Дым табачный воздух выел.
Комната –
глава в крученыховском аде.
Вспомни –
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще –
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя –
тяжкая гиря ведь –
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят –
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон –
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

15:22, 28 ноября 2007

Подросток Маяковский

Недавно в машине мне поставили новый альбом «Сплина» и сказали: «Посмотри, как сразу выделяется текст на фоне всего остального». Из автомагнитолы «Сплин» запел как-то по-особенному замечательно сделанное с японским вступлением «Лиличка! Вместо письма» Маяковского. Действительно, было хорошо. Подробнее…

все новости

Взял билет до станции Первая Любовь.
Взял его негаданно, шутя, невзначай.
Не было попутчиков. Был дым голубой,
Сигареты кислые да крепкий чай.
А еще шаталась монотонная мгла.
А еще задумчиво гудел паровоз...
Там, на этой станции, вершина была -
Теплая вершина до самых звезд.
Ты ее по имени сейчас не зови,
Пусть она осталась лицом на зарю.
Встал я у подножия первой любви.
Хоть не поднимусь уже - так посмотрю.
К камню потянулся горячей рукой,
Голову закинул, торопясь и дрожа...
А вершины вроде бы и нет никакой,
А она, оказывается, в полэтажа...
Погоди, но может быть, память слаба?
Снег слетает мудро, широко, тяжело...
В слове буквы смерзлись, во фразе - слова.
Ах, как замело все, как замело!
... И летел из прошлого поезд слепой,
Будто в долгий обморок, в метели нырял.
Есть такая станция Первая Любовь.
Там темно и холодно. Я проверял.

Р. Рожденственский