Цитата сообщения Оксана_Лютова Чтобы помнили. Окуневская Татьяна Кирилловна



3 марта 1914 года - 15 мая 2002 года

Заслуженная артистка РСФСР (1947)
Заслуженная артистка России (1977)


«Если бы у меня в руках был волшебный микрофон, я бы закричала на всю Россию: «Народ мой, русские, опомнитесь, гибнет нация, перестаньте воровать, пресмыкаться, перестаньте заливать душу водкой, лгать, кривить душой, верьте во что угодно, искренне, истинно: без веры - человек ничто, былинка; у вас же золотые руки, талантливые головы; диву даешься, как вы до всего можете дойти своей смекалкой; будьте вместе, будьте едины, и вы опять станете могущественной красивой нацией, вы же ею были, верните свой красивейший в мире язык; нация без языка уже не нация...». Татьяна Окуневская.

Татьяна Окуневская родилась 3 марта 1914 года в Подмосковье, на станции Завидово, в семье царского офицера Кирилла Петровича Окуневского. Из университета его исключили за бунт. После революции он не хотел бежать за границу, был лоялен, не хотел скрываться. Когда объявили, что все бывшие должны прийти и отметиться, он отметился, но от ареста это его не спасло. Несмотря на абсолютную лояльность к новой власти, Кирилл Петрович дважды отсидел в тюрьме и был лишен гражданских прав, из-за чего не мог устроиться на постоянную работу. По этой же причине маленькую Таню дважды без всяких объяснений выгоняли из школы. Высшее образование для дочери «лишенца» тоже было совершенно недоступно. Мамой Татьяны была Окуневская Евгения Александровна - домохозяйка, очень хорошо вязала, играла на рояле, гитаре; вышивала, пела старинные романсы, - так до революции принято было воспитывать хорошую хозяйку.

Отец говорил дочери: «Девочка моя! Ты стала совсем взрослой, и я должен тебе все рассказать. Я не совершал преступлений, но я до революции был офицером. Я не хотел бежать за границу… Я верил в гуманность… Я был лоялен… Но… Из квартиры нас выселили, с работы уволили, продовольственные карточки отобрали… Я кляну себя, казню, что неправильно тебя воспитывал, но я не мог иначе, я верил, что человеческие ценности останутся прежними, вечными! А теперь все будет против тебя! Нельзя быть непосредственной, искренней, открытой — тебя всю изранят, нужно себя переделать, уйти в себя, не выражать никаких мыслей, чувств, эмоций, нужно быть осторожной, чувствовать беду, не лезть с открытым забралом в бой, помнить, кто твои враги. Нужны ум, сила, выносливость, выдержка, чтобы жизнь не раздавила. Это все тебе надо постичь! Понять! Дети революции! Вы ничего не знаете о мире, да что о мире, о своей стране, о своей родине, о своем народе несчастном, многострадальном, трагическом, прекрасном, с великой духовной энергией, смешном, доверчивом, могучем, добром, талантливом, сбитом с толку…».

В 1921 году Татьяна пошла учиться в 24-ю трудовую школу на Новослободской улице, но в третьем классе ее отчислили из школы после того, как выяснилось, что ее отец в гражданскую войну воевал на стороне белогвардейцев. После этого Таню отдали в школу напротив Театра имени Константина Станиславского и Владимира Немировича-Данченко, директор которой согласился скрыть неприятный факт в биографии девочки.

Будущая кинодива.

По словам Окуневской, в школе она была отчаянной хулиганкой и постоянно дралась с мальчишками. Однажды те объединились и скинули ее со второго этажа. К счастью, приземлилась она удачно».

После окончания школы Татьяна пыталась поступить в архитектурный институт, но ее не приняли. Девушке ничего другого не оставалось, как посещать лекции вольным слушателем, надеясь, что произойдет чудо – ее усердие заметят и оценят, и позволят учиться наравне со всеми. Чудо действительно произошло, но, как и положено настоящему чуду, оно явилось неожиданно и совсем не оттуда, откуда его ждали. Татьяне было 17 лет, когда однажды на улице к ней подошел молодой человек, представившийся ассистентом режиссера. Он заявил, что ослеплен ее красотой и что она — как раз тот типаж, который им нужен на роль главной героини. Так Татьяна попала в кино.

Ее первые кинопробы прошли неудачно: оказалось, что оператор хотел видеть в главной роли свою супругу. Против жены оператора у прекрасной дебютантки не было никаких шансов. Зато в девушку влюбился ассистент режиссера по имени Гога (его фамилию Окуневская в своих мемуарах не называет). Он предложил ей поехать вместе с ним и съемочной группой в Тбилиси. Татьяна согласилась, но никакой съемочной группы там не оказалось, зато она узнала, что Гога имеет на нее виды в качестве жены. «Молодоженов» поселили в одной комнате. Татьяна была возмущена, но там же, в Тбилиси, она познакомилась с Дмитрием Варламовым, который ей понравился. И Мите Татьяна тоже очень нравилась. Родные долго убеждали Татьяну не выходить за него замуж, уверяя дочь, что Варламов – человек не их круга, что у них нет ничего общего и что ей будет с ним плохо. Но Татьяна, как всегда, никого не послушала и вышла замуж.

Окуневскую снова пригласили на пробы и на этот раз утвердили. Снимался фильм об Америке, и Татьяна довольно успешно сыграла слепую девушку, продающую фиалки. Ее заметили, оценили по достоинству и очень скоро предложили роль в фильме «Отцы», где она должна была сыграть шахтерку, откатчицу угля. С фильмом с самого начала все пошло плохо. Сценарий был неинтересным, герои ходульными, съемки затягивались. К тому же Татьяна узнала, что беременна. Ее положение скоро должно было стать заметным, это помешало бы съемкам, и Окуневская решилась на аборт. Она уехала в город, обошла нескольких подпольных врачей – аборты в то время были запрещены, – но так и не решилась убить своего ребенка. Контракт с ней был расторгнут. Татьяна вернулась домой, а в фильме ей нашли замену. C тех пор в жизни Окуневской наступила затяжная черная полоса. С мужем не ладилось все больше и больше. Милый, добрый и внимательный юноша, превратился в агрессивного грубияна, изводил Татьяну ревностью и даже был способен ударить жену. В 1933 году у них родилась дочь Инга.

Дмитрий учился во ВГИКе на курсе Сергея Эйзенштейна. Отец и бабушка Татьяны практически содержали их семью. После окончания института ничего не изменилось. Варламова назначили деканом режиссерского факультета, он начал получать хорошую зарплату, но часто все оставлял в ресторанах, а Татьяне с ребенком приходилось идти к своим родителям обедать, потому что дома нечего было есть.

В конце концов Татьяна ушла от мужа и переселилась к родителям. В родном доме ей было хорошо и комфортно. Единственное, что угнетало Окуневскую в то время, так это отсутствие работы. После неудачных съемок в Донбассе в кино ее больше не приглашали, и Татьяне приходилось жить на иждивении у отца и бабушки. Муж денег ей не давал.

Но оказалось, что о ней все-таки не забыли. Однажды в дом к Окуневским снова пришли люди с киностудии и предложили Татьяне сниматься в фильме Михаила Ильича Ромма по рассказу Мопассана «Пышка».

В 1933 году Михаил Ромм пригласил Татьяну на студию «Мосфильм» сниматься в мопассановской «Пышке» в роли юной жены старого фабриканта Карре-Ламадона. Затем, по предложению Ромма, Окуневская становится актрисой Реалистического театра. Первая роль в театре - Наташа в спектакле Горького «Мать». Потом были роли в спектаклях «Кола Брюньон», «Трактирщица», «Железный поток», «Отелло», «Бравый солдат Швейк». В 1935 году на киностудии «Ленфильм» Татьяна снялась в фильме «Горячие денечки».

Первый спектакль - "Аристократы".

Удовлетворения от своей кинокарьеры не испытывала. Об этом можно судить по ее же словам: «Я не понимаю, почему меня полюбили зрители?» В «Пышке» у меня небольшая роль, в «Горячих денечках» я никто - так вообще, в «Последней ночи» и в «Александре Пархоменко» я дрянь - меня бросили на отрицательные роли, потому что в советской положительной героине не должно быть секса, который «они» во мне нашли, и только в жалкой и плохой «Майской ночи» у меня Панночка, есть попадание в гоголевскую сказку, а фильм прошел по окраинам. В колхозах…»

В 1937 году в третий раз арестовали ее отца. А вслед за ним – и бабушку. Для Татьяны это было страшным ударом. От одиночества и отчаяния она снова сошлась с Дмитрием. Но тот вел себя так же, как и раньше. Татьяна снова ушла от него, теперь уже окончательно. Из театра ее уволили как дочь врага народа. И опять она осталась без работы, с мамой и маленькой дочкой на руках, и не было человека, на которого она могла бы положиться.

Происходило странное: из театра уволили, а фильмы «Горячие денечки» и «Пышка» идут, и шли с успехом. Так же как и фильм «Последняя ночь», где Татьяна сыграла гимназистку. Премьера его прошла незадолго до ареста отца и бабушки, а фильм продолжал идти во всех кинотеатрах.

Татьяна решила уехать из Москвы, обратиться к одному из старых русских мастеров театра - пусть скажут, надо ли вообще быть артисткой, или успех был случаен. По ее мнению, таких мастеров было двое: Синельников в Харькове и Собольщиков-Самарин в Горьком, знаменитые в прошлом русские артисты, теперь режиссеры и художественные руководители театров. Выбор решился просто: до Харькова денег не хватило, поехала в Горький. Собольщиков-Самарин после прослушивания зачислил Татьяну в штат театра «артисткой первого положения». Играла в пьесе «Год девятнадцатый» Иосифа Прута. «Он спрятал мою трудовую книжку, оберегая меня от осложнений в связи с репрессиями», - вспоминает Татьяна Кирилловна.

Когда в Москве друзья узнали, почему Татьяна пропала из поля зрения, и что она в Горьком, приехал Михаил Аркадьевич Светлов и привез свою новую пьесу в стихах «Сказка». Юрий Олеша, поэт Асеев, режиссер Арнольд, хотя и не были близкими друзьями, отнеслись к Татьяне внимательно, оберегали ее и не бросили после ареста отца. Приходили и другие, отчаянно смелые, добрые Зоя - жена писателя Казакова, Михаил Зощенко, артист Николай Черкасов. И вот новый арест - теперь брата Льва.

А в Горьком начались репетиции юбилейного спектакля «Человек с ружьем», в котором Татьяна играла жену Шадрина. В Москве закрыли театр Охлопкова - был очередной пленум ЦК по вопросам идеологии. Существовать без театра Татьяна уже не могла. «Когда выхожу на сцену, мне хочется принести людям радость, успокоение, счастье, они должны просветлеть, тогда и я счастлива». В театре она отыграла два сезона.

Пригласили сниматься в фильме «Майская ночь» в роли Панночки. Татьяна прощается с театром, с Горьким и едет в Киев на студию Довженко. Съемки проходили живописном украинском селе. В Киеве Татьяна подружилась с Петром Алейниковым и Борисом Андреевым. Вместе снимались у режиссера Лукова.

Борис Горбатов предложил ей выйти за него замуж, и Татьяна согласилась сразу. Как она признавалась позже, это был вынужденный шаг, чтобы избавить семью от нищеты. «Да, я продавала себя, – скажет она потом, уже в глубокой старости, в одном интервью. – Продавала ради мамы и дочери. Бросьте в меня камень, кто сам без греха».

С Борисом Горбатовым.

После замужества можно было наконец-то не думать о хлебе насущном. Можно было вернуться к творчеству. Работать в Москве Окуневская не могла, поэтому отправилась в Горький, где успешно прошла прослушивание и поступила в штат театра «артисткой первого положения». Играла в пьесах «Год девятнадцатый» и «Человек с ружьем».

А потом началась война. Горбатов ушел на фронт, а Татьяна вместе с театром отправилась в эвакуацию в Ташкент. В душном, грязном южном городе было невыносимо, она хотела ехать на фронт кем угодно – пусть даже медсестрой, чтобы принести хоть какую-то пользу Родине… Но она не могла оставить родных, они погибли бы без нее.

Татьяна снялась в фильме «Александр Пархоменко». Она жила на студийный паек, которого добился Луков. Съемочная группа поехала в эвакуацию в Ташкент. Снова, как в «Пышке», съемки шли ночью, так как днем не было электроэнергии. Из Алма-Аты пришло распоряжение снять короткометражный фильм, как подарок фронту параллельно с «Пархоменко» и очень быстро. Фильм сняли, он назывался «Ночь над Белградом». Татьяна в нем играла доктора в радиостудии. В фильме она впервые пела с оркестром. Картина вышла на экраны, в то время как Татьяна уехала на фронт. Картина оказалась сродни взрыву и стала вторым рождением Татьяниной звездности. Выйти ей на улицу было невозможно - ее целовали незнакомые люди, а песню распевали на улицах. Татьяна пела в госпиталях, без музыки, акапелла, выступала на фабриках, в учреждениях. Очень хотела попасть на фронт, но ничего не получалось. В Ташкенте она познакомилась с Анной Ахматовой, которая приехала из блокадного Ленинграда. Там же в эвакуации находился Театр имени Ленинского Комсомола. Татьяну пригласил его художественный руководитель Иван Николаевич Берсенев и предложил ей роль Роксаны в спектакле «Сирано де Бержерак». Мечта о фронте сжигала Окуневскую. Вдруг актер Л.Кмит, рвущийся по каким-то своим делам в Москву, предложил ей сделать шефские концерты на аэродроме. Выступление летчики приняли на «ура», и Кмит, воспользовавшись этим, уговорил летчиков взять их с Татьяной в самолет без пропусков. Так и прилетели в Москву. К счастью, их не арестовали, не отправили обратно, а выпустили с аэродрома с временными пропусками. Вскоре из эвакуации вернулся театр «Ленком», и начались репетиции спектакля «Сирано». В Москве все потихоньку оживало. «Ленком» принял пьесу «Юность отцов». Берсенев буквально вел Татьяну за руку в каждой сцене. Пьеса прошла с успехом. Спектакль «Сирано де Бержерак» «взорвал» Москву. После каждого представления Татьяна утопала в цветах и зажмуривалась от золота орденов, звезд, медалей. Когда зажигали в зале свет, и она выходила с Берсеневым на поклоны, им долго и восторженно аплодировали.

Начались съемки фильма «Отцов и детей», либретто которого Татьяна писала вместе с Борисом Горбатовым. Каждый свободный от съемок и театра день она выступает в концертах, поет мамины старинные романсы и «Ночь», всегда с большим успехом.

В 1945 году Окуневская приступила к работе над фильмом «Давид Гурамишвили», где снялась в роли царевны Елизаветы Петровны, дочери Петра Первого. Съемки проходили в Зимнем Дворце. Татьяне пришлось много пережить, пока не утвердили на роль. Академик Орбели был консультантом фильма и возмущался, что на роль царицы пригласили какую-то комсомолку, но когда Татьяна появилась в полном гриме из-за поворота лестницы в Зимнем, в белом парике, черном платье, в окружении фрейлин и начала спускаться прямо в Орбели, он просто застонал от восторга и бросился целовать ей руки.

Война закончилась. Жизнь менялась.

Как-то Татьяна была приглашена на обед в Югославское посольство. Посол пригласил ее посетить страну вместе с фильмом «Ночь над Белградом». Потом был вызов в ЦК партии к высшей власти по искусству. Ей предложили выступить с показом трех фильмов: «Ночь над Белградом», «Александр Пархоменко». «Это было в Донбассе», везде, где стоят наши войска. И вот выезд за границу. Это казалось сном - Болгария, Румыния, Трансильвания, Альпы, Югославия, в ней - Словения, Черногория, Македония, Венгрия, Чехословакия, Австрия.

После приезда в Москву начались репетиции пьесы «Под каштанами Праги». Успех спектакля был настоящий, большой. Премьера шла за премьерой. Театр становился одним из лучших в Москве. Татьяна играла до двадцати спектаклей в месяц, снялась в фильме «Мальчик с окраины». Через некоторое время наметился ее переход в театр Охлопкова. Договорились, что она подает заявление об уходе, доигрывает спектакли, заканчивает съемки и по возвращении переходит в театр к Охлопкову.

В 1946 году в Югославии она познакомилась с самим маршалом Иосифом Броз Тито, который, как оказалось, был заочно влюблен в нее. Тогда Татьяне это льстило. Домой возвращаться было тяжело: как с веселого бала – за решетку тюремной камеры. «Лучше было и не ездить в Европу, – вздыхала Татьяна, – чтобы не видеть, как могут жить люди». В России было плохо – бедно, голодно, холодно. И страшно. После легкой и веселой Европы особенно страшно... Впрочем, Татьяна не бедствовала. Ее муж получил Сталинскую премию за книгу «Непокоренные», что сразу поставило их семью в привилегированное положение. Они получили пятикомнатную квартиру и возможность роскошно обставить ее. Горбатов купил Татьяне «Мерседес», сделанный по спецзаказу. Не было недостатка и в туалетах, которые шили специально для нее самые знаменитые и дорогие модистки. Татьяна блистала на светских приемах. И в театре ей давали лучшие роли. Горбатов исполнил данное ей когда-то обещание сделать для нее все. Татьяна пользовалась добытыми для нее благами и вместе с тем презирала мужа за бесхарактерность и подхалимаж перед властью. Сама она попрежнему не боялась ничего. Открыто гордилась родными, объявленными «врагами народа». Чего стоил в те времена один только ее тост: «За тех, кто в Сибири!»

Однажды актрису пригласили принять участие в кремлевском концерте. Заехать за ней должен был народный комиссар внутренних дел Берия. Точно в назначенное время возле дома актрисы остановился черный лимузин. «Из машины вышел полковник и усадил меня на заднее сиденье рядом с Берия, — вспоминала Окуневская. — Он был весел, игрив, достаточно некрасив, дрябло ожиревший, противный серо-белый цвет кожи. Оказалось, мы не сразу едем в Кремль, а должны подождать в особняке, когда кончится заседание. Входим. Полковник исчез. Накрытый стол, на котором есть все, что только может прийти в голову.

Я сжалась, сказала, что перед концертом не ем. Он начал есть некрасиво, жадно, руками. Пьет вино, пьянеет, говорит пошлые комплименты, какой-то Коба меня еще не видел живьем. Спрашиваю, кто такой Коба. «Ха! Вы что, не знаете, кто такой Коба? Ха! Это же Иосиф Виссарионович». Наконец, в три часа ночи он объявил, что заседание «у них» кончилось, но Иосиф так устал, что концерт отложили. Я встала, чтобы ехать домой. Он сказал, что теперь можно выпить и что, если я не выпью этот бокал, он меня никуда не отпустит. Я стоя выпила. Он обнял меня за талию и стал подталкивать к двери и, противно сопя в ухо, тихо сказал, что поздно, что надо немного отдохнуть, что потом он меня отвезет домой. И все, провал».

Татьяна рассказала о случившемся мужу, но что тот мог поделать? Борис бегал по комнате, что-то причитал, и в итоге ей же самой пришлось его утешать. Впрочем, избежать ареста в то время Татьяна могла и по более простой причине: из-за нежного отношения к ней Иосифа Броз Тито, которого советское руководство не захотело бы огорчать. По приезде в Москву Тито каждый раз желал видеть прекраснейшую из актрис, ходил на ее спектакли и непременно присылал по огромной корзине цветов. Двести роз редкостного, черного цвета.

Когда Окунеевская познакомилась с Тито во время ее гастрольной поездки, югославы с восторгом принимали ее фильм «Ночь над Белградом». Через несколько дней в свою загородную резиденцию Окуневскую пригласил и сам маршал Тито. Машина доставила ее прямо к дворцу короля, который теперь занимал Тито. Актриса вспоминала: «Калитка, за ней шагает мне навстречу маршал в штатском, с садовыми ножницами и только что срезанными черными розами. У ноги — красавица-овчарка, впившаяся в меня глазами.

— А вот мы сейчас проверим, как вы ко мне относитесь. Если плохо, Рекс разорвет вас на части у меня на глазах.

Маршал очень интересный, приветливый, веселый. Рекс ласково урчит, и мы оба смеемся.

— А Рекс не может продемонстрировать, как вы относитесь ко мне?

— Может! Видите, как он не сводит с вас глаз…»

Следующая встреча советской кинозвезды и знаменитого маршала состоялась в Москве во время официального визита Тито в СССР. На устроенном в «Метрополе» банкете маршал пригласил Окуневскую на танец. «Наконец-то я держу вас в своих объятиях! — шептал он во время вальса. — Я думал, что никогда не дождусь вас, даже моя разведка не могла выяснить, где вы. Прошу вас, продолжайте улыбаться и выслушайте меня, другой возможности поговорить с вами у меня нет… Вы мне непреодолимо нужны, я ни жить, ни существовать без вас не могу, это уже давно, когда я увидел вас в войну в «Ночи над Белградом». Я приглашаю вас в Хорватию, мы построим для вас в Загребе, который вам так понравился, студию, вы будете сниматься, с кем вы хотите, язык преодолеете, а на первых порах вас будут озвучивать. Я все продумал…»

Но сказка, впрочем, как и все в этой жизни, имеет обыкновение заканчиваться. Маршал уехал в Югославию. И хоть и продолжал регулярно присылать Окуневской огромнейшие корзины роз на каждый ее спектакль, дальнейшие отношения были вряд ли возможны. Причин этому была масса. И замужество Окуневской, которая на момент встречи с Тито уже несколько лет как являлась супругой известного в те годы писателя Бориса Горбатова, было последней из них. Горбатов, кажется, наоборот, был счастлив видеть у своей супруги таких выдающихся ухажеров. На официальных приемах, на которые знаменитая супружеская чета приглашалась все чаще и чаще, Горбатов нарочно пропускал жену вперед и с удовлетворением наблюдал за произведенным эффектом.

Актриса все понимала, прекрасно знала цену своему браку, но изменить ничего не могла. Во время одного из банкетов Окуневская услышала в свой адрес злобное: «Продажная сука продала свою красоту и талант цековским холуям». Услышала и… стерпела. Потому что по сравнению с тем, что произошло с ней во время встречи с Берией, подобные высказывания были цветочками…

Когда Тито уезжал на родину, он продолжал общаться с любимой женщиной через посольство, непосредственно через посла Владо Поповича. Он был вынужден рассказывать Татьяне о любви к ней руководителя своей страны, и при этом... сам был влюблен в нее. Однажды Владо не удержался и признался Окуневской в своих чувствах.

«Дурман... наваждение... я тону в этих Христовых черногорских глазах... – вспоминала позже Татьяна. – Роман! Как сумасшествие! Может быть, это и есть любовь, которая снизошла на меня. Какой он нежный, тонкий, любящий! У нас появился наш домик, это Владо его нашел! Он часами ждет меня, сам готовит для меня вкусное, строго охраняет нашу тайну. А я?! Я считаю секунды встречи с ним, волнуюсь, выдумываю всякие сюрпризы и ни о чем не думаю – ни о чем! Близкие меня не узнают, я вдохновенна, весела, счастлива!»

Не менее влиятельным ухажером актрисы был и тогдашний министр госбезопасности СССР Виктор Абакумов. Но ему не повезло: когда в гостинице «Москва», во время одного из приемов, он полез к ней целоваться, она влепила ему пощечину. Правда, тогда она не знала, кем в реальности был этот человек. Он же ей этого не простил.

После того как Сталин рассорился с Тито, руководство страны уже не считало возможным закрывать глаза на любовную связь актрисы с югославским послом. Окуневская стала лишней картой в «югославском пасьянсе».

13 декабря 1948 года ее арестовали по приказу Абакумова. Окуневской было предъявлено обвинение по статье 58, пункт 3, часть 2 - «Измена Родине в мирное время» (якобы она хотела бежать за границу, когда была там). И еще обвинили в «шпионаже и антисоветской агитации». Начался настоящий ад. Допросы, обвинения, издевательства. После Лубянки будут лагеря в Джезказгане. Потом опять - Лубянка, Бутырка, Матросская тишина, пересмотр дела и опять лагерь, лагпункт №36.

Актрису мучили на постоянных допросах. Татьяна все отрицала, не желала себя оговаривать и не подписывала никаких бумаг, несмотря на издевательства и оскорбления. Но следователь был прав, когда говорил ей, что в этих стенах ломали людей и покрепче.

В доносе некоего стукача Жоржа Рублева говорилось, что Татьяна Окуневская, встречая Новый год под Веной, в особняке маршала Конева, подняла тост за тех, кто погибает в сталинских лагерях. А в Киеве на съемках картины «Сказка о царе Салтане» актриса в перерыве между съемками посетила кафе на Прорезной и там подняла тост со словами: «Все коммунисты лживые и нечестные люди». Кроме этого, Татьяне Окуневской припомнили и связь с врагом - югославским послом Поповичем.

После 13 месяцев содержания в одиночной камере, где ее подвергали не только изнурительным допросам, но и избиениям, Татьяну Окуневскую вновь привели в лубянский кабинет Абакумова. По ее словам, в тот день стол шефа госбезопасности ломился от различных явств, которые испускали такой аромат, что ей, похудевшей до 46 килограммов, стало плохо. Абакумов видел это и, наверное, считал, что сопротивление гордой женщины сломлено. Таким образом, он одержал уже не одну победу. Когда он попытался обнять Окуневскую, та, как и во время их первой встречи, влепила ему пощечину. Этим она собственноручно подписала себе приговор.

Окуневская напишет позже об этом:

…Звонок в дверь… Двое военных, почему-то не снимают шинели… Один, не здороваясь, обходит кровать Бориса, подходит к моей и дает клочок бумаги, на котором написано: «Вы подлежите аресту» и подпись: «министр Абакумов».

— Вставайте! Одевайтесь!

— У меня высокая температура, я болею гриппом, если можно, придите за мной дня через два, я уже поправлюсь…

— Вставайте и одевайтесь!

Прошу их выйти или хотя бы отвернуться.

— Одевайтесь при нас!

Почему-то не спускают на лифте, а тащат с шестого этажа по лестнице… Передо мной раздвигаются те самые железные ворота, в которые я билась одиннадцать лет назад… Папа… Баби… Знаменитая Лубянка… Работают четко, торопливо: вырвали молнию из платья, заколки, резинки для чулок; душ, фотография в растерзанном виде с дощечкой на груди, безобразный обыск…

— На допрос.

— Я ваш следователь подполковник Соколов. Вы обвиняетесь по статье 58, пункт 3, часть вторая.

— Что это такое?

— Измена Родине в мирное время. Вы хотели бежать за границу, когда были там…

— Мне не надо было этого хотеть. В Вене я спокойно могла это сделать, что и делали наши советские граждане в большом количестве: в Вене знаменитый магазин с четырьмя входами и выходами, одни в нашу зону, другие в английскую, французскую, американскую, входишь в нашей зоне, а выходишь в любую, какая тебе больше по душе…

— Мы вам покажем документы.

— Какие? Ведь я же только хотела бежать! Это не документы! Это доносы!

На допрос. Соколов читает. На столе много бумаг.

— Это надо же так отмочить! И где! На приеме у маршала! Ничего себе тостик, за своих говенных родителей! «За всех, кто в Сибири!» Проститутка рваная…

Мне плохо. Увели. Отбой. Допрос.

— Вы когда-нибудь с нашим министром встречались?

— Нет, никогда.

— А кто у вас бывал из военных в номере, когда вы жили с Горбатовым в гостинице «Москва» во время войны?

— Очень много.

— Не помните, кому вы дали пощечину?

— Нет, не помню.

— Так ли? А надо знать, кому давать пощечины, и тем более помнить об этом.

Приказал увести.

…Как осмыслить, что сейчас говорил Соколов… Он же не спрашивал меня, он мне говорил, напоминал… был эпизод с каким-то полковником… Этот полковник уходил, был в шинели и папахе, я его провожала и в прихожей. Он хотел меня поцеловать, я дала ему пощечину… Неужели это был Абакумов?

Отбой. Допрос.

— Я эти протоколы не подпишу.

— Подпишешь, сука…

Вошли двое надзирателей, и потащили под руки в камеру. Прислонилась к стенке, приказали отойти, сидеть не могу, ходить не могу.

Отбой. Допрос.

— Я подписывать не буду.

— Ладно тебе! Подписывай, проститутка!

Кулак пролетел мимо глаз…

…Спускают по крутой, узкой, осклизлой лестнице в подвал.

— Раздевайтесь до рубашки.

Уносят мои вещи, камера захлопнулась. В могильной тишине слышу какой-то тихий однотонный звук, как будто мотор рефрижератора, стены покрываются изморозью. Я в холодильнике.

Скрежет замка, хочу заглянуть в лицо надзирателю, никогда не видела человекозверя, наверное, комсомолец, закутан в тулуп, лицо прячет в поднятом воротнике…

— На допрос.

…Кости, мои кости, их не ломают, их выкручивают, выворачивают, и всю меня начинает корежить. — Соколов посадил меня к раскаленной голландской печи, я начала оттаивать…

— Что, больно? Подпишите — и все кончится, а то ведь на днях вашей любимой дочери исполнится шестнадцать лет, мы и ее арестуем вам в подмогу!

Отбой. Допрос.

Соколов злой, ходит по комнате.

— Ну-с, так и не будем подписывать?!

Мотаю головой, голоса нет. Подходит ко мне вплотную:

— Умная, умная, а дура! Надо подписывать, нечего из себя корчить Зою Космодемьянскую, не таких козявок, как ты, ломаем, маршалов ломаем… Какая разница, говорила ты что-нибудь или не говорила! Здоровье надо сберечь, дура! Подписывай — и скорее в лагерь, на воздух, там можно выжить…

Татьяна все подписала и получила срок – 10 лет. Об этом времени Татьяна Окуневская нашла в себе силы подробно написать в своей книге «Татьянин день». Как она выжила? Как многие другие. Хватило сил и духа жить, выступать, давать концерты, в награду получать в одном случае баян, в другом случае - свидание. Она осталась женщиной до мозга костей. Изяществом, легкостью, кокетством, желанием нравиться.

Потом был Каргопольлаг, и от него на север, километров 200 - Пуксо-озеро. Совсем на болоте, голо, пусто, ни деревца, работа на лесоповале, женский лагерь. Но и здесь Татьяна выступала и пела.

Витлаг. До освобождения остался год.

В лагере ее снова настигла любовь – поистине сказочная. Окуневской поручили организовать агитбригаду из заключенных. Среди них-то и встретила она этого человека. Его звали Алексей, он играл на аккордеоне. Что могли они позволить себе? Ничего. Ни взгляда, ни тем более прикосновения. Он тайком передавал ей свои стихи. Лишь однажды судьба смилостивилась и подарила влюбленным один поцелуй. Всего один – но, по словам Татьяны, она не забыла бы его, проживи она даже триста лет. Из десяти лет она отсидела шесть.

Настал 1953 год. Было объявлено о смерти вождя, и в лагере началось настоящее торжество. Но до освобождения еще был лагерь в Литве, затем - возвращение из Вятлаг в товарном вагоне (таком, что только в аду страшнее), знаменитые «Кресты», пересылка в Кирове, лагерь на границе с Коми, горьковская тюрьма, болезнь, прединфарктное состояние, наконец, Москва и снова.... одиночка, тюрьма. Казалось, этому не будет конца. Но вот долгожданное - «...освободить из-под стражи за отсутствием состава преступления». Дом, родные. Татьяна родилась во второй раз. Только теперь у нее не было крова над головой, ни кола, ни двора, ни бьющегося рядом сердца.

Алексей освободился позже, но вскоре умер от туберкулеза. Она вернулась домой совершенно больной. Чтобы восстановить здоровье, врачи советовали ей уехать подальше от суетливого города, на свежий воздух. Татьяна послушалась, уехала в деревню и там действительно потихоньку вернула и здоровье, и силы. С тех пор и до конца своих дней она придерживалась вегетарианской диеты и занималась йогой.

Вернувшись в Москву, Окуневская поселилась на Арбате у своей уже замужней дочери и устроилась работать в Театр Ленинского комсомола. Однако там ей доставались второстепенные роли. А в скором времени Окуневскую и вовсе уволили из театра.

С дочерью.

После возвращения Окуневской из лагеря сделал попытку вновь воссоединиться с ней ее первый муж - Дмитрий Варламов. Вот как вспоминает об этом сама актриса: «На пороге Митя!.. Да, Митя! Разодетый! С цветами! Сели. Заикаясь, волнуясь, предлагает мне руку и сердце, говорит, что теперь он другой, изменился, образумился, смотрю на него, и мне за него не­удобно, жалко его, он, конечно, не светоч мысли, но неужели он не понимает всю нелепость своего предложения, и все-таки его чувство трогает, и тут же всплывают его поступки, его поход в партком с раскаянием, что не разглядел врагов народа, кража Зайца (речь идет об их дочке. — Ф. Р.), его бесконечные сцены; как хорошо, что я с ним разошлась, как хорошо, что у меня хватило сил разойтись, взять Зайца на руки и уйти в никуда. Не знаю, хватило бы, если бы не мой прекрасный Папа. Чтобы Митю не обидеть, я мягко сказала, что теперь уже поздно...»

Так же как и в театре, у Окуневской не сложилась дальнейшая работа в кино. Через два года после возвращения из лагеря она снялась в фильме режиссёра Владимира Сухобокова «Ночной патруль» вместе с Марком Бернесом, причём роль ей досталась отрицательная. Игра в этом фильме не принесла ей славы, как как и роль в другой картине — «Звезда балета» в 1965 году.

До последних дней Окуневская жила одна, в маленькой квартирке у метро «Динамо». Законный муж осужденной актрисы - Борис Горбатов, счел за благо вычеркнуть ее из своей жизни навсегда. За все время, пока она находилась на Лубянке, он не принес ей ни одной передачи. А как только ее отправили в лагерь, он тут же выселил мать Окуневской из своей квартиры, а дочь от первого брака поспешно выдал замуж. А вскоре и сам женился на актрисе Театра сатиры Н.Архиповой. Прожил он с новой женой недолго - в 1954 году, в возрасте 42 лет, он умер от инсульта.

Больше Окуневская замуж не вышла. «Я совсем не боюсь одиночества, – говорила она. – Я им наслаждаюсь. Если бы мне после лагеря предложили – или замуж, или снова в лагерь, я бы, не раздумывая, пошла в лагерь».

Как-то, уже после освобождения, известная писательница Ольга Бергольц подарила Татьяне путевку в Кисловодск. Там в санатории кто-то положил на ее стол газету, где было опубликовано, что приговор Абакумову приведен в исполнение. О возвращении в кино приходилось только мечтать. Травля продолжалась. Не утверждали ни на одну главную роль.

Окуневская продолжила сниматься в кино, писала мемуары, первый том которых был опубликован накануне ее 85-летия. Последнюю свою роль она сыграла в сериале Александра Митты «Граница. Таежный роман» — роль бабушки героини Ренаты Литвиновой. Та, в свою очередь, запечатлела благородную старость Татьяны Окуневской и других советских кинодив в документальном фильме «Нет смерти для меня». Оптимизм актрисы был поразителен. Даже свою биографию она закончила вопросом: «Я шагаю в свою вторую жизнь. Какой она будет?!»

Татьяна Окуневская умерла 15 мая 2002 года в возрасте 88 лет, и была похоронена на Ваганьковском кладбище в Москве.

О Татьяне Окуневской был снят документальный фильм «Судьба актрисы».



Текст книги Ф.Раззакова «Досье на звезд»
Текст статьи «Татьяна Окуневская: Артистка первого положения», автор Т.Умнова
Текст статьи «Татьяна Окуневская. Красавица и чудовища», автор И.Изгаршев
Материалы сайта www.kino-teatr.ru
Материалы с сайта www.biograph.ru
Материалы с сайта www.kommersant.ru
http://chtoby-pomnili.com/page.php?id=659

ФРАГМЕНТ ИНТЕРВЬЮ С ТАТЬЯНОЙ ОКУНЕВСКОЙ

Во время встречи с корреспондентом, состоявшейся незадолго до ее кончины, она повторяла: «Вы задаете такие вопросы, а мне ведь почти девяносто».

Жила Татьяна Кирилловна в однокомнатной квартире неподалеку от станции метро «Динамо». Из мебели в ее квартире были лишь шкаф, письменный стол, софа и небольшое кресло.

— Татьяна Кирилловна, что это у вас за бюст на шкафу стоит? Александр Блок?» - спросил я тогда.

— Все так думают. А это философ Марк Аврелий. У меня в квартире всего две ценные вещи — этот деревянный бюст и мой портрет. Узнаете? Это я в молодости. Вы же видели фото моей дочери? Мы с ней совсем не похожи — ни внешне, ни внутренне.

Меня ведь многие считают сумасшедшей. У меня был поклонник — молодой профессор, который ждал, когда я вернусь из лагеря, не женился. Сейчас он уже академик. Дочь говорила мне: «Ты с ума сошла. У него дача, две машины, квартира. Выходи за него и будешь жить беззаботно». А у меня тогда не было ни кола ни двора. Но я на него посмотрела, и меня чуть не вырвало. Как же я могла бы жить с таким человеком?

Вы ведь знаете, моим мужем был писатель Борис Горбатов. А Валя Серова, с которой я служила в «Ленкоме», была замужем за Константином Симоновым. И наблюдения за нашей жизнью, которая то и дело переплеталась, хватило, чтобы многое понять. Хотя я вообще человек абсолютно безграмотный. Даже не знаю, что творится в моей башке. Никогда не могла читать философские книги, меня от них просто мутило. Беру толстенную книжку Ницше — и не могу, даже храпеть начинаю. Недавно мне друзья подарили две книги русских пословиц. Прочитала и обомлела просто. Оказывается, вся мировая мудрость может поместиться в две книги. Ну например, пословица «Не кидай камень в стеклянную крышу соседа, если у тебя самого такая же крыша». Если бы все это знали, разве вели бы себя так безобразно?

— А каким был Симонов?

— Костя? Мы с ним познакомились и подружились, когда нам было по 20 лет. Нам тогда нечего было делить. Он вообще-то не был ужасным человеком. Он был коммунист. И этим все сказано. Жесткий, карьерист железный. Никогда не делал то, что могло как-то помешать его карьере. Не могу сказать, что талантливый. Скорее способный. Хотя стихи писал очень плохие. «Жди меня» — пожалуй, одно из худших. Проза у Симонова гораздо лучше. Он знал и понимал войну. В отличие от Горбатова. Этот был тупицей. Его «Непокоренные»- банальная книга, как дважды два четыре. Я, конечно, читала его книги. Но знаете как? Как в анекдоте. Здоровый дебил изнасиловал пятилетнюю девочку, и на суде его спрашивают, как он мог такое совершить. А дебил отвечает: «Как-как. Насилую и плачу, насилую и плачу». То же самое и я.

Костин брак с Серовой тоже не был идеальным. Он изменял ей, она — ему. Самой красивой парой были Александров и Орлова. Интеллигентной какой-то. Мне кто-то рассказывал, как попал на прелестную дачу Орловой. Она там все так оформляла, какие-то цветочки, занавесочки. В то время, когда мы были нищими, это все казалось раем. А после ее смерти и смерти Григория Васильевича их родственник все сдал в аренду, свалив вещи Орловой в кладовку. Так страшно… Я с Любовью Петровной общалась только по работе. Хорошо помню ее. Изящная, мягкая, очень способная. Она была отличной опереточной актрисой.

Я вообще была знакома со многими талантливыми людьми. С Раневской познакомилась, когда снималась в «Пышке». Фаина была очень интересным существом. Не гений, как ее пытаются сейчас выдавать, но довольно талантлива. В последние годы жизни у нее была какая-то сволочь-домработница, которая забирала у нее все деньги за то, чтобы два раза в день вывести на прогулку ее песика. Такая наглая! У Раневской помимо актерства было особое мышление, с которым, что бы она ни играла, все было интересно. Сегодня все торгуют ее высказываниями, пишут о том, что она была лесбиянкой.

— Врут?

— Я помню, как в перерывах между съемками «Пышки» я переодевалась и вдруг в гримерку вошла Раневская. Я инстинктивно, словно появился мужчина, попыталась прикрыться. Хотя тогда о лесбиянстве ничего не знала. Но это мои ощущения шестидесятилетней давности. Что теперь об этом говорить? Вот напишу продолжение своей книги, обо всем узнаете. (Книгу Окуневская так и не закончит. — Прим. ред.)

— Вторую часть назовете «Татьянин век»?

— Это как получится. Мне скоро девяносто, а там — посмотрим. Кстати, после выхода моей книги многие на меня обиделись. Некоторые до сих пор не разговаривают. Вокруг меня всегда были интриги. Даже сегодня и то плетут бесконечные сплетни. Но я ведь старуха, кому я нужна?

— Может, не могут простить откровенности?

— Я всегда говорила только то, что думала. Из-за этого и страдала. Когда ко мне приходят мои оставшиеся «окуневки» (так звали появившихся еще до войны поклонников актрисы. — Авт.) и спрашивают, почему я не держала язык за зубами, отвечаю, что тогда я была бы не я. И разве лучше бы стало от того, что мы с ними встречались бы не в этой комнате, а в огромных хоромах депутата Верховного Совета, пятижды народной артистки СССР, девятижды лаурета всех премий? И они не задают больше таких глупых вопросов.

Я прожила жизнь так, как считала нужным. И довольна ею. Тяжелая ли это штука — жизнь? Очень. Кто-то из умных сказал, что характер человека — это его судьба. Я-то до этого доперла своим деревенским умом. А по жизни так оно и есть. Существуют десять библейских заповедей. Вот их и надо соблюдать. И все».


Снималась в фильмах:

Пышка (1934)
Горячие денечки (1935)
Последняя ночь (1936)
Майская ночь (1940)
Александр Пархоменко (1942)
Это было в Донбассе (1945)
Мальчик с окраины (1947)
Ночной патруль (1957)
Звезда балета (1964)
Возвращение резидента (1982)
Странная история доктора Джекила и мистера Хайда (1985)
Конец операции "Резидент" (1986)
Сон девственницы (1990)
Короткое дыхание любви (1992)
Дикая любовь (1993)
Тоннель (1993)
Принципиальный и жалостливый взгляд (1995)
Дом для богатых (2000)
Нет смерти для меня (2000) документальный
Граница (2000)