Сегодня, отдавая должное этой великой актрисе, надо признать, что без ее блестящего таланта, огненной эмоциональности и взрывчатого темперамента фильм “Унесенные ветром” никогда не стал бы той сенсацией, которая потрясла зрителей во всем мире.

Вивьен Ли, аристократка по рождению, жена адвоката Ли Холмана, начавшая свою карьеру с рекламы сигарет и сыгравшая на сцене всего несколько ролей, была поклонницей романа “Унесенные ветром”. В свои двадцать пять лет, ослепительно красивая, амбициозная, жаждущая проявить свой потенциал в крупной и глубокой роли, Вивьен страстно мечтала сыграть Скарлетт О’Хара. Она понимала, насколько призрачны ее надежды — в Америке уже два года идет отбор претенденток на эту роль, а фильм обещает стать культовым во всех отношениях. У нее же нет ни звездного статуса, ни орды поклонников, ни особых связей в Голливуде, и вдобавок ко всему она англичанка… И все же кое-какие ниточки, тянущиеся к желанной роли были.

Английское кино 30-х было очень слабым и давало мало возможностей талантливым актерам проявить себя. Однако к 1938 году, когда в каждой американской семье обсуждалось, кто может или не может сыграть Ретта Батлера и каждая вторая американка, если ей только уже не перевалило за 80, была уверена, что способна сыграть Скарлетт, молоденькая Вивьен успела сняться в нескольких фильмах у себя на родине. В основном это были эпизодические или совсем небольшие роли. На съемках фильма “Янки в Оксфорде” (его, кстати, снимал английский филиал американской киностудии МГМ) она познакомилась с американским актером Робертом Тейлором. Именно он первый порекомендовал ее продюсеру “Унесенных ветром” Дэвиду Сэлзнику: “Я снимался с очень темпераментной английской девушкой, — рассказывал Тейлор, — она чем-то напоминает Скарлетт О’Хара, все время бросает вызов”.

Пока пароходом Вивьен добиралась до Соединенных Штатов, примеряя перед зеркалом кошачью улыбку своей героини, поиск кинематографической Скарлетт обошелся будущим создателям “Унесенных” в 92 000 долларов. Были рассмотрены кандидатуры 1400 претенденток, 90 из которых приняли участие в пробах. Смотры в театральных школах и любительских труппах удачей не увенчались. Взоры обратились к заслуженным и любимым актрисам. Среди “звезд” за главную роль в фильме боролись эксцентричная Бэтт Дэвис, красавица Полет Годар (многие знают ее по роли в фильме Чарли Чаплина “Новые времена”), Джоан Беннет, Таллула Бэнкхид, Норма Ширер, Мириам Хопкинс и Кэтрин Хепберн. Ни о какой Вивьен Ли никто еще не знал.

По итогам проведенного в США соцопроса, на роль Рэтта Батлера был единодушно выбран Кларк Гейбл — за него проголосовали более 80 процентов. Сам актер, по контракту являющийся “собственностью” студии МГМ, (а значит, он не имел права отказаться от роли) был страшно напуган таким общенациональным призывом и очень боялся, что не сможет оправдать возложенные на него надежды. “Я вовсе не нахожу, что так уж похож на Рэтта Батлера! — говорил он, — Не понимаю, почему выбрали именно меня”. Актер, непобедимое мужское обаяние и животный магнетизм которого теперь стали легендой, чувствовал себя в суете и шумихе грандиозных приготовлений крайне неуверенно, всячески старался устроить какой-нибудь скандал, лишь бы его, так или иначе, отстранили от роли. Но, увы, его попытки улизнуть от мировой славы были тщетны.

Когда в ноябре 1938 Вивьен Ли прибыла в Америку, съемки “Унесенных ветром” еще не начались. Для Вивьен Ли встреча со Скарлетт была встречей со своим двойником. Как и Скарлетт, она была воспитана в духе римско-католической церкви, была так же расчетлива и неумолима, когда практически женила на себе своего мужа Ли Холмана, отбив его у его невесты. Правда, в романе с первых же строк сказано: “Скарлетт О’Хара не была красавицей…”, однако следующее описание героини восстанавливает разительное внешнее сходство с Вивьен Ли: “две безукоризненно четкие линии бровей стремительно взлетали косо вверх — от переносицы к вискам. Зеленые глаза на милом лице, беспокойные, яркие, вступали в спор с учтивой сдержанностью манер, выдавая подлинную сущность этой натуры”. Позже, когда Маргарет Митчелл увидела Вивьен, она сказала: “Это моя Скарлетт”.

По выражению английского актера Лоренса Оливье (возлюбленный Вивьен, в будущем ее второй муж, он в тот год снимался в США “Грозовом перевале”) к роли Скарлетт Вивьен стремилась с “демонической настырностью”. Когда в кругу друзей Оливье поднял бокал “за Хитхлиффа!” (главного героя “Грозового перевала”), Вивьен произнесла: “За Скарлетт!”, и, залпом выпив шампанское, с размаху бросила бокал об пол.

Скрывая свое нетерпение, она появилась наконец перед будущими создателями “Унесенных” — Оливье представил Вивьен Майрону Сэлзнику, (брату Дэвида Сэлзника). Майрон имел свое актерское агенство, в которое теперь стучались все — от звезд до любителей в надежде пройти пробы. Майрон был поражен красотой и осведомленностью девушки относительно всего, что касалось романа Митчелл. Он и познакомил ее со своим коллегой Дэниэлом О’Ши, который пообещал устроить пробы. Взлет был столь стремительным, что чья угодно голова закружилась бы, но только не Вивьен. Ей не пришлось стучаться ни в одну дверь и после изнывать в приемной в ожидании результата: она в буквальном смысле слова шагнула на съемочную площадку “Унесенных ветром”. Разумеется, знаменитые соперницы, ничего не знали об английской незнакомке. Благодаря невероятному стечению обстоятельств, не затратив практически никаких усилий на продирание сквозь дебри приемных, кабинетов и спален (пуританской Америка была только внешне, о чем горько свидетельствовали многие “звезды” Голливуда), Вивьен Ли начала свое головокружительное восхождение к мировой славе.

10 декабря 1938 Дэвид Сэлзник и режиссер Джордж Кьюкор устроили в ночном небе над Голливудом такое пожарище, что алое зарево, которое было видно из каждого дома, без всякой рекламы свидетельствовало об эпическом размахе фильма. Сэлзник решил в первую очередь отснять сцены пожара Атланты. Дублеры Скарлетт и Рэтта, неузнаваемые с большого расстояния, пробирались в повозке сквозь огненный ад. Как всегда расчетливый, Сэлзник преследовал и практическую цель — надо было сжечь старые городские декорации, которые загромождали задний двор его киностудии и освободить место для возведения декораций “Унесенных ветром”.

Именно в этот день Майрон представил Вивьен Сэлзнику. Подведя девушку к брату он сказал: “Привет, гений, познакомься со своей Скарлетт О’Хара!” Сэлзник был потрясен. Где они раньше ее прятали! Продюсер предложил пройти пробы. Вивьен не стала напоминать, что они уже назначены.

В своем письме к жене Сэлзник, воодушевленный тем, что работа над фильмом наконец-то началась, писал: “Тсс! Она темная лошадка, эта Скарлетт, и выглядит чертовски хорошо. Круг сузился до Полет Годар, Джоан Беннет и Вивьен Ли”.

Для начала Вивьен просто дали роман “Унесенные ветром” и попросили прочесть какую-нибудь сцену. Режиссера картины Джорджа Кьюкора поразил быстрый британский говор девушки — он вполне мог создать впечатление темпераментной южной речи. Но Сэлзник засомневался — осилит ли она за такой короткий срок южный акцент. Работоспособность англичанки превзошла все ожидания. Уже через несколько дней интонации Скарлетт-Вивьен “звенели” насмешливым презрением и “бледнели” от негодования. Она выделялась дотошностью, стальной непреклонностью и доверием к режиссеру Кьюкору, который до этого, как и она, работал в театре. Он умел раскрыть творческий потенциал и индивидуальность актрис, с которыми работал.

Кьюкор сразу разглядел ее красоту, изящество движений и фотогеничность глаз. Но больше всего его поразило сходство актрисы с героиней в сочетании аристократизма и грубоватости. Вивьен представлялась ему как леди, однако, стоя рядом с ним в элегантной шляпе и перчатках, могла преспокойно чертыхнуться самым неподобающим для леди образом.

Тем временем на роли Эшли Уилкса и Мелани Гамильтон были выбраны Лесли Хоувард и Оливия де Хэвиллэнд. Поиски же Скарлетт за два с половиной года превратились в дурную бесконечность.

Для проб на роль Скарлетт были выбраны три сцены. Первая — где Мамушка зашнуровывала на строптивой воспитаннице корсет, вторая — где на пикнике Скарлетт объясняется с Эшли в библиотеке и пытается отбить его у Мелани, и, наконец, третья, в которой Скарлетт пытается соблазнить Эшли в разоренной Таре. Чтобы помочь Вивьен, Лоренс Оливье репетировал с ней все сцены, перевоплощаясь то в сердитую Мамушку, то в меланхоличного Эшли. Близость любимого человека вселяла в Вивьен уверенность.

Но когда настал день кинопроб, Вивьен так волновалась, что даже пробормотала несколько слов из молитвы. Тогда Кьюкор сделал ей смешное непристойное замечание, и она рассмеялась. В первом эпизоде с Мамушкой Вивьен заявила об огненном темпераменте своей героини таким бурным протестом, что все остальное не имело значения. Вторая сцена получилась еще более выразительной — дух соперничества подстегнул Вивьен, когда, одев платье Скарлетт, она почувствовала, что оно еще не успело остыть, так как в нем только что проходила пробы другая актриса. Сцену с Эшли все претендентки играли, в основном выражая свою страсть, бросая призывные взгляды. Они умоляли жениться на них. Вивьен не просила, а требовала. Она единственная не допустила в своем исполнении сентиментальности и слезливости. В ее голосе звучал приказ, а вместе с тем такой панический страх, что показалось, у Вивьен сейчас случится истерика. Этот эмоциональный накал лишь еще больше усилил ее сексуальность. Сцену Вивьен закончила нервным смехом, в котором звучало откровенное желание вкупе с таким отчаянием, что эту кинопробу использовали в качестве эталона при съемке соответствующей сцены фильма. Однако Вивьен считала, что ей так и не удалось точно повторить то первое проявление обожания и ту безысходность.

Спустя несколько часов Сэлзник отсматривал пробы всех избранных претенденток — каждую сцену поочередно в исполнении каждой из актрис. И всякий раз убеждался, что выбор один — Вивьен Ли. В тот знаменательный день Вивьен и Лоренс Оливье пришли в дом Джорджа Кьюкора на ранний обед. “Выбор сделан”, — сказал режиссер. Сердце Вивьен оборвалось — она была уверена, что роль отдали другой актрисе. Однако, преисполнившись холодного официального достоинства, она спросила: “Кого же выбрали на роль Скарлетт?” В ответ прозвучало: “Мы остановились на вас”.

16 декабря 1938, за несколько дней до начала съемок Вивьен Ли подписала семилетний контракт и была утверждена на роль. Кстати, за роль Скарлетт актриса должна была получить всего 25 000 долларов — это была небольшая, даже нищенская сумма, если учитывать, что столько платили за роль, ради получения которой два с лишним года все знаменитости Америки были готовы на все. На церемонию подписания Вивьен пришла в черном наряде и надвинутой на лоб по самые брови широкополой шляпе. Вокруг слишком длинной шеи обмотала кремовый шарф, свободные концы которого отбросила назад. Ручку она взяла, не снимая перчаток — она очень стеснялась своих крупных рук.

Ее английское происхождение скрывалось— было совершенно неизвестно, как отреагируют американцы, узнав, что их национальную героиню будет играть иностранка, да к тому же совершенно неизвестная. Поэтому говорили об ее англо-индийском, ирландском, французском происхождении, лишь бы завуалировать правду, и представляли как “миссис Ли Холман, жену лондонского адвоката”. Также делались немногословные и туманные ссылки на ее “последнюю работу в кино”. По результатам тут же организованного опроса оказалось, что американцы в большинстве одобрили кандидатуру Вивьен. Но особым сюрпризом стала реакция “Дочерей Конфедерации” (это была влиятельная организация женщин Юга, которая все еще оспаривала приговор истории): “Лучше англичанка, чем янки”.

Едва было официально объявлено о том, кто будет играть Скарлетт О’Хара, в голливудской общине поднялась настоящая буря. Обиженные и отвергнутые претендентки развернули против Вивьен целую кампанию клеветы и возмущенных обвинений. Журнальные страницы запестрели заголовками: “Звезды против Вивьен”. Один из репортеров писал: “Английская актриса забирает лучшую роль года из-под элегантных носиков местных девиц. Выбор Вивьен Ли на роль Скарлетт О’Хара вызвал самый острый взрыв профессиональной ревности за всю историю кино. Еще ни одна актриса не начинала свой путь в Голливуде в атмосфере такой зависти и обиды. Голливудские „звезды“, более всего претендовавшие на роль, открыто заявляют, что Вивьен не способна сыграть главную героиню романа”.

Белоснежные торжественные ворота студии Сэлзника, которые он избрал для эмблемы своей кинокомпании, и которые зритель видит в первые секунды начала фильма, еще до титров, на самом деле были построены из оштукатуренных досок. А за этими воротами открывалось зрелище скучных контор и съемочных площадок — ничего романтичного.

Исполнители главных ролей ближе познакомились друг с другом. Первая встреча Вивьен Ли с Кларком Гейблом особенно ярко врезалась в память одного из известнейших студийных фотографов Кларенса Булла, которому в тот день, накануне съемок было поручено сфотографировать Вивьен и Гейбла на лестнице особняка. В действительности это была самая обычная лестница с подпорками, которую так часто использовали в самых разных костюмных фильмах МГМ, что ковер на ступеньках давно полысел, а в некоторых местах был стерт до дыр.

Гейбл пришел на встречу вовремя, и они вместе стали ждать появления Вивьен. Час. Полтора. Гейбл рассвирепел как зверь: “Так вот как они здесь делают дела!” — проревел он, имея в виду пресловутую английскую пунктуальность. — Если так — я не хочу сниматься с ней в одном фильме!

Булл поспешил выяснить в чем дело, и узнал, что Вивьен тут ни при чем — оказывается агенты Сэлзника что-то перепутали и назначили встречу на два часа позже. Гейбл вышел прогуляться, грозно мерил длинными ногами съемочную площадку и вернулся к знаменитой лестнице мрачнее тучи: “Все равно не стану я работать с этой дамочкой!” — “Я с вами совершенно согласна, мистер Гейбл! — раздался звонкий голос откуда-то сбоку от декорации, где в тот момент появилась Вивьен, оценивающе разглядывая своего будущего партнера. — Если бы я была мужчиной, то сказала бы этой Вивьен Ли, чтобы она катилась в Англию к… и занималась онанизмом.

Гейбл опешил. Его гнев как рукой сняло. „Не прошло и пяти минут после их встречи, — вспоминал Булл, — как она уже вила из него веревки“. Булл сделал свои фотографии, а когда Вивьен ушла, Гейбл сказал ему: „Черт возьми, ты прав! Она и впрямь очаровательна!“”

26 января 1939 года начались основные съемки. Одетая в белый кринолин с зеленым узором из листьев и цветов, Вивьен Ли, стоя на ступеньках Тары, объявила близнецам Тарлтонам: “Если кто-нибудь из вас еще раз произнесет слова „война“, я уйду в дом и хлопну дверью! Никакой войны не будет!” Накануне Второй мировой эти слова приобрели особое звучание. А Вивьен была само совершенство. Однако чуть позже первую сцену пересняли вновь, так как придирчивому Сэлзнику не нравился цвет платья Скарлетт и его поменяли на белоснежное и гладкое.

Американская группа была поражена умением Вивьен владеть своими эмоциями. Исполнительница роли Мелани, Оливия де Хэвилленд, вспоминала: “Мне, после того как я облачалась в свое пышное платье, требовалось еще минут десять, чтобы войти в образ, а она могла в одно мгновение войти и выйти из роли — как будто речь шла о том, чтобы включить или выключить свет! Когда раздавалась команда „Мотор!“, она могла несколько секунд продолжать шепотом свой разговор, а затем вступать в сцену — совершенно в „образе“!”

“Вивьен была спокойна, — вспоминал один из ассистентов, — выдержанна и методически профессиональна. Мужчины восхищались ею, но ее прямота и способность говорить правду в виде насмешливых трюизмов отпугивали. Женщины завидовали ей”.

По словам Джорджа Кьюкора, Скарлетт-Вивьен была “заряжена электричеством и одержима дьяволом”. Чего никак нельзя было сказать о Рэтте Батлере Кларка Гейбла. Несмотря на свой талант и обаяние, актер боялся Вивьен, и по окончании фильма в глаза бросилось явное превосходство Скарлетт над Рэттом. В романе Рэтт — единственный человек, которого Скарлетт не удалось сломить или запугать. Яркий пример тому — ночная сцена после приема Мелани. В романе Рэтт выходит победителем, он приводит Скарлетт в смятение и овладевает ею. В фильме же все наоборот, сцена завершается очевидной моральной победой Скарлетт над мужем.

Слава Гейбла в то время намного превышала известность Вивьен. Он завоевал ее, основываясь не столько на актерском ремесле, сколько на внешней привлекательности и ореоле Американца — охотника, самца, настоящего мужчины. Его успех объяснялся еще и тем, что в предыдущих фильмах сценарии писались специально в расчете на него. Роль Батлера — человека сложного, умного и ироничного — испугала актера. Но отказ от роли 0бозначал бы для него безработицу и разрыв контракта.

На съемочной площадке любимец американцев не скрывал раздражения. Сцены из сценария переписывали снова и снова, а актер вообще всегда плохо запоминал текст, и поэтому особенно нервничал рядом с Вивьен Ли, у которой текст “отскакивал от зубов”. Как-то от Гейбла осторожно потребовали подражания южному акценту. Он вспылил, и высказал режиссеру: “Меня раздражает эта ваша замедленная манера! Вы все время уделяете внимание женщинам, как будто мужчины здесь не работают!” С этими словами Гейбл исчез. Когда его разыскали, его гнев поутих, но возвращаться на съемочную площадку он отказался.

Сэлзнику пришлось спешно менять режиссера. Вместо Кьюкора к работе был подключен Виктор Флеминг, который в итоге и фигурирует в титрах. Хотя на самом деле фильм равноценно снимали четыре режиссера. Но всему свой черед. Увольнение Кьюкора повергло актрис в отчаяние. Облаченные в свои траурные черные наряды — как раз снимали сцены траура по Чарльзу Гамильтону, — они словно черные птицы ворвались в кабинет Сэлзника и прижали его к сводчатому окну, требуя вернуть Кьюкора. Закрыв лицо руками, он был вынужден в буквальном смысле слова обороняться. Великий продюсер был далеко не ангелом, и вовсе не недовольство Гейбла стало истинной причиной увольнения талантливого Кьюкора. Сэлзник нервничал из-за того, что группа отставала от графика, из-за того, что фильм обойдется ему не в 2,5 а в 3 миллиона долларов. К тому же он взялся самолично переписать сценарий фильма — дело рук одного из лучших сценаристов США Сиднея Хауарда. (Пока снимался фильм, руку к сценарию также приложили Бен Хект и Скотт Фитцджеральд). Со своей стороны Кьюкор делал все возможное, чтобы выровнять ситуацию и вернуться к диалогам, как их написала сама Митчелл, но его тактичные замечания лишь бесили Сэлзника. Он позволял себе прямо во время съемок делать бестактные замечания, которые сбивали и режиссера, и актеров, и сам тратил бесценное время на соблюдение всевозможных мелочей, словно не замечая, что от этого страдает целое.

Осознав, что Кьюкора уже не вернуть, Вивьен Ли, преисполненная презрения к Голливуду, переоделась в обычное платье и решительным шагом направилась к своему агенту Майрону Сэлзнику. Она стояла перед ним, кипя от возмущения, грозясь отказаться от роли, но брат продюсера холодно взглянул на нее и ледяным тоном произнес: “Если вы бросите работу над фильмом, то не выйдете из зала суда до конца своих дней. И вам уже никогда не придется играть ни в театре, ни в кино. Уж я об этом позабочусь”.

Так впервые свободолюбивая англичанка столкнулась с беспощадностью голливудской машины. Жаловаться было некому и пришлось вернуться. Она писала друзьям: “После ухода Кьюкора у меня пропала последняя возможность получить от работы хоть какое-то удовольствие. Я такая дура, что ввязалась в это, но винить, кроме себя, некого”.

Новый режиссер не смог найти общего языка с актерами. Его грубость и плоское чувство юмора давили на Гейбла и выводили из себя Вивьен Ли. Едва появившись на съемочной площадке, Флеминг заявил: “Я хочу сделать этот фильм мелодрамой!” — чем сразу восстановил против себя всех исполнителей. Он не умел разбирать характеры героев или ставить сцену. Скарлетт он хотел вовсе свести до плоскокартонной отрицательной героини, лишив ее обаяния и права на человечность. Безжалостно вычеркивал он из сценария все реплики Скарлетт, которые хоть как-то раскрывали ее истинные страдания и помыслы. Вивьен воспротивилась этому и с кровавым боем отвоевывала у Флеминга каждую реплику, указывая на сценарий. Тогда властный Флеминг, считая это злобными придирками актрисы, рассвирепел и рявкнул: “Мисс Ли, можете взять этот сценарий и подтереть им вашу королевскую британскую задницу!” Но Вивьен не сдавалась: “Мистер Флеминг, но в поступках моей героини совершенно отсутствует логика! Я просто не представляю, как это можно сыграть!” — на что Флеминг, скрипя зубами, неизменно повторял: “Поддайте жару!” А когда посреди съемок Вивьен не выдержала и спросила: “Объясните мне, что я здесь делаю?”, он коротко ответил: “Заткнись!”

“Съемки идут черепашьим шагом, время течет медленно, сделано очень мало — в основном потому, что играть невероятно трудно из-за ужасного диалога” — писала Вивьен мужу Ли Холману.

К этому времени Кларк Гейбл успел поссориться и с Флемингом. Чуткая Вивьен постаралась прийти партнеру на помощь, но Гейбл был так напряжен, что не реагировал на ее поддержку. Если Вивьен была готова работать от зари до полуночи, Гейбл покидал съемочную площадку ровно в 18.00. “Прямо как клерк в юридической консультации!” — вспылила Вивьен Ли. Ее слова передали Гейблу. Он решил отомстить. С тех пор перед съемками любовных сцен и романтических поцелуев он добросовестно наедался лука, чем подвергал терпение и выдержку своей партнерши ужасному испытанию.

Что до исполнителя роли Эшли Уилкса — актера Лесли Хоуарда, то с ним было работать немногим легче. Несмотря на грандиозность проекта, в котором ему довелось участвовать, Хоуард был равнодушен к своей роли и к съемкам вообще. Когда его пригласили на роль Эшли, он как раз с воодушевлением принимался за съемки собственного танцевального фильма, однако цензура потребовала от него смертоносных для сюжета исправлений. Тогда Дэвид Сэлзник пообещал помочь Хоуарду с его фильмом, если тот в свою очередь согласится сыграть Эшли. Однако едва актер подписал контракт и согласился, Сэлзник обманул его, и Хоуард понял, что его попросту использовали. К тому же в мае 1939-го актер снимался одновременно в двух фильмах “Интермеццо” и “Унесенные ветром”. Это требовало от него огромных эмоциональных затрат. и, оказываясь на съемках, он, как правило, был уже вымотан предыдущими. Поэтому, когда его спросили, каково это — сниматься в “Унесенных ветром”, вместо ожидаемого шквала восторгов в адрес Сэлзника репортеры услышали равнодушное: “Я согласен, конечно, переходить из одной роли к другой через 15 минут, но вряд ли успею переодеться”.

Учитывая, сколько важных сцен нужно было сыграть Вивьен Ли с Хоуардом, начинаешь понимать, что это было все равно, что играть за двоих, всю сцену тащить своего партнера “на буксире” и держать на себе все напряжение. Сегодня Эшли-Хоуард выглядит каким-то зажатым, застывшим и сонливым. И невольно хочется спросить вслед за Рэттом Батлером: “Что же нашла в нем девушка, наделенная такой страстью к жизни?”

Оливия де Хэвилленд также не могла быть соперницей Вивьен Ли. Если в романе Мелани очень важная фигура и прописана глубоко и подробно, то в сценарии ей была отведена второстепенная роль. Актриса исполнила ее добросовестно и честно, но не более. Так или иначе — самой яркой и пронзительной актерской работой, своеобразным снежным пиком картины “Унесенные ветром” стала работа мало кому известной Вивьен Ли. И несмотря на то что Майрон Сэлзник кричал: “Эта дамочка с приветом!”, именно ее игра до сих пор достоверна и естественна, словно актриса сыграла Скарлетт не 67 лет назад и не поменялись многократно с тех пор актерские школы и манера игры.

Для Вивьен Ли было сшито тридцать одно платье. Примерки и пригонки нарядов изнуряли ее больше, чем что-либо другое. И была еще одна проблема — Вивьен имела тончайшую талию и стройные ножки, но вот размер ее бюста совсем не соответствовал голливудским канонам, где приветствовались пышногрудые красавицы. Эпопея с бюстом Скарлетт теперь стала расхожей шуткой, но во время съемок было совсем не смешно, когда Вивьен думала, как лучше передать страдания героини, а Сэлзник, усевшись напротив, изрекал: “Может, пришить еще оборок? Как вы думаете?”

Оборки пришивались, Вивьен одевали и приводили к Сэлзнику, но ему опять не нравилось: “Добавим ваты. Можно запихать в нее ваты, черт возьми!” Это было просто унизительно. “Подшейте под грудью тесьму! Это приподнимет грудь! Мисс Ли, да выкиньте вы эту чертову книгу подальше! Из-за нее мне вас не видно!” (Сэлзник имел в виду роман “Унесенные ветром”). И снова Вивьен уводили и приводили, показывая новые бретели, накладки и рюши, а Сэлзник, сидя нога на ногу с гигантской сигарой в зубах, приказывал: “Полнее. Левую сторону чуть ниже…” И другие перлы глубокомыслия. Наконец Вивьен это так надоело, что она заявила: “У меня есть идея!” — и исчезла. Когда она снова появилась перед очами громовержца, Дэвид пришел в экстаз: “Что вы сделали? Это великолепно! То что надо!” В ответе Вивьен слышались нотки Скарлетт: “Дэвид, это всего лишь я — какой меня создала природа!”

Едва Вивьен показалось, что с этим покончено, ее уже ждало новое испытание. Между Сэлзником и цензором завязалась жаркая переписка по поводу расстегнутых на лифе Скарлетт пуговиц в эпизоде, где она работает в госпитале. (Только две, или все-таки можно рискнуть и расстегнуть три?) Цензор разрешил две пуговицы, хотя согласился, что в эпизодах, где Скарлетт ухаживает за ранеными Атланты, третья пуговица тоже могла отсутствовать — например, оторваться. Неугомонный Сэлзник также распорядился, чтобы волосам актрисы и ее бровям придали “более естественный и более соответствующий эпохе вид”. К счастью, красить или обрезать волосы не потребовалось…

Подобные вещи порой забавляли Вивьен, но порой доводили ее до исступления. На такую ерунду они могли угробить весь день, тогда как она готова была играть! Как сильно кинопроизводство отличается от театра! Нет, кино решительно не стоит таких актеров!

Не проработав и двух недель, Виктор Флеминг также был уволен, а его место занял третий режиссер — Сэм Вуд — квалифицированный ремесленник Голливуда. Жалобы Вивьен стали еще громче. “Я ненавижу сниматься в кино!” — восклицала она, получая рано утром, за два часа до начала съемок очередной вариант сцены. Диалог надо было учить заново. Смысловые акценты опять были переставлены. Просьбы Вивьен Ли, чтобы фильм снимался хотя бы в относительной последовательности событий, не были удостоены внимания. Поэтому почти без репетиций актрисе приходилось одновременно сниматься у нескольких режиссеров — один снимал любовные сцены, другой военные, а кроме того, в начале съемочного дня она могла играть один из последних эпизодов, где на глазах уставшей от жизни Скарлетт погибает ее маленькая дочь, в середине дня — период ломки характера героини, а под вечер — 16-летнюю избалованную девочку-подростка…

Наряду со сменой режиссеров работу над фильмом усложняла плохая организация постановки: часто отказывала аппаратура цветной съемки, а порой одну сцену снимали одновременно семью камерами. Актеры валились с ног от усталости, а вставать им надо было около пяти утра, чтобы успеть проснуться, загримироваться, одеться в костюм.

Сцена падения Атланты и сейчас производит впечатление, в век, когда зритель не прощает имитации. Она стала самой сложной для Вивьен Ли. Актриса отказалась от дублерши и снималась под артиллерийским огнем, когда холостые снаряды взрывались в нескольких метрах от нее.

За съемочный день четвертому режиссеру — Уильяму К. Мензису — удавалось отснять всего 20–30 метров пленки. Съемки все время прерывались, каждый раз приходилось поправлять актрисе грим — Сэлзник хотел, чтобы на лице героини оседала красная пыль.

Если вы внимательно посмотрите сцену, в которой Рэтт везет Скарлетт в своей коляске сквозь бегущую толпу беженцев, то чрезмерно усердная работа невидимого в кадре ассистента, который сидел на передке коляски и рассеивал в воздухе тонны измельченной глины, станет очевидной. Волны этой густой пыли летели Вивьен и Гейблу прямо в глаза, и сегодня остается только удивляться, как у них хватило сил не расчихаться, не задохнуться и продолжать диалог.

Особая сложность этой сцены, в которой были задействованы сотни статистов, лошади, собаки и около десяти повозок, была в том, что все участники этого грандиозного действа находились на отмеченных для каждого крестами точках мостовой. Для Вивьен Ли, которая металась меж двух огней (с одной стороны на нее неслись всадники, с другой — толпа беженцев), пережитое Скарлетт было физически реальным. “Уверяю вас, что видеть падающий на тебя снаряд совсем не приятно, даже если ты знаешь, что кавалеристы — мастера своего дела. Я была так занята тем, чтобы быть в нужной точке в нужное время, что только вечером, ложась в постель, поняла, как физически была измучена Скарлетт, каких синяков и ушибов стоили ей эти минуты”, — рассказывала позже Вивьен Ли.

Актриса имела железную волю, чего нельзя было сказать о ее здоровье. У нее с детства были слабые легкие, чем, кстати, и объясняется ее довольно тихий голос, и красная глиняная пыль стала зловещим началом зарождения ее туберкулеза.

Вокруг Вивьен постоянно суетился целый взвод ассистентов и технических сотрудников. Это угнетающе действовало, так как за целый месяц изнурительной работы ей полагалось только два дня отдыха. Ее рабочий день начинался с урока дикции, на котором она отрабатывала правильный акцент Джорджии, затем следовала примерка и подгонка костюмов, потом фотопробы в гриме и костюмах и съемки, съемки, съемки… Иногда Вивьен засыпала так внезапно, что разбудить ее не представлялось возможным. Тогда ее приходилось заворачивать в одеяло и относить куда-нибудь, где была тень.

Наряды, которые и сейчас восхищают женщин, доставляли Вивьен Ли немало хлопот. Так, например, ей пришлось иметь дело с 27 совершенно одинаковыми сиреневыми платьями, отличавшимися лишь степенью износа, чтобы кадр за кадром, сцена за сценой зритель видел, как постепенно ветшало одно-единственное дешевое ситцевое платье Скарлетт. Сложность состояла в том, чтобы их не перепутать, поскольку, когда перед тобой 27 одинаковых платьев, даже очень опытному человеку будет нелегко “найти 10 отличий”… Все это раздражало и без того до смерти уставшую актрису. Когда ассистент режиссера на съемках пристала к ней по поводу кисточек на наряде (тот самый наряд, из маминых зеленых бархатных портьер), Вивьен вскрикнула: “Бога ради, оставьте меня в покое!” Она настолько была “в образе”, что воспринимала себя как Скарлетт, которая едет продавать себя в этом платье за 300 долларов и не потерпит, чтобы к нему прикасались или, не дай Бог, испортили.

Оливия де Хэвилленд восхищалась самоотверженностью и работоспособностью своей партнерши: “Она вложила в этот фильм то, чего никогда не смогла получить обратно. Она работала круглые сутки, и Сэлзник безжалостно пользовался этим рвением. До конца съемок она работала по 16 часов в день, иногда совсем без выходного, поэтому когда в сцене, где Скарлетт идет по разоренному полю Тары и ее тошнит прямо на грядку, мне пришлось подменить ее. Меня одели в ее платье, и я сыграла эту коротенькую сцену: у Вивьен от недоедания и нервного перенапряжения начались такие рези в животе, что согнуться-то над грядкой она согнулась, а вот выпрямиться уже не могла”.

Продюсера, как всегда, что-то не устраивало. Сэлзнику не нравился финал первой части фильма, где Скарлетт должна выпрямиться и, потрясая худым кулаком, поклясться, что больше никогда не будет голодать. Сэлзнику хотелось снять эту сцену на фоне алого неба, чтобы апофеоз клятвы стал полным. Но, как правило, вскоре после начала съемок поднимался туман, и надо было снова возвращаться в гримерную. Тогда трейлер, где Вивьен могла загримироваться, привезли прямо в поле. Съемку надо было начинать на рассвете, когда на небе не было облаков. Для этого Вивьен следовало быть на месте в костюме и гриме уже в 5.30 утра, а это значило, что вставать ей надо было тремя часами раньше. Эта пытка в утреннем холоде продолжалась несколько дней, так как солнце отказывалось вставать по приказу Сэлзника, в кадре появлялись бесстыжие тучи.

Изнуренная Вивьен Ли, дотянув до нужного эпизода, вдруг упала на землю и стала в отчаянии бить ее кулаками. Тогда-то Оливии де Хэвилленд и пришлось на секундный кадр подменить ее.

К концу съемок мелодраматические сцены следовали одна за другой — падение Скарлетт с лестницы, болезнь и смерть Мелани. Хрупкие плечи Вивьен Ли “вынесли” фильм к финалу, но уже из последних сил выдерживали фантастический эмоциональный груз. Де Хэвиллэнд была поражена физическим и нервным истощением подруги. На лице Вивьен Ли появились морщины. Оператору пришлось изменить освещение и диафрагму, чтобы в последних кадрах этих следов измождения не было видно.

27 июня 1939 года наступил счастливый день: съемки “Унесенных ветром” закончились. Они длились пять месяцев, но участники этого поистине грандиозного проекта никогда их не забудут. 27 июня Вивьен Ли сидела в одиночестве в своей гримерной, вдыхая воздух свободы, и ела сандвич с салатом. Рядом на столике лежал злополучный роман Маргарет Митчелл. И, слава Богу, все эти бесконечные платья, которыми они тут все завалили, наконец-то увезли.

Премьеры ждала вся Америка. И фильм, который Вивьен со свойственной ей грубоватостью называла “тяжелым испытанием для задницы”, поскольку длился он без малого четыре часа, был назван лучшим фильмом года, был удостоен десяти “Оскаров” — один из них под всеобщее ликование огромного зала вручили Вивьен Ли, которая выглядела на этот раз скромной и смущающейся. На этом торжественном вручении Кларк Гейбл отдавил ногу маленькой хрупкой женщине, одетой не по возрасту в девичье розовое платье. Это была Маргарет Митчелл.

Газеты и журналы по обе стороны Атлантики старались перещеголять друг друга в громких заголовках и хвалебных рецензиях. Обиженным соперницам пришлось прикусить языки — блестящая работа Вивьен Ли вызывала такое восхищение и восторг, что спорить с этим было невозможно. Повсюду актеров встречали толпы поклонников, и, словно с небес, сыпались цветы и конфетти. Горожане доставали из сундуков бабушкины платья эпохи войны Севера и Юга и выходили на улицу, гордые своей причастностью к великим событиям.

Один из репортеров спросил Вивьен Ли: “Как вы думаете, что стало со Скарлетт О’Хара после того, как Рэтт Батлер бросил ее?” Вивьен, поразмыслив секунду, ответила: “Думаю, что, вероятно, как женщина она изменилась в лучшую сторону. Но, мне кажется, любить его она так и не перестала”. Когда ее попросили сравнить характер Скарлетт и свой собственный, актриса сказала: “Скарлетт была не из числа людей, с которыми легко ладить. Я тоже все время о чем-то тревожусь. Я очень нетерпеливый и упрямый человек… У Скарлетт сильно развито чувство собственности. У меня его нет ни капли. Надеюсь, я обладаю качеством, которого нет у Скарлетт, — чувством юмора. В Скарлетт много эгоизма, много примитивного, земного, ее истинная стихийная женственность придавлена наставлениями матери и догмами времени, но меня восхищает ее смелость. Этого у нее больше, чем у меня”.

И теперь мы все еще смотрим этот легендарный фильм. И до сих пор восхищаемся игрой актеров и “заряжаемся” неукротимым жизнелюбием и непобедимостью Скарлетт О’Хара, которую сыграла 67 лет назад никому неизвестная молоденькая англичанка, очень смелая и решительная. Роль стала ее “визитной карточкой” и наклейкой приклеилась к творческой судьбе, несмотря на другие блестяще сыгранные роли. Повсюду, словно невидимый шлейф, за Вивьен плыл восхищенный шепот: “Скарлетт!”

Вивьен Ли, Кларка Гейбла, Дэвида Сэлзника уже давно нет, но с нами всегда будет их фильм — бессмертное творение, родившееся из самоотверженного труда и мечты о большом настоящем фильме