НА ДНЕ БУТЫЛКИ

Перевод. Макарова М. , 1991 г.

 

     Фрэнклин  Флетчер  мечтал  пожить  красивой  жизнью:  тигровые   шкуры,
прекрасные женщины. Правда без шкур он, пожалуй, мог бы и обойтись. Но, увы,
прекрасные женщины тоже были недосягаемы. И на службе,  и  в  доме,  где  он
снимал квартиру, все девушки напоминали ему то мышей, то котят или кошек  и,
как правило, не очень стремились соответствовать рекламным образцам.  Другие
никогда ему не встречались. В тридцать пять лет он  покончил  с  бесплодными
мечтаниями и решил, что пора  поискать  утешение  в  хобби,  в  этом  жалком
подобии счастья.
     Он с хищным видом слонялся по глухим закоулкам, высматривая в  витринах
у  старьевщиков  и   антикваров,   что   бы   ему,   черт   возьми,   эдакое
поколлекционировать. На одной  захудалой  улочке  он  набрел  на  невзрачный
магазинчик, в чьей пыльной витрине одиноко красовалась бутыль с великолепной
моделью парусника внутри. Было в этом  паруснике  нечто  родственное  самому
Фрэнклину, и ему захотелось узнать, сколько эта бутыль стоит.
     Магазинчик показался ему тесным и голым. Вдоль стен  ютились  несколько
обшарпанных  полок,  сплошь  уставленных  бутылками  самой  разной  формы  и
величины, внутри которых можно было разглядеть множество  вещиц,  интересных
лишь тем, что их упрятали в эти бутылки. Пока Фрэнклин их изучал, отворилась
боковая дверца, и, шаркая, вышел хозяин, морщинистый старичок в  старомодной
шляпе. Появление покупателя, похоже, удивило его и  обрадовало.  Он  показал
Фрэнку несколько  букетов,  райских  птиц,  панораму  Геттиебергской  битвы,
миниатюрные японские садики, даже высохшую человеческую  голову-все,  все  в
бутылках.
     - А что на той дальней полке? - спросил Фрэнк.
     - Так, кое-какие безделицы. К обитателям тех бутылок принято относиться
весьма скептически. Но мне они нравятся.
     Он извлек несколько из пыльного полумрака. В  первой  оказалась  дохлая
муха, в других не то конские волосы, не то соломенные стебли, а в  прочих  и
вовсе ни на что не похожие клочья.
     - Милости прошу, - предложил старик, -  на  любой  вкус  джинны,  духи,
сивиллы, демоны и тому подобное. Полагаю, многих из них упрятать  в  бутылку
куда труднее, чем ваш парусник.
     - Но позвольте! Джинны в Нью-Йорке... - перебил его Фрэнк.
     - Именно. Именно здесь можно обнаружить бутылки с  самыми  незаурядными
джиннами. Минуточку терпения. Пробка очень тугая...
     - Тут что, действительно один из... этих? - осторожно спросил Фрэнк.  -
Вы хотите выпустить его?
     - А почему бы нет? - сказал старик и, оставив в покое  пробку,  перенес
бутыль ближе к свету. - Ну да, один из "этих"... Силы небесные! Гм,  "почему
бы нет"! Глаза у меня совсем уже не видят. Ведь  чуть  не  откупорил.  Здесь
обитает пренеприятнейший субъект, да-да! Надо же! Как хорошо, что я не сумел
вытащить пробку. Поставим его обратно. Так, в нижнем углу справа. Не  забыть
бы сделать наклейку с надписью. Ну, а этот образчик уже не так опасен.
     - И что там? - спросил Фрэнк.
     - По моим данным, самая прекрасная девушка в мире, - ответил старик,  -
не знаю, насколько это вас заинтересует. Сам я ни разу  не  выпускал  ее  из
бутылки. Давайте поищем что-нибудь более привлекательное.
     - Почему же, с научной точки зрения, довольно любопытно... - попробовал
возразить Фрэнк.
     - Наука наукой, а что вы на это скажете? -  Старик  вытащил  пузырек  с
крохотным, напоминающим насекомое  существом,  почти  незаметным  под  слоем
пыли. - Послушайте.
     Фрэнк приложил  пузырек  к  уху.  Кто-то  слабеньким  голоском  шептал:
"Луизианец-Саратога,         четыре-пятнадцать.          Луизианец-Саратога,
четыре-пятнадцать", - без конца повторяя всего четыре слова.
     - Боже, что это?
     - Кумекая Сивилла собственной персоной. . Редчайший экземпляр.  Слышите,
теперь она предсказывает результаты скачек.
     - Действительно, редчайший, - согласился Фрэнк. - И все же хотелось  бы
взглянуть на ту, которую вы отложили. Преклоняюсь перед красотой.
     - И в душе художник, я? - улыбнулся старик. - В таком случае вам просто
нужно подобрать  себе  надежный,  умелый,  способный  выполнить  любое  ваше
приказание экземпляр. Уж поверьте. Ну вот, например,  этот.  Рекомендую,  не
раз его испытывал. Очень хорош. Обслужит по первому разряду.
     - Если так, почему же у вас нет дворца, тигровых шкур и прочего, чем  в
таких случаях обычно обзаводятся?
     - Все это у меня уже  было.  Он  устроил.  Кстати,  с  этой  бутылки  и
началась моя коллекция. Все, что здесь собрано, тоже он  достал.  Сначала  я
потребовал себе дворец, с картинами, мрамором, рабами и с  упомянутыми  вами
тигровыми шкурами. А потом приказал на одну из шкур уложить Клеопатру.
     - Ну и что вы о ней скажете? - взволнованно спросил Фрэнк.
     - Для человека разбирающегося очень недурна, - ответил  старик.  -  Мне
все это очень скоро надоело. И я подумал:  "Мне  бы  магазинчик,  буду  себе
торговать бутылками со всякой всячиной". Попросил своего малого.  Он  мне  и
Сивиллу добыл, и того чуть было не выпущенного нами  свирепого  дружка.  Все
остальное тоже он.
     - Значит, он в этой бутылке? - спросил Фрэнк.
     - В этой, в этой. Послушайте сами.
     Фрэнк приложил ухо к стеклу. Надрывающий душу голос  молил:  "Выпустите
меня. Умоляю. Выпустите меня, пожалуйста. Исполню любое ваше желание. Только
выпустите. Я не причиню вам зла. Ну  выпустите.  Хоть  ненадолго.  Выпустите
меня. Исполню любое ваше желание.  Ну,  пожалуйста... ".  Фрэнк  взглянул  на
старика.
     - Надо же, он действительно здесь, в бутылке.
     - Разумеется, здесь,  -  обиженно  сказал  старик.  -  Не  стану  же  я
предлагать вам пустую бутылку. За кого вы меня принимаете, молодой  человек?
По правде говоря, мне не хочется с ним расставаться, я к нему  привязан,  но
вы все же мой первый покупатель, я столько лет ждал.
     Фрэнк снова поднес к  уху  бутылку:  "Выпустите  меня.  Выпустите.  Ну,
пожалуйста. Испо... "- Боже! - вырвалось у Фрэнка. - И он все время так?
     - Наверное. Признаться, я редко его слушаю. Предпочитаю радио.
     - Похоже, бедняге там несладко, - с сочувствием заметил Фрэнк.
     - Возможно. Кажется, они не любят свои бутылки.  А  мне  бутылки  очень
нравятся. Есть в них некая притягательность. Помнится, я как-то...
     Но тут Фрэнк его перебил: - Скажите, он действительно неопасен?
     - Помилуйте, совершенно безвреден. Некоторые считают  их  коварными,  -
дескать, сказывается восточная кровь, и вообще - никогда не замечал  за  ним
ничего подобного. Я часто его выпускал; он все как просишь выполнит-и  опять
в бутылку. Должен сказать, это настоящий профессионал.
     - Неужели может выполнить любое желание?
     - Любое.
     - И сколько вы за него возьмете? - спросил Фрэнк.
     - Ну, не знаю. Миллионов десять.
     - Ого! Я не миллионер. Но если он действительно так хорош, не  уступите
ли вы его в рассрочку?
     - Не волнуйтесь. Хватит и пяти долларов. У меня действительно есть все,
что я хотел иметь. Вам завернуть?
     Фрэнк отсчитал пять долларов и поспешил домой, изо всех сил стараясь не
разбить драгоценную ношу. Войдя в комнату, он  тут  же  вытащил  пробку.  Из
бутылки  вырвалась  мощная  струя  прогорклого   дыма,   который   мгновенно
сгустился, превратившись в увесистого, шести с лишним футов великана типично
восточной наружности, со свисающими складками  жира,  крючковатым  носом,  с
мощным двойным подбородком и свирепо поблескивающими белками глаз -  вылитый
кинорежиссер, только покрупней калибром.
     Фрэнк, не сразу сообразив, что бы такое  попросить,  приказал  принести
шашлык, кебаб и рахат-лукум. Через секунду все было перед ним.
     Оправившись  от  изумления,  Фрэнк  отметил,  что  принесенные  кушанья
отменного качества и к тому же искусно разложены на золотых,  отполированных
до зеркального блеска блюдах с тончайшей  гравировкой.  Судя  по  всему,  он
действительно получил  первоклассного  слугу.  Фрэнк  ликовал,  но  виду  не
показывал.
     - Золотые  блюда  превосходны,  -  небрежно  обронил  он.  -  А  теперь
приступим к делам более важным. Мне необходим дворец.
     - Слушаю и повинуюсь, - почтительно вымолвил смуглый великан.
     - Солидный, построенный с соответствующим размахом, в удобном месте,  с
соответствующей мебелью, соответствующими  картинами,  мраморными  статуями,
драпировками и прочими соответствующими вещами. Побольше  тигровых  шкур.  У
меня к ним слабость.
     - Все будет исполнено, господин.
     - Вообще я в душе художник, - пояснил Фрэнк. - Твой прежний хозяин  это
сразу понял. Так вот, из любви к искусству я вынужден потребовать, чтобы  на
каждой из шкур лежало  по  молодой  женщине.  Они  могут  быть  блондинками,
брюнетками, пышными как Юнона и миниатюрными, томными и живыми, всякими - но
обязательно красивыми. И не стоит их одевать. Не выношу  одежду,  это  такая
пошлость. Ну что, справишься?
     - Справлюсь, господин.
     - Я жду, действуй.
     - Покорнейше прошу вас на минутку закрыть глаза, когда вы их  откроете,
обнаружите все, что только что перечислили.
     - Ладно, - согласился Фрэнки добавил: - Только без шуточек у меня.
     Итак, он закрыл глаза. Со всех сторон  доносилось  приятное,  с  легким
присвистом жужжание. Отсчитав ровно минуту, Фрэнк открыл глаза и  огляделся.
Над ним и впрямь возвышались своды дивного дворца, укомплектованного  полным
набором  колонн,  статуй,  картин  и  прочего  доступного  лишь  воображению
великолепия, к тому же его взгляд то и дело упирался в  тигровые  шкуры,  на
которых возлежали ослепительные юные красавицы в первозданном, не опошленном
одеждами виде.
     Трудно передать восторг, охвативший Фрэнка. Он будто пчелка,  ненароком
залетевшая в цветочный магазин,  перепархивал  от  одной  тигровой  шкуры  к
другой. И всюду его встречали чарующей улыбкой, и каждый взгляд манил смелым
или тайным призывом. Здесь легкая краска смущения  и  потупленные  глаза,  а
чуть поодаль жаркий румянец  страсти.  Вот  плечо,  оживший  мрамор.  А  вот
призывающие к объятью руки, но какие! Кто-то  пытается  не  выдать  чувства,
напрасные старанья. Кто-то откровенно радуется его любви.
     - Я прекрасно провел время, - признался Фрэнксвоему джинну час  спустя.
- Лучше просто некуда.
     - В таком случае осмелюсь попросить вас  об  одной  милости,  -  сказал
великан,  занятый  в  этот  момент  приготовлением  собственного  ужина.   -
Назначьте меня дворецкими главным распорядителем развлечений, избавьте  меня
от моей мерзкой бутылки.
     - Что ж, я  не  против,  -  великодушно  согласился  Фрэнк.  -  Ты  так
хлопотал, старался, у меня язык не повернется, чтобы приказать тебе убраться
обратно в бутылку. Изволь, дворецким так  дворецким,  только  уговор  -  без
стука ко мне не входить, сам понимаешь. И еще - никаких шуточек.
     Расплывшись в подобострастной улыбке, джинн исчез, а Фрэнк устремился к
своему  гарему,  где  и  провел  вечер  с  не   меньшей   приятностью,   чем
вышеупомянутый час.
     В чудных наслаждениях мелькали неделя за неделей, но  постепенно  Фрэнк
сделался чуть blase {Пресыщенный (фр. )}, начал привередничать (от этого  его
не спас бы и  лучший  из  лучших  джиннов),  все  чаще  находил  поводы  для
недовольства.
     - Слов  нет,  они  необыкновенно  милы,  -  однажды  заявил  он  своему
дворецкому, - особенно  для  того,  кто  действительно  умеет  ценить  такую
прелесть, но, видимо, все же далеки от совершенства, иначе  бы  они  мне  не
надоели. Да, я ценю красоту, но истинную;  мне  нужна  бесспорно  прекрасная
женщина. Забирай своих красавиц. Вместе  с  тигровыми  шкурами.  Оставь  мне
только одну шкуру.
     - Слушаю и повинуюсь, - сказал джинн. - Готово.
     - И на эту шкуру помести саму Клеопатру. Не успел  он  моргнуть,  перед
нам очутилась Клеопатра, и надо признаться, она была просто великолепна.
     - Здравствуйте! - сказала царица. -Это я, и опять на какой-то  тигровой
шкуре!
     - Опять! - изумленно воскликнул  Фрэнк,  тут  же  вспомнив  старика  из
магазина. - Можешь ее унести. Елену Прекрасную, пожалуйста.
     Через миг Елена Прекрасная была ему доставлена.
     - Здравствуйте! - сказала Елена. - Это я, и опять на какой-то  тигровой
шкуре!
     - Опять! - снова  воскликнул  Фрэнк.  -  Проклятый  старикашка!  И  эту
забирай. Королеву Гвиневеру.
     Супруга  короля  Артура  слово  в   слово   повторила   реплики   своих
предшественниц; то же самое Фрэнк услышал от мадам Помпадур, леди  Гамильтон
и прочих прославленных красавиц, которых ему удалось вспомнить.
     - Теперь мне понятно, почему у этой старой развалины такой жалкий  вид!
Старый греховодник! Загубил мне все удовольствие!  Ну  да,  я  ревнив;  кому
охота быть вторым после какого-то старикашки. Где же мне отыскать  существо,
достойное объятий ценителя совершенной красоты?
     - Если вы удостоите  вниманием  вашего  покорного  слугу,  -  отозвался
джинн, - то я напомню вам об одной бутылочке, той самой, которую мой прежний
хозяин ни разу не откупоривал, ибо я принес ее, когда подобные вещи потеряли
для него всякую прелесть. А ведь считается,  что  в  этой  бутылке  спрятана
прекраснейшая из всех земных красавиц.
     - Да, да, припоминаю, - оживился Фрэнк. - Сейчас  же  принеси  мне  эту
бутылку.
     Через несколько секунд бутылка стояла перед ним.
     - Отпускаю тебя до вечера, - сказал Фрэнк своему дворецкому.
     - Благодарю, мой  господин.  Я  тогда  слетаю  в  Аравию,  навещу  свое
семейство, давненько их не видел. - И он с поклоном растворился в воздухе. А
Фрэнк принялся сосредоточенно откупоривать  бутылку,  что  почти  сразу  ему
удалось.
     Перед ним предстала девушка невероятной  красоты.  Все  его  предыдущие
именитые гостьи выглядели бы рядом с ней сущими ведьмами.
     - Где я? - изумленно промолвила красавица. - Что это за чудный  дворец?
Почему подо мной расстелена тигровая  шкура?  И  кто  этот  юный  прекрасный
принц?
     - Да ведь это я, - в восторге завопил Фрэнк, - я! День промелькнул  как
одно райское мгновение. Фрэнк  и  не  заметил,  как  снова  появился  джинн,
нагруженный провиантом для ужина.  Конечно  же,  Фрэнк  собирался  разделить
трапезу со своей чаровницей, благодаря которой  он  узнал  истинную  любовь.
Даже джинн при виде такой красоты закатил свои свирепые глазищи.
     Во время ужина взбудораженный любовью Фрэнк внезапно вскочил и помчался
в сад: сорвать для любимой розу. И тогда джинн подошел к  гостье,  вроде  бы
долить в ее бокал вина, и зашептал ей в самое ухо: "Не знаю, помнишь  ли  ты
меня. Я из соседней бутылки. Как часто я любовался тобой сквозь стекло".
     - О да, я хорошо вас помню. Тут вернулся Фрэнк. Джинн поспешно умолк  и
старательно напряг литые мышцы, демонстрируя красу и мощь смуглого торса.
     - Не  бойся,  милая.  Это  всего-навсего  джинн.  Не  обращай  на  него
внимания. Скажи, ты действительно меня любишь?
     - Ну конечно, - сказала красавица.
     - Нет, ты скажи, что любишь. Почему ты не ответила мне "люблю"?
     - Я так и сказала. Ну конечно.  Как  ты  просил.  Столь  неопределенный
ответ, словно туча, омрачил все его счастье.  Закравшиеся  в  душу  сомнения
безжалостно отравляли минуты упоительного блаженства.
     - О чем ты думаешь? - спрашивал Фрэнк.
     - Так, ни о чем, - следовал ответ.
     - Так-таки ни о чем? - не  отступался  Фрэнк,  и  начиналась  очередная
ссора.
     Раза  два  он  даже  прогонял  ее  в  бутылку.  И  она  подчинялась,  с
загадочно-мстительной улыбкой.
     - Почему она так улыбается? - спросил  он  у  джинна,  которому  как-то
рассказал о своих мучениях.
     - Кто ее знает, может, у нее там любовник.
     - Ты шутишь! - воскликнул Фрэнк, холодея от ужаса.
     - Да, просто  диву  даешься,  насколько  просторными  бывают  некоторые
бутылки, - сказал джинн.
     - Выходи! - тут же заорал. Фрэнк. - Кому сказано, выходи!
     Его возлюбленная послушно выбралась наружу.
     - Есть там кто-нибудь, кроме тебя?
     - А что, такое бывает? - спросила она с плохо разыгранным удивлением.
     - Отвечай на мой вопрос, - требовал Фрэнк. - Отвечай: да или нет.
     - Да или нет, - повторила она, доведя его до полного бешенства.
     - Ах ты потаскушка, лживая, лицемерная потаскушка! - крикнул  Фрэнк.  -
Сейчас я сам туда влезу. И если кого-нибудь найду, моли Бога за  себя  и  за
него.
     С этими  словами  он  невероятным  усилием  воли  протиснулся  в  узкое
горлышко и внимательно изучил каждый сантиметр:  никого  не  было.  И  вдруг
сверху донесся непонятный звук. Он поднял голову и увидел,  как  в  горлышко
ввинчивается пробка.
     - Что вы делаете? - закричал Фрэнк. - Закупориваем бутылку,  -  ответил
его джинн.
     Фрэнк разразился проклятьями, потом перешел на просьбы и в конце концов
на униженные мольбы.
     - Выпустите меня, - упрашивал он. - Выпустите меня, пожалуйста. Исполню
любое ваше желание. Только выпустите меня.
     Однако у джинна нашлись другие неотложные дела.  В  чем  Фрэнк  тут  же
убедился, имея горькую  возможность  наблюдать  за  ретивым  их  выполнением
сквозь прозрачные стены своей тюрьмы.
     На следующий день его бутыль схватили, со свистом домчали до  знакомого
грязного  магазинчика  и  запихнули  на  полку  с   остальными,   мало   чем
отличающимися бутылками.
     Там он и пробыл целую вечность, погребенный под толстым  слоем  пыли  и
обессилевший от  ярости,  которая  охватывала  его  при  мысли  о  том,  чем
занимаются его вероломная возлюбленная и джинн в его же  собственном  чудном
дворце.
     Однажды в магазинчик забрели моряки, и, узнав,  что  в  бутылке  Фрэнка
находится прекраснейшая в  мире  девушка,  они  скинулись  всей  командой  и
выкупили ее. Откупорив бутыль уже в открытом море и обнаружив там всего лишь
бедолагу Фрэнка, матросы были разочарованы неописуемо и тут же весьма  грубо
им воспользовались.
 

ЭТО И ДРУГИЕ  ПРОИЗВЕДЕНИЯ КОЛЬЕРА МОЖНО ПРОЧИТАТЬ ЗДЕСЬ: http://lib.ru/INPROZ/KOLER/halfway.txt

Книга известного деятеля православия Иоанна Шаховскгого (в миру князя Дмитрия), который работал в течение почти всего двадцатого века "Апокалипсис мелкого греха" издана в Санкт-Петербурге в 2007 году. Она ясно повествует о том, с чем мы сталкиваемся ежедневно, и как мы, современные люди, живём и к чему идём.

Очень рекомендую для прочтения и руководства к действию.

Вот ссылка на текст:

http://www.wco.ru/biblio/books/shach1/Main.htm

Помните, что говорит лермонтовский Печорин?

Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные... Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений - лучший цвет жизни...

Это слова о несбывшейся, несостоявшейся жизни, о жизни, растраченной без цели, погубленной. А сколько людей на каком-то этапе с ужасом осознают, что они растратили лучшие годы впустую и пришли к зрелости или старости опустошенными и бесплодными? Как часто случается, что благородные стремления и надежды юности не осуществляются в зрелые годы из-за того, что человек не сумел вовремя угадать свое призвание и пойти в правильном направлении. И как важно, стоя на перепутье, найти свою дорогу - ту, что предначертана Богом лично тебе. Как важно вовремя услышать призывающий голос Бога и отозваться на него.

Сегодня я хочу говорить с вами о призвании. И прежде всего напомню вам несколько эпизодов из Библии, где речь идет о том, как Бог призывает людей на пророческое служение.

Вот рассказ о призвании Моисея, который пас овец в пустыне и вдруг увидел вдалеке терновый куст, охваченный пламенем: куст горел, но не сгорал. Подойдя ближе, Моисей услышал голос Бога: "Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая... Я Бог отца твоего... Я увидел страдание народа Моего в Египте... и иду избавить его от руки Египтян... Итак, пойди: Я пошлю тебя к фараону... и выведи из Египта народ Мой". Начинается долгий спор Моисея с Богом. Моисей говорит: "Кто я, чтобы мне идти к фараону?" Бог отвечает: "Я буду с тобою". Моисей сомневается: "А вдруг они скажут мне: как имя Его?" Бог называет имя Свое: "Я есмь Сущий. Так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам". Моисей снова спрашивает: "А если они не поверят мне... и скажут: не явился тебе Господь?" Бог обещает Моисею силу чудотворения: "Это для того, чтобы поверили тебе, что послал тебя Господь". Моисей все еще колеблется: "Господи! человек я не речистый, я тяжело говорю и косноязычен". Бог отвечает: "Кто дал уста человеку? кто делает немым, или глухим, или зрячим? Не Я ли, Господь? Я буду при устах твоих". Наконец, Моисей, исчерпав все аргументы, воскликнул: "Господи! пошли другого, кого можешь послать". Тогда возгорелся гнев Божий на Моисея, и Бог сказал ему, что он будет общаться с народом через посредство брата своего Аарона: Бог будет говорить Моисею, Моисей - Аарону, а Аарон - народу (Исх. 3:1 - 4:16).

Мы видим, что Бог хочет использовать Моисея как орудие для спасения народа: Бог Сам идет избавить Израиля, Он Сам будет "при устах" Моисея. Моисей колеблется, сознавая свое несовершенство, вступает в пререкание с Богом. В конце концов он принимает миссию, возложенную на него Богом, но принимает как крест, как бремя, которое суждено ему нести вопреки его воле. Миссия, которую возлагает на человека Бог, бывает по человеческим меркам неподъемной, неисполнимой. Но Бог Сам приходит на помощь человеку и помогает ему нести его служение.

Другой рассказ - о призвании пророка Исаии. Находясь в храме, он увидел Господа на престоле, окруженного серафимами. В изумлении и ужасе он восклицает: "Горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами... и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа". К нему спускается один из серафимов, прикасается горящим углем к его устам и говорит: "Вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен". В этот момент Исаия слышит голос Бога: "Кого Мне послать? и кто пойдет для Нас?" И отвечает: "Вот я, пошли меня". И Бог говорит: "Пойди и скажи этому народу: слухом услышите - и не уразумеете, и очами смотреть будете - и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего" (Ис. 6:1-10).

В отличие от Моисея, который чувствовал себя не готовым к миссии пророка и вождя, Исаия не только готов - он сам предлагает себя в качестве посланника Божия. Но не может человек "с нечистыми устами" пойти к народу и говорить от лица Божия: он должен очиститься и переродиться. Поэтому угль прикасается к его устам в знак очищения от греха, и он получает от Бога новые уста и новый язык. Это перерождение, сделавшее человека пророком, прекрасно выражено Пушкиным в известном стихотворении:

И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык...
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп, в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
"Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей".

Еще один рассказ - о призвании Иеремии, который слышит слово Господне: "Прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде, нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя: пророком для народов поставил тебя". Иеремия отвечает: "О, Господи Боже! я не умею говорить, ибо я еще молод". Но Господь отвечает: "Не говори: я молод, ибо ко всем, к кому пошлю тебя, пойдешь, и все, что повелю тебе, скажешь. Я буду с тобою, чтобы избавлять тебя". Господь касается уст пророка, говоря: "Вот, Я вложил слова Мои в уста твои". Здесь та же тема: человек чувствует себя неготовым к высокой миссии, отказывается от нее, но Господь властно говорит: "Ты пойдешь и возвестишь" (Иер. 1:4-9).

Наконец, рассказ о призвании Иезекииля. Увидев славу Господню, он падает на землю. Но Бог говорит: "Сын человеческий! Я посылаю тебя к сынам Израилевым". И протягивает ему книжный свиток, на котором написано "плач, и стон, и горе", требуя съесть его. Иезекииль съедает свиток, ощутив вкус его, сладкий, как вкус меда. Тогда Бог говорит: "Встань и пойди... к сынам народа твоего... и скажи им: так говорит Господь Бог! будут ли они слушать, или не будут" (Иез. 2:1-3:11). Здесь как бы подчеркивается, что пророк должен, прежде чем он выйдет к народу и будет говорить с людьми от лица Бога, впитать в себя все горе людское, весь человеческий опыт страдания.

Теперь можно спросить: какое отношение все сказанное имеет к нам? Самое прямое. В какой-то решающий момент нашей жизни Господь обращается к каждому из нас с призывом "пойди". Одни из нас напряженно ждут этого момента и чувствуют себя готовыми немедленно вступить на указанный путь; другие оказываются застигнутыми врасплох и, услышав зов Бога, сомневаются и колеблются. И в том, и в другом случае самое важное - услышать голос Бога, обращенный к нам, отозваться на него. Самое важное - понять, чту Бог хочет тебе сказать, не упустить момент, когда Бог говорит с тобою. На зов Божий можно отозваться сразу, ни минуты не раздумывая, со всей горячностью сердца. Но можно откликнуться и после продолжительного размышления, "на трезвую голову", тщательно взвесив все "за" и "против". Бог терпелив: Он не торопит человека, оказавшегося не готовым откликнуться на зов. Главное - отозваться рано или поздно и пойти туда, куда Бог зовет тебя.

Иногда жизнь складывается так, что человек очень рано начинает осознавать, к чему он призван. Тогда вопрос о выборе пути решается сам собой: человек становится тем, чем он всегда хотел быть. Но нередко юноша на пороге зрелости не знает, чему посвятить жизнь. У него либо слишком много вариантов, и он колеблется, не зная, что выбрать. Или, наоборот, ему кажется, что он ни на что не способен, и он в нерешительности стоит на перепутье. Как в таком случае быть? Как молодому верующему человеку найти свое призвание и не обмануться, не ошибиться, не вступить на ложный путь?

Прежде всего, нужно помнить, что "от Господа пути человека исправляются". Твоя жизнь будет по-настоящему достойной и драгоценной только в том случае, если ты проживешь ее так, как это угодно Богу. Бог всегда считается с твоей волей, но попробуй и ты узнать Его волю: может быть, Его воля и твоя совпадут. "Скажи мне, Господи, путь, воньже пойду, яко к Тебе взях душу мою". Эти слова или другие подобные им могут стать ежедневной молитвой христианина, который еще не нашел своего пути. Не надо бояться молиться Богу своими словами, изливать перед Ним чувства сердца. Если ты усердно молишься о том, чтобы Господь Сам открыл тебе твое призвание, такая молитва не останется неуслышанной.

Для того, чтобы найти свое призвание, нужно учиться, нужно работать над собой, воспитывать себя. Без кропотливого и многолетнего труда нельзя достичь высот ни в одном деле. Пытаясь найти ответ на вопрос о своем призвании, ты можешь и, наверное, должен советоваться со своим духовником. Но здесь важно помнить, что никакой, даже самый опытный духовник не вправе брать на себя решение твоей судьбы. Главные, кардинальные решения - такие, как выбор профессии, выбор будущего спутника жизни, - ты должен принимать сам и нести за них полную ответственность. Если ошибешься, тебе придется впоследствии исправлять свою ошибку; если же другой ошибется, ты будешь ценой собственной жизни, собственного счастья исправлять чужую ошибку. Духовник - это советник, помощник, спутник и проводник на твоем пути к Богу. Он - не оракул, слово которого не подлежало бы обдумыванию и обсуждению. Советы духовника надо сверять со своим внутренним голосом, а также с многовековым опытом Церкви и со Священным Писанием.

Думая о выборе пути, нужно вслушиваться и в свой внутренний голос, который нередко оказывается более безошибочным руководителем, чем кто бы то ни было из людей. Нельзя жить просто так, "убивая" время: нужно дорожить временем настоящей жизни, которое так драгоценно! Каждый день нужно думать: ради чего я живу, каковы плоды моей жизни, в чем мое призвание? Если же ты уже нашел свое призвание, нужно всегда думать: верен ли ты ему, достоин ли возложенной на тебя миссии?

В день моего рукоположения в сан священника одна старушка подошла ко мне в храме и сказала: "Помни, сынок, что ты получил великий дар. Ты теперь каждый день должен спрашивать себя: для чего ты стал священником?" С тех пор я каждый день спрашиваю себя: для чего я принял сан, достойно ли я несу великое звание служителя Божия, в чем смысл этого служения для меня?

Скажу несколько слов о том, как я решился стать священником. С самого раннего возраста я занимался музыкой - играл на скрипке, фортепиано, потом учился по классу композиции в школе и консерватории. Музыка была, да и сейчас остается неотъемлемой частью моего естества. Но уже в пятнадцатилетнем возрасте я "влюбился" в Православную Церковь - прежде всего, в ее Литургию. Прислуживая в алтаре, я чувствовал, что присутствую при самом важном, самом значительном таинстве, которое совершается на земле, - таинстве Евхаристии: перед этим таинством бледнело даже самое высокое искусство.

Именно тогда я стал задумываться о священстве. Проповедь, исповедь и другие аспекты деятельности священника не особенно привлекали меня, но предстояние алтарю, возможность совершать Литургию влекли неотразимо. После нескольких лет раздумий - продолжить музыкальную карьеру или стать священником - я избрал последнее. И никогда еще, ни одного дня, ни одной минуты не пожалел о принятом тогда решении.

Оглядываясь назад, вижу, что это решение было принято мною прежде всего под воздействием внутреннего голоса: это был ответ на зов сердца. Но, конечно, я также советовался с опытными старцами и духовниками и молился о том, чтобы Господь открыл мне мой путь. И в какой-то момент Бог Сам направил мою ладью к тихой гавани, войдя в которую я обрел душевный покой, ибо нашел то, что искал.

Рассказывая об этом, я вовсе не хочу сказать, что служение Церкви - единственное достойное занятие. Можно быть христианским музыкантом, христианским художником; можно иметь и не очень почетную профессию, но при этом достичь духовных и нравственных высот. Не забудем, что Сам Христос был плотником, о Котором говорили с презрением: "Не плотник ли Он, сын Марии?" (Мк. 6:3). Каждая профессия может быть христианизирована, и каждый человек, вне зависимости от своей профессии, может быть не только достойным христианином, но и святым.

Вопрос о призвании вообще не сводится к вопросу о выборе профессии. В конечном итоге, каждый христианин на всяком месте призван быть пророком и апостолом Христа, призван "глаголом жечь сердца людей", всей своей жизнью свидетельствовать о Боге. Каждый христианин должен быть солью земли и светом мира. "Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф. 5:16). Именно в этом - главная миссия христианина, его наивысшее предназначение и призвание.

Игумен Илларион (Алфеев)

(в наст. вр. - епископ Венский и Австрийский)

Источник: http://www.pravoslavie-nord.ru/2007/1/982