До этого у сабжа читал только "Откровение", ну хорошее произведение, читать интересно. Но попсово. А тут нарыл я у сабжа афигительную весчь - "Империя Зла". Место и время действия - 90-е годы XX века, планета Земля. Чуть-чуть альтернативный вариант развития России. После Горбачева и Ельцина к власти приходит вояка, легализуют свободное ношение оружия, ислам - как официальное вероисповедание страны.

Америка бузит, Россия дает отпор. В произведении не обсирают и не хвалят евреев, не обсирают и не хвалят кавказцев. Только американцев. Точнее - жителей США. Ибо нехуй им вести экспансию.

Короче, произведение сугубо патриотическое, всем читать!
А сегодня утром воткнул, что у "Имерии" есть начало, называется "Ярость", но еще только начал читать.

(Для моих ПЧ: если хотите сделать мне приятное, подарите мне "Ярость" и "Империю Зла" в бумажном варианте, автор - Юрий Никитин.)

Избранные цитаты из произведения:

Полковник Виллер, командующий операцией по высадке американских
командос на крымский берег, стоял на борту десантного судна, что с
огромной скоростью неслось к вырастающему вдали берегу.
В лазурных полупрозрачных волнах прыгали рыбки, похожие на женские
тела. Его мысли незаметно и плавно перешли на женщин, русских женщин,
которые с готовностью побегут от своих нищих парней и мужей, за
доллар-другой с готовностью раздвинут ноги...
Да, они победители! Сегодня их части высаживаются на землю русских.
Это называется совместной украинско-натовской операцией по отработке
взаимодействия по отражению нападения могучего соседа. Длинно и неверно,
все равно в мире видят, как видят украинцы и русские, что на русский берег
высаживается американская армия. Именно американская, а никакая не
натовская. Всякие франузишки, итальяшки и немцы только бегают сзади и
подают тапочки, одни когда-то разбитые и покоренные военной рукой, а
другие сперва попавшие в зону влияния Штатов после победы над Германией, а
потом завоеванные долларом. Высаживается американская армия! Победившая.
Полузакрыв глаза, он чувствовал ласковое южное солнце, что вызывает
жар в крови. Эти русские женщины будут готовы выполнить любое желание,
любое желание его матросов, ибо женщины предпочитают сильных, а американцы
во всем сильнее жалких русских мужчин...
И как он будет их учить, покорных и послушных, разным американским
свободам, ибо в их дикой России все еще не знают бисексуальности,
зоофилии, гомосексуализма, и как эти русские женщины, скрывая стыд, чтобы
не показаться отсталыми, будут делать в постели и на улице все, что он
скажет, только бы не показаться неразвитыми...
Тяжелая кровь уже скопилась внизу. Он чувствовал жжение в паху,
подумал, что если сегодня же не насытится, то взорвется от переполнивших
его гормонов. Надо будет позвать этого здоровенного негра, как его,
Флетчера. Тот, судя по отзывам старшего офицера, хорош как в парном, так и
в групповом. Сам продерет так, что глаза на лоб полезут, его черное мясо
так же хорошо, как у того дога, которого Виллеру приводили развеселившиеся
друзья перед посадкой на корабль.





вот
оно русское презрение к богатству!.. Для русского важнее найти место, где
хоть платить будут копейки, но чтоб работать не заставляли.



Вообще-то козе ясно, что человек, который не побывал националистом
или антисемитом, вообще не может быть государственным деятелем. Это
обычные болезни роста, даже не болезни, а неотъемлемые этапы становления
полноценной личности. Всяк, кто их пропустил - неполноценен. В детстве
всякий патриот своего дворика, а на соседние смотрит как на земли врага.
Затем начинается деление, если он горожанин, на свою улицу и чужую. Чуть
позже - на центровых и окраинных.
Затем, повзрослев, внезапно понимает, что он принадлежит к такой-то
национальности. А в их страну, город понаехали всякие (кавказцы,
чернозадые, эти русские, хохлы, москали, жидовня и т.д.), и надо ее
защищать.
Попутно узнается, что в науке, культуре, правительстве евреев больше,
чем должно было бы быть по справедливости, т.е., в процентном отношении, и
начинается борьба против этих сионистов, что хотят захватить весь мир и
поставить своего израильского царя, что сидит в подполье и ждет своего
часа.
Ну, а потом, повзрослев еще, человек приходит к странной идее, что
его мир - это не его родной дворик, не родная улица, даже не город и
страна, а весь род человеческий. Что все мы от одной обезьяны... странно
было бы, если бы разом у двух-трех произошла такая редчайшая мутация,
давшая разум, что все мы человеки, и надо заботиться о благе всего рода
или вида, что точнее, а о дворике или улице пусть пока заботятся те, кому
предстоит дорасти...
Конечно, в большинстве человеки не успевают дорасти до такого
понимания. Не всем же хватит сорока или шестидесяти лет, кому-то
понадобилось бы и пару тысяч. Еще больше тех, кто по скудоумию просто не
способен идти по этапам. Он таков, какова на дворе погода. Ему говорят,
что плохо быть антисемитом, он соглашается и всем готовит, что плохо быть
антисемитом. Если же авторитетно, т.е., со страниц газет и по телевидению
толстый и с важным голосом объявит, что важнее всего национальная идея, и
что надо всех инородцев под корень, этот человечек с готовностью пойдет
точить нож.




- Совершенно согласен, - сказал я, - чему сам удивляюсь, с Павлом
Викторовичем. Так называемая русская интеллигенция - обычно это недалекие
люди с невысоким высшим образованием и завышенным самомнением. По своей
ущербности они склонны в своей неспособности к полезной деятельности
обвинять государство, что-де не дало им условий, не обеспечило, не
создало, не окружило заботой, что в других странах лучше... Это
оплевывание своего началось еще с призвания Рюрика, продолжалось всю эпоху
монархов, всю Советскую власть, длится и сейчас. Сейчас, как и всегда,
наша больная интеллигенция требует для себя особой позиции судьи над
обществом. Однако такой позиции, чтобы ее никто не смел судить,
критиковать, даже бросить в ее сторону косой взгляд!


- Договориться? - удивился Ахмед. Он оглянулся на Акбаршаха, тот
смотрел во все глаза, Ахмед что-то придумал, никто расстреливать
захваченных не собирается. Ахмед измерил дюжего американца с головы до ног
задумчивым взглядом. - Договориться... О чем с трусами договариваться?..
Впрочем, если ты сейчас плюнешь в лицо своему командиру, то я поверю, что
ты не совсем трус...
Американец покосился на майора, спросил Ахмеда с надеждой:
- Тогда не застрелишь, да?
- Нет, - заверил Ахмед. И уточнил. - Не в этот раз.
Мигель повернулся к майору. Тот сидел, повесив голову, спиной
упершись в подошвы сидящих сзади. Ахмед приставил ствол к голове
здоровенного американца.
Мигель вздохнул:
- Сэр, вы должны меня понять...
- Разговоры! - прервал майор.
Мигель плюнул ему в лицо. Тот сидел все такой же бесстрастный, плевок
повис на его щеке.
Ахмед оглянулся на своих людей. Акбаршах, почему-то побледнев,
смотрел расширенными глазами. Ахмед нахмурился:
- Разве это плюнул? Ты решил меня обмануть...
- Нет, нет!
- Тогда плюнь, как следует. Иначе...
Мигель, не дожидаясь щелчка затвора, собрал губы в жемок, подвигал
щеками, собирая слюну, харкнул громко и смачно. Жирный плевок повис на
брови майора и залепил ему глаз. Вязкая слюна потекла по щеке.
[/i]


Ахмед что-то шепнул Акбаршаху, попятился к дверям. Валентин
прикрикнул строго:
- Куда?
- Отлить, командир! У меня мочевой пузырь вот-вот лопнет.
Он с виноватой улыбкой развел руками, показал на захваченных, что
сидели тихие как мыши под дулами автоматов.
Валентин бросил резко:
- Дурак! Ты нас застеснялся?
Ахмед почему-то посмотрел на Акбаршаха, указал глазами на пленных:
- Там три женщины...
- Разве это женщины? - изумился Валентин. - Это шлюхи. Разве там есть
мужчины? Там трусливые ублюдки. Мочись здесь... Да не в угол, а прямо на
американцев. Давай вон на того, больно благородного. Ну-ка, не стесняйся!
Ахмед замялся. Валентин оскалил зубы, не боится ли неустрашимый
Ахмед, что американец цапнет зубами. Ахмед снова покосился на Акбаршаха,
внезапно сказал зло:
- Да шайтан с вами!
Он подошел к американцу, встал к Валентину и Акбаршаху спиной,
расставив ноги. Слышен был скрип расстегиваемой молнии. Потом полилась
мощная струя, явно Ахмед терпел долго, а сейчас брызжущая мелкими каплями
во все стороны, мощная струя дугой ударила в голову американца,
разбрызгивалась, падала на плечи, снова на голову. Американец чуть
наклонился, страшась вызвать гнев араба, волосы его слиплись, рубашка
промокла.
Рядом с американцем сидела молодая американка. Она со страхом и
ненавистью смотрела на араба, стараясь не попадать взглядом на его
расстегнутую ширинку. Развеселившись, он натужился и остатками струи
достал ее. Желтые капли упали ей на белую блузку, там сразу расплылись
темные отвратительные пятна.
Слышно было, как Ахмед тянет змейку обратно, делал это неспешно, уже
без смущения, с нагловатой раскованностью, повернулся к ним спиной и
неспешно вернулся к Валентину.
- Ты прав, командир, - сказал он с холодным презрением. - Я мочился
им прямо в лица, а они... они терпели! Разве это мужчины? Даже женщину
облил, и никто не вступился.
- Они не мужчины, - объяснил Валентин холодно. - Они американцы. Но
ты все же не поворачивайся спиной. У тебя автомат можно было снять в любой
момент.
- Они трусы, - повторил Ахмед, в голосе было разочарование. Он
поправил пояс. Глаза его с насмешкой пробежали по лицу Акбаршаха. Юноша
почему-то побледнел.
- Они просто американцы, - напомнил Валентин еще раз.



...Но мне все время на стол кладут тексты, которые русские
передают открыто.
Стоун спросил торопливо:
- Что-то к нам относится?
Офицер помялся:
- Да, конечно. И немало, кстати. Вот распечатка самого последнего.
Ну, это можно пропустить, здесь их командующий хочет вставить вам...
засунуть вам... словом, совокупиться с вами...
Стоун поморщился, пожал плечами:
- Я, хоть и человек старшего поколения, но с пониманием отношусь к
современным веянием.. ну, я имею в виду бисексуальность, половые контакты
с животными, прочие завоевания демократии, как вот гомосексуалисты уже не
только в армии, но и во флоте... Так что если русского адмирала так уж
привлекает моя задница, я готов... Если это поможет достичь некоторого
взаимопонимания. Хотя это много, конечно, но все же контакты сближают...
позволяют лучше понять точки зрения друг друга...


Психоаналитик со злостью ударил кулаком по столу:
- Русские снова взяли на вооружение ту бредовую идею... хоть и
соблазнительную, признаю... что человек - это не обезьяна, а нечто выше. А
когда в нормальное поведение человека, основанное на базовых инстинктах
животного... ничего не поделаешь. Мы, в самом деле, произошли от
животного!.. когда, повторяю, на его нормальное поведение накладываются
несвойственные животным такие абстрактные понятия как честь, гордость,
верность слову... вы видели такие свойства у обезьяны или американца?.. то
поведение человека становится непредсказуемым.
Адмирал кивнул:
- А значит, и угрожающим. Нет ничего ужаснее непредсказуемости. В
нашем стабильном мире цивилизация может ползти вперед только при условии
стабильности. Нет, русские скоро с этой идеей рухнут еще глубже, чем с
провалом построения коммунизма. Мы сумеем наше загнивание подать так
соблазнительно, что даже самые стойкие души... Это раньше Сталин мог
ставить глушилки, а теперь каждый русский имеет доступ даже в Интернет,
покупает наркотики, вкусил сексуальных свобод...



- Бросай оружие сам, - велел он торопливым испуганным голосом. -
Бросай, бросай! Я выйду с твоей внучкой, сяду в автомобиль, а если кто-то
будет меня преследовать...
Я прервал резко:
- Это в самом деле жизнь, а не твой блуд в Интернете. Если причинишь
ребенку боль, то клянусь честью... а ты уже видел, что она делает с
людьми, что если хотя бы ранишь... я пойду в твой дом и убью всю твою
семью. Убью Веру Андреевну, убью твоих Андрея и Сашу, убью Настеньку. А
потом пойду на кладбище и опозорю могилы твоих родителей... ибо они все
еще отвечают за ублюдка, которого породили!
Он пристально всматривался в меня, я видел, как злобный оскал сполз с
его лица, оно побледнело, покрылось смертельной бледностью. Я стоял перед
машинами и говорил громко, ясно. Глаза расширились, он выкрикнул
срывающимся голосом:
- Ты не сделаешь!
- Сделаю, - ответил я. - Посмотри на меня.