О СМЕРТИ
Что я думаю о смерти. Два раза в жизни мне казалось, будто я знаю, что такое смерть. Казалось - не так - я знал. Бывает придумаешь, услышишь, прочтешь, а бывает знаешь, как знаешь слово "белый" или "белая стена". Все это ерунда! Мертвые ямы. Мертвые лопатки. Мертвые груди. Мертвые ключицы. Мертвые уключины. Смертные действия. Леса. Леса. Лес. 14 тысяч раз лес, тогда можно представить сплошную зелень. Ледокол. Луна. 10 танковых дивизий. Антропология. Любовь. Общество. Тогда можно представить шишку, обычную еловую шишку, но живую как человек. Она умеет говорить и передавать сокровенное знание. Перепады давления. Неожиданная осень. Наркотики. Наследство из космоса. Тогда можно понять, как узнаешь от шишки самое главное. Самое точное. "Когда ты умрешь элементы твоего тела станут удобрениями для зеленой зелени этого зеленого леса." Но есть молекулы, атомы, электроны, протоны, нейтроны, нейтрино, кварки, глюоны, неопределенность - а есть элементы. "Соответственно, элементы твоей души разложатся на составные части и войдут в атмосферу ощущения этого места." Это место. Душа. Оптический прицел. Предательство. Альфонсизм. Бедность. Отказ. Сволочь. Тогда представь: "Душа - это место". О СМЕРТИ.
Чужой, чужой как стеклянный столик на ощупь. Я уже здесь в кафе. - Чужой. А впереди Эмма. Ты как гвоздь, изящный и галлюцинаторный, на котором висит абстрактная картина моего счастья, возможного счастья. О смерти. Умру ли я? Да! В будущем? Да! В ближайшем будущем? Неизвестно... Сколько нужно думать о смерти, о своей и чужой?
Пиф- паф, ое- ой! 13 тысяч раз "пиф- паф" - 10,5 тысяч трупов. Чужая смерть. Сколько нужно думать о смерти, чтобы научится выстраивать тонкий расчет на человеческую ложь, трусость, лицемерие, предательство, вообще - слабость. Это как подпиливать мостик через горную речку чтобы он сломался и враг упал бы на самые острые камни своей смерти.
Упражнения. Упражнения. Порядок. Распоряжения. Беспорядок. Беспоряжения. Ложь. Улица - два шага. Кафе. Столик. Улица. Кафе. Улица. Кафе. Улица. Кафе. Улица. Столик. Шаги. Столик. Шаги. Стул. Сумасшедший разведчик. Разведка. Меня вклеили в разведку, а на самом деле...
На самом деле: все обычно. Весна, которая никак не может наступить, вступить. Обычный город, обычная жизнь, обычный сильный холод. Выходим из машины. Холодно. Заходим в бар. Мой любимый бар, также здесь любят собираться бывшие и нынешние сотрудники тайной полиции. Если бы я хотел условно назвать его, то условно назвал бы его "бар на Лестничной улице". Заходим. Смотримся в зеркало. "А мы смотримся рядом - я и любимая женщина, любимая женщина моего друга?" Все обычно, рутинно, повседневно - контора желаний. Бумаги, информация, заключение. Заключенных не бывает, только прогулки заключенных на стене, по стене. "Денег у тебя, конечно, нет. Да- а... Значит, кампари со льдом, а мальчику - сок." Обычный сильный холод. Разве бывает обычным что-то очень сильное? Холод как пулемет насквозь. Контора желаний. Санкции, утверждения, доклады, бланки переживаний - серпантин в гору, под гору, по горе, внутри горы. Матрешка. Все нарисовано неумелой или неумело дразнящей рукой.
Все гораздо проще. Я вернулся к Полковнику и продолжил свою подготовку. Зашел в кафе и сразу вышел. Здесь не должно было произойти никакого эпизода: столы, стулья, стулья, стулья и стены не имели никакого цвета. Эпизода не произошло, ничто не помешало мне готовиться дальше и мечтать об Эмме, готовиться к мечте и мечтать. Правая стена - зеленая, левая стена - черная, передняя - красная, задняя - оранжевая. "Угадай, кому сколько лет?" - это чуть в будущем, чуть позже, чуть- чуть впереди. Я заснул, я проснулся, заснул, проснулся. и т.д. В данный момент "я заснул" или "я проснулся". Передняя стена - черная, левая - зеленая, правая - красная, задняя - фиолетовая, нет, красная. В центре комнаты кубический плакат, на каждой стороне которого - надпись, причем, сделанная с такими подобранными цветами, что читается мгновенно - сверхскоростное восприятие. "Угадай, кому сколько лет? Кому из нас сколько лет? Я - правая стена, я - левая стена, я - задняя стена, я - передняя стена. Угадай, кому сколько лет?"
Подготовка. Готовлюсь к простой цели, чтобы: в комнату вошел Цезарь. Я не помню как выглядел бюст Цезаря в школьном учебнике истории, но я сразу узнал его. Гай Юлий Цезарь - полководец и видный политический деятель Древнего Рима. Первый император. "Та-а-к, в комнату вошел Цезарь - начинает сказывается моя подготовка" - подумал я. Мой сюжет, романтика? - это непрозрачная, бесцветная и лживая подвенечная фата суеты- реальности. Как красиво, красиво сказано! Нет! красиво как сон, который предстоит увидеть в будущем.
Пароль:первая ступень - ничего незначащая или обычная суетливая фраза, слово;
отзыв:первая ступень - "Что это значит?"
Пароль:вторая ступень - "Ничего";
отзыв:вторая ступень - "Ничего?"
Пароль:третья ступень - "Ничего, не больше и не меньше";
отзыв:третья ступень - "Не больше, точно?"
Пароль:ступень номер 4 - "Точно";
отзыв: ступень номер 4 - "Не меньше, точно?"
Пароль:ст. # 5 - "Точно"
И дальше продолжается ничего не значащий разговор.
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.
Полковник своим сухим голосом- штопором вкручивает в меня: "Цель твоей подготовки - выяснить с чего все началось, цель твоего задания - понять чем все кончится." И так много, много раз. Много, много, много. Слова Полковника создают впечатление непрерывности, но не более чем другие буквы на движущейся бумаге. Кольцо.
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.
Я в своей комнате. Кровать, стол, стул, тумбочка, шкаф. Четыре метра до потолка, на котором кровать, стол, стул, тумбочка, шкаф. Меня нет в своей комнате, той, что на потолке, т.е. в которой пол моей комнаты где я в свой комнате является потолком, и на нем я в своей комнате, кровать, стол, стул, тумбочка, шкаф. Меня нет в моей комнате. Я в своей комнате. Она размером 1, 5 на 3, 20 м, в узких стенах, что напротив друг друга (я в своей комнате и не могу ее описать: "отлично" - маскировка) двери и между ними полосы плотной блестящей бумаги - Кольцо - тянутся и тянутся, приводимые в движение механизмом "Ничто", и буквы, буквы, буквы.
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.
Кольцо.
Бесконечно. Если бы это мое любимое бумажное кольцо падало с неба, то уходило бы за края любого взгляда. Ангел. Мой ангел- хранитель в своем паденье, в своей бесконечности. Он будет хранить меня во всем необозримом будущем, будет хранить меня, мой ангел- буква:
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.
Идет подготовка. Происходит упражнение: "Присутствие - маскировка, отсутствие - маскировка, присутствие - маскировка." От чего сходят с ума? От неожиданности или от однообразия? Я в своей комнате. Меня нет в моей комнате. Пол, потолок. Потолок. Пол. По-по-по-потолок. Поооо-по-пол.
Проверка композиции.
Вазелиновый поток, вазелин моего сюжета превращается в плоскость. Вазелин трансформируется в плоскость, в архетипический принцип двумерности. Это рисунок. Каплевидное лицо Полковника возвышается над ним. Мой учитель держит листок бумаги - проверку композиции - в руках. Его изящные пальцы просвечивают сквозь двухмерную белизну. Его лицо похоже на каплю, точь- в- точь, если отбросить свежий лампочный цвет кожи, серую глубокую лесистость бороды и хроматичность глазных впадин, то получится капля, аэродинамическая капля, порожденная ускоренным движением жидкости в газообразном трехмерном пространстве. Проверка композиции - плоскость. Если расширять взгляд от двух к трем измерениям можно увидеть лицо Полковника. "Контрразведки всех измерений заглотят твое безумие как сырье для своих алфавитов, но все их алфавитопроизводящие машины разрушаться на молекулярном уровне - буквенная агрессия по субатомарным линейностям. ОГОНЬ. ПЛИ! Эти слова не имеют никакого отношения к моему будущему, к реальным событиям моего будущего задания, но в конечном итоге можно остановится на формулировке: "происходит нечто непонятное." "Правильно" - улыбается Полковник и опять: каплевидное лицо, сухой голос. "Цель твоей подготовки - выяснить с чего все началось, цель твоего задания - понять чем все кончится."
И опять: в своей комнате меня нет в моей комнате. Танец, состоящий из вращений, может ли иметь цель? Нет. А два танца состоящих из вращений, три, четыре, пять? Эта комбинация может иметь цель. "Правильно" - Полковник доволен. А на что он сказал "правильно", чем он доволен? Не помню? Не знаю? Не помню или не знаю? - удачное положение.
В будущем ты будешь видеть сны.
В будущем тебя будут допрашивать.
Да, в будущем, а что в настоящем? Этому редко придают значение. Правильно. Нужно еще реже. "Правильно" - я мысленно повторяю акустическую интонацию Полковника.
В настоящем: зима в городе, белая как бывает только в ностальгических воспоминаниях. Город из высоких домов, широкая оживленная улица, условно назовем: "проспект". "Как проехать в кафе "Багдад"?" Судя по белизне - холодно, но не очень, тем более я тепло и ярко одет. Она стройная, судя по всему, очень стройная, хотя теплая одежда мешает рассмотреть фигуру. Раскрасневшаяся на ранне-утреннем морозе. Раннее утро, поэтому трудно внятно описать обстановку. Во всяком случае, если бы я кому- нибудь рассказывал эту историю, то начал бы: Стройная, она приветливо отвечает: "Кафе "Багдад"? Вам нужно перейти на ту сторону и поехать на любом троллейбусе туда." Сопровождая приветливость слов изящными движениями рук в черных перчатках. Черное пальто, черные перчатки, черная шаль, личико свежее как стройное яблочко. Наверное, я очень глупо выгляжу со словами: "А мне, пожалуй, в другую сторону." Отходит. Сначала говорит: "А, понятно" и делает несколько шагов в сторону. Мороз мешает точно идентифицировать интонацию ее голоса. Я делаю шаг, один, второй, к ней, к нам приближается металлическая конструкция на колесах, приводимая в движение электричеством из параллельных проводов висящих над улицей, условно назовем это, нет, не условно - это и есть троллейбус. Заходим. Садимся рядом - я сажусь рядом с ней. "Нельзя, (и еще какое- то слово, я не запомнил) я на работе." Перехожу на сиденье у нее за спиной. Спираль. Спиралевидная планета наслаждения. Секс - спираль. Нет, секс - это действие.
Небольшое тактическое отступление, совсем незначительное только в сознании. только мысленно: вспоминаю "Цель твоей подготовки - узнать с чего все началось, цель твоего задания - понять чем все кончится." Нет, нет, нет, нет. Моя задача - узнать тайны, за которые меня убьют. Знание вступает в силу быстрее, чуть- чуть быстрее, чем приговор. Следовательно: я успею победить. Отступление окончено и, казалось, вся сущность моего мозга, моей моторики, моей физиологии, вся сущность пытается помешать мне в настоящем. Вся гордость, вся мания преследования, вся музыка величая мешают мне. Ничего, будущее будет значительно короче чем настоящее.
Все мои желания мешают мне рассказать о том, как я сажусь у нее за спиной и начинается спираль, спиралевидная планета в половом центре моего тела. Будь проще - народная мудрость - буду проще. Она берет меня ласковыми, вибрирующими пальцами за половой член изнутри. Это наслаждение, это в тысячу раз больше чем слово "наслаждение". Троллейбус движется через город по широкой зимней улице, мучительно, со стоном голова потеет изнутри прохладным и стремительным вертолетным потом от переизбытка кайфа. "Как тебя зовут?" - с напряжением. В ответ: "Нельзя сидеть рядом со мной, я на работе."
Эмма. Как мучительно приятно это адское напряжение, мешающее мне думать о тебе, даже хуже, оно заставляет меня предположить, что это ты, Эмма. Лучше не бывает, ее черная спина в драповом пальто казалось вибрирует потусторонним теплом посюсторонней зимы. Это не танец, это движение воды сквозь почву. Бездна ощущений, а сам факт ничтожный: я встаю и иду за красивой девушкой. Чтобы ты не делал: наслаждался, клеил коробочки, вытачивал детали - делай это так: уходи в свое занятие так глубоко, чтобы забыть: кто ты есть и что ты делаешь - учил меня Наставник.
С широкой улицы, условно называемой "Проспект", мы свернули, свернул троллейбус. Она выходит, я за ней. Буквенная геометрия узких улочек между домов средней высоты с большими окнами. Город. Как я устал - "очень" или "не очень"? Если считать за последнюю неделю - "очень", если считать за текущий день - так чуть-чуть. Мы идем вдоль здания, которое отличается от остальных соотношением своих фронтальных параметров и размеров окон, и особенным, не кирпичным характером поверхности стен. Заходим. Свою стройную провожатую я теряю, не успев дойти до второго этажа; она сворачивает в коридор. Я поднимаюсь, смотрю в одну сторону, в другую - ее нет. Вполне возможно она зашла в одну из комнат за белыми дверьми. Замедление ритма: если бы по прошествии долгого времени я проанализировал этот факт - ее исчезновение, я бы подумал: "Она зашла в одну из комнат." Здесь и сейчас - это не важно, даже хорошо - добавляет загадочности, усиливает таинственность, разбавляет банальную динамику происходящего. Спускаюсь на первый этаж; нечто вроде приемной или зала для заседаний (или танцев?) - стулья стоят по периметру вдоль стен. Спустился на первый этаж. Выше второго я в этом здании никогда так и не побывал, хотя думаю, это было несложно.
На стульях в разных углах сидят девушки-подростки с усталыми, и, кажется, красноватыми лицами в основном блондинки. "Это все связано с сексом" - мысль, буквы, плакат - не знаю, скорее всего, мысль: "Это все связано с сексом." Спускаюсь на подвальный этаж: от подвала в нем только низкие потолки, в остальном больница как больница. Захожу в туалет, там я один, но когда я сижу на толчке меня просвечивают и греют невидимые лучи, приносящие релаксацию моему наслаждению, о котором я уже успел забыть. Меня прочитывают на таком уровне существования частиц моего тела, что невозможно отличить их корпускулярную природу от волновой. Выхожу из ватерклозета: там голубой кафель, здесь белые стены. Раз больница, то должно быть кресло- каталка. Какой я ковбой! Сажусь в него, резкое движение вперед, круто повернуть, бац, задний ход - пой, ковбой, пой. Припев бодрости и таинственной самоуверенности. Люди - толстые тети в белых халатах: "Вам плохо, Вы не можете ходить?" Как хотелось бы сейчас проявится как глубокая личность, но люди для меня разделены на тех: от кого я чувствую ласково загадочные, немного пугающие своей необычностью, Лучи, подобные тем в туалете, и на тех от кого я таких лучей не получаю. Все происходит быстро или медленно? Лишний вопрос. Сижу в кабинете, нога на ногу. Бежевые стены. Кажется, какой-то портрет или таблица над головой у моей престарелой собеседницы, другая стоит на углу стола. Я успеваю что-то рассказать о Лучах, как они прекрасны - Лучи. Этим людям не понять страха перед таким счастьем. Все очень просто, жестоко и резко: если бы у меня был воображаемый как структура атома собеседник, он бы сказал мне: "Ты раскрыл тайну, Лучи - это и есть тайна." Но его нет и я принимаю решение; быстрее, чем это определяется понятием "принимать решение". Наклонившись над столом быстро на выдохе говорю: "Без представителей тайной полиции я ничего не буду говорить." Их руки к телефону. Деловито отвечают: "Хорошо, сейчас приедут." Ждем. Что происходит? Скорее всего я сижу нога на ногу, немного согнувшись, широкие черные штаны, красно- фиолетовая куртка, симпатичное лицо, аккуратная, но взлохмаченная прическа. "Как я красив!" - вот в чем самое зловещее в моей истории. Они уже приехали, заходят. Двое в обычной форме: один блондин лет тридцати пяти с удивленным лицом, другой - я его не замечаю - так, серое пятно в памяти. Третий в меховой шапке, темное пальто с белыми будто бы блестками, но без блеска, просто белые, высокий с пухлой папкой. Он берет, стул садится напротив меня, также боком к столу как и я, только другим боком. У меня правая рука на столе, левая - в боковом кармане расстегнутой куртки, у него левая на столе, правая барабанит по темно- коричневой коже папки-портфельчика; нога на ногу, как и у меня. Смотрит мне в глаза, у него внимательное лицо. Я пытаюсь провести физиогномический анализ, только пытаюсь, чуть-чуть. Испуган? Удовлетворен? Ищет подход? Занятия физиогномикой Полковник всегда проводил в долине, рядом с Лесной базой и только когда был туман, считая, и совершенно справедливо, что "потребность в анализе внешности собеседника может возникнуть только в тумане." Туман в голове, туман в сердце, туман в пальцах, туман в желудке, туман в ногах, туман между ног - к этому я готов, а к Лучам меня никто никогда и нигде не готовил, а зря, потому что теперь они не скоро, возможно уже никогда не появятся. Меня уводят. "Увозим" - говорит высокий в шапке и один за другим, гуськом: блондин, незаметный, я, со своей покорной и заинтересованной походкой; замыкает шествие этот с папкой. Провал в ощущениях. Потом, мы на улице. Блондин смеется: "Ты уже три дня вокруг нас бегаешь." Надо бы это обдумать, но мозги у меня высохли от бессонницы. Высохли, бодрость, нездоровая усталая бодрость. А дальше автомобиль. Меня возят как мусор, как президента, как зверя, как символ. Я - символ для себя. Но настоящее - это когда не бывает "дальше". Блондин довольно ухмыляется, высокий в шапке спиной ко мне, кажется я никогда больше не увижу его лица. Садимся в их тесную кубическую машину. "Наденьте наручники" - как жалко звучит моя просьба. "Еще успеешь" - смеются. Меня привозят в какой-то снежный дворик, похожий на асфальтовый угол для наказания. "Детей ставят в угол, цветы на подоконник" - напевает Бог на небесах.
Ступеньки, крыльцо, дверь, вывеска, перпендикулярная стене с номером. Цифры здесь и всегда имеют большое значение. Лист бумаги формата А 4, складываю вдвое. "Ручка у меня есть"- как я жалок. "Пиши все, что знаешь." Мой ответ: Страх, спать.
Комната как развалины подводной лодки. В центре нечто среднее между кожаным диваном и деревянной скамейкой - резкое счастье на уровне моего убожества,. спать. Мелкий рисуночек на выданной бумаге, мысленно: "У этой ручки очень тонкое письмо." Комкая листочек, который был листом я бросаю в угол, на "подводной лодке", там, в углу, был бы пульт управления торпедами. И вот я снова на подводной лодке или я просто закрыл глаза? Спать, не снимая своей красивой красно-фиолетовой куртки. Красота на уровне моего убожества спасет войну, которая, в свою очередь, всю жизнь спасает меня от ожирения. Спичечный коробок под голову, чтобы не жестко было спать на деревянном подлокотнике - трогательно. Спать, спать, спать. Без слов, без снов, без слов, без снов. "Небольшое ожирение мне предстоит" - мини- бегство в будущее. Да, из меня сделают немного жирное ничтожество, ненадолго, но сильно и обстоятельно. "За тобой приехали" - вся речь, все слова, все буквы, весь смысл - все вне меня. Как и в случае с пастором "за тобой" можно заменить на "за сеном", "за мебелью", "за истиной". Эх, приехали. Выходим на крыльцо - по прежнему асфальт и белый снег, из новостей - солнце. Я чувствую себя свежее, а машина, на которой меня повезут более прямоугольная, чем та, которая везла сюда. По прежнему довольно-удивленная ухмылка блондина: "Что на таких еще не ездил? Пора." "Вот тебе и Лучи" - если бы так сказал, мой милый взрослый блондинчик, то я накрасил бы лицо черной-черной краской и мы сыграли бы в Отелло и Дездемону.
У меня злое лицо - поздно делать злое лицо, давно пора делать деньги. Я так и поступил в течении некоторого времени и став богатым решил, что смогу найти Эмму, но деньги могут всего лишь купить тебе в подарок взмахивающий флажок маленького миражика и о нем ты будешь тосковать всю жизнь. Так была произведена реальная подоплека трансдентальной Эммы. А сейчас, в настоящем - бесконечно долгий экскурс из ничто в настоящее продолжается - меня везут в прямоугольно- параллепипедном автомобиле с белыми непрозрачными стеклами, везут в первый раз.
Привезли в тюрьму, за городом. Зимой если где-то много снега - создается впечатление: "за городом". Тюрьма за городом - предел моих представлений о романтике в виде неадекватной реакции на непонятное происходящее. Машина Думающая Правильно - МДП - Маниакально Депрессивный Психоз в обычном городе, в обычной жизни. Романтика - это лживая и навязчивая подвенечная фата суеты.
Я искал Эмму. Очень просто. Зимой бегом к прохожей старухе. "Дайте спички" - коробочек из старушечьей ладошки в мою руку - она в кулак. "Я Вас ненавижу, я вам всем покажу" - со злобой - это я борюсь со своим страхом. Пока он побеждает, ему удалось выгнать меня из моей комнаты. "Что-то вы очень обозлились, молодой человек" - скрипит пожилая прохожая. Все это происходит на широком бульваре между двумя рядами высоченных домов, домики обычные - жилые. Спички я не отдаю, хоть что-то зажал руками, за что-то ухватился изнутри этой неопределенности под названием "три измерения". "Я на войне, я на войне, я - герой" - там в комнате четыре стены, плюс пол и потолок. Здесь на открытом пространстве три измерения - вот цифровая разгадка клаустрофобии и агарофобии.
"Я - герой, я - герой" - но меня привезли и когда я понял куда, то поздно и неуклюже пытаюсь выбить дверь. Но поздно - меня крепко держат за руки. Поздно. Поздно.
Но причем тут поздно. Мы с Полковником занимаемся моей подготовкой, у нас общее небытийное дело и время: поздно, рано, сейчас, уже - нам не помеха. А мешает нашему главному делу, нашей борьбе совсем другое - главная коварная тайна всего существующего мира, всей объективной реальности, данной нам в ощущениях - здравый смысл, его коварство и любовь двигают подвижные часы реальности. Когда я был один я пытался его ненавидеть - безуспешно, а теперь Полковник, обученный дипломированным Наставником и опытом реальной работы, специалист по разведке объясняет мне:
- Самое гибельное в любой разведке основа традиционной разведки. Это то, о чем не говорят, даже не думают и не имеют ввиду - это находится на уровне молекул мозга. Условно, очень условно мы можем назвать это: "здравый смысл". Как оно проявляется на микроуровне? Также как принципы связи атомов кристалла проявляются в структуре алмаза. Слушай внимательно: пример из стандартной практики легальной разведки. Мы засылаем агента под видом сотрудника посольства, естественно, как правило, контрразведка противника заранее знает, что он разведчик, традиционный разведчик - за ним следят. Тончайшие нюансы его подготовки рассчитаны на то, что в условиях слежки он сможет выполнить секретное задание так, чтобы следящие не раскусили его секрет и выполнить кроме того, грубо говоря, правила хорошего тона разведчика.
- Да, занятно, - хмыкаю я.
- Да, да, правила хорошего тона. Проверочные маршруты. Первое время после прибытия, он, как культурный дипломат посещает концерты, музеи, театры, приемы, много ходит пешком и прорабатывает тем самым свои проверочные маршруты - все время ходит разными дорогами изучая геометрию окружающего пространства. Смотри...
Загорается экран. На нем изображение соответственно лекции Полковника: геометрические перипетии городских улочек, переулков, проспектов, сквериков, зарешеченных садиков, проходных подъездов, стадионов и т. п. И он объясняет мне, что агент во всей этой вселенной выбирает траекторию своего движения так, что периодически имеет возможность на поворотах полностью захватывать панораму того, что происходило секунду назад у него за спиной, досконально фиксировать всех вражеских шпиков, - хмуро закусив губу, Полковник сделал небольшую паузу - которые пасут его на этом безумном пастбище под названием "Разведка".
- Смотри - спокойно произносит Полковник - здесь мы поворачиваем во двор музея и через решетку забора мгновенно видим всех, кто идет за нами по этой и той стороне улицы - у Полковника не такая аккуратная речь как у Наставника, но он также страстно влюблен в Разведку и передает мне ее дух; единственное, что мне от него нужно, мне - Сумасшедшему разведчику.
- Те кто за ним следит знают, что он знает, что они за ним следят, в свою очередь, он знает, что они знают, что он знает; и бесконечная цепочка этих "знают, знают, знают" обволакивается вокруг здравого смысла и хорошего тона. Он выбирает точки, с которых может обозревать панораму слежки, не совершая действий и телодвижений, открыто репрезентирующих его намерения; он не может просто оглянутся или даже остановится завязать шнурок и осмотреться, по одной простой причине - это нарушение хорошего вкуса в Разведке.
Происходит подготовка Сумасшедшего разведчика, а между тем призраки всех мертвых контрразведчиков вылезают из электронных пучков, бегающих по лампочкам, часам, экранам и зловеще потрескивают:
Тени исчезают в полдень
Полдень не наступит никогда
Тени исчезают в полдень
Полдень не наступит никогда
Солнце не заденет вертикаль
Мы тени
Мы будем рядом всегда
Мы будем тебя пугать
И ночью и днем
По углам и деревьям
Мы будем тебя пугать
Они нервничают и распыляются чувствуя в своих райских сферах, что Полковник выковывает и выдает страшнейшую тайну (тайну нельзя выковать, выковать можно оружие): меня - Сумасшедшего разведчика.
- Человек озирающийся когда идет по улице не может быть разведчиком ни в своем представлении, ни в своем отображении в следящей системе. Это моветон. Если он работает под крышей посольства - его высылают, без всякого объяснения, если он нелегал - его беспричинно арестовывают. Мы тратим массу времени и сил на подготовку агента, чтобы с помощью проверочных маршрутов он изыскал возможность периодически исчезать из поля наблюдения врага и выполнять, непосредственно, свою секретную миссию. Естественно, мы добиваемся успехов, но это все равно, что пытаться обмануть теорему Пифагора (теорему нельзя обмануть), добиться ошибки в измерениях у вражеской машины - пустяк по сравнению с бастионом здравого смысла, перед которым мы постоянно капитулируем.
- Какая же альтернатива? - спрашиваю успешно изображая наивное лицо, наивный голос, наивное сердце.
- Представь себе городского безумца, блаженного, инопланетянина - он вприсядку бежит по городу, останавливается и подпрыгивает через каждые два шага, кувыркается, вращает головой, падает на землю и замирает на мгновение или на час. Одним словом, отплясывает танец Веселого Дыма со Старшей Сестрой на расстоянии. Это ты - наша надежда, наш Факел Небытия. Конечно, так, все только метафоры, во внешнем проявлении ты будешь уходить от слежки, приходить на явки, проникать на секретные объекты... - но ты будешь безумен и ты будешь нести свое безумие как болезнь атомов, которая превращает их в мерцание. Твое безумие, независимо от твоей воли, будет вербовать: деревья, секретарей, фонари, обычных людей, ходячие двери и все, все, все, что есть. И пляшущие человечки, мерцающие мозги, изображения без материальных носителей будут заполнять Город и к точке Победы, окончательной Победы, когда ... вся Старшая Сестра войдет во вражескую столицу ее будут встречать все танцующее раскореллированное городское безумие.старшая.сестра, Эмма. О ней ты всегда мечтал и постоянно мечтаешь. Старшая Сестра - женщина одной крови с тобой, старше тебя, власть над тобой, само слово: "власть" - женского рода.
Она аналитично и архитектурно красива, но это как здравый смысл. Женская красота вообще легитимна в нашем мире и против нее мы бросим красоту твоего безумия, безумие твоей красоты.
Я и полковник. Полковник говорит, я слушаю. Я и полковник. Я, полковник. Я, полковник. Я, полковник. Перебираем все возможные сочетания "меня" и его "одно", из них: "Я - полковник."
Кто говорит? "Старшая Сестра, о, Старшая Сестра. Женщина старше тебя, одной крови с тобой - вот, что такое власть, от которой не уйти. Женщина. Мы все внутри женщины, мы никогда не рождались, не родимся и не умрем, мы просто переходим из тела одной женщины в тело другой. Свою Старшую Сестру я звал Эммой. Чтобы ни происходило, она всегда была рядом, она была вокруг. Я был в ней".