Преамбула.
Фильм Карена Шахназарова «Палата №6» давно вызывал у меня живой интерес. Но всё как-то не случалось: то ноги не доходили до фестивалей, то руки – до магазинов. А тут, третьего дня, накативший на меня по всё тем же причинам сплин, вдохновил меня на встречу с моими творческими друзьями. Творческие люди – народ со странностями. Мы, вместо того, чтобы гнать тоску всеми возможными способами, обычно, пытаемся её усугубить. В этот раз катализатором для тоски был выбран фильм «Палата №6». 

Я всегда любила фильмы и книги подобного рода. К сожалению, они в большинстве своём весьма далеки от научной правдоподобности. С одной стороны, конечно, правдоподобность – не есть цель для художественного произведения, но…. Первое моё «впечатление» от фильма было озвучено вопросом: А почему Громов у нас вдруг такой…меланхоличный? Человек страдает манией преследования. По идее, он должен шнырять из угла в угол и трястись в необъяснимом страхе от каждого шороха (что у Чехова он и делает). Здесь же он сидит спокойненько на своей шконке, чуть ли ни в позе мыслителя; и философствует о бессмертии. Абсолютно монотонные, какие-то даже усыпляющие, интонации, никакого намёка на нестабильность психики (я не буду употреблять термин «безумие», потому что вопрос: «Безумец Громов или нет?» - это песнь отдельная, и это к литведам) ни в речи, ни в действиях; глаза побитой собаки, в которых читается только обречённость, но ни капли страха. Из уст такого персонажа монолог о страстной любви к жизни воспринимается как нечто смехотворное. Потому что, вот чем-чем, а жизнью-то там и не пахло. Лично я, когда читала «Палату», Громова представляла себе более…боевитым, что ли. Он отстаивает своё право на свободу, дескать: как вы смеете решать за меня, что мне необходимо?! В фильме же Громов сдался, ещё не начав первый разговор с Рагиным. Конфликт личности с внешним миром умер, не зародившись. 
Рагин…в исполнении Ильина…хм…. Владимир Ильин здесь, а последнее время и везде (взять хотя бы рабочие момент «Утомлённых Солнцем – 2») – это такой плюшевый мишка со скорбью всего еврейского народа в глазах. Его хочется обнять, погладить, пожалеть и сказать всем: «Да отвалите вы от человека! Не видите, ему плохо». В связи с этим, та тонкая грань между Рагиным-доктором и Рагиным-больным практически стирается. И у зрителя возникает некая двойственность трактовки всего случившегося с Рагиным (если смотреть фильм в компании, это замечаешь сразу): 1-ая точка зрения (моя): в психушку силой засадили здорового человека, просто разочаровавшегося в действительности; 2-ая точка зрения: а был ли Рагин изначально здоров? А фильм ответа не даёт. Не хватает полутонов, которые бы кинули какой-нибудь намёк, они сожраны этими вставками, с закосом на документальность, этими некрологами от лица людей, которые, собственно, и затащили-то его в психушку. Естественно, с их точки зрения он болен. Но им не веришь, потому что они сами не производят впечатления здоровых людей. Этот Михаил Аверьяныч с камерой и диктофоном (он в шпионы готовился что ли?), со своей этой пошло изображённой Москвой и стрип-клубами. Доктор Хоботов с каким-то «дьявольским» блеском в глазах и интонациями Путина. Это – паноптикум. Хотел ли этим режиссёр показать, что подобный паноптикум и есть наша сегодняшняя жизнь – это вопрос, причём вопрос спорный.
Интегрировать классический текст Чехова в действительность, Чехову не принадлежащую…ну, на мой взгляд, это пошло. Пошло и смешно, особенно когда герои якобы 21 века разговаривают на языке героев конца 19-ого, в частности Громов. Я всегда относилась с большим скепсисом к попыткам модернизировать произведения Чехова, Гоголя и им подобным «очернителям социальщины». Под эгидой, что это написано на века и никогда не потеряет своей актуальности. Да, на века, да, не потеряет. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сквозь «туман» антуража позапрошлого века нащупать параллели с сегодняшним днём. Посему, зачем так прямолинейно тыкать зрителя носом, лично я не понимаю. И если автор думает, что это оригинально…ну…пусть думает дальше, он имеет на это право.
В фильме, на мой вкус, было сильно много жалости. Жалость начала литрами литься с экрана с самого первого кадра. Эти натуральные больные, которые рассказывают о своих простых, но сложноисполнимых мечтах. Их искренне, по-человечески жалко: бедные, несчастные люди. Их жалко, но, как бы парадоксально это ни звучало, они не выглядят ЖАЛКИМИ. Они не несут на себе эту печать Акакия Акакиевича. Они улыбаются, они смеются, они стесняются – они живы. Несчастны, но живы. А Громов и Рагин – мертвы и жалки. Громов – забитая собака, Рагин – «уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу…». Их тоже жалко, да, но жалость ли главное? Ведь Чехов в этом произведении, обнажая социальную сторону, закладывал и глубокий экзистенциальный подтекст. Я не говорю сейчас о конфликте Громова с внешним миром, чего в фильме мы не увидели. Я говорю о том, что замысел был не в том, чтобы сердобольные пожалели бедного Рагина, а социальноактивные плюнули себе под ноги и выматерились о том, как хреново живётся на Руси. Замысел был в том, чтобы раскрыть глаза. Это, конечно, моё личное литературоведческое мнение, но оно мне кажется не лишённым смысла. Раскрыть глаза людям на то, что пока на Руси есть психушки и тюрьмы, в них должен кто-то сидеть, и никто не даст гарантию, что этим следующим «кто-то» не будешь ты. А посему, нужно заглянуть в себя и понять, что следует в себе изменить, чтобы изменился мир вокруг. А жалость глаза застилает и раскрыть их становится трудновато. Более того, жалость к конкретному персонажу иногда начинает перетекать в жалость зрителя к самому себе, а это уже всё, конец.
Ну и, собственно, про конец)) В смысле, про завершение фильма. А вернее, про завершение некролога о Рагине. Эта потрясающая своей «неоднозначностью» сцена с девочками. Мы бились 3 часа в беспощадных спорах о том, имеет ли эта сцена какой-то смысл или нет. В итоге, пришли к двум точкам зрения. Первая (пошлая, рационально-техническая): любому, кто в той или иной степени знаком с актёрским мастерством, понятно, что смех девочек, есть то, что артисты называют «колоться». Девочки просто тупо, и весьма не к месту по контексту, начали ржать в камеру, а режиссёр в этом что-то углядел. Ну и флаг ему в руки. Вторая точка зрения (возвышенная): это были буддистские похороны. В буддистском учении считается, что смерть – явление радостное, и провожать усопшего нужно радостно.

В целом, фильм не оставил каких-то неперевариваемых впечатлений, но, как ни странно, и тоску-то тоже не помножил. Единственное, что, конечно, жалкий и очень постаревший Ильин позитивных моментов в мой сплин (кхе-кхе) не привнёс. Считаю ли я полтора часа потраченными впустую? Нет, не считаю, но Чехова почитать было бы интересней.