Без заголовка |
 
Окуджава Булат Шалвович. [Россия, Московская область, Москва]
(род. 09.05.1924, ум. 12.06.1997)
[Автор (полный), Автор стихов (поэт), Жанр: военно-патриотическая песня, Жанр: классическая АП, Журналист, Литератор]
Окуджава Булат Шалвович (9 мая 1924 – 12 июня 1997). Родился в Москве. До войны жил в Москве, Нижнем Тагиле, Тбилиси. В 1942 году из 9 класса добровольцем ушел на фронт, служил минометчиком, был ранен. После госпиталя был связистом. В 1945 году демобилизовался, работал, заканчивал 10 класс. Окончил филфак Тбилисского государственного университета в 1950 году и два года работал учителем русского языка и литературы в деревне Шамордино Калужской области. В 1952 году перевелся в школу города Калуги, в 1953-54 годах работал в издательстве областной калужской газеты "Молодой ленинец". В 1956 году вернулся в Москву. Работал редактором в издательстве "Молодая гвардия", зав. отделом поэзии в "Литературной газете", с 1962 года член Союза писателей СССР. Один из основателей жанра авторской песни. Стихи писал с детства, первая песня "Нам в холодных теплушках не спалось..." появилась в1943 году. Первая ставшая известной песня "Неистов и упрям..." была написана в Тбилисском университете в 1946 году. Следующие песни "На Тверском бульваре", "Зеленая скамья" и другие – когда он переехал в Москву в 1956 году. Строчка его песни "Союз друзей": "Возьмемся за руки, друзья..." – стала девизом многих КСП, слетов и фестивалей, названием песенных рубрик. Песни Окуджавы звучат в кинофильмах, спектаклях, радиопостановках. Писал также историческую и автобиографическую прозу, киносценарии. Вышли пластинки и книги стихов, песен, прозы в России и за рубежом, аудиокассета, компакт-диски.
12 июня 1997 Булат Шалвович скончался в Париже.
(53:43) Булат Окуджава Вечер в Париже, 1995 |
- Есть аккорды
- Текст выверен автором
- Текст выверен по источнику
А вот Резо - король марионеток... А как первая любовь - она сердце жжет... - Песенка о моей жизни А месяц тонкий-тонкий... А мы с тобой, брат, из пехоты... - Бери шинель, пошли домой (Стихи Б.Окуджавы, Музыка В.Левашова) А что я сказал медсестре Марии, когда обнимал ее?.. - Песенка о медсестре Марии Агафон Ардезиани, где ж твоя чоха?.. - Житель Хевсуретии и белый кораблик Акулина Ивановна, нянька моя дорогая... - Нянька Александру Сергеичу хорошо... - Счастливчик Пушкин Анкара, Анкара!.. Арбат беру с собою - без него я ни на шаг... Арбата больше нет: растаял, словно свеченька... Арбатского романса старинное шитье... - Арбатский романс Аты-баты, шли солдаты... Ах ты, шарик голубой... Ах, война, она не год еще протянет... Ах, война, что ж ты сделала, подлая... - До свидания, мальчики Ах, если б знать заранее, заранее, заранее... Ах, если бы можно уверенней... Ах, Жорж Дантес убил поэта! ... Ах, какие удивительные ночи... - Дежурный по апрелю Ах, трубы медные гремят... Благородные жены безумных поэтов... Божественной субботы хлебнули мы глоток... - Божественная суббота (Стихи Б.Окуджавы, Музыка В.Берковского) Большая река из ручьев незаметных растет... - О мелочах Боярышник "Пастушья шпора"... - Пастушья шпора Булочки с тмином. Латышский язык... - Август в Латвии Бывает так, бывает так... - Пятак Был Лондон предо мной. А нынче вновь все то же... Былое нельзя воротить - и печалиться не о чем... - А все-таки жаль В арбатском подъезде мне видятся дивные сцены... В Барабанном переулке барабанщики живут... - В Барабанном переулке В больнице медленно течет река часов... В больничное гляну окно, а там за окном - Пироговка... В будни нашего отряда... - Отрада В земные страсти вовлеченный... В карету прошлого сажусь. Друзья в восторге... В нашем доме война отгремела... - А годы уходят, уходят В нашем доме, в нашем доме, в нашем доме ... - Мастер Гриша В ночь перед бурею на мачте... - Пиратская лирическая В Одессе был густой мороз... - Январь в Одессе В поход на чужую страну собирался король... - Песенка о старом, больном, усталом короле, который отправился завоевывать чужую страну, и о том, что из этого получилось В саду Нескучном тишина... В склянке темного стекла из-под импортного пива... - Я пишу исторический роман В старинном зеркале стенном, потрескавшемся, тускловатом... - Обольщение В этом поле осколки как розги... - Из фронтового дневника Ваше Благородие, госпожа Раздяла... - Ваше Благородие Ваше благородие, госпожа разлука... - Песня Верещагина из к/ф "Белое солнце пустыни" (Стихи Б.Окуджавы, Музыка И.Шварца) Вдали от собственного дома... - Из стихов генерала Опочинина 1812 года Век двадцатый явился спасателем... Вернемся к вечеру. Лети, машина старая!.. - Колыбельная Версты, версты, так далеки, так нелегки... - (Музыка М. Вайнберга,) Весна - не только ледоход и грозы... - Весеннее Весь в туманах житухи вчерашней... - Ад Весь этот век, такой бесплодный... Вечера французской песни... Виноградную косточку в теплую землю зарою... - Грузинская песня Витя, сыграй на гитаре... Власть — администрация, а не божество... Внезапно сдал мороз, и ртутный столб взлетел... Вниз поглядишь - там вздыхает Париж... - Впечатление Во все века и во все времена... Во дворе, где каждый вечер все играла радиола... - Песенка о Лёньке Королёве Возражение - не спор... Возьму шинель, и вещмешок, и каску... - Песенка веселого солдата Воспитанным кровавою судьбой... Восхищенность вашим сердцем... Вот белые дворники белые фартуки выстирали... - Песенка о белых дворниках Вот вам, пожалуйста... - Аисты Вот Дина Абрамовна с улыбкой Фаины Раневской... - Звезда Голливуда Вот дурацкий манекен, расточающий улыбки... - Перед витриной Вот и не стало снега... Вот какая-то лошадка бьёт копытами в песок... - (Написано для фильма "Капитан Фракасс") Вот какая странная пора... - Гоп со смыком Вот какое нынче время... Вот Король уехал на войну. Он Москву покинул... Вот несчастный человек - это видно по всему... Вот оно, чердынское чудовище... - Жерех Вот площадь в сентябрьском стиле... - Детский рисунок Вот постарел, и стало холодно, и стало тихо на земле... Вот приходит Юлик Ким и смешное напевает... Вот так и ведется на нашем веку... - Песенка о дураках Вот Тюрингии столица... Вот уже который месяц и уже который год... - Черный мессер (Булат Окуджава) Вот я добираюсь до своих высот... Впереди идет сержант... Время идет, хоть шути - не шути... Вроцлав. Лиловые сумерки... Все влюбленные склонны к побегу... Все военные портняжки... - Военные портняжки Все поразъехались давным-давно... - На эмигрантские темы Всё ты мечешься день-деньской... Всё утрясается мало-помалу... Всему времечко свое: лить дождю... - Второе послевоенное танго Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше... - Веселый барабанщик Встречали вы счастливых тонущих... Всю ночь кричали петухи... Вы - армия перед походом... Вы говорите про Ливан... Вы думаете, хлынет птиц поток... - Весна Вы размашетесь крылами — всё как надо, что ни взмах... - К потомкам Вы слышите, грохочут сапоги... - Песенка о солдатских сапогах Вымирает мое поколение...http://bards.ru/archives/author.php?id=257
|
Без заголовка |
Ты была буревестной и горевестной,
Обезуме-безудержной и неуместной.
Твои песни и плачи росли не из сора –
Из вселенского хаоса, моря, простора!
В эмпиреях парящей, палящей, природной,
Просторечьем речей – плоть от плоти народной,
Ты в отечестве, не признававшем пророка,
Обитала отшельницей, подданной рока.
Ты писала отчаянно и бесполезно
По любимому адресу: в прорву и бездну.
Я люблю твою душу, души в ней не чаю.
Я сквозь годы сквозь слёзы тебе отвечаю.
Поэт не вмещается в прокрустово ложе земного существования. Марине Цветаевой было тесно в телесной оболочке. «В теле – как в трюме, в себе – как в тюрьме». И – совсем ясно: «Мир – это стены. Выход – топор». «Жизнь и смерть давно беру в кавычки, как заведомо пустые сплёты». И – как итог всего – «Поэма Воздуха», в которой она попыталась прикоснуться к потустороннему миру, передать ощущение от полёта в Ничто (в смерть).
Она пишет её в 1927 году, в 35 лет. Поэму, которую можно было бы назвать поэмой удушья, самоубийства. Это вопль одиночества и безутешности, исторгнутый из души, которой нечем больше дышать.
В ней Цветаева как бы репетирует свою смерть.
Поводом к написанию поэмы послужило следующее событие. 21 — 22 мая 1927 года американский лётчик Чарльз Линдберг впервые совершил беспосадочный перелёт через Атлантический океан. Шесть тысяч километров он преодолел за тридцать три с половиной часа, достигнув по тем временам сенсационного рекорда.
Твердь, стелись под лодкою
Леткою — утла!
Но — сплошное лёгкое —
Сам — зачем петля
Мёртвая? Полощется…
Плещется… И вот —
Не жалейте лётчика!
Тут-то и полёт!
Не рядите в саваны
Косточки его.
Курс воздухоплаванья
Смерть, и ничего
Нового в ней. (Розысков
Дичь… Щепы?.. Винты?..)
Ахиллесы воздуха
— Все! — хотя б и ты,
Не дышите славою,
Воздухом низов.
Курс воздухоплаванья
Смерть, где всё с азов,
За́ново…
Это потрясающее прозрение о всемогуществе духа, победившего плоть. Это самая отвлечённая и трудная для восприятия поэма Цветаевой. Ахматова назвала её «заумью». Она кажется закодированной, зашифрованной. Её фабула – цепь последовательных переходов из одного состояния, которое может испытать умирающий, – в другое, показ, что может чувствовать задыхающийся в петле человек. Каждый этап, пройденный умираюшим, описан подробно, почти физиологично.
«Поэма воздуха» – это своеобразный философский трактат о посмертном блуждании духа, вобравший в себя отдельные элементы различных идеалистических систем, из Канта, В.Соловьёва, Шопенгауэра. И всё же модель мира, представленная здесь Цветаевой, – её сугубо индивидуальная поэтическая гипотеза.
В её понимании мир разделён на земной, плотский и мир занебесный, мир идеального несуществования, свободный от любой тяжести, в том числе и от тяжести души, ибо душа, по Цветаевой, есть вместилище чувств и желаний, связанных с землёй и плотью. Там же – мир чистой мысли, почти безжизненное отвлечённое пространство некоего мирового стерильно чистого разума.
Слава тебе, допустившему бреши:
Больше не вешу.
Слава тебе, обвалившему крышу:
Больше не слышу.
Солнцепричастная, больше не щурюсь
Дух: не дышу уж!
Твёрдое тело есть мёртвое тело:
Оттяготела.
Легче, легче лодок
На слюде прибрежий.
О, как воздух лёгок:
Реже — реже — реже…
За несколько месяцев до «Поэмы Воздуха» те же темы смерти-несмерти и вознесения являлись в поэме на смерть Рильке "Новогоднее" (там "нет ни жизни, нет ни смерти: третье, / Новое", здесь - "смерть, и ничего / Смертного в ней").
Её манила эта тайна, неуловимая грань, отделявшая небытиё от бытия. У неё всю жизнь был роман со смертью, с небытиём, с запредельностью. Рано или поздно она должна была уйти. Вопрос был только в сроках.
В январе 1925 года, с нетерпением ожидая рождения горячо желанного сына, она пишет стихи о... смерти:
...Расковывает
смерть – узы мои! До скорого ведь?
Предсмертного ложа свадебного
последнее перетрагиванье.
Марина Цветаева, великий поэт, была создана природой словно бы из иного вещества: всем организмом, всем своим человеческим естеством она тянулась прочь от земных измерений в миры иные, о существовании которых знала непреложно. («Верующая? Нет. Знающая из опыта»). С ранних лет она знала и чувствовала то, чего не могли чувствовать и знать другие. Знала, что поэты – пророки, что стихи сбываются, и ещё в ранних стихах предрекала судьбу Мандельштама, Сергея Эфрона, не говоря уже о своей собственной. Это тайновидение с годами усиливалось, и существовать в общепринятом «мире мер» становилось всё труднее.
Что же это было? Вероятно, страдание живого существа, лишённого своей стихии: человеку не дано постичь мучения пойманной птицы, загнанного зверя, это страдание, непостижимое для окружающих. Разумеется, страдание не было единственным чувством, цветаевских чувств и страстей, её феноменальной энергии хватило бы на многих и многих. Однако трагизм мироощущения поэта идёт именно от этих, не поддающихся рассудку мук.
Мятущемуся естеству Цветаевой было тяжко, душно в телесной оболочке. «Из тела вон хочу» – это не литература, это состояние. Что ей было делать «с этой безмерностью в мире мер»? Её страшный быт и высокомерное бытие, которые всю жизнь противостояли друг другу, 31 августа 1941 года слились воедино.
Уже и не светом,
каким-то свеченьем светясь...
Не в этом, не в этом
ли... И – обрывается связь.
***
Доживать – дожёвывать горькую полынь...
Лучше – след ножовый уж, мертвенная стынь.
Нет вопроса вздорного – быть или не быть.
Точит мысль упорная – где бы крюк забить.
Заглянув бестрепетно в прорези зари,
Ты ушла бессмертною, в небо воспарив,
В тишину упавшую строки прохрипя,
удавить не давшая Родине себя.
***
Страна её убивала.
Затягивала петлю,
Скамью из-под ног выбивала.
Никто не сказал: «люблю».
Никто не раскрыл объятья,
Никто не расправил крыл.
И розового платья
Никто ей не подарил.
Но силу в себе растила,
Отринув и смерть, и страх.
Страна её не вместила
И вытеснила в астрал.
***
Не чета она роду людскому,
Заскорузлым его племенам,
А небесному или морскому,
Занесённая бурею к нам.
Ни в телесной земной оболочке
Не вмещала просторы свои,
Ни в пределы написанных строчек,
Ни в прокрустово ложе семьи.
Ни приюта себе, ни ночлега,
Ни единства с душою родной.
На шестые сорта человека
Выносило шальною волной.
И не души – а слабые душки
Ей встречались на тропах земных,
Что парили в пространстве воздушном,
Лишь пока она дула на них.
Наступала разлука, разруха,
Неизбежный для смертных предел.
На высоты вселенского духа
Вместе с нею никто не взлетел.
***
«Всю жизнь напролёт пролюбила не тех», –
Мне слышится вздох её грешный.
Что делать с тоской безутешных утех,
С сердечной зияющей брешью?
Что делать с расплатой по вечным счетам,
С ознобом нездешнего тела?
Любила не тех, и не так, и не там...
Иначе она не умела.
У гения кодекс иной и устав.
Он золото видит в отбросах.
Любить... Но кого же? – мы спросим, устав.
Пред ней не стояло вопросов.
Ей жар безответный в веках не избыть.
Любой Гулливер с нею – хлюпик.
О, если бы так научиться любить!
С тех пор так никто уж не любит...
Подробнее — в моей поэме «Марина Цветаева и её адресаты»: http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post280191715/
в телепередаче о проведённом вечере о ней в библиотеке:
31 августа 1941 года Марина Цветаева повесилась в доме, куда вместе с сыном была определена на постой в Елабуге.
Оставила три предсмертные записки: тем, кто будет её хоронить («эвакуированным», Асеевым и сыну). Оригинал записки «эвакуированным» не сохранился (был изъят в качестве вещественного доказательства милицией и утерян), её текст известен по списку, который разрешили сделать Георгию Эфрону.
Записка сыну:
"Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик".
Записка Асеевым:
"Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь — просто взять его в сыновья — и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына — заслуживает. А меня — простите. Не вынесла. МЦ.
Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете — увезите с собой. Не бросайте!"
Записка «эвакуированным»:
"Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы — страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом — сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадет. Адр. Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте".
Последний день
Знаю, умру на заре! - Ястребиную ночь/
Бог не пошлет по мою лебединую душу!
...Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
А зато... А зато — Всё.
М. Цветаева
Нет, не на утренней, не на вечерней заре...
Это случилось меж часом-двумя пополудни.
Все разошлись кто куда. Ни души на дворе.
Ты торопилась — не будет минуты безлюдней.
Выход был найден. Скорее же... Нужно спешить...
Скоро с воскресника должен был сын воротиться.
Не поддавались рассудку метанья души -
загнанность зверя, мучения пойманной птицы.
Что вспоминала, от нас навсегда уходя?
Пальцы вцепились в виски... Умолкающий Кафка...
Год примерялась к крюкам, но хватило гвоздя
в час, когда смертной тоски затянулась удавка.
Нет ни надежд, ни иллюзий — одна пустота.
Выжженный взор прикрывали усталые веки.
«Скоро уеду — куда не скажу». Вот и та
станция, имя которой запомнят навеки.
Пряничный город. Бревенчатый домик. Тупик.
Кама, как Чёрная речка, как чёрная яма...
Кто тебе виделся в твой умирающий миг?
Что твои губы шептали: «Любимые»? «Мама»?
Было душе твоей тесно в телесном плену.
Но до последней минуты, пока не убита -
жарила рыбу для Мура, глотая вину, -
эту последнюю дань ненавистному быту.
«Это не я», - ты писала. «Мурлыга, прости».
Звал за собою в высоты простор лебединый.
Жизнь, не держи и домой в небеса отпусти!
Быт с бытиём наконец-то слились воедино.
Ужаса крик и ликующий радости гимн
перемешались в стихе твоём исповедальном.
Взгляд напоследок вокруг — что оставишь другим?
Что от тебя остаётся и ближним, и дальним?
Старый набитый стихами тугой чемодан
и сковородка, где наскоро жарила рыбу.
Пища земная и пища духовная. Дар
сыну прощальный и миру - души своей глыбу.
Вот твой, Создатель, билет, получи, распишись!
Волчья страна, где и небо затянуто тиной...
Царство Психеи, душа, занебесная жизнь -
вот твоё Всё, за которое ты заплатила.
Прорезь улыбки на белом блаженном лице.
В фартуке синем качается тело у входа.
Ждёт её Комната в потустороннем Дворце,
та, что заказывал Рильке за год до ухода.
(из моих стихов, вошедших в лонг-лист международного конкурса "45 калибр")
Марина Цветаева похоронена 2 сентября 1941 года на Петропавловском кладбище в Елабуге. Точное расположение её могилы неизвестно. На южной стороне кладбища, у каменной стены, где находится её затерявшееся последнее пристанище, в 1960 году сестра Анастасия Цветаева между четырёх безвестных могил 1941 года установила крест с надписью «В этой стороне кладбища похоронена Марина Ивановна Цветаева».
В 1970 году на этом месте было сооружено гранитное надгробие. Позднее, будучи уже в возрасте за 90, Анастасия Цветаева стала утверждать, что могила находится на точном месте захоронения сестры и все сомнения являются всего лишь домыслами. С начала 2000-х годов место расположения гранитного надгробия, обрамлённое плиткой и висячими цепями, по решению Союза писателей Татарстана именуется «официальной могилой М. И. Цветаевой».
Переход на ЖЖ: http://nmkravchenko.livejournal.com/137791.html
|
Без заголовка |
Schamada
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
волшебные притчи
5. что не так?
15. былинка, влюбленная в солнце
воин, учитель, наставник
1. Единство частей 71. я выбираю блаженство
2. фермер и колодец 72. кораблекрушение
3. запертая дверь 73. что тебя окружает?
4. инструмент для спора 74. где купить семена?
5. рассказ о друзьях, идущих по пустыне 75. парикмахер и бог
11. тайна Флорио
12. пять простых правил для счастья
25. лентяй Тюни и бездельница Ури (армянская притча)
29. возникновение жизни на земле
39. различие между адом и раем
45. притча про идиотские приказы
46. падай и поднимайся, пока жив
50. притча о волшебнике и овцах
56. все богатство за час жизни
60. ВОДОПРОВОД. притча от Роберта Кийосаки
61. Ник Уолш "Разговор с богом" Маленькая душа
62. высокомерный вождь. притча от Роберта Кийосаки
63. тройной фильтр. притча о сократе
64. авторство (буддийская притча)
70. напоминает лук и сделана из бамбука
Девид Гордон
Пауло Коэльо
мои любимые, избранные
1. Про чуму
3. Урок бабочки
современные
3. нет ничего такого, что было бы не правдой
15. если проигнорируешь шепот, в тебя полетит камень
28. в маленькой больничной палате
ОШО
Роберт Элиас Hagжемu - Современные Притчи
2. Великий волшебник создаёт мир во всём мире
РАЗНОЕ
|
Без заголовка |
20 ноября 1991 года известная поэтесса Юлия Друнина покончила с собой.
...Она привела в порядок все дела: подготовила рукопись новой книги, запечатала в конверты записки друзьям, родственникам и даже милиции:"Никого не винить. Я ухожу по собственной воле." А потом она пошла в гараж, закрыла его изнутри, села в машину, выпила снотворное и включила мотор.Читать далее
|
Без заголовка |
Тонко... Душевно... До слёз... 5 прекрасных стихов в исполнении 5-ти известных актеров
Ну что, казалось бы, слова... Но, порой, маленький стих способен передать парой-тройкой слов больше эмоций, чем целый огромный роман. Если проза обращена к разуму, то поэзия направлена непосредственно на чувства. Зарифмованные мастером пера строки способны вызвать искренний порыв в душе человека.
Режиссер Валерий Тодоровский еще в 2013-ом представил вниманию зрителя замечательный отечественный сериал под названием «Оттепель», сюжет которого разворачивается в 60-х годах 20-го века. Эта картина пропитана атмосферой былой эпохи и вызывает у зрителя, который знает о ней не понаслышке, приятную ностальгию. Особого колорита сериалу придают стихи и песни, которые звучат в конце каждой серии. Насладись лирикой, прочитанной известными актерами от всего сердца.
|
Без заголовка |
Дина Рубина "Вот идет Мессия"
Год выпуска: 2010 г.
Исполнитель: Швец Тамара
Это роман в новеллах о жизни эмигрантов из России в современном Израиле, повествующий и о трудностях адаптации в новой среде, и о неожиданностях, порой забавных, иногда откровенно смешных, порой грустных до трагичности, которые подстерегают их на каждом шагу. Роман написан живым, самобытным языком, дающим читателю возможность и подумать, и улыбнуться.
|
Без заголовка |
Далеко не всем хотелось бы войти в историю с такой характеристикой. Но то, что сто шестьдесят лет назад было проклятьем, сегодня называется гениальностью. Время все расставляет по своим полочкам и рангам.
Проклятье Артюра Рембо, гениального французского поэта, обросло легендами и невероятными историями, в которых не сразу разберешь, где правда, где ложь, а где просто сплетни.
Он как метеорит осветил небо, рассыпавшись на множество осколков, которые до сих пор собирают любители и поклонники его поэзии, надеясь найти хоть какой-нибудь камешек этого посланника небес, затерявшегося в далекой Африке.
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
  |
|
Без заголовка |
В сутках порой не хватает часов, и так хочется все правильно распределить и вот дизайнеры Info we trust показывают, как составляли режим дня ряд великих людей на основе их мемуаров.
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
Начало здесь
Осень 1909 года стала в русской литературе, по словам Марины Цветаевой, эпохой Черубины де Габриак. Алексей Толстой называл ее "одной из самых фантастических и печальных фигур русской литературы".
Читая и вникая в биографию этой незаурядной женщины, порой теряешься, чей же всё-таки облик предстает перед нами - блестящей поэтессы - легенды Петербурга Серебряного века Черубины де Габриак или - скромной и никому особо не известной, (да и неинтересной!) переводчицы и преподавательницы французской литературы, авторши детских пьес и неизданных сказок, члена кружка антропософов, последовательницы идей доктора Рудольфа Штейнера Елизаветы Ивановны Васильевой, окончившей свои трудные дни в ссылке, в Ташкенте. Трудно поверить, что та и другая — это одно и то же лицо.
Елизавета Дмитриева родилась 31 марта в 1887 году в бедной дворянской семье. Отец — учитель чистописания в гимназии, мать — акушерка. Отец рано умер от туберкулеза, костным туберкулезом болела в детстве и сама Елизавета — Лиля, как звали её в семье, до 16 лет прикованная к постели, позже на всю жизнь оставшаяся хромой. В 9 лет она почти на год ослепла. Когда ей было 11 — её старшая сестра умерла от заражения крови. А муж сестры на глазах Лили застрелился. У матери от пережитого потрясения развилась мания преследования. В 13 лет девочку изнасиловал, воспользовавшись её беспомощным состоянием, близкий друг матери. Такой концентрации несчастий трудно себе даже представить, такое можно прочесть разве что у Достоевского.
Под влиянием болезней и всех трагических обстоятельств, сложившихся взаимоотношений в семье, у Елизаветы формировалось особое мироощущение, сознание собственной необычности, отличности от других, мистическое восприятие всех сторон жизни. Всё это потом наложит отпечаток на её судьбу и творчество.
Серый сумрак бесприютней,
Сердце - горче. Я одна.
Я одна с испанской лютней
У окна.
Каплют капли, бьют куранты,
Вянут розы на столах.
Бледный лик больной инфанты
В зеркалах.
Отзвук песенки толедской
Мне поет из темноты
Голос нежный, голос детский...
Где же ты?
Книг ненужных фолианты,
Ветви парка на стекле...
Бледный лик больной инфанты
В серой мгле.
Елизавета Дмитриева с матерью и братом
Из «Исповеди» Черубины де Габриак:
«В детстве, лет 14-15, я мечтала стать святой и радовалась тому, что я больна темным, неведомым недугом и близка к смерти. Я целых 10 месяцев была погружена во мрак, я была слепой, мне было 9 лет. Я совсем не боялась и не боюсь смерти, я семи лет хотела умереть, чтобы посмотреть Бога и Дьявола. И это осталось до сих пор. Тот мир для меня бесконечно привлекателен. Мне кажется, что вся ложь моей жизни превратится в правду, и там, оттуда, я сумею любить так, как хочу...
А потом долгие годы... я прикована к кровати и больше всего полюбила длинные ночи и красную лампадку у Божьей Матери Всех Скорбящих... А когда встала, то почти не могла ходить (и с тех пор немного хромаю) и долго лежала у камина, а моя сестра читала мне сказку Андерсена про Морскую Царевну, которой тоже было больно ступать. И с тех пор, когда я иду и мне больно, я всегда невольно думаю о Морской Царевне и радуюсь, что я не немая. Люди, которых воспитывали болезни, они совсем иные, совсем особенные.
Мне кажется, что в 16-17 лет я знала больше и вернее. Мне кажется, что с 18-ти лет я пошла по пыльным дорогам жизни, и что постепенно утрачивалось мое темное ведение и вот сейчас я ничего не знаю, но только что-то слышу, и верю в то, что слышу, а им всем кажется, что у меня открытые глаза.
И мне хочется, чтобы кто-нибудь стал моим зеркалом и показал меня мне самой хоть на одно мгновенье. Мне тяжело нести свою душу».
Когда Медведица в зените
Над белым городом стоит,
Я тку серебряные нити,
И прялка вещая стучит.
Мой час настал, скрипят ступени,
Запела дверь... О, кто войдет?
Кто встанет рядом на колени,
Чтоб уколоться в свой черед?
Открылась дверь, и на пороге
Слепая девочка стоит;
Ей девять лет, ресницы строги,
И лоб фиалками увит.
Войди, случайная царевна,
Садись за прялку под окно;
Пусть под рукой твоей напевно
Поет мое веретено.
...Что ж так недолго? Ты устала?
На бледных пальцах алый след...
Ах, суждено, чтоб ты узнала
Любовь и смерть в тринадцать лет.
(«Прялка»)
В 1904 году — в 17 лет — Лиза поступает в Императорский Женский Педагогический институт.
Здесь она изучает историю средневековья и французскую средневековую литературу.
К этому времени относятся её первые литературные опыты, несущие печать декадентства в духе того времени. В них уже появляется тема испанской инфанты — праобраза будущей Черубины.
Душа, как инфанты
Поблекший портрет...
В короне брильянты,
А счастья все нет!
Склоненные гранды,
Почтительный свет...
Огни и гирлянды,
А принца все нет!
Шлют сватов с Востока,
И нужен ответ...
А сердце далеко,
А принца все нет!..
Душа, как инфанта
Изысканных лет...
Есть капля таланта,
А счастья все нет!..
1906
О внешности Елизаветы сохранились противоречивые мнения. Вот отзыв о ней М. Волошина:
«Некрасивое лицо и сияющие, ясные, неустанно спрашивающие глаза... Лиле в то время было 19 лет. Это была маленькая девушка с внимательными глазами и выпуклым лбом…»
(из записи в дневнике от 18 апреля 1908 года).
снимок, сделанный М. Волошиным в Коктебеле в 1909 г.
Сергей Маковский отмечал, что «она была среднего роста и достаточно полна. Большая голова и лицо бледное и некрасивое». Но отмечал также её обаяние, юмор, интеллект.
А вот мнение поэта и переводчика Иоганна фон Гюнтера: «Она была среднего роста, скорее маленькая, довольно полная, но грациозная и хорошо сложена. Нет, она не была хороша собой — она была необыкновенной, и флюиды, исходившие от неё, сегодня, вероятно, назвали бы сексом». (Так вот почему столько мужчин теряли от нее голову…)
У всех этих мнений есть нечто общее: все отмечали полноту, но грациозность, некрасивость, но необычность, хромоту, но обаяние и сексуальность.
Давайте теперь сравним эти словесные описания с реальными фотографиями Дмитриевой.
Вот фото, сделанное в 1909 году в Коктебеле самим Волошиным, где Лиля возлежит на шезлонге и смотрит на него в объектив своими сияющими чёрными глазами.
А это коллективный снимок, тоже сделанный в Коктебеле в том же году.
В верхнем ряду А. Толстой читает книгу, справа — мать Волошина, а внизу возлежит Дмитриева в грациозной позе Ахматовой, в какой её запечатлел Модильяни. (Фигура Лили, правда, уступала ахматовской, но мужчинам она нравилась не меньше, а может быть, даже и больше, несмотря на хромоту).
Закончив институт, Дмитриева едет в Париж, заниматься изучением средневековой истории и литературы, слушает лекции в Сорбонне.
Там и произошла её судьбоносная встреча с Николаем Гумилёвым.
Мечта о счастье, казалось, получила воплощение...
"Когда выпадет снег", - ты сказал
и коснулся тревожно
моих губ, заглушив поцелуем слова,
Значит, счастье - не сон. Оно здесь.
Оно будет возможно,
Когда выпадет снег.
Когда выпадет снег. А пока пусть во взоре томящем
Затаится, замолкнет ненужный порыв.
Мой любимый! Все будет жемчужно-блестящим,
Когда выпадет снег.
Когда выпадет снег, и как будто опустятся ниже
Голубые края голубых облаков,-
И я стану тебе, может быть, и дороже, и ближе,
Когда выпадет снег.
1907, Париж
Снег в Париже. К. Писарро.
Из письма Е. Дмитриевой Е. Я. Архиппову:
«При жизни моей обещайте «Исповедь» никому не показывать, а после моей смерти - мне будет все равно».
Из «Исповеди» Черубины де Габриак:
«В первый раз я увидела Н. С. в июне 1907 г. в Париже в мастерской художника Себастиана Гуревича, который писал мой портрет. Он был еще совсем мальчик, бледное, манерное лицо, шепелявый говор, в руках он держал небольшую змейку из голубого бисера. Она меня больше всего поразила.
Мы говорили о Царском Селе, Н. С. читал стихи (из «Романтических цветов»). Стихи мне очень понравились. Через несколько дней мы спять все втроем были в ночном кафе, я первый раз в моей жизни. Маленькая цветочница продавала большие букеты пушистых белых гвоздик, Н. С. купил для меня такой букет; а уже поздно ночью мы втроем ходили вокруг Люксембургского сада и Н. С. говорил о Пресвятой Деве. Вот и всё.
Больше я его не видела. Но запомнила, запомнил и он. Весной уже 1909 г. в Петербурге я была в большой компании на какой-то художественной лекции в Академии художеств, - был М. А. Волошин, который казался тогда для меня недосягаемым идеалом во всем. Ко мне он был очень мил. На этой лекции меня познакомили с Н. С., но мы вспомнили друг друга. - Это был значительный вечер моей жизни.
Мы все поехали ужинать в «Вену», мы много говорили с Н. Степ. об Африке, почти в полусловах понимая друг друга, обо львах и крокодилах. Я помню, я тогда сказала очень серьезно, потому что я ведь никогда не улыбалась: «Не надо убивать крокодилов». Ник. Степ. отвел в сторону М. А. и спросил: «Она всегда так говорит?» «Да, всегда», - ответил М. А.
Я пишу об этом подробно, потому что эта маленькая глупая фраза повернула ко мне целиком Н. С. Он поехал меня провожать, и тут же сразу мы оба с беспощадной ясностью поняли, что это «встреча», и не нам ей противиться».
Не смущаясь и не кроясь,
я смотрю в глаза людей,
я нашел себе подругу
из породы лебедей, -
написал Гумилёв на альбоме, подаренном Лиле.
Долгое время все любовные стихи Гумилёва периода его отношений с Е. Дмитриевой (1907-1909) было принято считать адресованными Ахматовой, поскольку это мнение в значительной степени было создано самой Анной Андреевной. Однако сейчас уже известно, что некоторые из них, в частности, «Поединок», «Царица», а по некоторым версиям, и «Беатриче», адресовано Дмитриевой. В них обыгрывается её имя Лиля: «В твоём гербе — невинность лилий», «светла, как древняя Лилит».
Я вызван был на поединок
Под звуки бубнов и литавр,
Среди смеющихся тропинок,
Как тигр в саду, - угрюмый мавр.
Ты - дева-воин песен давних,
Тобой гордятся короли,
Твое копье не знает равных
В пределах моря и земли.
Вот мы схватились и застыли
И войско с трепетом глядит,
Кто побеждает: я ли, ты ли,
Иль гибкость стали, иль гранит...
(Н. Гумилёв «Поединок»)
Этот сложный характер их отношений, действительно напоминавший поединок, подтверждает и Лиля в своей «Исповеди»:
«В нем была железная воля, желание даже в ласке подчинить, а во мне было упрямство - желание мучить. Воистину он больше любил меня, чем я его. Он знал, что я не его невеста, видел даже моего жениха. Ревновал. Ломал мне пальцы, а потом плакал и целовал край платья».
Но рот твой, вырезанный строго,
Таил такую смену мук,
Что я в тебе увидел бога
И робко выронил свой лук.
Толпа рабов ко мне метнулась,
Теснясь, волнуясь и крича,
И ты лениво улыбнулась
Стальной секире палача.
(«Н. Гумилёв «Царица»)
Лиля тоже посвящала стихи Гумилёву:
В нежданно рассказанной сказке
Вдруг вспыхнула розами даль.
Но сердце при первой же ласке
Разбилось, как хрупкий хрусталь.
И бедного сердца осколки
Такими колючими стали,
Как будто от острой иголки,
От каждой печали
Сочатся по капелькам кровью,
И всё вспоминается вновь...
Зовут это люди любовью...
Какая смешная любовь!
Париж, 1907
Из «Исповеди» Черубины де Габриак:
«Мы стали часто встречаться, все дни мы были вместе и друг для друга. Писали стихи, ездили на «Башню» и возвращались на рассвете по просыпающемуся серо-розовому городу. Много раз просил меня Н. С. выйти за него замуж, никогда не соглашалась я на это; в это время я была невестой другого, была связана жалостью к большой, непонятной мне любви. В «будни своей жизни» не хотела я вводить Н. Степ. Те минуты, которые я была с ним, я ни о чем не помнила, а потом плакала у себя дома, металась...»
Мое сердце - словно чаша
Горького вина,
Оттого, что встреча наша
Не полна.
Я на всех путях сбирала
Для тебя цветы,
Но цветы мои так мало
Видишь ты.
И венок, венок мой бедный
Ты уж сам порви!
Посмотри, какой он бледный
Без любви.
Надломилось, полно кровью
Сердце, как стекло.
Все оно одной любовью
Истекло.
1907, Париж
Однако этой любви суждено было длиться недолго.
Из «Исповеди» Черубины де Габриак:
«В мае мы вместе поехали в Коктебель. Все путешествие туда я помню, как дымно-розовый закат, и мы вместе у окна вагона. Я звала его «Гумми», не любила имени «Николай», - а он меня, как зовут дома меня, «Лиля» - «имя похоже на серебристый колокольчик», так говорил он.
В Коктебеле все изменилось. Здесь началось то, в чем больше всего виновата я перед Н. Ст.»
Ветви тонких берез так упруги и гибки
В ноябре, когда лес без одежд!..
Ты к нему приходи без весенней улыбки,
Без ненужных весенних надежд.
Много желтых и ярко-пурпуровых пятен
Создала, облетая, листва...
Шорох ветра в ветвях обнаженных не внятен,
И, желтея, угасла трава.
Но осенние яркие перья заката
Мне дороже, чем лес в серебре...
Почему мое сердце бывает крылато
Лишь в холодном и злом ноябре?
Ноябрь, 1908
Ещё в 1908 году на Башне Вячеслава Иванова Лиля познакомилась с М. Волошиным.
Обаяние его личности победило прежнее чувство. Дружба, а позднее роман с Максом окажут огромное влияние на Дмитриеву. Духовная связь с ним пройдёт через всю её жизнь.
«Судьбе было угодно свести нас всех троих вместе: его, меня и М. Ал. - потому что самая большая моя в жизни любовь, самая недосягаемая это был Макс. Ал.»
В письме Волошину Лиля признаётся: «Мне вдруг стало светло и радостно от сознания, что Вы есть и что можно быть с Вами». Она посвящает ему стихи:
Ты помнишь высокое небо из звезд?
Ты помнишь, ты знаешь, откуда, —
Ты помнишь, как мы прочитали средь звезд
Закон нашей встречи, как чудо?
Не бойся земли, утонувшей в снегу, —
То белый узор на невесте!
И белые звезды кружатся в снегу,
И звезды спустились. Мы вместе!
Волошин тоже посвятил Лиле с десяток стихотворений. В одном из них он даёт такой психологический портрет своей новой подруги:
Ты живёшь в молчанье тёмных комнат
Средь шелков и тусклой позолоты,
Где твой взгляд несут в себе, и помнят,
Зеркала, картины и киоты.
Смотрят в душу строгие портреты…
Речи книг, звучат темно и разно…
Любишь ты вериги и запреты,
Грех молитв, и таинства соблазна.
И тебе мучительно знакомы
Сладкий дым бензоя, запах нарда,
Тонкость рук у юношей Содомы,
Змийность уст у женщин Леонардо.
- Макс, теперь я ничего не помню. Но ведь ты все знаешь, ты помнишь. Я тебе все рассказала. Тебе меня отдали. Я вся твоя. Ты помнишь за меня.
Она садится на пол и целует мои ноги. «Макс, ты лучше всех, на тебя надо молиться. Ты мой Бог. Я тебе молюсь, Макс». Меня охватывает большая грусть. — Лиля, не надо. Этого нельзя. — Нет, надо, Макс...
(М. Волошин. «История моей души»)
Возник пресловутый любовный треугольник.
Из «Исповеди» Черубины де Габриак:
«Если Н. Ст. был для меня цветение весны, «мальчик», мы были ровесники, но он всегда казался мне младше, то М. А. для меня был где-то вдали, кто-то никак не могущий обратить свои взоры на меня, маленькую и молчаливую.
Была одна черта, которую я очень не любила в Н. Ст., - его неблагожелательное отношение к чужому творчеству, он всегда бранил, над всеми смеялся, - а мне хотелось, чтобы он тогда уже был «отважным корсаром», но тогда он еще не был таким.
Он писал тогда «Капитанов» - они посвящались мне. Вместе каждую строчку обдумывали мы.
Но он ненавидел М. Ал. - мне это было больно очень, здесь уже с неотвратимостью рока встал в самом сердце образ Макс. Ал. То, что девочке казалось чудом, - свершилось. Я узнала, что М. А. любит меня, любит уже давно, - к нему я рванулась вся, от него я не скрывала ничего. Он мне грустно сказал: «Выбирай сама. Но если ты уйдешь к Г-ву - я буду тебя презирать». - Выбор уже был сделан, но Н. С. все же оставался для меня какой-то благоуханной, алой гвоздикой. Мне все казалось: хочу обоих, зачем выбор! Я попросила Н. С. уехать, не сказав ему ничего. Он счел это за каприз, но уехал».
И вот тут разворачиваются события, которые позволили потом Дмитриевой написать в «Исповеди»:
«Я до осени (сент.) жила лучшие дни моей жизни. Здесь родилась Черубина».
Продолжение здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post319324058/
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
|
|
Без заголовка |
|
