С обеих сторон окна в облупившейся, потрескавшейся раме в комнату рвался одичавший ветер, а в старую сумку изо всех углов комнаты летело все, что попадало Никите под руку: растянутый черный свитер, несколько разрозненных носков, спортивный костюм со спинки стула, пара белья, адаптер - от волнения он чуть не выдернул розетку из стены - вместе с телефоном, что-то большое и мягкое, кажется, шарф, но в теперешнем состоянии ему было абсолютно все равно, что окажется внутри сумки. Сигареты, бутылка - по цвету коньяк, по запаху - спиртовой раствор дворовой собаки, малюсенькие конфетки из вазочки за неимением никаких других... Бережно рассыпая их вокруг бутылки, Никита ненароком взглянул на часы: половина десятого вечера. Мыслей кроме "Блядь, слишком медленно!" это не вызвало. Мысленно наплевав на последствия, он сорвал с вешалки куртку, кинул зеркальному Никите - испуганно-растерянному менеджеру лет тридцати пяти - прощальный взгляд, а через мгновение и сам исчез за дверью.
Такси ловить было бессмысленно, февральская ночь не располагала большим выбором попутных транспортных средств, а вот метро, приветливо мигая оранжевым, приняло его в свои потные объятья. Измотанные москвичи уже успели вылезти на поверхность, вагоны гулко откликались на запоздалый стук каблуков припозднившейся секретарши, а Никита, чуть расслабившись, в который раз прикладывался к бутылке. Дворовая собака оказалась на вкус ничуть не лучше любой другой, конфетки неумолимо подходили к концу, и, засыпая, он успел только подумать: "На Речной..."
Момент бегства назревал слишком долго, чтобы терпеть еще хотя бы сутки. Жена пыталась отговорить его, давила восьмилетним сыном, обязательствами, собой.. После трех вечеров подряд, завершившихся грандиозным скандалом, она просто забрала Илюшу и ушла к матери. "Если ты за слова свои отвечать не можешь, если ты друзей своих сдал, что мне рядом с тобой делать? Ты ведь и сына таким же уродом сделаешь, воспитатель.." "Ну да, - размышлял Никита прошлой ночью, - сдал. Предал. Но они же воры и меня втянуть хотели.. Ладно, сделанного не воротишь, раз сдал, придется смываться."
- Толик, ты? Да, Коля - Николай зажал трубку между плечом и щекой, продолжая натягивать носки, - Слушай, тут такое дело.. Нет, по телефону никак, давай на Речном минут через сорок.. Хорошо. Да, как обычно, на зеленой восьмерке..
Привычно пискнув, трубка упала на кровать. Николай неспешно оделся, высыпал семечки в карман, закрыл дверь и спустился к машине. Ехать было не дольше десяти минут, остальное время он оставил на то, чтобы успокоиться. "И зачем я только к мусорам пошел.. Знал же, что расколят, что сам все расскажу как миленький, даже упрашивать не придется. Толик поймет, конечно, поймет, мы же с ним со школы дружим.."
Вопреки ожиданиям, Анатолий уже ждал его под козырьком троллейбусной остановки.
- Ну, что натворил? - без обиняков спросил он.
- В мусарню ходил. Вытрясли, - Коля даже не пытался скрывать что-то, тем более - от Толика.
- Вытрясли - так вытрясли, - устало сказал Толя, - теперь уже ничего не поделаешь.
Утро началось для Василия после полудня, где-то на три часа раньше привычного. "Ну-с, приступим, - подумал он, хрустнув суставами, - давненько я так не веселился.." Взяв со стола внушительный список и раскрыв прямо на неубранной постели чемодан, он принялся методично, по одной вещи, раскладывать все необходимое по мыслимым и немыслимым горизонтальным поверхностям в поле зрения: на кровати, на столе, на полу, на книжных полках, но только не в чемодане. Завершив подготовительную часть, Василий не менее дотошно приступил к самому главному: нужно было уместить большое количество мелочей в ограниченном багажном пространстве. "Так.. - протянул он, взяв другой, не менее объемный список, - приступим-с". С истинно немецкой придирчивостью и въедливостью - видать, бабка-таки согрешила, - Василий складывал в чемодан банное полотенце, летний костюм, фланелевые кальсоны - мало ли, что может случиться, - хрустящие от крахмала, белоснежные рубашки, лучшие галстуки, книги (Блока и Тургенева он, поразмыслив, заменил Марининой и Устиновой).. На самом верху он примостил трубку вишневого дерева и месячный запас табаку. "Вот теперь готов, осталось одеться.." Вспомнив, что зубная щетка лежит где-то между бритвенным прибором и носовыми платками, и сообразив, что придется ворошить с таким тщанием собранные вещи, он почистил зубы пальцем, не удовлетворившись результатом сгрыз яблоко и только после этого, одернув безупречно отглаженные брюки и отметив на часах десять вечера, вышел по направлению к Северному Речному порту. "Как будто никто никого не сдавал ни разу, как будто я первый.. Не я первый, не я последний", - размышлял он, размеренно шагая вдоль черно-белого забора.
- Варенька, ты только не волнуйся, я скоро опять вернусь, - Виктор Сергеевич чмокнул жену в полную, розовую щечку, потрепал за плотным, упругим ушком и, не удержавшись, поцеловал другую щеку, - совсем скоро, милая моя Варенька, не скучай, - и, небрежно схватив неприметный кейс, где томились в ожидании своей участи несколько тысяч евро, вышел из дому. "Этого следовало ожидать, - размышлял он по дороге к Речному, - но чтобы с такой наглой мордой заявиться прямо на работу.. Так же вся конспирация пропадае! Управы на них никакой нет.."
Жарко спорящих Никиту, Толика, Николая и Василия он приметил еще от ворот. "А мужики-то не знают", - устало подумал Виктор Сергеевич, выходя из машины к подопечным.