Эта история началась совсем недавно. Казалось, что прошла целая вечность, а не восемь каких-то лет. Эти годы для известного и преуспевающего художника-живописца Андрея Рубака — в своей среде он был известен под творческим псевдонимом «Анри Рубака», также его называли и многочисленные поклонники, посещавшие, когда-либо его выставки, — прошли плодотворно. Художник наш был довольно симпатичным малым. Его ясный и проникновенный взгляд темных выразительных глаз сражал многих женщин наповал, своим магнетизмом. Стоило ему, только «повести бровью», как какая-нибудь Московская красавица непременно оказывалась рядом, с бокалом золотистого игристого вина, держа его в своей изящной ухоженной «лапке». Выставки, где они постоянно обитали, а точнее — «паслись», в буквальном смысле этого слова, — просто пестрели от изобилия нарядов, от Кутюр до Диор, временами перемежаясь с Гуччи. Сотни стройных дамских ножек истоптали начищенный до зеркального блеска паркет своими острыми шпильками, совершая многочисленные дефиле туда-сюда… Разве, увидев такое великолепие, можно остаться равнодушным? Правда, если Вас уже больше ничего не волнует, кроме пива и селедки, то тогда с Вами все понятно…

Но, Господа! Анри к счастью был абсолютно нормальным мужиком, у которого все было в порядке: и в кошельке, и… Опустим, пожалуй, эти подробности и продолжим… У него, как я уже упоминал, были свои, свойственные любому смертному противоположного пола, слабости — красивые женщины, которые одновременно являлись не только моделями, но и... Опять «я бегу впереди паровоза»… Вобщем, нашему Анри не приходилось их долго уговаривать и упрашивать: попозировать в обнаженном виде… Ведь, чего не сделаешь ради искусства!.. А то, что потом между ними могло произойти, никак иначе, как просто издержкой производства нельзя было назвать — отдых и полнейшая «расслабуха», после трудов праведных, которой вскоре пришел конец… А пока он ощущал себя настоящим Султаном, глядя на эти сочные молодые идеально-сложенные, точеные тела… Надеюсь, Ваши дети сейчас спят?.. Да?.. Тогда, продолжим наше повествование…

Так вот, ночь в объятиях эдакого Аполлона — Анри обладал, именно, такими качествами, — была для многих просто незабываемым приключением. Ну, что здесь можно добавить, если это, действительно, так и было? Разве что, ярких красок на его грубые грунтованные холсты, да и то, исключительно, ради колорита, чтобы картина выглядела неслишком убого.

Работы, от которых невозможно было взгляд оторвать, создавались им на одном дыхании. В каждое свою картину Анри вложил не только частицу своего сердца, но и — души. Ведь, он часами просиживал перед своими полотнами, мучительно занимаясь поиском подходящего фона для заднего плана. Все его женские портреты выглядели по-настоящему живыми и дышали свежестью. В них, по его разумению, должна была присутствовать какая-то идея, и решение, наконец, было найдено: Анри впервые решил отобразить на заднем плане, позади своей модели, живые цветы, разбросав их повсюду — где придется.

Получилось довольно неплохо. Ему даже самому понравилось... А не должно бы: художник должен быть самокритичен в своей оценке, ему не должны нравиться его работы, поскольку ему необходимо сосредоточиться и противопоставить себя зрителю, на секунду представив, что это он и есть тот самый зритель… Но сделать это практически невозможно… Художники, так же, как и многие люди творческой профессии подвержены опасному заболеванию, имя которому Счеславие. Здесь на сцену выходит Дьявол. Он находится за кулисами, и постоянно нашептывает магическую комбинацию из трех обычных понятий — Слава. Успех. Богатство… Это одно из его условий при заключении опасной сделки… Увы, но деньги правят миром, а должно же быть совсем наоборот: подлинное искусство не должно быть предметом торга… Но это, только в идеале...

У Анри, впрочем, как и у многих друзей из его окружения — своеобразной багеммы, — была своя Муза, его муза. Поначалу — одна из его знакомых фотомоделей. Позже, им на смену, пришла красавица-жена, Элеонор, о которой нельзя было «ни в сказке сказать, ни пиром описать». Тогда она служила в столичном драмтеатре ведущей актрисой, и, несмотря на свой молодой возраст — ей было двадцать пять лет, — во многом преуспела, быстро сделав карьеру… По-окончании Щепкинского училища стала ведущей актрисой бывшего Императорского театра, и ни один серьезный спектакль, теперь не обходился без ее участия. Ей прочили главные роли известные режиссеры, и недолюбливали соседи по творческой мастерской, поскольку считали Элеонор бездарной выскочкой. Завидовали успеху… А причина была банальна — всему виной являлась красота.

Элеонора Пальчикова, с рождения, обладала красивой внешностью от природы, и наличие на ее лице косметики не портило ее внешнего облика, а, только добавляло актрисе шарма, создавая классический образ роковой красотки, давая ей преимущество над другими актрисами, которым в этом меньше повезло. Честно говоря, они ей, даже и в подметки не годились. Элеонор постоянно следила за собой. Проводя часы перед зеркалом, в  гримуборной, поправляя на лице косметику перед каждым выходом на сцену. Она блистала нетолько там, но и на светских раутах, куда ее постоянно приглашали многочисленные поклонники, заваливая комнату живыми цветами.

 

Анри, был приглашен в театр, оформлять новый спектакль, который назывался: «Ветры Судьбы», по одноименному роману Маргарет Митчел — «Унесенные Ветром». Со своей задачей он справился с лихвой. Его пригласили сначала на «прогон», а после — на премьеру, которая прошла с помпой. В роли Скарлет О' Хара блистала несравненная Элеонор Пальчикова, прочитал он тогда в программке и был заинтригован настолько, что возымел желание с ней познакомиться.

После успешной премьеры, в фойе был организован пышный «банкет» при стечении всей труппы театра и толпы журналистов. Там Анри вновь увидел Элеонор, пребывавшую в атмосфере всеобщего веселья. Эту красивую женщину, с черными, как смоль, блестящими волосами. Он несразу ее заприметил, в толпе пришедших. Там, на сцене, она была совсем другой: в платье, с шикарной прической и розовой розой в роскошных волосах.

Он подошел к ней не сразу, а немного погодя. Сначала растерялся, хотя с другими женщинами вел себя свободнее чтоли, как-то раскованнее. Но при встрече с эдакой Настасьей Филипповной Анри ощутил себя просто идиотом, когда же, наконец, он  подошел к ней, то произнес какой-то яркий комплимент, глядя в ее большие, выразительные серые глаза, кроме того, количество выпитого в тот вечер Шампанского какбы добавило адреналина в бурлящую кровь. Вино было нестолько виновником их встречи, сколько связующим звеном в какой-то странной игре. Острая стрела Амура пронзила сердце, связав их, казалось, навсегда, невзирая на большую разницу в возрасте — ему было тридцать пять лет, — и разные характеры: Он был упрям, но всеже мягок. А она же, совсем наоборот обладала довольно капризным и вздорным характером, к тому же была счеславна, как многие актеры. В последнем случае, здесь небыло ее вины, потому что Пальчикову постоянно, как я уже описал выше, куда-то приглашали на вечеринки, то сниматься в рекламе, то в сериалах, которые уже давно шли по нашему телевидению. Счеславие каждый раз одерживало верх… Отыщите мне такого актера, который бы не был подвержен этому тяжкому недугу, и, если найдете, я просто сниму  при встрече шляпу… Но, боюсь, что это не случится: во-первых, у меня ее нет, во-вторых, далеко не многие, могут противостоять этому. Элеонор не стала исключением из правил, когда пала, будто стены Иерихона. На том торжественном вечере повстречались две судьбы. Два красивых и успешных человека. Отношения их возникли совершенно на пустом месте, практически из ничего. И развивались по закону жанра — поначалу очень бурно, с того самого вечера, и  эта сладкая иллюзия обоюдного счастья повелевала ими какое-то время, пока в один «прекрасный день» Муза не собрала вещички и не ушла от Анри, теперь уже навсегда, — а она это уже совершала неодиножды. Но после, как побитая собака, возвращалась, — к его знакомому состоятельному спонсору… Но не буду забегать вперед…

 

С этого самого вечера жизнь обоих сильно изменилась. Теперь у Анри появилась женщина, которой он мог полностью доверить все свои тайны, посвящая ее во все дела — он написал на ее имя завещание, — Элеонор вдохновляла его на творческие поиски самого себя в искусстве… и, как я уже упоминал, стала для него нетолько музой, но и заботливой женой, единомышленницей во всех его начинаниях. Она же, наверное, и подсказала Анри идею с цветами:

 

— Анри, любимый! Напиши мой портрет, — предложила она однажды, проснувшись раньше обычного, сидя перед высоким и роскошным трюмо. Элеонор выглядела отдохнувшей и посвежевшей после контрастного душа и теперь занималась своей внешностью. — Ты не забыл, что мы приглашены на торжественный вечер, в Дворянское Собрание? Там будет Леон Топорелли — известный бизнесмен и филантроп… И он может быть нам полезен, — как бы намекала она между делом, подводя глаза.

 

— И чем же, Милая? Я что-то не пойму, к чему ты клонишь?

— Как это, к чему?! Ну, ты меня, порой, просто удивляешь своим простотодушием… Топорелли поможет нам с выставкой, кроме того, у него имеются прочные связи с сильными мира сего… В том числе и за границей… Только представь на минутку — твои картины покоряют «Лувр»!.. Представил?..

— Да, но я итак успешен, Эля. Мне вполне достаточно признания и здесь, на родине…

 

На лице Анри появилось некоторое недоумение.

 

— А будешь нетолько знаменит, но и богат, дурачок. Разве, не к этому ты всю жизнь стремился подсознательно, когда создавал все эти «шедевры?!»: — промолвила она не без сарказма, как-бы издевалась над ним. — Мы будем много путешествовать по миру, кроме того я, наконец-то, куплю себе «Порше»… На днях я посетила Автосалон и была очарованна: и цвет, и форма кузова по-моему подходящие... В общем, это то, что мне нужно — темно-красный цвет металлик! У меня и костюм уже готов, и туфельки на шпильках, и лак… Кстати, ты еще не видел мой новый лак!..

 

Элеонор вскочила со стула и подбежала к Анри.

 

— Не правда ли, он красивый, Милый?! Ну, как он смотрится на моих ногтях? — заканючила она.

 

— Он… великолепен, Элеонор!.. Но мне иногда кажется, Дорогая, что ты живешь со мной, только ради денег, — промолвил он, немного запинаясь от возмущения, не отпуская ее руку: Анри сжал длинные пальцы так сильно, что костяшки побелели, проведя своим большим пальцем по гладкой поверхности ногтей, а после добавил: «неужели я ошибался, когда поверил тебе, Эля?.. Неужели, я работаю, только для того, чтобы ты их спускала на ветер?.. Что тебе нехватает — не понимаю: у тебя есть все!.. По… чти все, о чем мечтает любая московская красавица с «Рублевки». Квартира здесь, и дача, на «Соколиной горе», автопарк коллекционных, совсем новых, машин… Посмотри, в кого же ты превратилась!.. Кем же ты стала за эти годы?!

 

В этот момент Глаза Элеонор сузились… Нет, не от яркого солнца, а скорее от притворной и наигранной злости. Вспыхнули. Ее взгляд не выглядел, как обычно: от этого взгляда Анри передернуло от страха.

 

— Во-первых, отпусти меня, слышишь!.. Ты делаешь мне больно, — зашипела она. — Во-вторых, все, чего ты достиг… Так это все благодаря, только мне! До нашего знакомства кем ты был?.. Художником-декоратором. Жалким сценографом.

 

— Да, я!.. Был, прежде всего, человеком, причем самым уважаемым!..

 

Она ехидно рассмеялась ему в лицо.

 

— Да, не смеши меня! Кому теперь нужно твое уважение, без денег!..

— Оно нужно, прежде всего, мне, Элеонор! Понимаешь — мне!.. Его невозможно: купить, или продать, его необходимо заслужить… Эх, да разве тебе понять то, что я сейчас чувствую...

 

И после этих слов Анри махнул рукой.

 

— Раньше я тебя понимала, поскольку знала, для чего ты живешь… Неужели, ты теперь разлюбил меня, свою девочку? Твою красотку, куколку, как ты меня раньше при всех называл? Тогда, я тебя не смущала, когда была излишне откровенна, здесь, на этой кровати. Ты шептал мне бесстыдные слова… Помнишь?.. Да где же тебе вспомнить!.. Ты всегда был поглощен своей работой, тебя не возбуждало мое роскошное тело, никогда не волновало то, о чем я мечтала все эти годы. А теперь ты корчишь из себя праведника: разве не я предлагала тебе родить ребенка... Нашего ребенка?..

 

— Ты не смеешь меня упрекать… Слышишь? Ты понимала, за кого выходила тогда… Так чего же, теперь…

 

— Да, я понимала. Я прекрасно понимала, за кого выходила… За красавчика, имевшего успех у женщин… Как мне не помнить твоих измен!.. Ах, да! Это твоя профессия — Муза… Как же их много было — по пальцам неперечесть: Анна, Белла, Жанна… Продолжать?..

 

Тут Анри не выдержал и ударил ее. Впервые за столько лет он ударил свою жену по лицу. Она пошатнулась и упала на кровать. На щеке вспыхнул красный румянец, он выглядел при этом багровым. На глаза тут же навернулись слезы, и потекла тушь.

Не будем же вдаваться в подробности, чтобы понять: кто здесь прав, а кто виноват, но Элеонор вовсе не была ангелом, как хотела выглядеть в глазах Анри. В общем, как и наш замечательный художник, и все, что здесь происходило, было закономерно: в их отношениях, на тот момент, не было гармонии, и каждый тянул одеяло на себя, играя в этом странном спектакле свои драматические роли. Их только объединяли две вещи — Слава и Успех… Больше ничего, а разделяла огромная пропасть, которая с каждым днем увеличивалась. Им не помог бы сейчас, даже длинный «Бруклинский мост», на котором довелось побывать однажды, во время одной единственной поездки, в Америку, куда он, конечно, не хотел ехать, но жена, как обычно, настояла.

Уход Элеонор был воспринят поначалу спокойно. Он, даже получил какую-то отдушину. За все годы, которые он с ней прожил, имел, только стрессы и одни нервные расстройства. Элеонор практически постоянно устраивала ему скандалы, выводя Анри из себя, своей необоснованной ревностью. Он даже перестал спать, его часто мучила бессонница и головные боли. Мысли теперь были совсем о другом: художник, грешным делом, подумывал, как бы поскорее от нее отделаться. Когда Элеонор отсутствовала, Анри  проворачивал в своей голове план, как это лучше сделать. 

В целом, способов было множество, но ни один из них ему не нравился, потому что, художник был, прежде всего, человеком, и, только потом, несчастным мужем красивой жены-стервы… И вот, когда она ушла от него окончательно, идея об убийстве, слава богу, отпала сама собой… Его, видимо, спас Всевышний, который наблюдал за несчастным все это время. Богу было интересно следить за ними обоими и одинаково жалко его и ее одновременно, но по-своему: он захотел дать им еще один шанс… Но в этой игре произошла ничья: никто здесь не выиграл и не проиграл, хотя их испытание, так и небыло  до конца пройдено.

Спустя месяц, хандра внезапно овладела Анри. Он начал пить, причем в больших количествах, перепробовав почти все напитки, когда-либо стоявшие в его баре, ища вдохновение в вине. Совсем себя запустил, перестав следить за собой. На полу и стенах его мастерской, теперь повсюду валялись краски, рамы и его начатые, но так и незавершенные работы: портреты, пейзажи, натюрморты. А посреди стены висел портрет его Элеонор, в ярко-красном шифоновом платье с откровенным вырезом глубокого декольте. Она сидела в барханном и мягком кресле, в своей обычной раскованной позе, положив ногу на ногу, смотря на него все также высокомерно, как и прежде: сверху вниз, в ее пристальном и пронзающем насквозь взгляде красивых, но бесстыжих глаз чувствовался какой-то немой укор. Чувственные и мягкие густо-накрашенные губы, расплылись в лучезарной демонической улыбке, в которой Анри почудилась какая-то жуткая насмешка. Элеонор сидела на нем, словно царица на троне. Ее красивые изящные руки лежали на резных, золоченых подлокотниках, а длинные, тонкие пальцы хищно вцепились в них длинными ярко-красными ногтями. Подле кресла, на маленьком полированном столике стояла красивая хрустальная ваза, в ней — большие красные тюльпаны. Его взгляд остановился на цветах: они были мертвы, как и сама его жизнь. И взглянув на них, он тут же потерял сознание. Его мозг прошила невыносимая и острая боль. Тело вздрогнуло и сразу же обмякло, при этом, его голова безвольно отклонилась в сторону, будто художник уснул… Уснул навсегда.

 

Вскоре вслед за нашим художником ушли и те, кого он хорошо знал. Первый его друг погиб в Чечне, во время спец-операции. Его разорвало на куски, взорвавшейся, на трассе миной. И хоронить его не пришлось — было нечего… Второго убила молния, во время разыгравшейся в Москве августовской бури… Третий — был убит, в Сербии Четниками. Они вырезали всю семью, не пожалев никого, даже детей. Дом взорвали и долго потом снимали все на видеокамеру, чтобы после хвалиться перед родственниками, гордясь проделаной работой… Четвертый друг разбился на самолете во время испытания нового сверхзвукового истребителя. Катапульта при этом не сработала, и он згорел заживо, так и не успев понять, что произошло… Пятый друг погиб в горах. Он сорвался, встав на край скользкого выступа, с водопада. Его Жене и дочери долго ничего не говорили. Она приехала к нему в больницу в самый последний момент…

Картины Анри были проданы и многие вывезены за границу. Часть из них попали в частные коллекции. А его самая последняя работа «Мертвые цветы», так и пропала, и никто до сих пор не знает, где она находится; правда, существует легенда, или же версия, заходившего накануне соседа,  что портрет увезла жена художника, которая часто приезжала в Москву, хлопотать о наследстве, ведь, как я уже говорил, Анри переписал на Элеонор все свое имущество.