Идёт, значит, абориген. Идёт себе, идёт своей дорогой.
Гыма-ну-гы. Гыма-ну-гы. Гыма-ну-гы. Гыма-ну-гы… Гы…
Тут ему на голову что-то падает. Оборачивается, видит – холодильник. Лежит, весь из себя такой беленький.
Бз. Бзз… Быбыз.
Жужжит и подёргивается.
Абориген был вежливым – поздоровался.
Гыма-нута!
И дальше пошёл.
Не успел далеко отойти, как слышит: сзади орёт кто-то.
Пётр! Пётр!!
Абориген тогда думает: «Я не Пётр. Зачем тогда мне откликаться и идти туда?» О! Этот Абориген был мудр, поэтому он подумал ещё и так: «Но вдруг, я забыл, что я Пётр? Тогда надо подстраховаться…» И пошёл на крик.
Дошёл только до места, где на него холодильник упал. Там по-прежнему этот белый лежит и ноет, и стонет, и Петра зовёт. Абориген и не знает даже, как ему помочь. Потом сообразил поставить его на ноги холодильничьи.
Только поставил, как холодильник молвит ему по-человечьи:
Хым! Я – индеец по имени Белый!
Абориген растерялся. Подумал, что он либо с ума сошёл, либо от жизни отстал. А Белый продолжает:
Я хочу дружить! А поэтому по-дружески повелеваю тебе напихать в меня еды, да побольше! А то никакой дружбы не выйдет…
Аборигену не хотелось водить дружбу с таким психом и он решил пойти дальше своей дорогой (разумеется, попрощавшись – абориген ведь был вежливый) – холодильники ходить не умеют, авось, не догонит.
Догыдания!
И пошёл. А холодильник – за ним. Идёт – не отстаёт. Полонез насвистывает.
«Ладно, - думает Абориген, - дойдём до деревни, там из тебя быстро люльку сделают!»
Тем временем холодильник стал пританцовывать, потом рассказывать, как в какой-то стране правил Царь, и как Царь сказал народу: «Мы семимильными ногами идём. Семипалыми руками плывём»…
Долго ли, не очень ли, да только пока шли они, Белый холодильник Аборигену так надоел, что никакого чаю не захочешь, даже бананового. Лишь бы только техника эта ушла!! И не приходила больше. Даже во снах. Даже в хороших.
И только хотел Абориген холодильнику что-то нецензурно-аборигеновское сообщить (ведь это вам не хумхры-мумхры, когда рядом с вами холодильник скачет и про полочные гвоздики рассказывает), как возник пред ними Опоссум. Как в старых сказках: весь из себя такой ораженьневенький, аж светится.
Белый с аборигеном даже не успели рты разинуть и в штаны наложить, а Опоссум молвит:
Так, ребят, я чего-то в этой жизни не понимаю: вам свезло, как жуку на навозе, а вы тут горе ломаете. Давайте, либо дружите, либо вас первый же стражник по дороге к искусству расстреляет.
Ну тут Аборигена совсем прорвало. Не выдержав, он говорит:
Нет.
А Опоссум важно:
Да.
А Абориген тоскливо:
Нет.
А Опоссум выпендривается:
Да.
А Абориген:
Кна.
А Опоссум достал мухобойку и долбанул по холодильнику.
Абориген – в рёв.
А Опоссум:
Не плачь, я сейчас расскажу вам сказку…
За рыжими лохматыми холмами живёт Бог – Хапуга. Он правит армией хренов. Он там Царь, самый главный. И всегда икает. Когда он перестанет икать, он умрёт. И нечего тут говорить, что боги бессмертны.
У того Хапуги есть сосед. Между его жилищем и жилищем Хапуги проведено отопление – батарея. Вся в полосочку, а на солнышке светится. По этой батарее Хапуга с соседом разговаривает. Правда, никто из них и слова друг от друга никогда не слышал, только «стук-тук» сплошной. Или тряска. А Хапуга – бог не очень-то общительный. Из-за того, что у него с каждым словом «ик» выходит, да ещё по-особенному как-то, с присвистом. Но с соседом Хапуга общался довольно часто. По трём причинам. Первая – не надо ничего говорить, только стукай палочкой об батарею да стукай. Вторая – не каждому ведь дано носить почётное звание Соседа. И третья – у того соседа была грелка…
Эта грелка хранила в себе великую тайну: зачем нужна грелка, если есть батарея?
Это только начало. Которое я писал в 14 лет... или где-то так.
Продолжение следует.
Вложение: 3570812_Deystvie_li.doc
