а он случайно услышал. «Пусть не надеются», - тут же подумал парень, сразу выбиваясь из уравновешенного состояния. Да, на некоторое время он забыл называть ее грязнокровкой, но это только из-за того, что в голове постоянно звучали слова отца: «Пришло время выбирать, Драко, на чьей ты стороне» и, к тому же, он узнал текст своего пророчества.

Взбешенный словами ни о чем не подозревавшей Гермионы, Малфой пришел на Защиту от Темных Искусств в очень дурном расположении духа. Профессор Люпин, снова преподававший ЗоТИ в этом году (проклятие с должности наконец удалось снять), что-то рассказывал о специфике дуэлей волшебников, но Драко не слушал его, а смотрел на Поттера так, будто тот был причиной всех его несчастий. Гарри пару раз обернулся в его сторону, а потом продолжал внимательно слушать оборотня.

Драко очнулся, только когда Люпин начал разделять учеников на пары, чтобы провести показательные дуэли. Противником Драко, как и на втором курсе, оказался Поттер.

Зло усмехаясь и поигрывая своей волшебной палочкой, слизеринец поднялся на ноги и шагнул к гриффиндорцу.

- Надеюсь, ты назовешь заклинания правильно, Поттер. А то, знаешь ли, мне не хотелось бы отправляться в больничное крыло в спичечном коробке. Шучу, - ухмылка словно стерлась с лица, - тебе не удастся даже прикоснуться ко мне, ты проиграешь прежде, чем успеешь открыть рот.

- А я и не горю желанием к тебе прикасаться, Малфой. В словесных перепалках тебе нет равных, может, не струсишь, и хоть раз сразишься со мной по-настоящему? – ответил Гарри, и в глубине его зеленых глаз сверкнули искры. Сегодня он не ограничится Экспеллиармусом!

Малфой будто взорвался.

- Импедимента! – заклятие, направленное прямо в грудь Гарри, было такой силы, что даже щит, который успел поставить гриффиндорец, не отразил удар полностью. Гарри покачнулся и упал, но тут же вскочил и выкрикнул:

- Инкарцеро!

В ту же секунду тело Малфоя опутали веревки, стягивавшиеся все сильнее, пытаясь задушить его.

- Фините Инкантатем! – прохрипел он и, едва освободившись от веревок, направил палочку на Гарри.

Мальчику хватило секунды, пока он смотрел, как слизеринец избавляется от связывающего проклятия, чтобы понять, какое заклинание будет следующим. Серпенсортиа – любимое заклятие Малфоя, в результате которого на Гарри накинется змея. Избавиться от нее он не сумеет, потому что то ли от ярости, то ли от какого-то необъяснимого волнения бывший учитель Отряда Дамблдора забыл нужное заклинание; а снова пугать однокурсников тем, что он говорит на серпентарго Гарри не хотел. Поэтому прежде, чем Малфой успел открыть рот, Гарри закричал:

- Петрификус Тоталус!

Заклятие должно было только обездвижить противника, но Гарри, наверное, был очень рассержен, потому что оно подхватило слизеринца и, как тряпичную куклу, бросило о стену. Роскошные светлые волосы растрепались, Драко сполз по стене вниз, из его приоткрытого рта потекла струйка крови... кажется, он потерял сознание.

Гарри стоял на месте, словно на него самого наложили заклятие оцепенения, и смотрел, как Люпин поднимает Малфоя, приводит его в чувство, что-то говорит. Гриффиндорец вдруг ощутил, как больно, наверное, Драко, и на секунду даже почувствовал что-то, похожее на угрызения совести. Но разве Малфой поступил бы иначе? От удара о стену самого Поттера спасла только мгновенная реакция, с которой он поставил щит, когда слизеринец метнул в него заклятие. И все же Гарри понял, что сейчас переживает его враг – раздавленный, униженный на глазах у всего класса, Слизеринский Принц ни за что не простит этого.

И действительно, проходя мимо Гарри в конце урока, Малфой зацепил его плечом и, приостановившись на минуту, прошептал:

- Думаешь, тебе удалось проделать это безнаказанно? Ну уж нет, Поттер. Сегодня, в двенадцать, в пустом коридоре на восьмом этаже. Сам понимаешь, секунданты нам не нужны. Да, и не опаздывай, я не люблю ждать, - толкнув гриффиндорца, Драко ушел.

Гарри хмыкнул и пробурчал:

- Надеюсь только, на этот раз никто не побежит ябедничать профессору МакГонагалл.

Драко его даже не услышал.

 

* * *

 

Гарри осторожно прокрался на восьмой этаж, избежав попадания на глаза миссис Норрис, и не удержался, чтобы не позлорадствовать: у Малфоя нет мантии-невидимки, и он запросто может встретить Филча. «Не опаздывай, я не люблю ждать». Гарри снова хмыкнул: слизеринец будто на свидание приглашал.

Немного волнуясь – неизвестно, чего можно ожидать от Малфоя, а он даже не предупредил Рона и Гермиону – Гарри вошел в темный коридор. Он пришел даже раньше, но Малфой уже был там.

- Что, Поттер, соскучился? – раздался насмешливый голос блондина, и он собственной персоной вышел из темноты. Что-то странное, завораживающее было в игре бликов света в платиновых волосах, что-то, от чего резкий ответ застыл у Гарри на языке, и он некстати подумал: «Двенадцать часов – время превращений». Неужели Малфой превратится в прекрасного принца?.. Улыбнувшись этой нелепости, Гарри сказал:

- Может быть, начнем?

- А тебе не терпится? – Драко подошел к нему вплотную. Определенно, слизеринец был сегодня какой-то странный – даже в голосе проскальзывали незнакомые интонации, а глаза... Гарри отогнал неясные даже для него самого мысли, и сказал, не сообразив сразу, как можно истолковать его слова:

- Может, ты сразишься со мной с помощью волшебной палочки, а не своего языка?

Зато Драко уловил второй смысл мгновенно.

- С помощью языка?.. Ммм... вот, о чем ты думаешь?

Сначала он играл словами, и это доставляло какое-то удовольствие, потому что «святой» Поттер так смущался... Но Малфой не почувствовал, как заигрался сам.

Огромные часы на башне начали бить.

Блестящие светлые глаза были всего в нескольких дюймах от глаз Гарри, и мальчик готов был поклясться, что рука блондина едва ощутимо коснулась его бедра. От Драко волнами разливалось напряжение и что-то еще, чему Гарри не мог или не смел дать названия.

Драко, не отрываясь, смотрел в зеленые глаза. Впервые при взгляде на него в глазах Гарри не было ни презрения, ни отвращения, ни даже ненависти. И сам Драко неожиданно почувствовал, что теряет свое обычное хладнокровие, и в нем вскипает кровь вейлы, переданная по материнской линии. Разум отказывался контролировать действия, а в груди, разрывая ее, билось одно-единственное желание – обнять стоявшего перед ним мальчика, принесшего ему столько страданий, прижать к себе как можно крепче, и больше не отпускать, как бы он не сопротивлялся. Рука, повинуясь велению захлестнувшего Драко безотчетного влечения, прикоснулась к Гарри, и Малфой почувствовал, как вздрогнул гриффиндорец. С последним ударом часов воцарилась тишина – такая, что Драко отчетливо услышал, как бешено бьется его сердце... и сердце Гарри. В одном ритме.

И Гарри оттолкнул его.

Что-то заставило мальчика это сделать, скорее всего, внезапная волна возбуждения, рожденная в груди и пронесшаяся вниз. Он испугался горящих странным блеском глаз Драко, а еще больше – своих собственных ощущений, о природе которых не желал даже задумываться.

Драко отскочил в сторону, словно приходя в себя. Совершенно машинально он наложил на вход в коридор заглушающее заклятие, и повернулся к гриффиндорцу. Перед ним, сверкая глазами за стеклами очков, стоял его враг.

В груди Драко вдруг закипела такая ненависть к этому мальчишке, такому доброму – ко всем, кроме него, - такому идеальному, такому непохожему на него самого.

«Сволочь! Как же я ненавижу тебя!..». Малфой размахнулся и первый метнул в Гарри какое-то проклятие.

...Они сражались уже четверть часа, но ни один не уступал другому. Оба уворачивались от заклятий, ставили щиты и нападали со все большей яростью. Она будто затопила все вокруг, заменила воздух, наполняя легкие ядом.

Глядя в ненавистные зеленые глаза, Драко вдруг выкрикнул:

- Как же я хотел бы убить тебя!

И Гарри не знал, что вдруг на него нашло: никогда в жизни он не совершал более безрассудного поступка. Отбросив свою волшебную палочку, он выпрямился и, глядя прямо в глаза обезумевшему от злости Малфою, сказал:

- Убивай.

За ту секунду, пока слизеринец одним прыжком оказался возле него, Гарри успел подумать о многом. Например, о том, что предает родителей, которые отдали свои жизни, лишь бы он остался в живых; о друзьях, которые не простили бы его, узнай они об этом глупейшем поступке; о Дамблдоре и волшебниках, возлагающих на него большие надежды... Только о своей непрожитой жизни он не подумал: ну и что ж, если Малфой убьет его – по крайней мере, может, одна мечта исполнится, и эти глаза больше никогда не будут наполнены такой ненавистью...

Тяжело дыша, Драко приставил волшебную палочку к горлу мальчика, потом провел ею по пульсирующей венке на шее, до груди, нашел сердце – сердце, которое только для других может быть таким горячим и биться так сильно, для него же – никогда. Ярость и боль ослепляли Драко: как же он хотел навсегда покончить с этим выскочкой, непонятно по какой причине занимавшим все его помыслы. «Ненавижу!..» - шептали губы, а сердце разрывалось в крике, пытаясь пробиться через защитную оболочку сознания и донести своему обладателю совсем другое слово... Да только он ничего не хотел слышать...

- Ну что же, Драко, ты ведь знаешь убивающее заклинание, - раздался тихий голос. Сейчас никто из них двоих не помнил, не осознавал, что Непростительное заклятие – прямая путевка в Азкабан. Была только обоюдная... ненависть?.. – заполнявшая их души.

«Знаю, - подумал Малфой, не в силах отвести взгляд от зеленых даже в темноте глаз, - а еще знаю – мне отец рассказывал – что вспышка от него такого же зеленого цвета. Как твои глаза. Тебе, например, не нужна Авада Кедавра, чтоб убить... меня».

Малфой опустил палочку и быстрыми шагами пошел прочь.

Ни один из них не знал, как объяснить то, что случилось сегодня ночью. Это было похоже на внезапный ток, одновременно пронзивший их сердца, ток, о котором оба поклялись себе забыть.

Только Гарри все еще будто видел глаза Малфоя, когда тот опустил палочку, а Драко думал: «Он впервые назвал меня по имени!..», и не замечал, что улыбается.

 

 

Пролог (2)

 

 

Забыть оказалось непросто. Скорее, даже невозможно.

Драко почти перестал издеваться над Грейнджер и Уизли – он не мог больше досаждать Поттеру. Малфой наконец признался себе в том, что, если бы так ненавидел Гарри, то непременно убил бы его – возможность представилась – или хотя бы причинил ему боль. Но он этого не сделал, он не сделал ничего, когда Гарри оказался в его руках абсолютно безоружный. И это все – учитывая то, что такой шанс больше никогда не выпадет, и что сам Драко был в тот момент в ярости, и оторвал бы голову любому, а гриффиндорца и пальцем не тронул. Обманывать себя и дальше было бесполезно.

Драко понял и другое – он не сможет просто так убивать ни в чем не повинных людей (даже если это магглы и грязнокровки), как это делали Пожиратели Смерти, и его желание вступить в их ряды быстро поубавилось. А мысль, что ему пришлось бы убить Гарри, заставила слизеринца внутренне содрогнуться. Да, он привык быть с Поттером по разные стороны баррикад, и сейчас не собирался объединяться с ним только из-за пророчества, но теперь Драко убедился, что совсем не хотел бы причинить гриффиндорцу боль. Поттер, конечно, никогда об этом не узнает, но именно благодаря ему Пожиратели потеряют еще одного приспешника в лице младшего Малфоя.

Гарри тоже не мог понять, почему, но его отношение к Малфою немного изменилось. Ведь слизеринец не убил его, и не сделал ничего плохого, хотя был, как говорят магглы, в состоянии аффекта, и прекрасно знал с дюжину заклинаний, от которых Гарри не поздоровилось бы. Гриффиндорец не хотел думать о нем, потому что с каждым часом убеждался, что больше не испытывает к Малфою отвращения, и в тоже время, был по-прежнему уверен, что от того – добра не жди. Невольно в голову лезли мысли, что поначалу его мать тоже терпеть не могла отца, а Джеймс, напротив, становился невыносимым хвастуном, стараясь обратить на себя внимание Лили. Чем это окончилось, Гарри прекрасно знал, и немного переживал, что, может, Малфой таким, казалось бы, неправильным образом пытается заполучить его дружбу. С одной стороны, это было просто смешно, а с другой... Гарри иногда и сам думал о том, что отдал бы многое, чтобы хоть на какой-то час заглянуть под злобную маску Малфоя – просто чтобы узнать, а есть ли вообще что-нибудь там, внутри.

От таких глупых мыслей его отвлекали Рон с Гермионой, ни на минуту не оставлявшие одного, или Дамблдор, который с завидным постоянством присылал ему письма с датой очередной встречи. Директор с начала года готовил его к борьбе с Волдемортом.

А еще с наступлением холодов – уже был ноябрь – Гарри все чаще стал бывать в Астрономической башне. И дело совсем не в том, что он однажды встретил там Драко Малфоя – просто иногда очень хотелось побыть одному.

В тот раз это произошло случайно. Гарри прекрасно знал, что Астрономическая башня – место встреч всех влюбленных пар Хогвартса. Но только он нашел, благодаря карте Мародеров, укромное местечко, о котором, как ему казалось, больше никто и не подозревал. В пасмурные вечера Гарри приходил сюда и, усевшись на окно, смотрел в небо, словно пытаясь найти между клубящихся облаков проблеск света.

В тот вечер он, как обычно, тихо отворил дверь, и еще не успел сбросить мантию-невидимку, как застыл на пороге: на его любимом окне сидел кто-то другой, чей темный силуэт был словно вырезан на фоне ночного неба. Гарри не пришлось долго гадать, кто это: выглянувшая из-за облаков луна коснулась потоком серебристого света таких же серебристых волос незнакомца. Волосы подобного цвета были только у одного человека в этой школе, и Гарри не мог перепутать.

Первым его желанием было уйти, чтобы не раскрыть свою тайну – тем более, ему, но затем природное любопытство взяло верх. Осторожно ступая, чтобы камешки под ногами не выдали его присутствия, Гарри подошел к окну и стал напротив Малфоя. Он ужасно хотел узнать, что здесь делает слизеринец, уж не замышляет ли он какую-нибудь очередную подлость. Но Малфой просто сидел на окне и смотрел на звезды.

Гарри сам не мог понять, почему, но ему вдруг стало интересно наблюдать за тем, как ветер играет серебристыми волосами, как неуловимо меняется выражение лица Драко, созвучно его мыслям, как блистают в темноте светлые, почти прозрачные, глаза.

Прядь волос, подхваченная нахальным ветром, растрепавшись, упала на лицо блондина. Она мешала Гарри, не давая спокойно смотреть, и мальчик, не сообразив, что делает, аккуратно поправил ее. Волосы Драко оказались такими мягкими, совсем не как упрямые завитушки у Гермионы и жесткие, непослушные волосы Рона.

Слизеринец вздрогнул, как от удара, словно его застали за чем-то запрещенным. Хотя, может, для представителей «змей» и является запрещенным вот так сидеть на окнах, и улыбаться не потому, что удалась очередная пакость, а просто так.

- Кто здесь? – прошептал он побелевшими губами, пряча улыбку, как что-то глубоко личное.

- Поттер, это ты? – ну вот, чуть что, сразу – «Поттер», улыбнулся Гарри. Видимо, до сих пор не может забыть голову, «парившую» возле Визжащей хижины в Хогсмиде.

Не получив ответа, и немного испуганно глянув по сторонам, Драко вышел из комнатки, и Гарри невольно пожалел, что поступил так неосмотрительно – ему нравилось просто стоять здесь и смотреть на Драко. А еще так хотелось снова увидеть на лице слизеринца это чудо – настоящую, искреннюю улыбку... Интересно, о чем он в этот момент думал...

Много раз, приходя сюда, Гарри в глубине души надеялся, что опять встретит здесь того, неизвестного ему Драко, но Малфой больше не приходил.

 

* * *

 

Блейз Забини восхищался Серебряным Принцем с самого первого курса.

Темноволосый, черноглазый юноша с длиннющими черными ресницами и мягкими губами, за которым бегали не только девчонки, но и парни, ненавидел свою внешность. Потому что он был так непохож на избранного кумира – Драко Малфоя. Блейз обожал его всего: легкую походку, плавные движения рук, зачаровывающий голос и невозможные жемчужные глаза...

Забини ненавидел свой характер: эту вспыльчивость, неумение подчас контролировать эмоции, столь нехарактерное для слизеринца. Драко же был идеальным Наследником Слизерина: хладнокровный, уравновешенный, спокойный. Холодный - иногда настолько, что, казалось, окружающий мир может замерзнуть от одного его взгляда. Но Блейз знал, что серые глаза могут быть и другими. Так редко, но они все же бывали теплыми, когда взгляд обволакивал всех этим теплом и ощущением счастья. И, как ни странно, часто такое случалось после совместных уроков с Гриффиндором. Никто, да и, похоже, сам Драко, не замечал этого – никто, только не Блейз: он видел малейшие проблески эмоций на лице Малфоя; он мог бы провести всю жизнь, просто наблюдая за тем, как ветер ласкает серебристые волны волос.

Но он не готов был стать комнатной собачкой Драко или телохранителем, какими для Малфоя были Крэбб и Гойл. Находясь будто бы на расстоянии, Блейз видел, когда что-то радовало или печалило его принца. Вот и сейчас Драко был чем-то обеспокоен.

Забини медленно поднялся с уютного кресла и неспеша подошел к Малфою. Менее всего он хотел показаться навязчивым, но смотреть на расстроенное лицо Драко было выше его сил.

- Ты сегодня такой задумчивый, - сказал Блейз, усаживаясь рядом с Драко. Он многое отдал бы лишь за то, чтобы сейчас прикоснуться к бледному лицу, разглаживая хмурую складочку на высоком лбу, но не смел сделать этого.

Драко повернулся к Забини, и на его языке уже вертелся ответ: «А тебе какое дело?», но, встретившись взглядом с темными глазами, он почему-то передумал и, вместо этого, неожиданно произнес:

- Я не знаю, что со мной происходит.

- Ты можешь рассказать мне, - тихо сказал Блейз.

Взгляд Драко проскользил по лицу однокурсника, словно желая уловить малейшие мимолетные эмоции, которые на нем выражались, а затем проник, казалось, в самую глубину глаз. У Блейза появилось впечатление, что этот взгляд пронизывает его насквозь. Драко, по-видимому, удовлетворило то, что он прочитал по лицу и глазам Забини, потому что блондин глубоко вдохнул и проговорил:

- Хорошо, я скажу тебе. Я все время думаю об одном человеке, который...

- Нравится тебе? – подсказал Блейз, потому что Малфой запнулся.

Лицо Драко искривила гримаса, то ли презрительная, то ли страдальческая.

- Я... – он уже не мог сказать, что ненавидит, потому что признался себе, что это не так. – Je ne peux pas l'aimer il est mon ennemi, mais... Je me sens bien avec lui... Bien que nous si rarement passоns du temps ensemble... ou plutôt, pas même ensemble... mais je me suis si calme ... (Я не могу его любить, он мой враг, но... Мне хорошо рядом с ним... Хоть мы так редко бываем вместе... вернее, даже не вместе... но мне так спокойно...) – от волнения Драко перешел на французский – так казалось легче – но все равно было заметно, с каким трудом ему дались эти слова, как внезапно аристократ растерял все свое красноречие... Но он поклялся себе быть откровенным хоть раз. Юноша сам не понимал, зачем ему это, но было жизненно необходимо хоть на несколько минут снять свою маску невозмутимости, открыться кому-то, иначе непонятные, клубящиеся в его душе мысли разорвали бы его. Кажется, Блейзу можно было доверять... «Что за чушь? – улыбнулся Малфой своим мыслям. – Слышал бы меня сейчас отец! Малфои не должны доверять никому, ни к кому привязываться. А я одновременно нарушаю оба правила».

Блейз восторженно смотрел на Слизеринского Принца, и в его глазах сверкали какие-то искорки. Парень никогда не видел своего кумира таким, он и не подозревал, что Малфой способен чувствовать настолько глубоко. Нет, он знал, что Драко просто тщательно скрывает свои эмоции, но удивительно было наблюдать, как гордый чистокровка раскрыл – пусть не душу – но свое настоящее лицо, хотя бы лишь на один миг. Наверное, права была бабушка Забини, когда-то сказавшая: «Малфои будут продолжать по-королевски прямо держать спину и царственно улыбаться, даже если сердце при этом будет обливаться кровью. Насколько все плохо, узнаешь только тогда, когда они без сил упадут в обморок прямо к тебе в руки». Блейз почувствовал тепло, родившееся где-то в груди и светлыми лучиками распространившееся по телу – от того, что Драко доверился именно ему, только ему... И он не удержался – едва ощутимо коснулся руки Малфоя, готовый в любую секунду отдернуть руку. Серебряный Принц оказался не холодным, как думали однокурсники, его кожа не была ледяной – от нее исходило тепло, даже сквозь плотную материю свитера. Блейз ожидал, что Драко оттолкнет его, но этого не произошло: блондин только задумчиво посмотрел на однокурсника.

- Нет ничего страшного в том, что ты чувствуешь, - позволил себе заметить Блейз.

- Но я не хочу этого! – с отчаянием воскликнул Драко, сжав руки в кулаки. – Мне хотелось бы, чтобы все было как раньше...

«Как раньше уже не будет... – подумал Блейз. – Прежний Драко ни за что не выказал бы свои истинные чувства, тот Драко отличался невероятной выдержкой и... чудовищным бессердечием. А этот – теплый...» - Блейз не смог сдержать улыбку, и легонько провел рукой по руке Малфоя, погладил сжатый кулак.

Драко будто немного расслабился, но в его душе царил хаос. Он впервые в жизни доверился человеку, а не бумаге, которая все терпит, - и не мог по-другому. Иначе чудовище, поселившееся внутри и разрывавшее своими когтями сердце, убило бы его. Но еще труднее было принять то, что он способен испытывать какие-то теплые чувства, и к кому – к своему врагу! Слишком много тепла, как для Малфоя.

Наконец он нашел в себе силы встать и сказать Блейзу слова, которые никогда не произнес бы прежний Драко:

- Спасибо за поддержку.

Потом, уже уходя, обернулся и, поймав восхищенно-удивленный взгляд Забини, добавил:

- Забудь об этом, - и вышел.

А второй слизеринец еще долго сидел, глядя перед собой и будто видя Малфоя, застывшего в дверях, и до мельчайших подробностей пытался запечатлеть в памяти эту картинку. Сегодня он увидел другого Драко. И тот был прекрасен.

 

* * *

 

Шли дни. Погода на улице стояла безоблачная, хотя был уже конец осени. Дожди, безжалостно поливавшие в это время Лондон, даже не добирались до Хогвартса. Ученики с радостью высыпали на улицу в очередной погожий денек, словно всеми силами пытаясь напрочь забыть о войне, которая вот-вот могла начаться... Даже принципиально недоверчивые слизеринцы сейчас полагались на магическую силу Дамблдора, способного защитить школу от внезапного вторжения.

- Гарри, пойдем с нами к Хагриду, - то и дело приглашали Рон и Гермиона, но мальчик под разными предлогами отказывался. Гораздо больше ему нравилось сидеть на все том же окне Астрономической башни, вздрагивая не то в страхе, не то в надежде всякий раз, когда отворялась дверь в комнатку. Мысли Гарри то и дело возвращались к загадочному блондину, но ни тот, ни он сам не говорили ни с кем об этом – если не считать единственного случая у Драко с Блейзом.

Малфой же страдал от неприятия своих новых – или хорошо скрытых старых?.. - чувств и прежнего отношения к Поттеру. Ведь поначалу он так завидовал гриффиндорцу – у того было все, чего не хватало Драко: то, что в квиддиче Малфой достигал упорным трудом и утомительными тренировками – Поттер брал талантом, уводя победу прямо из-под носа слизеринца; Золотому Мальчику все сходило с рук, в то время как «змеиный факультет» защищал только профессор Снейп; Гарри, как казалось Малфою, незаслуженно был всеобщим любимчиком, занимал то место, которое по праву должно было принадлежать неотразимому Серебряному Принцу. Этот выскочка опережал Малфоя во всем, но слизеринец простил бы ему это, как равному, если бы Поттер не оттолкнул его, - и теперь не вызывал других чувств, кроме ярости и черной зависти...

Именно такие эмоции боролись за первенство в сердце белокурого мальчишки-второгодки. Но время шло, и ненависть к Гарри начала переплетаться с неизвестно когда пустившим корни в душе Драко восхищением. Малфой исподволь наблюдал за гриффиндорцем, но никому не признался бы, что хочет быть похожим на него, что примеряет все свои действия соответственно поведению Поттера, - и в конце концов, видя, что тот все равно не оценил, - делает совершенно противоположное.

И только после смерти Седрика Диггори Драко осознает, что быть на месте Гарри не так уж приятно - и в нем опять просыпается жгучее желание стать если не другом Поттеру, то хотя бы поддержкой. И снова Малфой совершает ту же ошибку, что и на первом курсе: пытаясь заполучить расположение Гарри, он хочет избавиться от конкурентов – друзей гриффиндорца, унижая их в его присутствии... и добиваясь в результате того, что вся компания теряет терпение и награждает его, Крэбба и Гойла «букетом» цветистых несочетаемых проклятий...

Гарри ничего не понимал и, видимо, считал, что из лексикона Малфоя можно смело исключить такие слова как «дружба» и «любовь», потому что «хорек» не знает их значения...

Горечь обиды постепенно переплавилась в постоянную тягучую тоску, разрушающую душу Малфоя, заставляющую его провоцировать Гарри уже не просто на словесные перепалки – на драки. Это стало единственным способом напомнить о своем существовании. Как ему нравилось выводить гриффиндорца из равновесия настолько, что тот, такой «святой» и правильный, уже не отличался от самого Драко – может, и правда, что Распределяющая Шляпа чуть не отправила мальчишку в Слизерин?.. И только в такие моменты внимание Гарри всецело принадлежало ему одному, пусть даже лицо Поттера было перекошено от гнева, а глаза метали молнии – это были чистые, неподдельные эмоции, словно плата после долгого игнорирования.

И вот, наконец, на полуночной дуэли Малфой увидел в этих глазах то, о чем мечтал так давно – новое свечение, никогда не предназначавшееся ему прежде. И растерялся...

Погруженный в свои мысли, Драко не заметил, что его черный филин уже несколько секунд кружится над столом, пока птица наконец не уселась рядом со стаканом тыквенного сока, не зацепив его (это же не сова Уизли!), и не ухватила хозяина за палец (ЭТО ХУЖЕ СОВЫ УИЗЛИ!!!). Драко вскрикнул.

- Невоспитанное создание! Что это у тебя?

К лапке возмущенно ухающего филина был привязан довольно объемистый конверт с печатью дома Малфоев. Слизеринец удивился: родители никогда не отправляли ему писем. Присылали подарки, сладости, новые книги, но писем не писали никогда. А маленькому Драко так хотелось услышать похвалу отца или прочитать от матери пожелание приятных праздников – но это было слабостью, недостойной Малфоев, и мальчик быстро привык, что никогда не увидит адресованного ему листка бумаги, исписанного каллиграфическим почерком отца или миниатюрными буковками матери.

Сейчас же, впервые за шесть лет, он с нетерпением распечатывал конверт, стараясь унять легкую дрожь в пальцах. Он всегда знал, что родители любят его, правда, не так, как ему хотелось бы... но эта мысль была тоже недостойна наследника Люциуса.

Писала мать. Он всегда называл ее именно так, или – Нарцисса, никак иначе. Такое обращение предписывали правила этикета, Драко привык и к этому. Тем более, Нарцисса никогда не была ему «мамой» - той, кто заботился бы о нем в детстве, играл бы в саду, читал сказки на ночь. Это все делали няньки, которых постоянно меняли, чтобы мальчик запомнил самое важное правило – не привязываться ни к кому, а тем более, к прислуге. Драко был внимательным, и хорошо усвоил этот урок: с тех пор от него плакали не только няньки и домовые эльфы, но и все, кого он считал ниже себя по положению, а это были приблизительно две трети волшебников.

«Дорогой сын! Еще летом я хотела о многом с тобой поговорить, но Люциус не разрешал. Но теперь мне есть, что тебе показать. В конверт вкладываю мыслеслив. Там воспоминания твоей тети Беллы. Прошу тебя, будь осторожен – больше никому не следует это видеть – и, как только посмотришь – пришли его обратно, это одно из любимых в ее коллекции, я его незаметно унесла. Мальчик мой, надеюсь, это поможет тебе сделать правильный выбор».

Драко был, по меньшей мере, поражен. Нарцисса писала ему без ведома отца и, к тому же, выкрала один из мыслесливов тетки Беллатрисы, за что – Драко был уверен – Круциатусом не ограничилось бы. Что во флакончике - Малфой догадывался, зная страсть Пожирательницы к пыткам, но почему мать хотела, чтобы он увидел это – понять не мог. Неразгаданная тайна не давала ему покоя, и он даже не обратил внимания, как Поттер ушел из Большого Зала в самый разгар обеда. Правда, Малфой заметил, когда он вернулся уже в сопровождении Дамблдора, продолжавшего что-то шептать ему на ухо. Гриффиндорец выглядел странно напряженным, Драко не видел его таким с прошлого года. Гарри сел за стол, рассеяно скользнув взглядом по ученикам и по слизеринцу, но тут же отвел глаза, будто не заметив, как тот смотрит на него.

Малфой пообещал себе разобраться с тем, что волнует Поттера, даже если для этого придется воспользоваться Оборотным зельем – на благо, у Снейпа его вдоволь, а любимому ученику ничего не стоит добыть одну порцию. Это будет в половину не так сложно, как Поттеру на втором курсе – а в том, что это был именно он с Уизли, Драко не сомневался, едва выслушав рассказ запертых в чулане Крэбба и Гойла. Кому же еще хватило бы безрассудства рисковать своим обучением в школе ради того, чтобы расспросить Малфоя о Тайной Комнате? Хотя, надо отдать должное гриффиндорцам, подготовились они хорошо: одно то, что Грейнджер (а это несомненно была она) сварила сложнейшее зелье – заслуживало особой похвалы...

Приняв решение заняться Гарри позже, Драко раньше всех покинул Большой Зал и ушел в свою комнату – у старосты, все же, были привилегии - захватив мыслеслив. Покрутив в пальцах флакончик, он вылил содержимое в Омут Памяти, подаренный отцом на пятнадцатилетие «для сохранения наиболее интересных интимных моментов, о которых не стоит догадываться преподавателям, часто несанкционированно применяющим к студентам Легилименцию». Знал бы Люциус, как сын собирается использовать Омут! Воспоминания растворились причудливыми узорами и струйками дыма, и Драко наклонился над чашей...

Он находился в просторном зале с каменными стенами и факелами, освещавшими мрачное зрелище. Человек десять в черных плащах и серебристых масках стояли вокруг какого-то мужчины, а двое крепко держали его под руки. Драко отметил, что ни отца, ни Снейпа среди них не было.

- Бэддок, как я рад тебя видеть! – раздался хрипловатый голос, принадлежавший Темному Лорду. – А рад ли ты настолько же? – Волдеморт подошел к человеку, как только Пожиратели расступились в стороны, пропуская его.

- Да, мой Господин, - едва слышно проговорил мужчина, бывший, без сомнения, отцом Малкольма – симпатичного мальчишки из Слизерина, который всегда нравился Драко, хотя в этом году Малфой его не видел.

- А я почему-то не думаю, что ты счастлив находиться здесь, - медленно продолжал Волдеморт, наслаждаясь страхом, мелькнувшим в синих глазах. – Разве не ты сорвал последнюю операцию по уничтожению магглов?

Бэддок дернулся, словно пытаясь вырваться. Волдеморт только ухмыльнулся.

- Не переживай, я не сожалею о неверных слугах, тем более, когда их есть кому заменить. У тебя ведь сын?

Мужчина вздрогнул и посмотрел в глаза Темного Лорда, стараясь не показать, насколько волнуется.

- Не трогайте Малкольма. Я совершил ошибку, мне и отвечать!

Волдеморт снова усмехнулся.

- Никто не будет наказывать его за твои ошибки. Он просто займет твое место. Приведите мальчика, - махнул рукой маг, и двое Пожирателей тут же ввели в зал Малкольма. Четырнадцатилетний слизеринец был явно напуган, но ничем не выказывал этого: его выдавала лишь неестественная, восковая бледность лица. Драко с гордостью подумал, что выдержке мальчика позавидовал бы любой гриффиндорец – видно, не просто так Гарри Поттер четыре года назад проводил Бэддока, садящегося за слизеринский стол, немного грустным взглядом.

- Отец! – крикнул мальчик, вырываясь из рук Пожирателей и расталкивая толпу.

- Не так быстро, - преградил ему дорогу Волдеморт. – Для начала объясню тебе правила игры. Прежде всего, скажи, готов ли ты занять место своего отца среди Пожирателей смерти?

- Да, - сказал слизеринец, не раздумывая, хотя голос его дрожал. Но в глазах Малкольма не было подобострастного трепета перед могуществом Темного Лорда. Мальчик просто хотел спасти отца во что бы то ни стало.

- Ты уверен? – глаза Волдеморта недобро сверкнули, а Бэддок-страший попытался что-то сказать сыну, но на него тут же наложили Силенцио и загородили, чтобы он не мог подать знак.

- Да, - повторил Малкольм. – Я готов.

Волдеморт ухмыльнулся.

- А известно ли тебе, как проходит посвящение? Видишь ли, Метка – еще не все. Каждый посвященный должен пройти крещение кровью, иными словами – подтвердить свое прозвище, убив человека.

Малкольм задрожал, но все же кивнул: слишком велико было желание спасти отца.

- Отлично, - сказал Волдеморт, схватив руку Бэддока и, взмахнув волшебной палочкой, вдавил кончик в предплечье мальчика.

Прямо на глазах Драко на нежно-розовой коже стала проступать уродливая черная Метка. Это было ужасно, потому что Малкольма пришлось держать двоим, а он все равно пытался вырваться и кричал от невыносимой боли.

- Ну вот и все, первый этап пройден, - сказал Волдеморт, наконец отпуская руку мальчика, из глаз которого катились слезы. Тот тяжело дышал, зажимая ладонью рот, словно чтобы снова не закричать.

- Теперь пришло время убить, - продолжал Лорд. – Видишь ли, среди нас появился недостойный предатель, которого следует наказать. И, как вновь избранный Пожиратель Смерти, это сделаешь ты. Убей его! – приказал Волдеморт, указывая на отца Малкольма.

- Нет... – чуть не задохнувшись, прошептал мальчик.

- Ты смеешь ослушаться, слуга? – воскликнул маг, толкнув его к Пожирателям. – Ты заслуживаешь смерти, но я милосерден и, к тому же, люблю своих подданных, а они заработали вознаграждение. Удовлетвори их – и ты будешь прощен.

Волдеморт снова взмахнул рукой, и к Малкольму бросились черные фигуры. Мальчик забился в их руках, но у него тут же выхватили волшебную палочку и начали срывать одежду. Он вскрикнул, когда его потащили к столу, напоминавшему жертвенный...

Драко в ужасе отпрянул. Его сердце разрывалось на части: одна половина хотела освободить отца Малкольма, другая – убить мерзавца, стоявшего в стороне и со спокойным лицом наблюдавшего эту сцену. Но он не мог сделать ни того, ни другого! Он не мог даже уйти из воспоминания – без посторонней помощи это было невозможно, нужно было только смотреть до конца. Малфой был не в силах глядеть на это: он зажмурил глаза, но до ушей доносились страшные крики мальчика, которому он не мог ничем помочь...

Мужчины и женщины в черных мантиях склонялись над распростертым телом, заслоняя его от глаз слизеринца. Конечно, и безумная Беллатриса участвовала в этой оргии, и большинство криков Малкольма вознаграждало именно ее усилия. Драко был на грани от ужаса, он даже боялся предположить, что сейчас делают с Бэддоком, но услужливое воображение, подкрепляемое звуками, исходившими от стола – мученик уже не кричал: будто потерял голос, слышались только стоны и какие-то хрипы, - рисовало ему ужасные картины. «Господи, когда же это закончится?..» - думал парень, желая Малкольму смерти – как избавления. Слизеринец не знал, сколько времени он уже провел здесь: счет часам пропал с первым вскриком жертвы Пожирателей.

Внезапно все прекратилось. Малфой сделал шаг к группе магов в черном, изо всех сил надеясь, что мальчик только потерял сознание, и сейчас придет неожиданное спасение. Но Волдеморт думал иначе.

- Что еще произошло? – поинтересовался он, подходя к извергам, окружавшим стол.

Беллатриса закричала:

- Снова Фенрир! Всех лишил удовольствия!

Оборотень стоял чуть в стороне. Вся его одежда была в крови, а в руках он держал что-то красное и пульсирующее. Драко не понял, что это и, преодолевая страх и отвращение, подошел ближе.

Лучше бы он этого не делал.

На раскрытой темной ладони лежало алое, все еще бьющееся сердце Малкольма.

 

* * *

 

Драко судорожно перебирал флакончики с зельями в своем шкафу. «Господи, вот оно...». Успокоительное, из тех, что помогают забыться. Жаль только, забыться – не значит забыть: здесь не поможет никакой Обливиэйт. Малфой никогда не забудет растерзанное кровавое месиво, так недавно бывшее красивым мальчиком с васильковыми глазами... Живым... Который мог дышать, смеяться, любить... Драко уже никогда не почувствует живым себя, после того, что увидел... Как не забудет и взгляд старшего Бэддока... Отец сошел с ума, когда на его глазах истязали сына.

- Боже, Боже... – шептал Драко. – За что?..

И когда в комнату, словно почувствовав его состояние, заглянул Снейп, Малфой просто бросился ему на шею и разрыдался. Единственное, чего он хотел, о чем без слов умолял – не помнить.

И Снейп, превосходно владеющий Заклятием Памяти, не спрашивая ни о чем, дал ему это.

 

* * *

 

Гарри был абсолютно готов к сегодняшнему дню. Все должно решиться раз и навсегда: он с Дамблдором проникнет в убежище Волдеморта. Директор уже неделю готовил мальчика к этому, но, хоть и убеждал, что все пройдет хорошо, Гарри не был настолько в этом уверен. Поэтому, сидя за столом в Большом Зале, он немного нервничал, отчаянно пытаясь запомнить все: горящие весельем глаза Гермионы, смущенную улыбку Рона, радостные по случаю субботнего похода в Хогсмид лица гриффиндорцев. Мальчик словно боялся не успеть сказать друзьям что-то важное, не запечатлеть в памяти каждое мгновение, проведенное с ними. Он не хотел умирать, не желал даже думать об этом, но, здраво оценивая свои возможности, понимал, что этот день может стать для него последним. И Гарри будто впитывал в себя каждое движение, каждый звук...

...когда почувствовал это взгляд.

Кажется, прожигающий насквозь, так, что даже немного больно в груди.

Гарри обернулся, отыскивая глазами человека, который бросил на него ТАКОЙ взгляд.

Мальчик не слышал, как Дамблдор настойчиво что-то говорит, положив руку ему на плечо. Кажется, «пора идти, Гарри». Сейчас почему-то самым важным было не дать разорвать эту связь, похожую на нить недосказанных слов, соединяющих его глаза с глазами светло-серого оттенка. Было жизненно необходимо понять, что хочет сказать ему собеседник. Словно какое-то наваждение... и пусть весь мир подождет.

Время будто остановилось, и огромная Вселенная с мириадами звезд сейчас вся заключалась в серебристых глазах Драко Малфоя.

Пейринг: AR/DR; DR/ET.
Рейтинг: R; RPS; AU; Slash.
Автор: Чудик
Бета: Хельга
summary: я считал ее другом.

В вазе на столе в прихожей стоял букет желтых хризантем. Маленькие солнца на высоких зеленых стеблях. На лепестках, словно маленькие бриллианты в золоте, блестели капельки воды. Рядом с вазой лежала карточка. Я знал, от кого этот букет. Предполагал, что может быть написано на этой карточке. Не задерживаясь у столика, я разделся и прошел в комнату.

- Ты не посмотришь, от кого цветы? – голос Риммы остановил меня у лестницы, ведущей на второй этаж. Я взглянул на нее, в любимом старом вязаном платье сидящую на диване, и пожал плечами.

- Нет, - я начал подниматься.

- Алан, что происходит? – ее голос, с этими материнскими нотками, все знающий, все понимающий.

- Ничего, - грубо и резко. Не поворачиваясь и больше не останавливаясь, я поднялся на второй этаж и прошел в спальню. В голове все еще стоял голос Эммы, срывающийся и временами переходящий в хриплый шепот. Она комкала в руках голубой носовой платок с инициалами. Больно. Грудь сдавило, я отвернулся к окну. Обычная лондонская осень. Желтые листья на деревьях, мокрый асфальт – дождь моросил не переставая. Серая хмурая осень, она завладела и моей душой тоже. Женщина сидела на бежевом кожаном диване в моем кабинете, в белом брючном костюме, с голубым платком в руках. Плечи вздрагивали при каждом вдохе. Она подняла голову. Потекшая тушь, разводы тонального крема. Рукой она вытерла лицо. Глаза блестели – широко распахнутые, полные слез. Дождь барабанил по стеклам. Ветер срывал желтые листья с деревьев на другой стороне дороги. Танцуя вальс, они кружились над непрерывным потоком шляп, зонтов, над проезжающими машинами. Я смотрел на осень за окном и вспоминал…

Эмма была моим другом. Я спокойно мог назвать ее самым близким человеком. Съемки, презентации, премьеры, награды, долгие перелеты, шумные банкеты, тихие вечера в номере за чашечкой кофе или бокалом красного вина, и долгие разговоры. Она понимала меня. Она знала обо мне все. Она была для меня дороже Риммы. Ей я так часто изливал душу. Именно она утешала и ободряла меня.

Я помню, как сидел на диване у нее в гостиной с чашкой зеленого чая в руках, и пытался найти решение своих проблем. Мне было чертовски страшно. Я испугался собственных желаний и не знал, что делать. Я помню ее руки на своих плечах и успокаивающий голос.

Как часто я изливал ей душу тогда. Говорил, что съемки превратились в ад. Что больше не могу это выносить. Что он стал моим наваждением. Что я схожу с ума. Что видеть его больно, а не видеть еще больнее. Что этот мальчишка рожден мне на погибель. Она слушала, успокаивающе поглаживая меня по спине. Сквозь рубашку я чувствовал тепло ее руки, и казалось, что все будет хорошо.

Я никогда не думал, что она так поступит со мной. Так жестоко.

Официальная премьера ее нового фильма. Самой Эммы еще не было. Я стоял возле стола с бокалом шампанского, не отводя глаз от двери. Подсознательно отгородившись от Грега и не обращая внимания на его жалостливые речи. Несмотря на то, что они с Эммой развелись месяц назад, он так и не смог с этим смириться. Казалось, что он еще даже не осознал случившегося. Он бормотал что-то, залпом выпивал шампанское и брал очередной бокал, я не слушал. Мой взгляд был прикован к раздвижным стеклянным дверям. Сквозь них просматривалась залитая электрическим светом улица, толпа зевак и представителей прессы. И вот… Появляется Эмма в длинном серебристом платье, с широким воздушным шарфом, свободно накинутым на обнаженные плечи. Вместе с ней Дэниел… Я знал, что он будет на премьере, я ждал его. Он был партнером Эммы, играл одну из главных ролей в фильме, роль ее сына. Но я не думал, что они приедут вместе.

При виде его у меня перехватило дыхание. Он был одет просто: черные джинсы и белая рубашка, манжеты расстегнуты, браслеты на запястьях. Легкая небрежность в прическе. На шее цепочки и шнурки. Вот он улыбается фотографам, отвечает на дурацкие вопросы журналистов. Его рука на талии Эммы. Я вижу, как он пожимает плечами в ответ на какой-то вопрос молоденькой репортерши, смеется, потом поворачивается к Эмме, наклоняется и целует ее в уголок рта, пока она что-то говорит. У меня внутри все оборвалось.

- Мда, недолго же она убивалась…

- Что?.. – только теперь я услышал голос Грега.

- Не долго она страдала от моей измены, - он сделал глоток шампанского. - Прошел только месяц, как мы развелись, а она уже обзавелась молодым любовником.

- Любовником?.. – я медленно повернулся к нему.

- Мда, слухи оказались верны. Сколько лет этому мальчишке? – он допил шампанское и взял очередной бокал. Я больше ничего не слышал. «Нет! Это не могло быть правдой!»

Да, я понимал, что рано или поздно у Дэниела появится кто-то. Девушка, парень. Знал, что моя участь – любить его издалека, умирать от ревности и страдать от мысли о том, что я никогда не буду рядом с ним. Я мог смириться с кем угодно, с любой женщиной или любым мужчиной рядом с ним. С кем угодно из шести с половиной миллиардов людей, проживающих на этой планете, но не с ней! Почему она?! Как она могла?! Бокал с шампанским выскользнул из руки и разбился. Отчужденно я посмотрел на золотистые брызги и осколки возле своих ног. Жидкость попала на ботинки и брюки.

- Алан? – Римма коснулась моей руки. Я и не заметил, как сжал кулаки. - Алан, что с тобой? Алан?! – в ее голосе я услышал беспокойство и тревогу.

- Все нормально, - я взглянул на свои пострадавшие брюки и ботинки. - Сейчас вернусь.

Римма мягко улыбнулась и понимающе кивнула.

В уборной никого не было. Сюда не проникала музыка и шум из зала. Я прислонился к стене. Ноги отказывались слушаться, руки дрожали, в голове гудело, а перед глазами картинка: Дэниел, целующий Эмму. Мой мальчик и она! Она! Он и она!!! НЕТ! Безумно захотелось разбить что-нибудь. Я механически оторвал кусок от бумажного полотенца и, смочив его, вытер брюки и туфли. Я уже собирался уходить, когда открылась дверь и вошел Дэниел. Я остановился, не в силах заставить себя двигаться, сердце бешено стучало в груди.

- Алан! – его голос, сквозящий неподдельной радостью, искренняя улыбка: - Что-то случилось? Мне показалось, ты был чем-то расстроен…

«Нет, ну что ты, мой мальчик! Ничего особенного, просто женщина, которой я полностью доверял, предала меня! Жестоко посмеялась над моими чувствами!» Я постарался выжать из себя улыбку.

Он подошел ко мне.

- Шампанское…

Дэниел вытащил из кармана джинсов голубой платок и смочил уголок под струей теплой воды.

- Так это Вы разбили бокал, мистер Рикман? – усмехнулся он, касаясь лацканов пиджака. Я и не заметил, что брызги попали и туда тоже. Мой взгляд неотрывно следил за его руками, прикосновения были почти невесомыми, но это были его прикосновения.

Длинные пальцы, проступающий сквозь кожу голубоватый рисунок вен – для меня самые красивые руки на свете. Голубой платок, синий в том месте, где ткань была мокрой, и вышитые инициалы «Д.Р.».

- Подарок фанатки. Сумасшедший народ, - усмехнулся он.

- Да, - я кивнул, поднимая голову. Взгляды встретились. Его глаза. Синие. Темные. Как вечернее небо.

- Ну, вот и все. Вода высохнет – даже следа не останется, - произнес он.

- Спасибо.

Он улыбнулся.

Я запомнил этот платок в его руках. Это его потом сжимали и комкали ее руки. Его платок. Голубой, с вышитыми фанаткой буквами «Д.Р.»

Я не слышал, как в спальню поднялась Римма. Она остановилась в дверях и пристально посмотрела на меня. Я сидел на кровати, глядя в пол. Никогда раньше не находил ковровое покрытие таким интересным.

- Не хочешь поговорить? – ее голос, такой заботливый и мягкий – словно из другой реальности.

- Нет.

- Что-то произошло?

- Нет.

- Алан?

- Что? – рявкнул я, поднимаясь. Я смотрел на нее сверху вниз, стараясь вложить во взгляд и в позу единственное свое желание, мечту, чтобы меня просто оставили в покое. Любому бы стало ясно, что сейчас со мной лучше не связываться. Но Римма была слишком упрямой.

- Может, ты все-таки скажешь, что случилось, это поможет привести мысли в порядок и успокоиться…

- Ну почему люди такие упрямые?! Когда я говорю «нет» – это значит – «нет»!!! «Нет», и все. Просто… Просто оставь меня в покое! Оставь меня одного! – и я вылетел из комнаты.

- Алан!

В тот вечер я долго бродил по городу. Узкие улочки, каменные мостовые; красный, желтый, зеленый, синий свет рекламных щитов и вывесок. Громкая танцевальная музыка, льющаяся из дверей и окон клубов и пабов. Скользящие по Темзе и мерцающие разноцветными огнями прогулочные катера с шумными туристами. Гуляющая парами и большими компаниями молодежь. Смех, визг, сигаретный дым. Я остановился на набережной, облокотился на каменный парапет. В черной воде отражались звезды и мигающие огни самолета, то ли идущего на посадку, то ли только взлетевшего. Интересно, куда летит эта ночная птица, и о чем сейчас думают пассажиры? Наверное, кто-то летит домой, к тем, кто ждет; кто-то пытается убежать от проблем. И мне тоже в эту секунду хотелось быть там, на высоте в несколько тысяч километров. Видеть за толщей стекла иллюминатора проплывающие внизу лондонские огни, и понять, что Дэниел недосягаем для меня. Понять, и представить себя вне всего этого.

А потом я сидел в баре. Золотистый виски и плавящийся в стакане лед. Живая музыка: тихие гитарные аккорды, грубый с хрипотцой мужской голос. Неприятный приторно-сладкий запах духов присевшей по соседству молодой рыжеволосой женщины.

Мобильник задрожал в нагрудном кармане. Я отключил его не глядя. Она понимающе улыбнулась.

- Пытаетесь от кого-то спрятаться?

Я кивнул, делая глоток.

- Жена? Любовница?

- Не то чтобы жена… Официально я не женат.

- Официально? А есть разница? – она повернулась ко мне и усмехнулась.

- Нет.

Пустой, ни к чему не обязывающий разговор. Я даже имени ее не спросил. Домой вернулся под утро, Римма спала на диване в гостиной – уснула, так и не дождавшись меня. Я поднялся наверх и лег спать не раздеваясь.

От надрывавшегося телефона столик рядом с кроватью ходил ходуном. Вместе с несчастным аппаратом дребезжали все предметы, лежащие рядом, мои ключи от машины создавали особо неприятный перезвон. Не открывая глаз, я дотянулся и на ощупь снял трубку. На другом конце провода – бодрый голос Дункан. Ей нужны были распечатки пьесы, которые она оставила у меня в машине. Мне чертовски не хотелось вставать, и я сказал, что завезу их после обеда. Её насмешливое «уже три» разбудило меня окончательно.

Риммы не было. На журнальном столике меня ждала записка. Краткая и сухая. Так похоже на нее, когда она не в духе. Но я был свободен на целые выходные. Куча времени, чтобы спокойно напиваться, жалеть себя и проклинать Эмму.

Я сходил на кухню, перекусил тем, что нашел в холодильнике, достал две бутылки «Хайнекена» и расположился на диване перед телевизором. По MTV показывали репортаж со злополучной премьеры. Журналистка с упоением рассказывала об Эмме Томпсон и о том, какую сенсацию произвело ее появление с Дэниелом Редклиффом. С отвращением я переключил на канал «Дискавери». Наблюдать за повадками африканских гиен было гораздо интереснее.

Телефон зазвонил, когда опустела пятая бутылка пива. Мне было хорошо, голова немного кружилась.

- Да…

- Алан?

Я замер, в горле пересохло... Это был он!

- Дэниел…

- Привет. Я тут недалеко, ты не против, если я заеду? Мне бы хотелось с тобой поговорить…

«Против, против! Не хочу! Не могу тебя видеть! Не смогу, остановиться! Нет, не приходи!» – кричал мой мозг, но сердце заставило его замолчать, и я, словно во сне, произнес:

- Да, да, конечно, заходи. Буду ждать.

- Спасибо! – и гудки. Я повесил трубку и глубоко вдохнул. Что я только что сделал?

Он стоял на крыльце, в джинсах и футболке. Темные очки, взъерошенные волосы.

- Заходи, - я выдавил из себя улыбку. До его прихода я убрал в зале, свалив пустые бутылки в кучу на кухне, и переоделся. Мы прошли в комнату. Я кивнул в сторону дивана:
- Кофе или чай? Может быть, вино? Еще могу предложить пиво.

- Пиво, - улыбнулся он. Я принес две бутылки. Мы сели на диван, он пил молча, глядя на черный экран телевизора. Я смотрел на его точеный профиль: черты лица напряжены, тоненькие морщинки в уголке глаза. Я боялся заговорить первым, спугнуть волшебный момент – так близко быть с ним рядом...

- Алан, я хотел поговорить с тобой об Эмме…

Я закрыл глаза, глубоко вдохнув. Почему я не был удивлен?

- Да?

- Что случилось? Что произошло между вами? Просто… вы столько лет были друзьями, а тут вдруг… Все так резко изменилось. Почему?

- Это она попросила тебя? – сухо спросил я.

- Нет, я сам хочу понять… Она очень расстроена. Ты ей дорог…

- Неужели? – ехидно усмехнулся я. - Если бы был дорог, она бы меня не предала! – я отвернулся, когда он взглянул на меня. Я не мог видеть эти синие глаза, этот пристальный взгляд.

- Предала?

- Да…

- Как?

- Я не хочу говорить об этом! – резко произнес я, поднимаясь. Отошел к окну и взглянул на улицу. Солнце садилось, крыши домов сияли под его прощальными лучами. Я не слышал, как он подошел, только почувствовал на плече его горячую руку. Он был так близко... Я ощущал жар его тела, его дыхание.

- Алан, прости.

- Все нормально. Я доверял ей. Она знала мои самые сокровенные секреты. Я признался ей в своей любви к… - «к тебе» - прозвучало в голове, - … к одному человеку… А она просто посмеялась… Она забрала у меня… - «тебя» - я замолчал. Я почувствовал, как его рука спустилась ниже, пальцы сжали плечо. Он развернул меня лицом к себе. Какие ясные глаза...

- Дэниел... – я обхватил его лицо ладонями, наклонился и поцеловал. Его губы расступились, пропуская мой язык внутрь. Осмелев, я обнял его, страстно целуя. Его руки с моих плеч скользнули вниз, погладив спину, и замерли на ягодицах. Он толкнул бедрами навстречу мне. Оторвавшись от его рта, я застонал, почувствовав, насколько он возбужден.

- Боже, Дэниел!..

Он хитро улыбнулся, облизнув губы и изящно опускаясь на колени передо мной. Я не мог оторвать глаз от него. Смотрел, как его руки скользят по моим бедрам, аккуратно расстегивают ширинку и спускают брюки. Как его ладонь ложится на мой пах. Как он сквозь боксеры сжимает мой возбужденный член. Его движения уверенны, и я понимаю, что он вовсе не новичок в этом. Меня захлестывает ревность – кто был у него первым. Кто? Кто посмел дотронуться до моего ангела? Я вскрикиваю, когда его губы обхватывают головку члена. И все мысли улетучиваются, существует только влажное тепло его рта и его руки на моих бедрах и ягодицах. Я чувствую дрожь в теле. И не замечаю, как его палец нежно и аккуратно подбирается к моему анусу.

- Дэн... – имя теряется в стоне, когда палец на дюйм проникает внутрь. Я почти забыл, каково это – отдаваться кому-то целиком. Мозг все еще не верит, что все это происходит в реальности. Кажется, что сейчас я очнусь - один, с заляпанными спермой боксерами, и пойму, что это всего лишь сон. С трудом я осознаю, что Дэниел что-то говорит мне. Его губы совсем близко от моего уха. Он легонько прикусывает мою мочку, я чувствую его дыхание на своей шее. Он смеется.

- Дэн?

- Мне нравится, как ты произносишь мое имя… У тебя такой чувственный голос, такой глубокий, мягкий, - я понимаю, что он уже успел расстегнуть мне рубашку, и теперь она небрежно брошена на полу возле ног. Одна рука на моей груди, он поглаживает сосок, потом наклоняется и кусает темный шарик. Я подаюсь вперед. Он снова смеется. Его другая рука внизу, и я понимаю, что его пальцы уже с легкостью двигаются внутри меня. Когда он добавил второй? Я не знаю… Не помню. Все в тумане. Что этот ангел… дьявол? … со мной делает? Я слышу собственный стон, откуда-то издалека, со стороны. Пальцы исчезают, он наклоняется, полностью снимает с меня брюки, боксеры и носки. Я поднимаю голову и смотрю на него. Он по-прежнему одет. В его глазах я вижу что-то, но не могу понять - что…

- Ты одет, - говорю я. Самое идиотское, что я могу выдать сейчас.

Он задорно смеется.

- Может быть, мы перейдем в более удобное место? – изогнув бровь, спрашивает Дэн.

Я киваю.

Я на кровати. Он стоит и смотрит, пристально изучая, и я чувствую себя подопытным кроликом на лабораторном столе. Очень медленно он начинает раздеваться. Футболка, кроссовки, джинсы, носки, черные боксеры. Одним коленом он опирается на кровать, рукой проводит по груди, играя моим возбужденным членом. Потом пальцы опускаются ниже… Я раздвигаю ноги, приглашая его. Он улыбается, пальцы возвращаются на прежнее место. Закусив губу и закрыв глаза, я прерывисто дышу, вцепившись в простыню. Он наклоняется, снова берет меня в рот. Спокойно, не торопясь, он открывает меня для себя. Три пальца. Я чувствую приближение оргазма.

- Дэниел, пожалуйста, возьми меня, - шепчу я. Слышу его смешок, потом всё исчезает. В страхе, что он ушел, я открываю глаза. Дэниел что-то ищет в джинсах. Достает презерватив. «Он что, всегда их носит с собой?» – возникает в голове. Он подкладывает мне под бедра подушку. Членом касается моего отверстия.

- Готов?

Я киваю, задерживая дыхание. Проникновение причиняет боль, несмотря на предварительную подготовку. Давно, слишком давно я ни с кем не был. Он целует меня, его руки – по обе стороны от моей головы. Вот он уже целиком внутри. Пауза. Дэниел дает мне время прийти в себя и привыкнуть. Опираясь на одну руку, второй он обхватывает мой член.

- Не останавливайся, - умоляю я. Его движения уверенны, темп медленный – он продлевает удовольствие. Я двигаюсь навстречу ему, пытаясь заставить его ускориться. С силой обхватываю ногами его талию, он проникает еще глубже. Я уверен, что на его спине и боках останутся отметины. Но я даже хочу этого. Притянув его к себе, я кусаю его за шею, по-настоящему. Он вскрикивает и начинает двигаться быстрее. Еще совсем чуть-чуть, и я кончаю ему в руку. Выскользнув из меня, он снимает резинку и несколькими прикосновениями доводит себя до оргазма.

- Душ? – тихо спрашивает он после нескольких минут отдыха.

Я что-то бормочу и нехотя поднимаюсь. Он следует за мной.

В душе мы целуемся, теперь уже я исследую его совершенное молодое тело. Не требуется много времени, чтобы его член снова стал твердым и готовым для еще одного раунда. Я опускаюсь на колени и делаю ему минет. Я хочу узнать, каков он на вкус.

- Это было великолепно, Алан… Ты был великолепен, - с улыбкой произносит он, приходя в себя. Горячий поток воды, его вкус на губах, его поцелуи, его руки.

Утром я просыпаюсь с воспоминаниями о нем. Тело расслаблено, приятная боль там, где ее быть не должно, и где ее не было уже несколько лет. Перед глазами он. Наши ночные объятия. За ночь мы занимались любовью трижды. И каждый раз мой мальчик был так хорош! Мммм… Я закутываюсь в одеяло и поворачиваюсь на бок, чтобы прижаться к его теплому телу. И понимаю, что в постели один.

- Дэниел?! – меня охватывает паника. Он ушел! Я сажусь. Его одежды нет на полу.

- Дэниел!.. – в отчаянии шепчу я, судорожно оглядывая комнату. «Может, он оставил записку?» Поворачиваюсь к часам. Половина второго дня. «Может, утром ему надо было куда-нибудь ехать? И он не стал меня будить, а просто оставил записку». Я вскакиваю с кровати, и обыскиваю комнату, не обращая внимания на собственную наготу. Ничего. «Послание на автоответчике?» Бросаюсь к телефону. Одно сообщение от Риммы. К черту. Стираю не слушая. Он просто ушел, ничего не сказав… Оставил меня… «Дурак!» - проклинаю себя. – «Неужели ты думал, что для него это имело значение? Всего лишь ночь».

Я опускаюсь на кровать, пряча лицо в ладонях.

- Дэниел... – боль и обида. Злость на себя. Старый дурак!

- О, ты уже встал… а я решил, что ты не откажешься от завтрака … Алан? Что случилось? – я слышу его голос, слышу, как он ставит поднос на тумбочку, чувствую его руки на плечах.

- Алан? Что с тобой?

Я поднимаю голову.

- Ты не ушел?

- Куда я мог уйти? Я приготовил завтрак, - он недоумевающе смотрит на меня.

- Я думал… А как же Эмма? – неожиданно разговор о Томпсон становится вопросом жизни и смерти.

- А что Эмма? – с его плеч на пол слетает моя рубашка, в которой Дэн разгуливал по дому; он забирается под одеяло, ставит поднос на колени: - Тебе тосты с клубничным джемом или вишневым?

- С вишневым, - я присоединяюсь к нему. - Что ты скажешь Эмме? Где ты провел сегодняшнюю ночь?

- Как где? В постели с Рикманом. Так и скажу. Потом придется терпеть ее оскал «а-ля Чеширский кот». Ты не видел диснеевский мультфильм «Алиса в стране чудес»? Там был такой котяра, розовый и полосатый. Вот Эмма на него похожа, особенно, когда чем-то довольна, - он впивается зубами в намазанный тост. Я смотрю на него, как на сумасшедшего.

- Я не понимаю, Дэниел…

- И еще я должен ей пятьдесят фунтов. Это была ее идея, - произносит он с набитым ртом. Я чувствую, что голова у меня начинает идти кругом.

- Какая идея?

- Сделать вид, что мы вместе, чтобы ты приревновал. Понимаешь, так получилось, что ты не единственный плакался ей в жилетку… Я тоже…

Из его болтовни я пытаюсь что-то понять.

- Вы не встречаетесь с Эммой? – осторожно спрашиваю я, все еще боясь верить

- Нет, - он улыбается, протягивая мне густо намазанный джемом тост. Я беру его и начинаю есть. Дэниел наливает кофе из кофейника.

- Сахар?

Утвердительный кивок.

- Сливки?

Еще один кивок.

Мы молча едим, сидя в постели. И я не могу удержать счастливую улыбку. Надо будет отправить Эмме цветы и попросить прощения. И поблагодарить… Да, самое главное – поблагодарить!

Серия сообщений "Дэн Рэдклифф":
Часть 1 - Дело было к вечеру, делать было нечего ИЛИ разговор двух слэшеров
Часть 2 - И так бывает...
...
Часть 7 - ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
Часть 8 - There are no Happy Endings…
Часть 9 - Она была моим другом

Серия сообщений "Real People Slash DR/TF":
Часть 1 - Дело было к вечеру, делать было нечего ИЛИ разговор двух слэшеров
Часть 2 - И так бывает...
...
Часть 7 - ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
Часть 8 - There are no Happy Endings…
Часть 9 - Она была моим другом

Серия сообщений "Алан Рикман":
Часть 1 - Она была моим другом

AR/DR
Rating: G
Автор Чудик
Beta:Helga
Summary: PRS, AU.

Яркий свет и аплодисменты. Зрители встают с мест. Шумно. Частые вспышки фотоаппаратов. Журналисты, как стервятники, в любой момент готовые накинуться на свою жертву, ждут за кулисами. Очередная премьера…

Он пытался убедить себя в этом с самого начала. И не мог. С той первой секунды, когда взглянул на пьесу. Когда после прочтения, шокированный, он увидел имя автора, спрятанное где-то в самом конце, напечатанное мелким шрифтом.
«Молодой автор…» - тогда сказал ему его агент. «Надо давать молодым шанс. И Ваше участие, мистер Рикман», - добавил тот, - «девяносто процентов успеха».
Тогда он только кивнул со скептической улыбкой на губах.
Куда делся весь его скептицизм и цинизм? Все растворилось в одном только имени вместе с твердой уверенностью, что он знает этот мир. Эта пьеса была написана для него. Он видел это в каждой строчке, в каждой реплике своего персонажа. Тогда он отложил папку в сторону и взглянул на розу в вазе. Темно-бордовый, почти черный бутон на высоком стебле. Доказательство безумия Вселенной.
После каждого представления в гримерной его ожидал цветок. Всегда один и тот же, всегда темно-бордовая роза, нераскрывшийся бутон. Никогда не было ни записки, ни карточки. Никакого намека на таинственного поклонника, но он знал. И каждый раз он старался не думать о чувстве, согревающем его душу в это мгновение, и прятал радостную улыбку, хотя не было никого, кто мог бы её увидеть. И всегда во время представления он чувствовал его присутствие в зале. Иногда быстро пробегая глазами по рядам, он надеялся наткнуться на взгляд темно-синих глаз, но безрезультатно. Его таинственный поклонник умел скрываться, хорошо умел оставаться именно таким – таинственным.

…Он наигранно улыбался, скользя взглядом по зрительному залу. Это был и его вечер, и его успех, он должен был быть здесь. Алан отблагодарил публику за цветы, которые огромными букетами ложились к его ногам, но сейчас самым дорогим подарком для него была та одинокая роза, которая его ждала.
Опущен занавес. Рикман вежливо ответил на вопросы журналистов, попрощался с коллегами-актерами и, свободно вздохнув, направился к себе в гримерную. Одной рукой стараясь удержать огромную охапку цветов, другой он открыл дверь. Внутри, как и всегда горел свет, но поверхность стола перед зеркалом пустовала. Цветка не было. Только коробки с косметикой, кисточки и всякие безделушки. Он замер в дверях. Неужели… Пустотой и одиночеством веяло от убранства маленькой комнатки. Он отвернулся в отвращении и прислонился к стене. «There are no happy endings, because nothing ends… » - тихо прошептал он.

- Это было грустно и красиво, я и не думал, что пьесу ждёт подобный успех, не мог даже надеяться, - раздался голос, который он так давно не слышал. Он стал другим, более мягким, без юношеских надрывов. Да он потерял детскую звонкость, но, изменившись, стал ещё красивее.

Алан повернулся. Перед ним стоял не тот маленький мальчик, который, как тень следовал за ним на съемочной площадке «Поттера», и, раскрыв рот, как птенец, ждущий от матери подачки, ловил каждое его слово. Перед ним стоял - с такой знакомой ему полуулыбкой - молодой высокий мужчина. Он хотел ответить что-нибудь, в привычной ему манере, с легким сарказмом, но не смог. Слова, задушенные глупыми и недозволенными эмоциями, умирали, не сорвавшись с губ.
- Это было великолепно, - снова заговорил Дэниэл и, смущенно улыбнувшись, замечая это цветочное изобилие, протянул ему темно-бордовую розу. Свободной рукой он принял цветок. Молча. Никогда в жизни с ним такого не было. Эта роза была для него дороже всех этих букетов. Ему хотелось сказать об этом, но он промолчал, позволив их пальцам на секунду соприкоснуться, прежде чем молодой человек, больше не зная, что сказать, развернулся и направился к дверям, ведущим на лестницу черного хода. И Алан почувствовал dejavue. Только теперь уходил не он. Внутри все сжалось. Какая-то безнадежность стиснула грудную клетку, и стало тяжело дышать. Никогда он не был так одинок. Это всё? «There are no happy endings…» Правда? Стало жизненно важно, чтобы он не уходил. Алан повернулся в сторону двери. На секунду молодой мужчина замер, до боли стиснув дверную ручку, словно ожидая чего-то. Но миг прошёл, он открыл дверь и сделал шаг. Он уходил с тяжелым сердцем, зная, что это - навсегда.

- Дэниел! – крик нарушил давящую тягостную тишину, и он обернулся. Они смотрели друг на друга, казалось вечность, прежде чем один бросился к другому. Цветы упали на пол, душистым ковром ложась под ноги. Алан прижал его к себе.
- Я не мог позволить тебе уйти! – выдохнул он на ухо Дэниелу. - Не мог!!!
Дэниел отстранился, поднял розу и протянул ее Алану.

«There are no happy endings…» Are there?..

fin

Серия сообщений "Дэн Рэдклифф":
Часть 1 - Дело было к вечеру, делать было нечего ИЛИ разговор двух слэшеров
Часть 2 - И так бывает...
...
Часть 6 - Его собственность
Часть 7 - ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
Часть 8 - There are no Happy Endings…
Часть 9 - Она была моим другом

Серия сообщений "Real People Slash DR/TF":
Часть 1 - Дело было к вечеру, делать было нечего ИЛИ разговор двух слэшеров
Часть 2 - И так бывает...
...
Часть 6 - Его собственность
Часть 7 - ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
Часть 8 - There are no Happy Endings…
Часть 9 - Она была моим другом