Добрыня размахнулся и со всей силы вогнал копьё в бок. Для верности он еще и прокрутил его вокруг - раздался хруст. Все три головы Змея громко и выразительно выругались матом. Добрыня навалился на древко всем телом и давил до тех пор, пока копье не перестало рваться из рук.
Потом Добрыня долго сидел в овраге, на дне которого журчал, прячась под темно-зелеными широкими листьями, маленький ручеёк. Смывая с себя кровь, исследовал раны - те были вполне приличными, но не смертельными. Добрыня был доволен. Он оказался ловким и смелым. И оправдал высокое звание – Богатырь Всея Руси!!! Кряхтя, Добрыня поднялся на ноги и выбрался из оврага. Его ждала Настасья Тимофеевна.
Почесывая глаз и звеня пыльными доспехами, Добрыня шел к выходу из леса. Приглушенный клекот заставил его замедлить шаги, а после - свернуть. Добрыня приблизился к месту своей победы.
Змей Горыныч всё-таки не умер – его головы мрачно сопели и тихо клекотали. Проткнутое крыло было вывернуто, из раны в боку текла змеиная кровь – на удивление тёмно-бордовая и густая. Змей скреб землю когтями правой передней лапы - левую он придавил собственным боком. Услышав поступь противника, одна из голов Змея приподнялась на своей длинной шее, матовые перепонки поднялись, и Добрыня впервые взглянул в глаза Змей Горынычу - зрачки были янтарными, глубокими, со вплавленными в медовую прозрачность искрами. Змей Горыныч лежал на земле изумрудным завитком. Добрыня, не отрывая от него взора, сделал шаг.
- Ччччего, пришшшшел? – прошипела голова Змея. – Добивать будешшшшь?
Добрыня глубокомысленно улыбнулся и обнажил меч, затем воткнул его в землю, чтобы тот не мешал. Избавился от доспехов и шлема, стащил с себя холщовую рубаху – довольно грязную, пропитанную потом и кровью. Примерился - и рассек ее клинком на две части. Держа куски ткани в руке, Добрыня приблизился к Змею. Меч и копье остались лежать на земле.
- Не дрейфь, Горынушка. Не обижу. – как можно ласковей проговорил Добрыня и зажал рану материей. Через секунду он негромко вскрикнул - кровь обожгла ему пальцы. Чтобы повязка держалась, пришлось добавить к рубахе плащ и вдобавок располосовать на шнуры кожаный ремень.
В шлеме богатырском, словно в кружке, Добрыня принес воды.
Очнувшаяся, левая голова Змея, недоверчиво посмотрела на шлем, но воду выпила. Добрыня сходил к ручью еще несколько раз, пока голова не сказала: «Хватит, а то сейчас лопну!».
Когда покрасневшее солнце обозначило наступление сумерек, очнулись и остальные две головы. После этого Змей попытался подняться на лапы, но не смог. Добрыня развел костер и бродил по лесу до тех пор, пока не раздобыл зайца и барсука, не самую лучшую дичь, но богатырю приходилось ужинать и похуже, а Горынычу было вовсе не из чего выбирать.
С приближением ночи небо стало фиолетовым. Добрыня набросал на землю лапника и лег рядом со Змеем Горынычем. В жилах Змея пульсировало живое пламя, от тела в чешуйной броне исходил жар, как от закрытого ширмой очага.
Добрыня повернул голову. Никто никогда не рассказывал ему, что грудь Змея Горыныча покрыта не чешуей, а мягкой шерстью, совершенно беззащитной на вид. Удивляясь, Добрыня осторожно приложил ладонь - под рукой его мерно билось гулкое сердце.
Утомленный Добрыня уснул с наступлением ночи. Костер без присмотра догорел и погас. Когда угли отдали последнее тепло, Змей Горыныч, шипя от боли, с трудом сместил поврежденное крыло и осторожно укрыл им богатыря…
… В это время во дворце на скале, в комнате под крышей самого высокого терема, не спала Настасья Тимофеевна. С лампой в руке она ходила от окна к окну и беспокойно вглядывалась в ночь, пытаясь хоть что-то увидеть внизу. Ночь была тиха, густа, и ничто, кроме её лампы, не тревожило безмятежную темноту.
А где-то в лесу вредная и противная кукушку делала своё черное дело...
