«Можно сказать, что в японском языке нет такого цвета, как зелёный. Разумеется, сам по себе зелёный цвет есть, но это оттенок голубого, как у нас алый – оттенок красного. Вот и получается, что у них зелёные листья, но голубые огурцы и голубой цвет светофора».

 

Японские цвета

 

В Японии и небо имеет цвет «аой», и зеленый свет светофора называют «аой», и о зеленой лужайке скажут «ао-ао». Похоже, что в древние времена все цвета холодной гаммы называли «ао». Давайте пронаблюдаем за этим «ао», да и поговорим вообще о цветах.
Для начала нужно учесть, что в Японии для выражения цвета существуют только あか (ака) – «красный», くろ (куро) – «черный», しろ (сиро) – «белый» и あお (ао) – «голубой», называемых основными. Это можно сказать не только о древних временах, но и о современном языке.
«Ака» происходит от названия для светлого (明るい – акаруй), и было цветом неба на рассвете (夜明け). «Сиро» – для цвета неба после рассвета, когда оно постепенно белело (白む – сираму). «Куро» – для названия «ночного неба», то есть когда небо темнело (暗い – курай). Для всех остальных цветов, встречающихся в природе отводилось слово «ао». То есть и реки, и моря, и горы, и цветы – все были цвета «ао».

Из всех слов для выражения цветовых признаков только эти четыре плюс «кииро» (желтый), да «тяиро (коричневый) имеют форму прилагательных, оканчивающихся на «й». Если «аой сора» (голубое небо) и «акай юхи» (красное заходящее солнце) сказать можно, то «мидорий мори» (зеленый лес) – нельзя.

Потом с приходом иероглифов из Китая для обозначения цвета стали использовать гораздо больше слов. Но кроме основных четырех цветов, все остальные названия происходят от соответствия цвета какому-либо предмету. То есть обозначения цвета строятся по принципу: «предмет»+«цвет». Например, «тя-иро» (茶色) – «коричневый = цвет чая»; «мидзу-иро» – «светло-голубой = цвет воды»; «мурасаки-иро» (紫色) – «фиолетовый = цвет воробейника». Вот и «мидори» (緑 – зеленый) обозначал «вид, ощущение свежести, жизни», как, например, у молодой весенней травки или наклюнувшихся почек. Поэтому и пышущие здоровьем блестящие волосы могут назвать «мидори-но куроками» (緑の黒髪).

Или, например, существует традиция осмотра лошадей в новогодние дни при императорском дворе, которая именуется 白馬の節会. Хотя сейчас в названии и присутствует иероглиф «белый», но читается это как «ао ума но сетиэ», и раньше использовался именно «ао» (青). Но имелись ввиду, конечно, не голубые или зеленые лошади, а серые.

И если вчитываться в древние легенды или старинные литературные произведения, то можно заметить, что слово «аой» используется для обозначения не только голубого или зеленого цветов. Да некоторые устойчивые выражения, появившиеся в древности, продолжают существовать, и многие традиции по названию цветов в кимоно или в живописи тоже. И подобная ситуация, кажущаяся некоторым путаницей, с цветами ни в коем случае не делает японцев дальтониками.

 

• © Nadya (nekokit) all_japan
• © ЯРКСИ
• © Китя Карлсон «Поваренная книга самурая»

Символика глаз

Глаза являются символом бдительности, ясновидения, всеведения.
С ним связываются свет и мудрость, а также сила, могущая выступать в качестве созидательной и разрушительной энергии.
Уподобляясь солнцу, источнику света, который является символом разума и духа, глаз наделяется функцией духовного видения, понимания. Это также образ провидения; так, например, в иудаизме всевидящее око – воплощение Промысла Божьего. В различных традициях солнце часто описывается как «глаз неба» (или божества неба).
В архаических представлениях луна и солнце – это глаза неба; при этом нередко солнце воспринимается как благой, а луна – дурной глаз.

В греческой традиции солнце предстает как «всевидящий глаз Зевса» (Гомер); у Макробия – как «глаз Юпитера»; в германской мифологии — как «глаз Вотана (Одина)».

Наличие множества глаз передает божественное всеведение. Милосердное буддийское божество Гуаньинь (Каннон в Японии) наделяется тысячей глаз, благодаря которым оно узнает о несчастьях людей.
В видении Иезекииля «многоочитость» предстает как выражение всеведения. Аналогичное значение закрепляется за апокалиптическим образом животных, исполненных очей.
У Данте мудрость наделяется третьим глазом — ибо она зрит прошлое, настоящее и будущее.

Одноглазие, подобно другим формам физического уродства, связывается со злом; как правило, оно является атрибутом хтонических персонажей.
В античной мифологии циклопы не единственные представители одноглазых существ – у Плиния упоминаются одноглазые аримаспы, добывающие либо похищающие у грифонов золото на золотых рудниках. В восточнославянской мифологии фигурирует такой персонаж, как Лихо Одноглазое.
С другой стороны, скандинавский Один отдал глаз в обмен на внутреннее зрение – мудрость.

Поскольку зрение, традиционно, воспринимается как атрибут всех живых существ, слепота может рассматриваться как знак иного, загробного существования – слепой человек как бы погружается в вечный мрак небытия; в египетской Книге мертвых сказано: «Вижу, значит, живу».

С другой стороны, слепота может выступать в качестве знака высшего видения. Греческий Тиресий был ослеплен Афиной за то, что увидел обнаженную богиню во время омовения, однако взамен она наделила его пророческим даром. В Библии слабая глазами Лия наделяется способностью внутреннего зрения.
Эти мотивы косвенным образом подчеркивают идею о невозможности проникновения телесным оком в подлинную суть вещей, о бессилии зрения, глаз в отношении высших истин бытия.

Глаз, взгляд может связываться с созиданием.
В одном из мифов индуистской традиции Кришна породил все живое силой своего взгляда.

В своем негативном аспекте образ глаза может рассматриваться в качестве средоточия силы, могущей быть опасной для живых существ.
Гадес, бог преисподней, изображался с головой, повернутой назад, поскольку взгляд Гадеса считался смертельным и его следовало избегать.
Греческие горгоны своим взглядом превращали человека в камень. Своим третьим глазом Шива испепелил бога Каму за то, что тот отвлекал его от медитации.
В обыденной речи представление о разрушительной силе взгляда закрепилось в выражениях «испепеляющий взгляд», «дурной глаз», а также «сглазить».

Бог на шпиле

meditatio XXII

Поза каноническая – кто только не обозревал свой город с максимально высокой точки! Например, Бэтмен:

Но не только супергерои американских комиксов предпочитают башни, шпили и прочие столбы – японские герои также предпочитают вертикаль, например, Драконы из «Х/1999» CLAMP:

И это вполне объяснимо: герои аниме нередко выполняют функции ками (охранительные либо карательные) или вообще являются «полубогами».
А «настоящие» синтоистские божества имели обыкновение «усаживаться» на некоторый вертикально стоящий природный объект. Это могла быть гора, или же её заменитель – камень, или вершина дерева.
Дело в том, что с вершины можно обозревать окрестности: по принципу «что вижу – то моё» – а для привязанных к конкретной местности синтоистских ками это было очень важно.