В СССР была такая фишка — всовывать в фильм кадр (буржуазной) распущенности. Тут вот сцена из телесериала «Майор Вихрь» (с молодым Ширвиндтом). Помню, отец добродушно хмыкнул «Люблю, когда буржуазия разлагается». Да много их - «Эй, моряк, ты слишком долго плавал...» и т.п.

Э-эх, слеза наворачивается…

Сейчас, в демократическом мире, и уж точно - в католической Литве, - ощутим дух изгнания этой «пошлости». Не Франция, да… Секс — да пожулуйста, без проблем. Но открытый, честный. Вспоминается сцена из американской комедии (может, кто подскажет название). Там марсианка даровала пареньку рожки, появляющиеся при мысли о девушках. Излучали такое, что в радиусе поражения дамы устремлялись к нему с самыми порочными намерениями. Но герой симпатизировал чистой и милой и не хотел идти на поводу… не хотел... Сидит он со своей «Варлей» в машине, и в ужасе чувствует: рожки растут. Переход лица от «спортсменки, комсомолки» в … навечно врезался в мою память. Вот тогда я понял, что в каждом из нас два человека, причем противоположных.

Но так и есть в природе. Не в фертильный период самка не подпускает и не интересует самца. Т.е. «вопрос Гумберта» из «Лолиты» не закрыт. Их два, Гумберта. Глубоко порядочный интеллигент «А» и слюнявый старик «Б». Второго можно искусственно загнать в подполье (да все так и делают) - но нужно ли его в себе убивать?

Для меня, как для художника, временная победа состояния «Б» над состоянием «А» - главная тема творчества. Я лет 15 пишу роман «Несокрушимый» - это как бы перевёрнутая «Лолита». Время действия - 1963. В силу стечения обстоятельств недооформившегося, но гениального мальчугана (12-13 лет) пытаются «раскачать» и «дооформить» вполне порядочные советские труженицы и школьницы. Как и Набоков, сам я никогда не решусь его напечатать, а такого верующего в меня человека, как супруга Набокова, рядом нет… Однажды эта «рукопись» сгорит.