Новое средневековье: авторитаризм против свободного общества
Дмитрий
Буянов
Новое средневековье: авторитаризм против свободного общества
4 сентября 2019 | Время чтения 8 мин
Аннотация
Задолго до теорий «тоталитаризма» и «авторитарной» личности проблемой авторитарной психологии занялся русский революционер Александр Богданов, накануне революции 1905 года бывший одним из лидеров большевиков и находившийся потому на переднем крае борьбы с монархией, этим прямым воплощением иерархии, авторитарной власти и идеологии
Со времён Виссариона Белинского, одного из родоначальников оригинальной русской мысли, отечественные мыслители пытались совместить принцип власти (организации, управления) и свободы (индивидуальности, осознанности). Изначально вопрос этот, конечно, был связан с затянувшимся существованием в России монархии.
Неудивительно, что задолго до теорий «тоталитаризма» и «авторитарной» личности, накануне антимонархической революции 1905 года, проблемой авторитарной психологии занялся революционер Александр Богданов. Его книга «Из психологии общества» была написана в 1902—1906 годах, когда Богданов был одним из лидеров большевиков и находился на переднем краю борьбы с царизмом — этим грубым воплощением иерархии, авторитарной власти и идеологии.
По Богданову, авторитаризм появляется как простейший ответ на необходимость организации труда внутри коллектива в ходе борьбы человечества за выживание. Авторитарное мышление перенимает черты того исторического этапа, когда трудовая деятельность была ещё относительно примитивной, повторяющейся, а значит — уровень развития отдельного человека оставался низким. При этом ограниченность ресурсов позволяла обеспечить высокий уровень развития только небольшой части общества, элите, занимающейся управлением и ревниво защищающей свои привилегии от посягательств.
Потому авторитарное мышление статично: не предполагается, что по достижению текущего идеала А за ним появится новый идеал Б, и так далее. Оно преклоняется перед иерархией и прошлым. Авторитаризм также отвечает на вопрос о противоречиях между разными частями общества: между богатыми и бедными, господами и рабами. Ему «помогает» тот факт, что у рядового члена социума обычно отсутствует знание всей исторической обусловленности этого общества и типа мышления. Фактические отношения потому объясняются через миф: так, источником власти феодала представляется его тайное знание, его род или (к чему всё в пределе стремится) его сверхчеловеческая природа.
По Богданову, авторитарное мышление всё мыслит дуалистично, как отношение управления: раса феодалов управляет расой крестьян, дух управляет материей и так далее.
Здесь нужно отметить, что у автора наблюдается странное смешение марксизма с популярными в тот период дарвинизмом и позитивизмом (образца Маха и Авенариуса). В духе последнего Богданов выступает вообще против всякого «дуализма», в том числе остающегося у Маркса противоречивого единства материи и мышления. Связь материальных условий труда и всех «надстроек», в том числе формы организации этого труда, автору представляется прямой. У Маркса же всё сложнее: производительные силы на «первом шаге» порождают производственные отношения, но с этого момента уже отношения начинают оказывать влияние на дальнейшее развитие сил. Хотя мышление зависит от материи, оно не является простым её «повторением», «удвоением», как это представлялось некоторым позитивистам.
Странным образом Богданов при этом избегает вульгарного экономического детерминизма. Материализм (скорее в духе Маркса, чем позитивистов) для него должен показать возможность того или иного развития и его тенденцию, но он не может точно предсказать, куда со 100%-ной вероятностью пойдёт общество: конкретный выбор определяется сложным набором факторов, в том числе и волевых. Поэтому особо ценными являются замечания Богданова о возможном поражении революции и регрессе общества, в противовес представлению многих последователей Маркса о неизбежности коммунизма.
«Такой исход возможен только в том случае, если производительные классы, развиваясь прогрессивно, успели в действительности овладеть всеми полезными функциями класса паразитического… С древним миром дело обстояло иначе: паразитическое развитие класса рабовладельцев не сопровождалось достаточным производительным развитием других классов; бремя управления обширной системой производства выпало из ослабевших рук выродившейся группы, и не было класса, который был бы в силах принять его на себя. В результате… — крушение высшей культуры и переход к низшей».
Александр Богданов
С развитием капитализма в экономике на первый план выходят самостоятельные производители, материальный прогресс становится стремительным. Однако старое не отмирает одномоментно, реальное общество становится смешением старых статично-иерархических форм и новых динамично-анархических (в смысле «анархии производства»). Более того, Богданов считает, что капиталистическая «анархия» никогда до конца не вытеснит старый авторитаризм, ведь она не решает изначального вопроса — организации труда в рамках общества.
А значит, при капитализме должны появиться и смешанные, внутренне противоречивые формы мышления. Так, по Богданову, идея господства над экономикой обезличенных сил рынка рождается как перенесение старого авторитарного мышления на взаимоотношения отдельных производителей. Поскольку сам труд при капитализме лишён непосредственного смысла (человек производит товар не ради удовлетворения чьей-то потребности, а ради продажи и получения денег; ему в известной степени всё равно, что производить), а общество кажется просто разделённым на атомы, без осознания их связи, то ясного содержания лишаются и обобщённые категории, которыми оперирует мышление общества.
«Анархическое мышление из… противоречивых элементов может создавать только бессодержательные обобщения… Тогда как мышление авторитарное порождает понятия хотя фетишистские, но не пустые, а имеющие определённое содержание… Организующее значение фетишизма таково, что пустые абстракции заменить его не могут».
Александр Богданов
Стоит отметить, что во второй половине ХХ века действительно стал влиятельным постмодернизм с его формами, лишёнными содержания, и индивидуальным произволом. Но сегодня вместо абсолютной «свободы» рынка и индивидуума, со всем свойственным ей произволом и перегибами, мы получили экономику, основанную на монополиях, и усиливающийся контроль со стороны государств и корпораций. Так что схваченное здесь Богдановым противоречие остаётся актуальным.
Поскольку только анархические отношения не могут решить всех проблем, стоящих перед обществом, то преодолеть авторитаризм (вместе с самой анархией) могут лишь «синтетические» отношения:
«Организованность трудовых отношений достигается в них не путём обособления личностей организатора и исполнителя, а напротив, путём совместного выполнения и организаторской и исполнительской деятельности всею коллективностью. Каждый член группы является при этом поочередно то организатором, то исполнителем… Таким образом, трудовая деятельность отдельных лиц оказывается в значительной мере однородной».
Александр Богданов
Поскольку Богданов считает источником различий (и противоречий) между людьми их разный опыт (трудовой, социальный, духовный), то для примирения, гармонизации общества автору кажется необходимым стандартизировать получаемый человеком опыт. Однако ссылка автора на развитие машин представляет дело слишком просто: управление всеми машинами в чём-то схоже, специфика каждой отрасли для отдельного работника потому сглаживается, и он может переходить с производства на производство без особого труда. Кажется, будто имеется в виду стандартизация самих людей, как машин. Но преодолеть разделение труда на умственный и физический, которое Богданов явно имеет в виду в цитате выше, явно сложнее.
«Такая степень психического сходства между людьми, при которой каждое движение одного вполне ясно и правильно… отражалось в психике других людей, при его общении с ними… Надо, чтобы личный опыт представлял действительный микрокосм опыта коллективного, чтобы все существенные приобретения колоссальной исторической работы человечества имелись в психике каждого, хотя бы в очень уменьшенном, но в верном и гармоничном изображении».
Александр Богданов
Богданов пойдёт по пути систематизации всего человеческого опыта как такового, что приведёт его к созданию прообраза теории систем. Последующие поколения марксистов (например, Эвальд Ильенков) пойдут по линии педагогики и развития интеллекта. Их общая цель — позволить человеку при необходимости быстро осваивать любые новые области знания. В частности, область политики и управления, поскольку они являются «отдельными» сферами.
Тем не менее все эти эксперименты не дали окончательного решения проблемы: похоже, надежды сначала сформировать нового человека с новым мышлением, разрешить противоречия его развития, а только потом — построить новое общество, в принципе обречены на провал. Богданов прав, требуя для революции уже сложившихся условий, однако он преувеличивает, утверждая, что новый тип жизни оказывается уже сформированным в недрах старого строя и требуется только убрать внешние для него препятствия. Этап борьбы нового со старым не столь формален и механистичен, новое должно «доразвиться» только вместе с этой (потому совсем не предрешённой) борьбой. Здесь негативно сказывается уже отмеченная ранее позитивистская прямота автора.
Отметим в связи с этим, что росткам «синтетических» отношений по Богданову грозит опасность со стороны авторитарного мышления. Негативные примеры этого разбросаны по тексту книги. Например, авангард (партия или класс) может воспринять свою роль не как роль «ведущего товарища», равного другим, а как роль «духовной аристократии», которая призвана вести «застойную, стадную массу». Этот элемент авторитаризма критикует Богданов, например, в интеллигенте Бердяеве.
Богданов призывает бороться за прогрессивное общество — то есть такое, которое не просто «лучше» текущего (таким может стать и авторитарный режим), а то, которое создаёт возможность дальнейшего развития. А последнее для революционера не совместимо с пережитками примитивного авторитаризма, равно как не мыслимо без организующего начала, отсутствующего в капиталистической «анархии».
Авторитарное мышление действительно стало притчей во языцех для левого движения ХХ века. Однако Богданов, предсказавший его опасность, недооценил сложность ситуации, слишком большую ставку делал на то, чтобы «подстелить соломку» в виде оформления всех нужных новому обществу вещей ещё до революции. Неслучайно к 1917 году он будет критиковать Ленина за то, что тот слишком опирается на крестьянство и солдат и потому подвергает опасности чистоту революции. СССР развалился, но его существование обеспечило серьёзный прогресс всего мира в ХХ веке. При всей прозорливости Богданова в части критики, его «позитивистская прямолинейность» оказывается излишней, особенно для сегодняшнего мира, ещё более многогранного, чем общество начала ХХ века.
