Воскресенье, 09 Декабря 2012 г. 15:17ссылка

Jyj 1 0 +4%

 

 

про полёт нетопыря из книг С.Алексеева "Волчья хватка"

Поискала сейчас про полёт нетопыря))
________________________________________

Стараясь не расплескать упокоенную и усмиренную душу, он лег
приблизительно на то место, куда матерый отскочил, свалив телка на землю. Лег сначала на живот, раскинув руки, затем перевернулся на спину, закрыл глаза и
полностью расслабил все мышцы, будто отдыхал перед решающим поединком.


Справиться с телом было легче всего — труднее освободить голову от всяческих мыслей, уловить момент — короткий, длящийся всего несколько секунд, когда не думается ни о чем и сознание становится отмытым и стерильным, как белый речной песок.


Лежал, слушал себя, как врач, прикладывая трубку к частям тела и внутренним органам. Что-то мешало, ритмично прокалывало сознание вместе с биением крови. Он мысленно и как бы со стороны еще раз осмотрел себя и обнаружил причину назойливых сигналов — детородные органы. Вялой рукой поправил их положение, усмирил самую сильную часть существа.


И уловил момент полной прострации, когда подступала легкая, полупрозрачная дрема. Был великий соблазн продлить мгновение, и у него это не раз получалось, но сейчас следовало вновь включить сознание единственной фразой-мыслью:
— Я — волк.
Но не удерживать ее более в голове — загнать в позвоночник и отныне думать только им. Чувствовать позвоночником, видеть и слышать...

Это был древний способ внутреннего перевоплощения, незрячими, суеверными людьми называемый — оборотничество. Скудоумие, беспамятство и закономерный поэтому страх перед тем, что нельзя пощупать рукой или увидеть глазами, создали вокруг такого явления ореол колдовства, нечистых чар, и под мусором предрассудков позвоночный столб вместе с его мозгом превратился в бытовую конструкцию, костяную форму, позволяющую человеку лишь прямо ходить, носить голову и страдать от радикулита. Все остальное, считалось, от лукавого...


Если так, то все человечество произошло от лукавых: в далеком прошлом люди без всякого напряжения переходили в подобное состояние, ибо созданы были по образу и
подобию Божьему и тогда еще не только знали, но и чувствовали это.


Отец Ражного называл
это состояние «волчья прыть», а парение чувств — «полетом
нетопыря»: летучая мышь передвигалась в пространстве, находясь в особом поле
восприятия мира, когда он весь состоит не из привычных вещей и предметов, а из
полей, излучаемых живой и мертвой материей. Все сущее на земле оставляло не только следы в виде отпечатков подошв, лап и копыт, не только оброненную шерстинку, перо или экскременты, но и другую их ипостась, чем-то напоминающую инверсионную дорожку, оставляемую самолетом в небе. И если там видимый след был результатом выброса тепла и газа в атмосферу — вещей зримых и понятных человеку, то здесь все связывалось с существованием невидимых и неощутимых, как радиация, энергий.


Утратив былые
способности, прирученная собака, например, еще могла ходить по следу запаха или
по звуку и движению, сочетаемых с запахом, — так называемое верховое чутье. Она
еще могла, живя рядом с человеком и постоянно находясь в его поле,
ориентироваться на местности, зализать рану, отыскать необходимую лечебную
траву, предчувствовать грозу, бурю, землетрясение, но человек уже не владел и
этими способностями. Он был слеп и глух, а окружающий мир по этой причине
казался ему злобным, непредсказуемым и опасным для жизни.


Так вот, абсолютным совершенством восприятия среды обитания был нетопырь, умеющий, как и миллионы лет назад, видеть и слышать излучаемые поля — тончайшие энергии, оставляемые в пространстве живой и неживой сущностью.


Подниматься в небо и парить чувствами было довольно легко — все зависело от чистоты выделяемых местностью энергий, и для взлета иногда требовались считанные секунды. Вторым существом после нетопыря был волк, и чтобы выследить его, хватило бы и чуткости чувств летучей мыши, но чтобы настигнуть и победить, следовало самому перевоплотиться чувствами в серого зверя и обрести его прыть.


А это как раз и требовало огромных физических усилий.
— Я — волк, —записал он мысленно на чистом листе сознания и тотчас ощутил, как от основания черепа до копчика потекла согревающая горошина, словно капля горячего пота. И привыкая к воле разбуженного позвоночного мозга, он пролежал еще несколько минут и хотел было встать, но в это время проснувшийся и еще пьяный фермер проявил бдительность, взял ружье и приплелся взглянуть, кто это там валяется на выпасе. Встал как вкопанный перед белым, распростертым на земле человеком, захлопал ртом, выронил ружье и замахал руками, не в силах двинуться с места. Было слышно, как лязгают зубы и дребезжит его душа, будто он вступает в ледяную воду.

*****
Сильнейшее физическое напряжение помогало находиться в
«полете нетопыря», но одновременно быстро растрачивалась своя собственная
энергия. Тогда, в Таджикистане,
лежа с дырой в боку, Ражный вывел себя из болевого шока, остановил кровь и
держал ее, паря летучей мышью, в течение семи часов. Это был его личный рекорд.

*****
Сейчас Ражный бежал по незримому волчьему ходу восьмой час и чувствовал, как начинает слабеть это поле и яркий след, насыщенный энергией мести, превращается в пунктирную извилистую линию, будто разносимую ветром. Он понимал, что не успеет, если двигаться звериным путем, часто петляющим между болот или открытых мест, к тому же быстро светало, а на восходе солнца нетопырь слепнет и забивается на дневку в укромное, темное место. Можно было забраться под осадистую ель и переждать восход, точнее, проспать его, что бы дало силы, но он боялся упустить время:
волк проявлял крайнюю степень мужества и отваги, мстил открыто, делал набеги в
светлое время суток, уподобляясь смертнику.

*****
Но прежде поискал место, покрутился, как это делают собаки и волки, прежде чем лечь, и опустился на землю, прижавшись позвоночником от копчика до шеи.

*****
Выход из «полета нетопыря», сопряженного с волчьей прытью, был болезненным — тошнило, кружилась голова, учащенно билось сердце, и пережить все это на ходу было трудно, да и опасно.

Отец умер от инфаркта именно в такой миг, когда переходил в «нормальное» состояние.


Дух его был крепок еще, бился, а сердце не выдержало. Чтобы писать свои картины, он часто взлетал нетопырем и парил над миром, взирая на него одними сердечными чувствами. И улетал так далеко, что потом, очнувшись,
камнем падал вниз и, толком не приземлившись, хватал кисти.

Бумага была испачкана масляными красками, так что кое-где остались отпечатки отцовых пальцев, и письмо было совсем коротким: «Жалко, не свиделись перед моей другой дорогой. Береги Ярое сердце. Я свое утратил, а когда — не увидел. Взлетай
нетопырем, да не забывай приземляться. Но лучше рыскай серым волком. Схорони
ногами на север, с Валдая привези камень, на котором я всегда грелся на солнце.
И поставь на мою могилу. Остальное тебе все сказал, сынок».

*****

Обрядившись в рубаху с отцовского плеча, Ражный .сделал еще одну попытку подняться над землей, внутренне перевоплотившись в нетопыря. Он лег на живот, раскинул руки, затем перевернулся на спину и, закрыв глаза, стал ловить мгновение, когда просветлеет и полностью очистится сознание, когда мир раскрасится пестрыми следами и пятнами неуловимых красок и энергий и ему останется лишь парить средь них, как птице в облаках.


Но прежний полет был слишком долог, и теперь не хватало сил совладать с собой — мал размах крыльев, чтобы создать подъемную силу, и слишком велик груз мыслей перед первым поединком...

*****

В роду Ражных не существовало какого-то особого,наследственного удара или приема в кулачном бою; зато был способ уходить,ослаблять или держать удар, когда не уйти. Для этого требовалось пристально следить за противоборцем, все время считывать информацию с его лица, глаз и особенно — с области солнечного сплетения, ловить испускаемую им энергию.


Это значит, в течение всего поединка время от времени входить в состояние «полета
нетопыря»...

*****

Роща оказалась настолько древней и плотной, что через
полсотни метров все постройки скрылись из виду, в том числе и колокольня. Он
шел, прикасаясь руками к деревьям, и одновременно хотел отключиться от
реального мира и лишь приблизиться к состоянию «полета нетопыря», однако
воспарил почти мгновенно и увидел дубраву в пестроте цветов излучаемых энергий.


Он вышел к южной
кромке Урочища, где дубрава постепенно переходила в смешаный лес, затем взял
строго на север и, пересекая холм в этом направлении, вдруг обнаружил причину,
увидел, чей взгляд преследует его и что мешает и будет мешать впоследствии.


Начиненная костями земля излучала энергию распада, и даже мощный слой свежих, нынешних желудей, успевших дать острые пики побегов, толстый покров сосредоточения жизненной силы не мог перекрыть источавшегося духа тлена.


Тогда он выбрал более «чистое» место, рядом с Древом Любви, лег сначала на спину, прижал позвоночник и приземлился, выйдя из «полета нетопыря». И тут же, перевернувшись лицом вниз, попытался уйти в другой полет — раскинулся звездой, как на Правиле, до твердости желудя напряг мышцы и замер.


На этот миг останавливалось время, и вместе с ним отлетало все, что тяготило его, притягивало к земле.


И все-таки он не смог оторваться от нее и воспарить; лишь приблизился к состоянию Правила, облегчил груз плоти настолько, что под ним распрямились примятые желудевые ростки.


Земное притяжение здесь оказывалось сильнее...

После «полета нетопыря» приходилось, наоборот, приземляться, но входить в это состояние было легче, ибо отрывались от земли и парили в воздухе одни лишь чувства и ощущения.


*****

Ражный уже стал думать, что Скиф, наверное, много лет
занимался боксом и заразился его кроличьей торопливостью и бестолковщиной, но тут
внезапно разгадал замысел этой казалось бы бесполезной молотьбы.


Он не давал войти в состояние «полета нетопыря»! В Урочище, где Ражный весьма легко отрывался чувствами от земли и парил, с начала поединка он ни разу не мог
глянуть на Скифа иным взором. Вчера он отвлекал бесконечной болтовней, сегодня
— мельтешением кулаков перед носом. Вот об этой родовой, наследственной тайне
Ражных он прекрасно знал, ибо когда-то боролся с дедом Ерофеем! И сейчас помнил
об одном — не дать внуку воспользоваться шестым чувством и увидеть истинное
состояние инока.
*****
На самом деле его фамилия происходила от способности входить в раж — в совокупленное состояние полета нетопыря и волчьей прыти.

*****
Ражный лег на пол, раскинул руки и, сосредоточив взгляд на
освещенном солнцем медальоне с лосиными рогами, попытался войти в состояние «полета нетопыря», дабы взглянуть на следы, оставленные гостями. И сразу же ощутил
помеху — сильное электрическое поле, пронизывающее все пространство.

*****

Тогда он отошел и лег на ристалище. И сразу же воспарил
нетопырем, чутко улавливая колебание и трепет пространства, чем-то схожий с
биением разгоряченной крови.

*****

дезодорант давно испарился и от вспотевшего противника несло
мускусом — затхлым запахом лука и гнилой селедки. (Впрочем, и запах дезодоранта
в «полете нетопыря» вонял ничуть не лучше.)

*****
Душа была настолько переполнена острыми, сильными чувствами,
что он без всякой подготовки в любое мгновение мог воспарить нетопырем, и
приходилось время от времени приземляться, дабы не потерять опоры под ногами.

*****

Гончаки уводили зайца на второй, третий круг, а он наслаждался полетом, ухватывал последнюю возможность отдохнуть от земного притяжения, ибо с началом зимы, как известно, нетопыри забивались в дупла, пещеры и замирали до весны, повиснув вниз головой.

Зимой он тоже входил в раж, но не летал — рыскал по земле волком.

__________________________________

Древесина, эта живая материя, как губка, впитывала в себя то
самое свечение энергии, исходящей от людей и зримой лишь в полёте нетопыря. И
если на открытом воздухе она быстро таяла, поглощаемая солнцем, то здесь
проникала глубоко внутрь, накапливалась и потом могла незримо отравлять среду
обитания. Или, напротив, облагораживать её, когда в дом входил человек с
открытой душой и чистыми помыслами.


Люди, осквернившие стены, источали страх за собственную жизнь и, как следствие,
ненависть к окружающему их пространству — все, что принято было считать мирским
духом, ныне царящим повсюду…


Это относилось к области тончайших материй и чувств, давно утраченных в миру, и поэтому уже никто не мог толком объяснить, почему старые обычаи строгонастрого запрещают впускать в дом нищих, приносить чтото с кладбища, снимать и носить одежду с мертвецов или брать вещи с пожарища. Соседствующие и часто роднившиеся с араксами старообрядцы только поэтому не впускали в свои жилища чужих, не
разрешали молиться на свои иконы и не давали посуды, чаще всего деревянной.


Избавиться от осквернения можно было лишь вытесав стены, сменив полы и потолки, или вообще сжечь постройку…


*****

И не удержался, на мгновение взлетел нетопырём, закружившись
над седой головой старца: он источал розовый и длинный язык пламени с
зеленоватыми протуберанцами, что означало невероятное спокойствие и
самоуверенность.


*****
Как на ристалище, прежде чем принять определённое решение,
он сгруппировался, напрягся, воспарил нетопырём и замер над самим собой.


И узрел синюшножёлтые завихрения и разводья трусости. Они истекали, будто гной из раны, и, тяжёлые, опадали брызгами на землю.

Будь это на земляном ковре, Ражный лежал бы на лопатках через минуту…


*****
Ражный взметнулся нетопырём и сразу же увидел тающее, розовосинее свечение свежего и очень знакомого следа вдоль берега — следа, который могла оставить только женщина, причём, не чьято жена, а целомудренная дева.

*****

Кокон вокруг «снежного человека» не разорвался, но вытянулся вверх и вперёд, нависнувзеленоватобордовым козырьком. Он источал энергию устрашения, причём какуюто тяжёлую, давящую, звериную. Но замкнутая в ореоле, она сейчас мешала ему и почти не достигала цели, а синие сполохи, будто молнии, гвоздили его оболочку, стремясь вырваться наружу.
И все ещё было непонятно, что означает этот невиданный у араксов, синий, «женский» цвет в излучении его естества: то ли сдерживаемая сила, то ли слабость…


*****


Мало того, по всей России в том или ином виде сохранился
этот древний обычай очищения водным перегретым паром, пожалуй, в какойто мере
испытанный каждым человеком, только что вернувшимся из русской бани —
потрясающая смесь чувства утомления, облегчения и парения. А если это баня почерному и срублена из
горькой осины да натоплена берёзовыми дровами и веник запарен вересковый; и если
ещё поднять парный (не сухой) жар вдвое обычного, а исхлестав себя до
изнеможения, всякий раз бросаться в ледяную купель и в этом же пару трижды
вымыться с головы до ног крутым щёлоком, приготовленным на липовой золе, да
сполоснувшись холодной водой, надеть чистое белёное бельё и босым выйти да лечь
у бегущей реки, дабы смирить в себе остатки беспокойных мыслей и
страстей, — нетопырём воспаришь без всякой иной подготовки, узрев то, что
не видел прежде.
И, возможно, обретёшь волчью прыть.


*****


Близость её тела смущала Ражного ещё минуту, пока он не воспарил нетопырём и не увидел, как из одинокой кукушки, словно синий дым в
морозное небо, поднимается столб невостребованной чувственной женской энергии,
способной разрушить даже новые потолки. Он выждал ещё минуту, опрокинул ещё один ковш на раскалённые камни и уже сам, задыхаясь от жара, отметил, что этот густосиний поток ничуть не угас, а скорее, напротив, стал плотнее.

— Нет, так дело не пойдёт, — сказал он и слез с полка. — В таком состоянии ты ничему
не научишься. Пошли в реку!

Синее сияние, исходящее от неё, не брал ни лёд, ни пламень…


В этот раз он насильно достал её из проруби, принёс на руках в баню и, положив на полок, сначала растёр веником, как мочалкой, затем ладонями, но прикосновения к ней
так возбуждали и волновали, что Ражный вылил себе на голову ковш холодной воды
и лёг рядом.


— Наверное,я не смогу тебя ничему научить, — через некоторое время проговорил он.
— Почему? — насторожённо спросила Дарья и обернулась, приподнявшись
на локте: — Я бестолковая?
— Просто не могу… Или для этого потребуется очень много времени. Может, вся жизнь.
— Это что за намёк? Мои предки обучили персидских юношей всего за сутки…
— Я слышал, за трое…
— А ты так не можешь?
— Я не стану этого делать.
— Не хочешь открывать родовых тайн?
— Не хочу подавлять ту силу, что накопилась в тебе.


Она поняла, о чем он говорит:

— Это обязательно — подавлять?

— К сожалению… ЧЧтобы подняться над собой, всякий раз приходится на время умерщвлять плоть. И все земное оставлять на земле. А над тобой полощется синий плащ Манорамы.


Дарья легла на спину, и взгляд её надолго замер.

— Понимаешь, в чем дело… — Ражный пытался утешить её. — Все
араксы моего рода ещё в юности обучались входить в раж… И делали это легко,
естественно… Но этому никогда не учили женщин. Я не задумывался, почему…
Наверное, мои предки знали, что это невозможно. Или нельзя… Прости, что я
пообещал невыполнимое.


— А если я
тебя попрошу? — сирая дева приблизилась к нему и склонилась над
лицом. — Попрошу избавить меня… от этой силы? Как рабыня просит свободы…


Пар под потолком
был холоднее её дыхания…


— Ты уже
победила обидчика. Тем, что сохранила женскую суть.


Дарья вновь затаила дыхание и прикрыла веки, словно собиралась нырнуть в глубокую воду, но в следующий миг вздрогнула:
— Вижу!..
Кажется, он пришёл на заимку!

— Вот! — снова засмеялся он и покачал её на руках. — Ты
уже и вошла в раж. Только это не моя заслуга!.. Люди живут и не знают, что сила
любви — самая лучшая наука…