• ... таинственные оттенки света среди убожества творят ослепительную гармонию.

• Счастье сидело в ней пушистым котенком.

• Я был в одной стране. Там царствует любовь. Хоть ей не строят храмы. Детей не заставляют петь хвалу. Там просто любят. Медленно и скромно. Наивно и немножечко смешно. Обыденно – ведь там не представляют, как можно жить, не ведая любви...

• Не один раз наблюдал я это совершенное поглощение одного существа другим. Я никогда не мог установить где подлинное начало этой приверженности, столь сильной, что нет даже стремления к обладанию — встреча, взгляд, рука, голос, смех, шутка — уже являются облегчением, таким мощным среди остановившей всю жизнь одержимости единственным существом, что радость равна спасению.

• Неоднократно повторяющийся обман принимал вид жеста, слова, лица, пейзажа, и, как закон, оставлял по себе тлен.

• Оба, подавленные пережитым и высказанным, находились в том состоянии свободного, невынужденного молчания, когда родственность настроений заменяет слова.

• Приказав сердцу молчать всегда, встретить конец дней возвышенной грустью мудреца, знающего все земные тщеты.

• Если любовь велика, все должно умолкнуть, все другие соображения. Пусть другие судят о наших поступках как хотят, если есть это вечное оправдание. Ни разница положений, ни состояние не должны стоять на пути и мешать. Надо верить тому, кого любишь – нет высшего доказательства любви.

Словоохотливый домовой

• Я давно не подходил к вашему окну, — произнес потрясенный рассказом Ива Стильтон, — давно... очень давно. Но мне теперь кажется, что там все еще горит зеленая лампа... лампа, озаряющая темноту ночи. Простите меня.

• Домовой, страдающий зубной болью, — не кажется ли это клеветой на существо, к услугам которого столько ведьм и колдунов, что безопасно можно пожирать сахар целыми бочками? Но это так, это быль, — маленький, грустный домовой сидел у холодной плиты, давно забывшей огонь. Мерно покачивая нечёсаной головой, держался он за обвязанную щёку, стонал — жалостно, как ребёнок, и в его мутных, красных глазах билось страдание.
Лил дождь. Я вошёл в этот заброшенный дом переждать непогоду и увидел его, забывшего, что надо исчезнуть…

• Не знаю, верю ли я в тебя. Не знаю, есть ли ты. Я ничего не знаю, ничего. Но помоги мне найти ее. Ее, только ее. Я не обременю тебя просьбами и слезами о счастье. Я не трону ее, если она счастлива, и не покажусь ей. Но взглянуть на нее, раз, только раз, - дозволь. Буду целовать грязь от ног ее. Всю бездну нежности моей и тоски разверну я перед глазами ее. Ты слышишь, господи? Отдай, верни мне ее, отдай!