Одним из наиболее распространенных заблуждений касательно религии древнего иудейско-израильского общества является ходячее представление, будто она была искони монотеистической (единобожной). Именно такое убеждение формирует у своего читателя Ветхий завет. Исконной религией древних израильтян, утверждает он, является служение Яхве; почитание других богов, которые к тому же и не боги вовсе, — измена служению Яхве, мерзость, за которую он жестоко карает свой народ.

Однако внимательное чтение Ветхого завета показывает, что эта концепция есть не что иное, как фальсификация реальной исторической действительности. Многочисленные обмолвки, оговорки, а часто и прямые свидетельства Ветхого завета показывают, что исконная религия древних израильтян была политеистической. Более того, сопоставление сведений, извлекаемых из Ветхого завета, с поэтическими повествованиями и ритуальными текстами, открытыми при раскопках древнего города Угарита на северо-восточном побережье Средиземного моря (II тыс. до н. э.), а также с финикийскими надписями (I тыс. до н. э.) показывает, что древнеизраильская политеистическая религия была местным вариантом религии семитских (принадлежавших к ханаанейско-аморейской языковой группе)народов, населявших в Древности сирийско-палестинский регион. Иначе и быть не могло: древние израильтяне и по языку и по культуре принадлежали к той же ханаанейско-аморейской среде, что и угаритяне и финикияне. Были здесь, разумеется, и местные специфические особенности.

Главою древнеизраильского пантеона был общесемитский верховный бог Эл, иначе Элоах или Элохим. Само это слово во всех вариантах значит одно и то же: бог. Слово Элохим внешне имеет форму множественного числа, однако в действительности оно таковым не является: в Ветхом завете оно постоянно согласуется с глаголами в единственном числе. Окончание -м сохранилось в этом слове пережиточно со 11 тысячелетия до н. э., когда оно играло роль определенного артикля, ставившегося в конце слова. В I тысячелетии до н. э. этот артикль исчез, однако именование бога с окончанием -м сохранилось. Аналогичные формы существовали в финикийском и в аммонитском языках.

Древнеизраильский Эл был верховным богом и главою совета богов, но совет богов существовал и был объектом культа в угаритском и финикийском пантеоне. Эл Всевышний считался творцом неба и земли. Эта роль принадлежит Элу также и в угаритской и финикийской мифологии.

В иудейско-израильском пантеоне фигурируют и другие божества общесемитского пантеона. К их числу принадлежат Ашера - великая владычица и праматерь богов, супруга Эла, Астарта - богиня любви и плодородия, земледельческий бог Баал (в переводе на русский язык — хозяин), умирающий и воскресающий земледельческий бог Таммуз, а также богиня-охотница и воительница Анатбетэль. Имя Баала встречается неоднократно в так называемых теофорньгх собственных именах (т. е. именах, в которых упоминается божество), например: Ишбаал- „человек Баала", Йеруббаал -„да умножит Баал" и т. д. Поклонение Баалам и Ашерам активно осуждается в Ветхом завете, но еще в Талмуде поля, орошаемые дождем, называются „полями Баала". Существовал и культ Медного Змея, изготовление которого приписывалось Моисею.

Очень популярно в древнем Израиле было поклонение „войску небесному" — Солнцу, Луне и звездам. В героической песне пророчицы Деворы (Суд., 5:20; текст датируется XIII в. до н.э.) говорится о том, как звезды сражаются с врагами израильского племенного союза.

В нашем распоряжении имеются некоторые свидетельства, проливающие дополнительный свет на древнеизраильское «язычество». Так, пророк Иезекииль рассказывает, что у северных ворот Иерусалимского храма Яхве женщины совершали обряд оплакивания умершего бога Таммуза. Иеремия упоминает другой ритуал: „сыновья собирают дрова, и отцы зажигают огонь, а женщины замешивают тесто, чтобы приготовить пироги Царице Небесной (Ашере. — И. Ш.) и возлияния другим богам". Большую роль в обрядности земледельческой религии играл так называемый священный брак. Он должен был обеспечить плодородие полей и богатый урожай. Нам известен своеобразный сценарий этого празднества, происходящий из Угарита. Здесь совершается священный брак верховного бога Илу (соответствует древнеизраильскому Элу) и его жен Асирату (соответствует древнеизраильской Ашере) к Девы; от этого брака рождаются благостные боги Шахару (бог утренней зари) и Шалиму (бог всеобщего благоденствия). Интересно, что одним из важных элементов этого обряда является поедание козленка, сваренного в молоке. В свете сказанного получает свое объяснение ветхозаветный запрет есть козленка, сваренного в молоке его матери, — тем самым ставится непреодолимая преграда к участию в священном браке. Тем не менее эта церемония совершалась и в израильском обществе; она носила, как и везде, характер разнузданной оргии, сопровождалась снятием всех сексуальных запретов. Вот почему библейские пророки постоянно говорят о языческих культах как о блуде, разврате. К обрядности священного брака Эла и Ашеры восходит обличительная речь, приписываемая пророку Исайе:

На горе высокой и возвышенной
ты ставишь свое ложе,
именно туда ты восходишь принести жертву.
И за дверью, за косяком
ты ставишь свою память,
ибо от Меня ты удалилась, разделась и взошла,
расстелила свое ложе
и сговорилась себе с ними,
возлюбила их ложе,
руку узрела.

Заметим, что «рука» в древней переднеазиатской поэтике — это эвфемистическое обозначение мужского полового органа.

Из описания религиозной реформы царя Иосии (621 г. до н. э.) видно, что в Иерусалимском храме хранились статуи и утварь, связанные с культами Баала, Ашеры, Солнца, Луны, звезд и „всего войска небесного". При храме находились и специальные дома, в которых жили жрицы-блудницы, ткавшие для Ашеры одежды. В храме имелись также колесницы Солнца и кони, которых иудейские цари ему посвящали. Обрядность служения Солнцу включала, очевидно, ритуальный проезд изображений этого божества на священной колеснице, что должно было соответствовать прохождению Солнца по небесам от восхода до заката.

В X в. до н. э. царь Соломон, преследуя свои политические цели, устроил в Иерусалиме храмы богов подвластных ему народов — моавитского Кемоша, аммонитского Милькома, а также Астарты — богини союзных с Соломоном сидонян. Эти храмы существовали до последней четверти VII в. до н. э. Стоял в Иерусалиме и храм Баала.

Одной из характерных особенностей религии древнего населения сирийско-палестинского региона было широкое распространение человеческих жертвоприношений: в жертву божеству приносили первородных сыновей. Сама жертва представляла собой сожжение (живым или заколотым) на костре. Называлась она молек (по-финикийски молх). Из этого названия относительно» поздно возникло представление, будто существовало в древности поклонение кровавому богу Молоху, которому совершались человеческие жертво-приношения. Исследование финикийских посвятительных надписей, сопровождавших такие жертвоприношения, опровергло это заблуждение. Останки принесенных в жертву хоронили на специальных кладбищах (они назывались тофет); такие кладбища найдены при археологи-ческом изучении финикийских городов Западного Средиземноморья. Древние израильтяне среди древних народов сирийско-палестинского региона не составляли исключения. Подобно другим, они совершали эти жертвоприношения в долине Хинном; из древнееврейского ге Хинном („долина Хинном") возникло впоследствии выражение „геенна огненная".

Современники, наблюдавшие у финикиян жертвенное сожжение детей, ужасались чудовищному жестокосердию жертвователей. Им казалось немыслимым, чтобы нормальный человек, любящий отец мог обречь своего ребенка на страшную, мучительную гибель. Однако с точки зрения тех, кто совершал такие жертвы, они были подвигом благочестия во имя божества, и часто на благо не только данного конкретного лица, но и ради всего народа. Так, моавитский царь Меша (IX в. до н. э.), терпевший поражение от израильтян, принес на городской стене в жертву всесожжения своего старшего сына, наследника. Израильтяне, уверенные, что теперь гнев божества обрушится на них, в панике бежали. С течением времени образ мыслей у людей меняется. Они постепенно приходят к заключению, что благой бог не может требовать у своих почитателей такую ужасную жертву. В иудейской пророческой проповеди она безусловно осуждается.

Особое место в иудейско-израильском политеистическом пантеоне , занимал бог Яхве (вариант имени: Яху, Яхо). Само его имя (оно означает „Сущий") избегали произносить: назвать бога значило, по представлениям эпохи, позвать его, но лицезрение бога неминуемо вело к гибели. Вместо этого говорили и читали: „Господь мой" (адонаи). Когда в середине I тысячелетия н. э. хранители иудейской ветхозаветной традиции изобрели специальные знаки для обозначения гласных, они к согласным имени Яхве присоединили гласные от слова адонаи. Тем самым они сигнализировали, что следует читать не Яхве, но адонаи. В результате получилось никогда в действительности не существовавшее и не читавшееся Йехова. Однако имя Яхве (Яху, Яхо) продолжает существовать в таких собственных именах, как Йехосёф (т. е. Иосиф — „Яхве да прибавит"), Элийаху (т. е. Илья — „мой бог - Яхве"), Йехохана'н (т. е. Иоанн,— „Яхве да будет милостив") и т.п. Яхве — бог - устроитель земли, громовержец, податель благостного дождя, а с ним и всеобщего благополучия.

Среди „языческих" мифов, в центре которых стоял Яхве, был миф о его борьбе с Морем — воплощением стихийного начала.
Имелся в иудейско-израильской мифологии и миф о постройке для Яхве Дома (храма).
Широко известен был миф о борьбе Яхве со Змеем Ливйатаном (Левиафаном). У пророка Исайи сказано:
В тот день обрушит Яхве
Свой меч тяжелый, и огромный, и крепкий
на Ливйатана, Змея убегающего,
и на Ливйатана, Змея извивающегося,
и убьет дракона, который в море.

В ветхозаветной мифологии Яхве представляется царем и предводителем Израиля. Его обычный эпитет: „Яхве цеваот", т. е. „Яхве Воинств"; из этого, через грецизированное воспроизведение древнееврейского цеваот, возникла впоследствии формула „господь Саваоф". Яхве предводительствует израильтянами в битве с врагами, он ведет их в Землю Обетованную и уничтожает их врагов. Сравнительно недавно опубликованные надписи из Хирбет эль-Кома и остраконы из Кунтиллат Аджруда показали, что в VIII—VII вв. до н. э. (время, которым они датируются) Ашера перешла на место супруги Яхве. Остраконы из Кунтиллат Аджруда свидетельствуют также, что существовали различные ипостаси Яхве: Яхве Самарийский (тому в Ветхом завете соответствует Телец Самарийский), Яхве Теманский и, вероятно, другие.

Обращение к уже упоминавшимся выше угаритским поэтическим повествованиям показывает, что образ Яхве в политеистическом иудейском пантеоне параллелен угаритскому образу Силача Балу (иначе: Хадду). И тот и другой — цари мироздания; и тот и другой — боги-воители, громовержцы, податели огня, обеспечивающие плодородие. В угаритских поэмах Силач Балу — всадник, скачущий на облаке. Но и в псалме 104(103) Яхве изображается какделающий облака своею колесницей, идущий на крыльях ветра.

Мифы, в которых Силач Балу играет центральную роль, обнаруживают поразительную сюжетную близость с иудейско-израильскими „языческими" мифами. Это прежде всего миф о борьбе Силача Балу с богом смерти Муту. Здесь Балу — умирающий и воскресающий бог, вместе с которым умирает и воскресает природа. Другой миф — о строительстве Дома для Балу, что делает возможным осуществление его функций подателя дождя и громовержца, а также его царской власти над богами и всею Вселенной. Еще один миф — о победе Силача Балу над Йамму — богом моря и водной стихии, причем Балу олицетворяет вселенский миропорядок, тогда как Иамму — темные, разрушительные силы мироздания. Наконец, существовали мифы о борьбе Силача Балу со Змеем. Заметим еще, что Силач Балу часто появляется в угаритских текстах в облике тельца; но в облике тельца почитался и Яхве. Немудрено: телец — воплощение силы и могущества. Этот параллелизм, разумеется, не случаен; он возникает потому, что общими были мифологические представления угаритян, израильтян и других народов сирийско-палестинского региона. А эта общность была следствием общности образа жизни и культурных традиций. Заметим еще один примечательный факт: один из главных богов финикийского города Библа именовался Йево. Есть основания предполагать, что здесь перед нами местный вариант культа Яхве, сложившийся самостоятельно за пределами израильского общества на основе представлений, общих для всего региона.

Социальные процессы в Иудейском и Израильском царствах в первой половине I тысячелетия до н. э. вызвали к жизни мощное общественное движение, направленное против правящей верхушки — аристократов и богачей, в защиту разоряемого и притесняемого крестьянства — того „народа Страны", у которого различными способами отнимали землю, средства существования и личную свободу. Выступления „народа Страны" против насильников и поработителей неоднократно приводили к резкому обострению политической обстановки, переворотам, свержению одних царей и возведению на престол других. Идеология этого движения нашла отражение в проповеди ветхозаветных пророков. В ее основе лежала мысль, будто Яхве является искони не только главным богом древнеизраильского пантеона, но и единственным богом Израиля. Культы других богов — это отпадение от Яхве, измена ему. Ветхозаветные пророки обличали вселенское неустройство, насилие и гнет, царящие в этом мире; они предрекали кару злодеям и притеснителям. Зло, царящее в иудейско-израильском обществе, — это, по мысли пророков, следствие нарушения воли Яхве, его заповедей и велений, следствие измены почитанию Яхве как единственного бога Израиля и даже единственного бога вообще, следствие того, что израильтяне обратились к культу иных богов (мерзость и нечестие, по понятиям пророков), а несчастия и беды, постигающие Израиль, — это наказание божие за указанные преступления. Установление социальной справедливости и всеобщего благоденствия должно было осуществиться прежде всего как следствие „возвращения" к якобы исконному монотеизму Яхве и воплощения в жизнь его учения.

Окончательное поражение иудейско-израильскому „язычеству" нанесла религиозная реформа иудейского царя Иосии (621 г. до н. э.), в которой воплотились идеи пророков. В качестве регулятора всей жизни общества она утвердила учение Яхве, воплощенное в книге, „найденной" (такова официальная версия) при ремонте Иерусалимского храма.

Монотеизм Яхве в иудейско-израильской религии возникает в результате слияния образов Яхве и верховного бога Эла, причем Яхве приобретает присущие Элу черты. Все предания, в которых речь идет об Эле, начинают восприниматься как относящиеся к Яхве, и возникает обобщенный образ Яхвё-Элохим („Яхве-Бог"), воплощающий это неразрывное единство. Все силы природы воспринимаются как подвластные одному Яхве и все происходящее — как происходящее по его воле. Культы остальных богов с присущей им обрядностью сознательно искоренялись вплоть до уничтожения храмов и жречества. В мифологии центральное место занимают псевдоисторические предания о патриархах, мифических предках древнего Израиля и об исходе из Египта. Но и они важны здесь не сами по себе; это, по сути, рассказ об установлении союза между Яхве и его народом, о провозглашении в мифическом прошлом учения Яхве. „Языческие" мифы о Яхве оттесняются на задний план и постепенно забываются.

Так сформировалась идея иудаистского единобожия. О социальной основе монотеизма Ф. Энгельс писал: „...единый бог никогда не мог бы появиться без единого царя... единство бога, контролирующего многочисленные явления природы... есть лишь отражение единого восточного деспота, который по видимости или. действительно объединяет людей с враждебными, сталкивающимися интересами".

1.


2.


3.


4.


5.


6.