Как-то так получилось, что последнее лето было заполнено у меня чтением К. С. Льюиса и Г. К. Честертона, а осенью к этой компании присоединился еще и Грэм Грин. Поэтому когда на глаза мне попалась книга редактора-переводчика вышеперечисленных книг Натальи Леонидовны Трауберг (плюс еще Вудхауза, Пола Гэллико, Кэтрин Патерсон и др.), решила взять на заметку.

Книга понравилась неожиданно и совершенно искренне. Вначале правда хотелось спросить "кто все эти люди?" (деятелей культуры 50-60-х годов 20-го века я не то чтобы очень хорошо знаю) и сложно было принять язык - подчеркнуто без красивостей и с категорическим отрицанием личного местоимения первого лица единственного числа ("дикое "я").

Но постепенно стало ясно, что нет никакой возможности оторваться от повествования, ведь оно течет как "сама жизнь", книга говорит ПРОСТЫМ языком о важных вещах (от юдофобии до фарисейства современных "христиан" — попытка критического взгляда изнутри — Трауберг еврейка и православная христианка, от важности домашней уборки до критики на фильмы по "Хроникам Нарнии" и Дозорам). Несмотря на то, что автор самоустраняется и книга представляет собой всего-лишь сборник статеек, эссе и интервью, а не полноценные мемуары, есть в этом ощущение какой-то внутренней целостности и равновесия. Человек много переживший и себя не потерявший, присутствие духа не утративший, делится опытом обретения мира в душе. Женщина, пережившая страшные времена, говорит, что не стала бы выбирать другую историческую эпоху для жизни (все они более-менее похожи)... хотя, возможно, предпочла бы жить где-нибудь в сказочной Англии.

Трауберг много пишет о христианстве, но поучений здесь нет. Скорее, предостережения. Ровно как и попытки навести читателя на размышление/воспоминание.

Что особенно понравилось?

Рассказы о Честертоне. Мне-то Клайв Льюис милее, а вот Наталья Леонидовна явно была большой почитательницей Гилберта Кийта Честертона. Всегда интересно читать или слушать о том, что человек действительно любит. Это заставляет и человека лучше понять, и даже немножко заразиться чужими нежными чувствами;

Рассказ о крысе Мусе и собственном коте - Иноссенте Коттоне Грее (или просто Кеше), который был избран председателем Честертоновского общества и вообще был удивительным котом не менее удивительной хозяйки. В числе прочего, Трауберг засвидетельствовала, что путешествовать - это, конечно, хорошо... но лучше, когда есть стены и кошки... Не книга, а ценное напоминание.

Бывает так, что в книге вроде и нет ничего особенного. Или ты просто не знаешь, как это особенное описать — настолько оно прозрачно и неуловимо, как воздух которым дышишь. Но ты продолжаешь дышать и чувствуешь - сам факт того, что книга у тебя в руках - не-случайность.

== под морем цитаты ==

Сейчас хотелось бы сказать не о том, что у кого-то много себялюбия, у кого-то мало. Его много у всех. Без борьбы оно не сдается. Чтобы эту борьбу вести, надо хотя бы его заметить. Мало того, надо его осудить. И то и другое необычайно трудно. Первому мешаем мы сами, второму – общее мнение.

Конечно, к нему подключилась и психология. На улицах стоят стенды или висят транспаранты: «Будь лидером». Буквально всё пытается убедить, что евангельское безумие – безумно. Однако так было и тогда, иначе меньше бы возмущались. "

"побороть это можно все тем же способом – надеяться, не мучать других, улучшать себя."

«Если ты доверился Богу, тебе обеспечено, что желания твои не исполнятся, пока остаются кумиром».

«...время царит во владениях не скажу лишний раз кого. Из них выводят работа (особенно такая, где хаос превращается в космос, вроде перевода или уборки), молитва, жалость, иногда -общение, но не путешествие....

Пространство ... отделяет нас от домов и от деревьев, напоминая, что мы – не ангелы и не преображенные тела. Поэты часто пишут, как это их мучает, и кое-чего добиваются – в стихах мы худо-бедно проходим сквозь стену. А так, гуляя по городу – ни в малейшей мере. Жизнь в пространстве и времени лучше принять, это – тоже кенозис; но ездить для этого незачем, достаточно комнаты и кошки».

«если легко – делай, если трудно – говори, если невозможно – молись».

"Наверное, жизнь каждого христианина – радостоскорбие. Если он, конечно, пытается жить по Евангелию. Можно быть вечно радостным пионером, бьющим в барабан; можно быть вечно угрюмым, ноющим эгоистом, но к христианству, боюсь, это не имеет никакого отношения."

"Вероятно, нельзя так долго отказываться от главного своего достояния. Известно, что еврей, не служащий Богу, становится обычным восточным плутом, «знающим лукавство». Наверное, русский, отказавшийся от милости и тихости, тоже очень плох."