Его просто незаметно убрали. Взяли и убрали. Он знал, что ему не простят отказа атаковать неизвестный космолет и когда-нибудь уберут.

Собственно говоря, этот отказ был последней зацепкой. Шеф уже давно относился к нему с плохо скрываемым раздражением. А он просто считал, что человечество уже имеет право освободиться от своей вечной подозрительности, за которую оно много веков расплачивалось. Почему от неведомого и непонятного надо, прежде всего, ожидать плохого? Почему необходимо было уничтожить неизвестный космолет, который никоим образом не выказал и малейшей агрессивности или даже простой заинтересованности, да и к тому же смахивал на пассажирский? Ну, занесло космолет в нашу стареющую Галактику, до которой, скорее всего, ему и дела-то никакого не было, как нет до нас дела случайной бабочке, залетевшей в комнату через раскрытое окно. В общем, он отказался атаковать неизвестный космолет, и этот приказ выполнил другой. А его убрали.

Стали назначать одну комиссию за другой, обнаружили угасание скорости реакций, неустойчивость давления, изменения в глазном дне и массу других глупостей. Прекрасно понимая, что он откажется, ему предложили унизительную должность наземного консультанта по тренировочным полетам в определенном радиусе, и он, естественно, отказался. Тогда, вежливо извинившись, ему вручили оранжевую карточку, согласно которой он навсегда лишался права непосредственно участвовать в каком бы то ни было космическом полете. Даже по детской околоземной орбите.

Ему был открыт счет в банке, и он, став владельцем отходного пособия в 6000 фл., получил возможность «досыхать свою жизнь», как и все наземные пресмыкающиеся.

И Д. Саут, бывший пилот Космической Разведки, придумал себе достойный уход из жизни. Как подобает космическому волку.

…З. Гроунд, с которым он учился еще в школе, был шефом одного из отделов Грузовых Космических перевозок. Его база располагалась в окрестностях небольшого провинциального городка, куда и прибыл все решивший для себя Д. Саут. Терять ему было нечего, и в первой же встрече, зная определенные слабости З. Гроунда по части денег, Д. Саут выложил все предельно ясные условия: З. Гроунд обеспечивает его необходимой документацией и допуском к полетам, затем оформляет ему полет куда-нибудь в район «Альфа-127» и за это в тот же день получает 6000 фл. Ни больше, ни меньше. Торговаться бессмысленно. Все, что есть. З. Гроунд выслушал его и, не задавая никаких вопросов, согласился. Во-первых, Д. Саут не тот человек, что станет обманывать, а, во-вторых, 6000 фл. – такая сумма, которая не требует дополнительных вопросов. Все будет готово в пятницу. Дальше – просто. Космолет возьмет курс на «Альфа-127», потом, удалившись от Земли на два-три световых года, Д. Саут проведет соответствующую коррекцию и направит космолет в никуда. Пока не кончится все. И все…

– Городок паршивенький, – сказал З. Гроунд на прощание. – Заведения сомнительные. Искать приключений не следует. Особенно в «Аттракционе». Я там не был, но рассказывают бог знает что…

Три дня в ожидании пятницы Д. Саут валялся в номере маленькой чистенькой гостиницы. Иногда заказывал кое-какую еду и мысленно изо всех сил подгонял время. В четверг часов около шести вечера время вдруг стало вязким настолько, что ему показалось, будто оно вовсе остановилось и сдвинуть его больше нет никакой возможности. Он поспешно вышел на улицу. Был октябрь. На городок наполз туман. Чуть сгорбившись, долговязый Д. Саут шагал все равно куда, убивая время. Его заставила остановиться холодная голубоватая надпись «Кафе «Аттракцион». Он вспомнил предупреждение З. Гроунда, усмехнулся (опять эта подозрительность) и толкнул массивную деревянную дверь.

– Добро пожаловать! – услышал он приятный мужской голос и тут же заметил шагнувшего к нему откуда-то из розовой глубины молодого человека. – Вы правильно сделали, что заглянули к нам в этот не очень-то погожий вечер. Снимите ваш мокрый плащ, и вы почувствуете, как здесь тепло и уютно.

«Приятный парень, – подумал Д. Саут. – Просто лорд, а не швейцар. Даже неловко сдавать ему плащ…»

– Если вам угодно, можете повесить плащ сами, – сказал швейцар и, слегка поклонившись, отступил в розовую глубину, из которой недавно появился.

Д. Саут сел за маленький столик и осмотрелся. Зал был очень уютным, полусферическим и так ловко освещался, что потолка не было видно и возникала иллюзия висевшего над головой матового розового тумана.

В нише на небольшом возвышении играл оркестрик. Даже не играл, а наигрывал, создавая дополнительное внутреннее тепло. Пианист лениво плескался в клавишах, контрабасист бархатной подушкой ласкал вестибулярный аппарат, ударник набрасывал на все это какую-то слегка шуршащую, невесомую ткань.

«Ну, что ж, – подумал Д. Саут. – Печальная закономерность – последнее кафе в жизни непременно должно оказаться самым уютным… Еще бы чуть-чуть светлее…» И в этот момент свету прибавилось. А, может быть, Д. Сауту показалось, что прибавилось. Он откинулся на спинку кресла и с удовольствием вытянул под столом свои длинные ноги «Удивительно все-таки устроен человек, – думал Д. Саут. – Казалось бы, какое значение имеют освещенность, уют, запах, музыка, если это его последний вечер?»

Д. Саут вспомнил, как двенадцать лет назад он присутствовал при расстреле убийцы. Когда приговоренного вели по двору к месту казни, он тщательно обходил лужи, чтоб не замочить ноги, хотя какой это имело смысл, если его пребыванию на свете оставалось не больше двух трех минут. Простудиться он просто не успевал. Видимо, это что-то вроде инстинкта. Инстинкта комфорта. Вот и сейчас Д. Саут поймал себя на том, что его беспричинно, чисто внешне, раздражает сидящий через столик мужчина с нахальным, тупым выражением лица. И если бы это лицо не маячило перед глазами, то вообще все было бы превосходно. Мужчина с тупой физиономией подозвал официанта, вынул из бумажника, по-видимому, все деньги, потому что долго еще шарил в карманах, выискивая мелочь, встал из-за стола, бросил на Д. Саута не слишком любезный взгляд и вышел из зала «Вот и славно, – подумал Д. Саут. – Славно и удивительно спокойно… Как будто тебя декорировали». Слово «декорировали» он придумал еще в школе. Убрали кору – декорировали. И остается только животное ощущение тепла, света, боли голода…

– У нас не обязательно что-нибудь заказывать, но если вы желаете… – услышал он.

Д. Саут посмотрел направо и чуть-чуть вверх и увидел человека, который, судя по всему, исполнял обязанности официанта. В лице его не было угодливости, подобострастия, желания заработать. Нет. Только достоинство. Достоинство истинного профессионала – космопилота, официанта, ученого, футболиста, писателя… Все равно. Это было лицо человека, подготовленного к своей работе, отдающего отчет в том, что это его работа, и больше никто с этой работой не справится и не имеет права получать за нее деньги. У Д. Саута такие люди всегда вызывали уважение.

– Почему ваше кафе называется «Аттракцион»? – спросил Д. Саут.

– Потому что наша жизнь – это аттракцион, – ответил официант.

– Для кого же?

– Для нас. Саморазвлечение.

– А кто платит?

– Мы. В данном случае – вы.

– И какова плата за этот аттракцион?

– Все, чем вы располагаете.

– И сколько длится аттракцион?

– Для вас – до смерти. Для нас – до утра.

– Значит, еще есть время?

– Да. И для того и для другого.

«Хорошо бы выпить «верблюда», – подумал Д. Саут.

– Могу предложить для начала «верблюд», – сказал официант.

Д. Саут удивленно посмотрел на него:

– Почему именно «верблюд»?

– Такие, как вы, должны любить «верблюд», – сказал официант. – Профессиональное наблюдение. Я не ошибся?

– Только большой «верблюд».

– Естественно, – сказал официант и удалился.

Верблюд» они изобрели еще в колледже. Вместе с П. Карри. Дьявольская смесь виски, сливок и шампанского. Через пятнадцать минут пребывания в миксере получалась пенистая масса, напоминающая слюну верблюда. Кроме того, эта «слюна» оказывала такое длительное действие, что пить потом не хотелось очень долго, и это было удобно, учитывая их скудные стипендии. Бедняга П. Карри погиб двенадцать лет назад, четвертого марта. Его корабль взорвался при столкновении с метеоритом.

– Откуда вы знаете эту смесь? – спросил Д. Саут, когда официант поставил перед ним кружку с желтовато-белой пеной.

– От одного посетителя, – ответил официант. – Он был у нас лет двенадцать назад.

– Как его звали? – грустно улыбнулся Д. Саут.

– Нетрудно выяснить, – сказал официант и снова удалился. Через минуту он вернулся.

– Если верить книге посещений, то его звали П. Карри. Он был у нас четвертого марта, двенадцать лет назад…

Д. Саут вздрогнул.

– Этого не может быть, – сказал он. – П. Карри в этот день погиб.

– Возможно, – бесстрастно сказал официант, – но каждый клиент оставляет в нашей книге свою фамилию и дату посещения. Вам тоже придется это сделать. Такова традиция. Книга не врет. Значит, это был кто-то другой, выдавший себя за П. Карри. Приятного времяпрепровождения.

Д. Саут втянул в себя немного холодной пены и стал ждать. «Верблюд» начинал действовать минут через пятнадцать. Д. Саут закрыл глаза. Чепуха… П. Карри не мог быть здесь четвертого марта. Это чья-то шутка. По всей видимости, кого-то из тех, кто знал его по колледжу… Д. Саут не мог только уловить смысла этой шутки, но, с другой стороны, почему надо непременным образом во всем искать какой то смысл. Ну и хорошо, что кто-то двенадцать лет назад в день гибели П. Карри вспомнил его. Может быть, в последнем калейдоскопе беспорядочных разорванных мыслей в сознании П. Карри возник этот «кто-то», который и принял его сигнал, его своеобразный «SOS», и, не придав этому значения, попросил бармена приготовить смесь под названием «верблюд», печально увековечив тем самым память никому не известного космического пилота. И, не желая присваивать себе чужого, оставил в книге посещений фамилию П. Карри. Нормально, в конце концов. А вот о чем подумает Д. Саут, что он вспомнит в последний момент? Больших стрекоз, за которыми он любил гоняться в детстве по зеленой траве? Отца с матерью, пропавших без вести во время знаменитого урагана? Обиды, нанесенные ему? Обиды, нанесенные им самим?

Отвратительная, конечно, была история с женой Г. Кэррола. Глупая, никому не нужная. Ни ему, ни Г. Кэрролу, ни его жене. Г. Кэррол был наивен и глуп. Недаром его прозвали «тюфяк». Но он был честен, любил свою жену и ни о чем не догадывался. Или делал вид, что ни о чем не догадывается… Начал действовать «верблюд». И когда Г. Кэрролу стало известно, что Д. Саут. Неженка, «тюфяк». Он как-то странно улыбнулся, встретив в тот день Д. Саута, и ничего не сказал. Только глаза его были удивлены: вы, Д. Саут, вы же не такой, как они, а туда же.

Г. Кэррол после этого подал в отставку и уехал куда-то, оставив Д. Сауту неприятное наследство воспоминаний, о«Это все от музыки», – подумал Д. Саут. Оркестранты в нише сменились. Появились другие и заиграли что-то беспечно комфортабельное. Он огляделся. Кафе постепенно заполнялось разного рода посетителями, военными, коммивояжерами, неграми, работягами, старухами, сутенерами. Но при всей непохожести и разношерстности всех объединяло какое-то общее выражение лиц. Какая то грустная усталость, отсутствие, покорное ожидание чего-то. Д. Саут подошел к зеркальной стене. Его лицо было таким же. «Наверное, от света», – подумал Д. Саут. И тут он увидел в зеркале Г. Кэррола. Вне всякого сомнения, Г. Кэррола. Это был «тюфяк». Он сидел за отдельным столиком в конце зала, с тем же отсутствующим взглядом. Он, как показалось Д. Сауту, совсем не изменился, хотя прошло уже с тех пор тринадцать лет. На нем был форменный китель с погонами полковника, он что-то безразлично жевал и смотрел куда-то в никуда. Д. Саут оглянулся. Да, это был Г. Кэррол. Д. Саут поспешно подошел к своему столику, глотнул из кружки уже значительно потеплевшего «верблюда», закурил и направился в конец зала.т которых он так и не может до сих пор Избавиться.

– У вас очень усталый вид, – произнес Г. Кэррол без всяких эмоций.

– Здесь у всех такой, – ответил Д. Саут. – А вы не изменились.

– Какая разница? – сказал Г. Кэррол.

– Вы давно здесь живете? – спросил Д Саут, испытывая неловкость и не зная, с чего начать разговор.

– Мы куда-то летели, но вдруг испортилась погода, самолет сделал вынужденную посадку, и я оказался здесь, неизвестно для чего.

– Мне повезло, что я вас встретил именно сегодня.

– Никто ни перед кем не виноват. Чувство вины люди придумывают себе сами. Перед теми, кого они считают ниже себя или выше себя. У вас ведь нет оснований считать меня ниже вас, а тем более – выше.

– Но вы знаете, что я имею в виду, Г. Кэррол? – с трудом произнес Д. Саут.

– Откуда вам известно мое имя? – по-прежнему без всяких эмоций спросил Г. Кэррол.

– Мы служили вместе. Потом вы подали в отставку. Неужели я так изменился? Это было тринадцать лет назад. Я – Д. Саут.

– Д. Саута я знал. Это был отличный пилот и порядочный парень. Вы с ним тоже знакомы?

– Слушайте, Г. Кэррол, – сказал Д. Саут, – вы знаете, что я имею в виду. Я не извиняюсь перед вами. Это глупо. Я просто обязан вам был это сказать, тем более сегодня. Вы можете думать обо мне что угодно, но я хочу остаться честным. Именно перед вами…

– Зачем все это? – пробормотал Г. Кэррол. – Я куда то летел. Погода испортилась. Я оказался здесь. Вы подходите ко мне… Почему?

И вдруг Д. Сауту стало легче. Действительно, что он привязался к несчастному «тюфяку»? Что он требует от него какого то отпущения? Он высказался. Это Главное. Неужели он подсознательно ждет, чтобы Г. Кэррол пожал ему руку и сказал, что все чепуха, что все дело прошлое, что не стоит вспоминать?.. Но ведь именно тогда Г. Кэррол остался бы в глазах Д. Саута прежним «тюфяком» Нет. Все правильно. И все справедливо. Главное, что он высказался. И вот почему наступило облегчение. К столику подошел официант:

– Г. Кэррол, погода наладилась. Вам пора. Он протянул Г. Кэрролу счет. Тот взглянул на счет, вынул из бумажника деньги и стал рыться в карманах, выгребая оттуда мелочь, как это делал некоторое время назад мужчина с нахальным выражением лица. Затем он встал и, не глядя ни на кого, направился к выходу в сопровождении официанта.

Едва Д. Саут сел за свой столик, как в оркестровой нише появился средних лет мужчина во фраке и произнес поставленным, но безучастным, усталым голосом:

– Уважаемые дамы и господа! Мы рады предложить вам наш фирменный сюрприз! Оставшееся время каждый из вас проведет с человеком, о котором он сознательно или подсознательно мечтал всю свою жизнь! Только сегодня! Никогда раньше и никогда больше! Женщина ваших грез! Мужчина вашего воображения! Через мгновение состоится парад мечтаний. У каждой мечты на спине номер, который соответствует номеру вашего столика! Никакой путаницы! Вашему – ваше! Мы гарантируем полную конгруэнтность, абсолютное совпадение! Прошу!

И под звуки болезненно узнаваемого и в то же время незнакомого марша в зал вошли двадцать восемь человек – пятнадцать мужчин и тринадцать женщин. Теперь Д. Саут распознал в музыке знаменитый бетховенский похоронный марш, извращенный мажором. Шествие открывал генерал лет семидесяти, при регалиях и с апоплексическим затылком. За ним шла горбунья лет сорока с ярко напомаженными губами. Затем широкоплечий, узкотазый красавец с четким пробором. Невзрачная девушка в очках. Голый подросток. Негритянка в белых шортах… Взгляд Д. Саута заскользил дальше и остановился на высокой загорелой девушке с прямыми соломенными волосами в голубом и коротком пляжном халате.

Он почувствовал, легкое головокружение, и ему показалось, что когда-то он уже видел эту девушку, хотя прекрасно сознавал, что видит ее впервые. Но эти прямые соломенные волосы, этот голубой халат, этот загар… Что-то далекое и щемящее всплыло в памяти Д. Саута… Часов шесть утра. Лето. Куда-то они едут с отцом на машине. И неожиданно, как смена кадров в кино, открывается перед ними залив, пустынный песчаный берег и единственная фигурка, стоящая на чуть расставленных длинных ногах, лицом к морю, с прямыми соломенными волосами, в коротком голубом халатике. И он, пятнадцатилетний мальчишка, прокричал ей что-то, и, может быть, она услышала и обернулась, но дорога свернула резко влево, а Д. Саут поклялся себе, что непременно разыщет эту девушку, но вскоре в загородном парке, полном комаров, стал взрослым, столкнувшись со жгучей брюнеткой на коротких упругих ногах, с хриплым низким голосом.

С последним аккордом странного марша участники парада повернулись спинами к посетителям, и Д. Саут увидел на ее халатике No 18. Его столик имел тот же номер…

Оркестр в нише сменился. Снова появилось тихое трио, и мечты стали расходиться по соответствующим номерам. Д. Саут встал, когда она подошла к нему. Сердце его бешено колотилось.

– Ты когда-нибудь стояла лицом к морю? – спросил он.

– Сегодня, – сказала она. – Рано утром. Потом я услышала, как кто-то крикнул, обернулась, но никого не было. – Она смотрела на Д. Саута спокойно, без робости, но все с той же грустной отсутствующей улыбкой.

– Это был я, – сказал Д. Саут.

– Я поняла.

– Откуда?

– Не знаю. Я уверена, что это был ты. Я сегодня утром думала о тебе.

– Но вечером за этим столиком мог оказаться другой.

– Нет. Только ты.

– Ты всем так говоришь?

– Нет. Только тебе.

– Но ведь это твоя работа.

– Значит, это не ты видел меня сегодня утром?

– Я! – испуганно произнес Д. Саут. – Только я!

– Тогда какая разница, что было вчера, – устало сказала она.

В зале появился человек во фраке.

– Нам надо переодеться, – сказала она, словно извиняясь.

Д. Саут провел рукой по ее прямым волосам.

– Ты вернешься?

– Я никуда не денусь до самого конца.

Он закрыл глаза.

Ему вдруг захотелось, чтобы этот вечер, его финальный вечер, не кончался. В последние годы он все чаще и чаще пытался представить себе свой последний момент. Свою последнюю кровать, последнюю рюмку, последнюю женщину… Он видел себя усталым и старым, недопившим последний стакан, недотронувшимся до последней женщины, обессилено падающим на последнюю гостиничную кровать, запутавшимся в сумеречном лабиринте угасающего сознания. Но он и не предполагал, что последний вечер принесет ему столько облегчения, столько невероятного блаженства, столько желания продлить этот последний вечер до бесконечности. И Д. Саут просто физически ощутил то самое вселенское равновесие, по которому все минусы в конце концов обязательно соберутся в одной чаше весов, а все плюсы – в другой. И ни одна чаша не будет перевешивать. Это закон. Его жизнь тоже разместилась в двух чашах. В одной – сегодняшний вечер, в другой – все остальное. И еще он почувствовал, что первая чаша начинает переполняться и что в его силах не явиться утром к З. Гроунду и превратить, таким образом, свой последний вечер в первый.

Ее пальцы осторожно дотронулись до его лба. Д. Саут открыл глаза. Она была рядом. Во всем черном. Он опустился на колени и положил свою голову в ее прохладные, пахнущие морем ладони. Старый генерал мирно дремал на коленях сухой длинной старухи. Негритянка в шортах извивалась в танце на столе, а молодой бизнесмен смотрел на нее вялым взглядом и безразлично похлопывал в такт музыке. Широкоплечий узкотазый красавец с пробором играл мускулатурой. Горбунья с ярко напомаженным ртом раздевалась. Голый подросток рыдал на плече коммивояжера, а невзрачная девушка в очках вульгарно хохотала, увлекая куда-то толстого майора.

– Я хотел завтра улететь, – проговорил Д. Саут.

– Пойдешь со мной? – спросила она и сделала движение головой в розовую глубину зала.

– Нет. Ты пойдешь со мной, – твердо сказал он.

Чаша последнего его вечера перевесила.

– Куда?

– Куда угодно. Не знаю. Мы будем идти, пока не останемся одни, и тогда остановимся и никуда больше не пойдем.

– Это невозможно. У меня контракт.

– Я все оплачу. Ты знаешь, сколько у меня? 6000 фл.

Он допил «верблюд».

– Меня не отпустят.

– Тогда ты уйдешь сама.

– А ты?

– Я буду тебя ждать. В шесть утра у старой церкви на площади.

– Я не доживу до этого. Идем со мной. Сейчас.

И она повела Д. Саута за руку в розовую глубину зала.

Ему показалось, что прошла целая вечность, когда он снова появился в зале, легкий и опьяненный. Он подошел к человеку во фраке.

– Она уйдет со мной, – сказал он.

– До закрытия, куда угодно, – ответил человек во фраке и усмехнулся.

– Навсегда, – жестко произнес Д. Саут. – Я за все заплачу.

– Естественно, – сказал человек во фраке. – Но не за нее. Ваша мечта – наша собственность. Вы уйдете, – он нажал на слово «уйдете», — а на вашем месте завтра окажется другой человек, и ему тоже захочется прикоснуться к своей мечте. Так что не тратьте время. Его уже не так много у вас осталось.

И он понимающе подмигнул Д. Сауту.

И тогда Д. Саут ударил его левой прямо в переносицу. Пока человек во фраке опрокидывал своим телом столик и делал попытки встать на ноги, Д. Саут заметил, как в зал вбежали трое крепко скроенных молодых людей, и понял, что сейчас ему придется туго. Он сбросил китель и встретил первого кинувшегося на него ударом в солнечное сплетение. Тот осел, и в то же мгновение Д. Саут совершенно инстинктивно отпрыгнул в сторону. Тяжелая каучуковая дубина, предназначенная для его головы, со свистом опустилась на столик, расколов его надвое. И второй, не сохранив равновесия, оказался на полу, лицом книзу. Кованый башмак Д. Саута заставил его оставаться в этой позе. Третий просто выстрелил в Д. Саута, но пуля ушла в потолок, потому что элегантный официант, который обслуживал его, резко в момент выстрела поднял руку стрелявшего.

Стало тихо. Посетители продолжали сидеть с тем же странным отсутствующим видом, как будто ничего не произошло. Тихо играло трио.

– Вы устали, Д. Саут, – спокойно произнес элегантный официант. – Я провожу вас наверх, где вы выспитесь.

И тут только Д. Саут почувствовал, что он действительно устал и страшно опьянел. Сердце бухало контрабасом, в ушах шумели щетки ударника, и мысли разлетались пассажами пианиста. Руки и ноги его стали ватными, и, поддерживаемый элегантным официантом, он послушной собакой поплелся куда-то наверх.

– Вам придется выполнить одну маленькую формальность, – сказал элегантный официант, когда они поднялись в комнату, предназначенную для ночлега.

И он положил перед Д. Саутом большую книгу в черном кожаном переплете с золотым тиснением.

– Зачем? – промычал Д. Саут и оттолкнул от себя черную книгу, которая почему-то вызвала у него прилив холодного липкого ужаса.

– Для коллекции, – сказал элегантный официант. – Не будьте ребенком. Оставьте здесь ваше имя и дату посещения.

И он раскрыл перед ним книгу.

Д. Саут боязливо перелистал несколько страниц и вдруг увидел знакомое имя, выведенное знакомым до мельчайших закорючек почерком. Д. Саут судорожно проглотил слюну. На шестой строчке сверху стояла подпись: «П. Карри», оставленная, вне всякого сомнения, им самим. Рядом стояла дата. 4 марта. Двенадцать лет назад. Д. Саут захлопнул книгу и испуганно взглянул на официанта. Тот оставался в прежней позе молчаливого ожидания. Тогда, движимый жутким предчувствием, Д. Саут снова стал листать книгу, пока не увидел аккуратно выведенные имена своих родителей. Дата посещения точно соответствовала дню знаменитого урагана…

«Этого не может быть, – подумал Д. Саут. – Я просто напился».

– Ну? – нетерпеливо оказал элегантный официант. – «Аттракцион» закрывается.

И вдруг Д. Сауту стало легко.

«Скорей бы утро», – подумал он и улыбнулся. Он вывел свое имя на чистой строчке и поставил дату.

Больше он уже ничего не помнил до тех пор, пока не проснулся.

Утро было чистым и желтым. Д. Саут чувствовал себя удивительно бодро. Вчерашнее осталось в каком-то нереальном тумане, и единственное, что в нем вырисовывалось четко, было старой церковью на городской площади. Д. Саут взглянул на часы. Начало шестого. Ему казалось, что он стоит на нулевом делении между двух абсолютно пустых чаш весов. Ничего не осталось в прошлом. В настоящем только он. И томительное сладкое ожидание чего-то в будущем. На столике перед кроватью лежал лист бумаги, исписанный цифрами. Д. Саут понял, что это счет за вчерашнее, и пробежал по нему глазами. Дойдя до общей суммы, остолбенел. Под жирной красной чертой стояло: «6000 фл.». И еще какая-то мелочь. «Что за чепуха?» – подумал он.

– Никакой чепухи, – услышал он знакомый голос.

В дверях стоял элегантный официант.

– Желания, воображение, мечты беспредельны, – продолжал официант.

– Возможности ограничены. В любую игру человек играет до тех пор, пока ему есть что проигрывать. Выигрыш – понятие временное. Наступает момент, когда выигрыш становится проигрышем. К нам приходят тогда, когда готовы рассчитаться за все и готовы отдать все, чтобы рассчитаться. Когда-то наше кафе называлось «Финиш», но постепенно мы достигли уникального уровня обслуживания посетителей, мы научились улавливать тончайшее, еле заметное желание, малейшую прихоть, и мы изменили название на «Аттракцион». Это менее притязательно, но более оптимистично. Вы согласны?

Д. Саут молчал, с трудом понимая смысл услышанного. Официант взял в руки счет.

– Для того чтобы вы, уходя… – он подчеркнул слово «уходя», – не имели к нам претензий и не подозревал и, не дай бог, в обсчете и нечестном обслуживании, давайте разберемся во вчерашних деталям… Вам стало неловко сдавать плащ швейцару, внешне похожему на лорда, и он предложил вам повесить плащ самому…

– Да, – произнес Д. Саут.

– Это мелочь. 18 фл… Далее. Вам захотелось, чтобы чуть-чуть прибавилось свету, и свет прибавился…

– Мне так показалось, – проговорил Д. Саут.

– Нет. Не показалось. Свет прибавился. Это 280 фл. Электроэнергия обходится нынче дорого… Ну, и конечно, в копеечку обошелся мужчина с нахальным и тупым, как вам показалось, выражением лица, который беспричинно вызывал раздражение. Его уход стоил вам 1000 фл.

– Но ведь я тоже мог ему не понравиться, – перебил Д. Саут.

– Еще как! Но ваша неприязнь к нему была более денежно обеспечена. В противном случае удалить пришлось бы вас.

– Это ужасно, – тихо сказал Д. Саут.

– Не лицемерьте. В тот момент вам было приятно. Затем «верблюд» и воспоминания о вашем друге… 150 фл… А вот удовлетворением ваших комплексов по отношению к Г. Кэрролу вы доставили много хлопот. Авиакомпания, вынужденная посадка, неустойка. Все это встало вам в 1250 фл. Наконец, кульминация. Подсознательная мечта, берег залива, одинокая женская фигурка лицом к морю, в голубом халатике… И драка, которую вы изящно и непринужденно выиграли, как в дешевом кинобоевике… Думаете, это просто так? Вот уж почти 4000 фл…

– Потрясающе, – абсолютно спокойно сказал Д. Саут, – но вы не учли главного. Вы обеспечили конгруэнтность, но не смогли учесть ее степени. Я столь же необходим этой девушке, сколь она необходима мне. И мы уходим! Она уходит со мной! Она не может не уйти со мной!

– Вы убеждены в этом? – улыбнулся официант.

– На все сто! – закричал Д. Саут. – На все сто!

– Прекрасно, – сказал официант. – Значит, мы доставили вам наивысшее наслаждение. Это все отражено в счете и составляет оставшиеся 2000 фл. плюс какая-то мелочь.

И он протянул Д. Сауту счет. В последней графе перед жирной красной чертой Д. Саут прочел: «Стопроцентная убежденность клиента в истинности происходящего…» Он перечитал эту фразу несколько раз и, когда по-настоящему ощутил ее холодный смысл, сразу обмяк и почувствовал, что постарел.

– Мы держим высочайших профессионалов, – с гордостью сказал элегантный официант.

Д. Саут автоматически вынул из бумажника свое состояние – шесть банковских билетов по 1000 фл. каждый, и растерянно стал шарить в карманах, выгребая оттуда оставшуюся мелочь.

– Прощайте, – поклонился элегантный официант. – Заметьте: я не благодарю вас и не приглашаю заглянуть еще раз. К нам больше не возвращаются…

…И Д. Саут начал уходить. Он уходил и уходил, Все дальше и дальше. Опустошенный и легкий. Он уходил, а его руки искали пульт управления. Он уходил, а двигатели работали бесшумно, не нарушая безмолвия бесконечности. Он уходил, а его руки осуществляли коррекцию в направлении никуда. Мимо пустынного залива, на берегу которого не было никого лицом к морю. Он уходил, а на площади маленького городка, возле старой церкви, весь день стояла девушка в голубом пляжном халате, с прямыми соломенными волосами. И когда часы на площади пробили шесть часов вечера, она медленно побрела в сторону особняка с надписью «Кафе «Аттракцион»". Она поднялась на второй этаж и вошла в небольшую комнату. На столике возле кровати лежала большая черная книга с золотым тиснением. Она открыла эту книгу и прочитала: «Д. Саут». И дата.

На первом этаже зазвучала тихая музыка.

Кафе «Аттракцион» начинало работать.

Рисунок И. Макарова
// Юность, 1977, № 4(263) - с.70-75