Режиссер Алексей Балабанов свалился на голову русскому народу как проклятие. Отделаться от него никак не возможно. Утихомириться, плюнуть, махнуть рукой он не желает. Пропустить его фильмы мимо ушей и глаз (даже если вы их и не видели) не получится. Кто-нибудь непременно скажет: "А вот у Балабанова, слышали, какой ужас…" Каждый раз иногда более, иногда менее талантливо Балабанов дергает русскую душу за бороду и не дает ей успокоиться в буржуазной стабильности. Своими "Братьями" он терроризировал общественные вкус и сознание, "Грузом-200" разворотил такую вонючую ментальную кучу, что, наверное, с год запах держался. "Кочегар" этим фильмам сродни, хоть и сделан намного спокойнее, деликатнее, с некоторым даже лиризмом, который навязчиво навевает вертлявая музыка белорусского гитариста-виртуоза Валерия Дидюли. Она сопровождает весь фильм, практически не замолкая,—в результате от нее сначала делается дурно, а потом, когда привыкаешь, оказывается, что без нее никуда. По словам режиссера, Дидюля делает половину картины. И это правда. <ВЫНОС>

Экзерсисы Дидюли, кажется, писаны для южного пляжа, скажем, Анапы или Сочи. А тут в кадре—вечная зима, какой-то неприветливый русский город с сугробами, старыми трамваями, бараками, бандитскими джипами, фабрикой и котельной. В ней сидит контуженый кочегар-якут, майор, герой Советского Союза, служивший в Афганистане. К нему в гости периодически наведывается бывший сослуживец, сержант-снайпер, который вместе с парой помощников привозят в котельную трупы бизнесменов, чиновников, депутатов, бандитов и прочих заказанных по тем или иным причинам граждан. Сержант плетет какие-то басни про то, что все они "заслужили", а майор тем временем двумя пальцами печатает на пишущей машинке рассказ про русского хайлаха, сибирского каторжника, которого подселили в дом к якуту. Хайлах стал мучить хозяина, насиловать его жену, а якут терпел.

Рассказ "Хайлах" опубликовал в начале прошлого века польский писатель, этнограф и общественный деятель Вацлав Серошевский. За участие в рабочем движении в Польше, а также за сопротивление полиции он был осужден и сослан в Якутию, где провел 12 лет (1880–1892 гг.). В общем-то, фабула его рассказа и стала основой фильма Балабанова, в конце которого перед титрами режиссер поместил коротенькую немую экранизацию произведения Серошевского ровно до того места, до которого успел допечатать майор.

Собственно, и сам фильм "Кочегар" не отличается особой болтливостью. Контуженый якут еле выговаривает слова, словно он забыл русский язык. Бывший сержант изъясняется короткими афоризмами, которые настойчиво возвращают нас в речевое пространство "Братьев". Подручный громила Бизон—образец убийственного балабановского юмора—произносит за всю картину слов пять-шесть, будучи при этом центральной фигурой в драматическом любовном треугольнике. Бизон спит по очереди с дочками сержанта, своего босса и майора.

Балабанов, похоже, не любит бандитскую романтику, как и признание криминального закона нормой жизни. Ему, по идее, не должен нравиться фильм "Бумер", хоть он и работает с тем же продюсером Сельяновым. Про бандитов из "Кочегара" можно было бы сказать, что они нормальные ребята, не злые даже, просто "жизнь такая", если бы не было заторможенного якута-майора, героя Советского Союза. Он у Балабанова совсем несмешной, нетравестиный герой, хоть и выглядит грустным клоуном, особенно когда надевает свою парадную форму, отправляясь, словно настоящий якутский самурай, мстить за свою дочь.

В "Кочегаре" речь Балабанов редуцировал почти до мычания. Потенциально богатую триллерную историю—до условного сказочного лубка, рассказанного предельно схематично с неожиданно муратовской интонацией да еще под кудрявый гитарный перебор. Смысл свел к горькому резюме: русский—изверг-хайлах, якут—страстотерпец-герой. Независимо, на чьей вы стороне, жизни в бездушном заснеженном городе нет ни одному, ни другому. Все рано или поздно пойдут в ненасытную кочегарскую топку, которая равнодушно принимает и жертв, и насильников. Если в "Морфии" балабановская мизантропия сорвалась в истерику и задушила как здравый смысл, так и художественную форму, то в "Кочегаре" форма выточена безупречно. Режиссер ироничен, собран и спокоен, но беспощаден как всегда. И как всегда нарывается на бурную общественную реакцию.