АВТОР: Violence
ЖАНР: romance
РЕЙТИНГ: от G до NC-17 по нарастающей
ПАРЫ: Ренджи/Бьякуя
СОДЕРЖАНИЕ: зарисовки из жизни руководства 6го отряда
СТАТУС: за-кон-чен
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: боюсь, что соплей получилось слишком много..
*ОТКАЗ ОТ ПРАВ: мне ничего не принадлежит
Сегодня утром собрание капитанов Готей 13 закончилось неожиданно быстро – половина отрядов вместе с капитанами отбыла на грунт, и обсуждать оказалось практически нечего. Бьякуя неторопливо возвращался в расположение собственного отряда, обдумывая планы на день, и внезапно осознал, что Ренджи явно не ожидает его появления в столь ранний час. Мысль о том, чтобы подсмотреть, каким образом его лейтенант справляется с обязанностями в отсутствие капитана, невольно заставила Кучики-тайчо полностью скрыть рейацу.
Зайдя на административную территорию шестого отряда, Бьякуя услышал странный шум. Невольно ускорив шаг, но все еще скрывая рейацу, он приблизился к офису и остановился – из открытых окон здания грохотала незнакомая гайдзинская музыка. Увидев лицо Бьякуи, дежурный офицер у двери ахнул и побелел, вытянувшись по струнке. Не обращая на него внимания, Бьякуя метнулся на второй этаж и рывком распахнул дверь. Его несравненный лейтенант, Абараи Ренджи, сидел, закинув на стол ноги в несвежих белых носках, и сочинял отчет вслух, помахивая в такт музыке кисточкой. Магнитофон, не виденный Бьякуей ранее, стоял на столе, извергая грохочущие звуки, невыносимые для утонченнного аристократического слуха, но, очевидно, приятные слуху Ренджи. Оба косоде лейтенанта были сняты и небрежно брошены на спинку стула, являя шокированному взору тайчо изумительно мускулистый, покрытый черными зигзагами татуировок торс. В довершение картины, лейтенант смачно жевал жвачку («Рукия с грунта притащила, тайчо! Очень популярная там вещь. Угощайтесь, тайчо!»).
- Ренджи! – пророкотал Бьякуя.
Лейтенант подскочил, роняя кисточку и моментально спуская со стола ноги.
- Тайчо!
Бьякуя помолчал, наслаждаясь видом невероятно смущенного, застигнутого врасплох лейтенанта.
- Ренджи. Что это?
- Ээээ...что именно, тайчо?
Бьякуя молча направил указующий перст на магнитофон, который шустрый Ренджи к этому моменту уже успел как-то заткнуть.
- Это....эээээ, музыкальная машинка, тайчо. Она музыку играет, вот. Эээээ, рок – так, вроде, Айясегава говорил. Вам не нравится, тайчо?
Бьякуя молчал, оценивающе глядя на аппарат. Ренджи втянул голову в плечи, невольно ожидая, что вот сейчас негромко раздастся команда разрушающего заклинания, адская машинка заискрит и оплавится, а Айясегава потом неделю будет дуться на него за то, что не сохранил с таким трудом добытый на грунте трофей. Но капитан молчал, и Ренджи наконец решился взглянуть ему в глаза.
- Ренджи.
- Ддда, тайчо?
- Я, кажется, говорил тебе, чтобы ты больше не смел жевать в моем присутствии эту дрянь, или по крайней мере воздержался до того момента, пока Куроцучи-тайчо не проведет лабораторное исследование данного продукта и не предоставит официальное заключение о его безвредности для организма шинигами. Говорил или нет, Ренджи?
- Говорили, тайчо...но я же...не в Вашем присутствии.... – пискнул Ренджи.
Бьякуя замолчал так тягостно, что лейтенант невольно зажмурился. Послышался шелест капитанской хаори, Ренджи осмелился открыть глаза и увидел, что капитан уже почти скрылся в своем кабинете. На пороге он остановился, полуобернувшись.
- И, Ренджи. Если тебе не мешает...это, - легкое движение подбородка в сторону аппарата, - можешь его оставить. – Ренджи просиял. – Только....
- Я понял, тайчо! Только не в Вашем присутствии!
Бьякуя величественно опустил ресницы и исчез в своем кабинете. В конце концов, нельзя избавляться от чего-то, что настолько стимулирует умственные способности его лейтенанта.
Холодный осенний ливень зарядил еще ночью, тогде же отгромыхала гроза, но утром угрюмые серые тучи по-прежнему прорывались неприятным промозглым дождем. Ренджи едва не опоздал сегодня на работу; шумно ворвался в офис, отряхнулся почти по-собачьи, стряхивая попавшие за шиворот капли воды. Почти в тот же момент дверь открылась и в офис вплыл капитан.
Казалось, непогода никак не отразилась на его безупречном тайчо. Во всяком случае, на капитанской хаори не было ни пятнышка, а таби оставались такими же снежно-белыми, как рейацу капитана. Использовал шунпо, чтобы добраться до офиса?
- Ренджи, зайди ко мне через минуту, - бросил Бьякуя, скрываясь в своем кабинете. Про чай он даже не упомянул – это было нечто само собой разумеющееся. Отряхнувшись, Ренджи бросился на кухню готовить чай.
Через пять минут он уже открывал ногой дверь в кабинет капитана, удерживая в руках поднос, а под мышкой – папку с двумя последними отчетами. Бьякуя стоял у окна и глядел на унылый, покрытый лужами двор шестого отряда.
- Спасибо, Ренджи.
Лейтенант поставил все принесенное на стол и почтительно повернулся к капитану, всем видом выражая готовность выслушать дальнейшие указания. Бьякуя повернулся к нему лицом. Ренджи сморгнул – ему показалось, что, несмотря на то, что небо было сплошь затянуто тучами, в комнате словно взошло солнце...
Бьякуя закончил давать последние ЦУ и строго взглянул на лейтенанта. Тот стоял, вытянувшись в струнку, и, как показалось Бьякуе, довольно тупо смотрел куда-то в район шеи капитана.
- Ренджи?
Лейтенант молчал. Он смотрел на двигающиеся бледно-розовые губы капитана, на его чуть подрагивающее горло, и думал о том, что...
- Абараи-фукутайчо? – Бьякуя немного повысил голос. Ренджи очнулся и наконец взглянул на капитана осмысленными глазами.
- Повтори, что я сейчас сказал, Ренджи.
- Есть повторить, тайчо! Ту папку, что справа, вечером отнести на Центральный пункт! Вторую папку проверить на предмет соответствия статистике последних миссий! – отрапортовал лейтенант, втайне радуясь способности автоматически запоминать услышанное в трансе.
Бьякуя холодно окинул его взглядом с головы до ног и отвернулся.
- Выполняйте, Абараи-фукутайчо.
Ренджи подхватил со стола документы и испарился. Бьякуя еще некоторое время постоял возле окна, потом прошел к столу, положил перед собой чистый лист бумаги. Рука с кисточкой зависла в воздухе. Внезапно лицо капитана слегка изменилось, и он совершенно неконтролируемым движением скомкал лист бумаги и швырнул его в урну. Невидящим взглядом уставился в окно.
Чертов Абараи....
За окном по прежнему пел свою печальную песенку сентябрьский дождь.
Кучики Бьякуя не любит целоваться в губы.
Особенно вот так – мокро, непристойно, когда его лейтенант, наплевав на приличия и субординацию, с силой проталкивает горячий язык ему в рот, а рука лейтенанта скользит за спину Бьякуи, спускается ниже и грубо стискивает ягодицы. Рука Кучики неосознанно тянется к рукояти Сенбонзакуры, но Ренджи замечает движение, быстро перехватывает его руку и шепчет хрипло:
- Это потом, тайчо....
Нет, даже с Хисаной Бьякуя не позволял себе таких поцелуев. С Хисаной все было тихо и благопристойно – все таки она была женой главы самого влиятельного в Сейрейтей клана, а не какой-нибудь падшей женщиной, с которой можно было проделывать то, что Ренджи сейчас проделывал с ним. И уж конечно, все происходило в полной темноте и уединении – не то, что сейчас, средь бела дня, в административном офисе шестого отряда, куда в любой момент могут зайти слоняющиеся неподалеку третий и четвертый офицеры. Но рыжему наглецу плевать на условности, поэтому он все также продолжает прижимать ошеломленного тайчо к стене и целует, целует, целует....Пока наконец Бьякуя, опомнившись, с силой не отталкивает его от себя, для верности сопроводив толчок хорошим ударом рейацу. Ренджи почти отлетает к противоположной стенке, растрепанный, с горящими глазами, силится что-то сказать, но Бьякуя предостерегающе вскидывает руку, и он замолкает, тяжело дыша. Бьякуя знает, что лейтенант должен быть наказан – где ж это видано, чтоб с капитанами ТАК обращались! Хмурится, вспоминая боевой устав Готей 13, и хмурится еще больше, понимая, что во всем уставе – а Бьякуя знает его наизусть – нет ни одного упоминания о возможном наказании в случаях домогательств личного состава отряда по отношению к руководству (как, впрочем, и наоборот). Тем не менее, говорить что-то надо, лейтенант ждет, опустив голову, поэтому Бьякуя тяжело роняет:
- Вон.
И отворачивается, избегая смотреть своему лейтенанту в глаза. Ренджи выходит, ступая беззвучно, словно призрак.
Бьякуя стоит у окна, смотрит невидящим взглядом в прозрачное, искренне-голубое небо над Сейрейтеем. Он не любит целоваться в губы.
Но возможно, лейтенант Абараи заставит его пересмотреть свои вкусы.
Первое, что он сделал, оправившись после стычки с тремя капитанами на холме Сокиоку – попытался пробраться в палату к раненому капитану. Это было не особенно трудно. Просто он выждал момент, пока Унохана-тайчо не отправится в административный корпус четвертого отряда, выскользнул в коридор, по стеночке пробрался к палате с едва теплившейся знакомой рейацу, шикнул на дежурившего там медика и просочился внутрь.
Кучики-тайчо лежал на кровати возле настежь открытого окна, такой же белый, как опоясывающие его грудь бинты. Все еще без сознания. Ренджи, не дыша, приблизился к кровати и сел на стоявший рядом стул. Мысли разбегались и снова сбегались в кучу, как испуганные мыши. Без кенсейкана и без извечной презрительной маски на лице капитан выглядел очень молодым – если не сказать юным, расслабленным и...незнакомым. Незаметно для самого себя он стиснул спокойно лежащую поверх одеяла руку капитана, всем телом подался вперед. Он просто не мог насмотреться на него. Впервые за десятилетия службы под началом Кучики-тайчо он увидел то, что так отчаянно надеялся увидеть - его несокрушимый капитан очень уязвим. Уязвим, одинок, и – кто бы мог подумать – нуждается в защите. И пусть сам капитан будет последним, кто признает это – Ренджи было плевать, потому что все самое важное для себя он все-таки увидел.
- Я буду рядом....– как в бреду, шептал он, уткнувшись лбом в холодную неподвижную ладонь, - Буду рядом....всегда....
Луна сегодня светит особенно ярко.
В своей спальне Бьякуя ворочается с боку на бок, перемещается по футону, пытаясь отыскать на нем прохладное, еще не согретое теплом его тела место. Он знает, что там, за тонкой перегородкой седзи, в его собственном саду сидит его лейтенант, и это знание не приносит облегчения. Уже который день Ренджи приходит сюда ночью, совершенно не скрываясь, садится под ближайшей сакурой и замирает. Бьякуя не имеет понятия, что Ренджи говорит охране особняка Кучики, но факт остается фактом – они пропускают его сюда беспрепятственно. И сколько он там сидит – несколько часов, всю ночь – Бьякуя не знает, потому что силой приказывает себе заснуть, а утром сад уже непривычно пуст, и когда Бьякуя встречает лейтенанта в офисе шестого отряда – тот уже на месте. Слегка бледный, может быть, более тихий, чем обычно, но уже к обеду Ренджи берет себя в руки, и все идет как обычно – постоянный недосып мало сказывается на его выносливом лейтенанте.
Сейчас в саду царит обычная ласковая тишина, и Бьякуя, лежа с открытыми глазами, слушает до боли знакомую рейацу своего лейтенанта – бестревожную, с едва заметным привкусом надежды. Бьякуя уже не может вспомнить, когда в эти теплые волны вплелись сначала искорки, а затем оранжево-красные всполохи страсти и желания. И эти отчаянные, но все же безрезультатные попытки скрыть рейацу, приводящие в смущение прежде всего Бьякую – ведь он просто не знает, как реагировать на такое явное проявление чувств. Потому что то воплощение ледяной надменности и высокомерия, что он каждый день видит в зеркале – Бьякуя просто не понимал, как можно хотеть такое.
Ветер слегка усилился, зашелестел ветками деревьев в саду, заставил причудливые тени заметаться по комнате. Бьякуя встал, накинул на плечи легкое кимоно и неслышной поступью вышел в сад. Ренджи сидел так же, каким он видел его своим внутренним взором – откинувшись спиной на ствол сакуры и прикрыв глаза. Бьякуя отметил, что при нем не было Забимару. Почувствовав приближение капитана, Ренджи вскочил, но тут же припал на одно колено и склонил голову – распущенные алые волосы почти коснулись земли. Казалось бы, поза должна была выражать трепет и уважение, но проблема лейтенанта Ренджи Абараи в том, что, как низко бы он ни склонял голову, никогда он не выглядит хоть сколько-нибудь почтительно или благоговейно. Это интригует.
Бьякуя стоял молча, и Ренджи наконец поднял на него глаза. Усталые, чуть покрасневшие, с затаившейся дерзинкой на дне. Чуть подался вперед, жадно – как всегда – всматриваясь в прекрасное бледное лицо в извечной попытке разгадать его выражение. Бьякуя поднял голову и прищурился на застывший в небе жемчужно-белый диск.
- Все еще хочешь достать луну, Ренджи?
Лейтенант вспыхнул, опустил глаза. Занервничал.
- Тайчо.....я.....
- Что ж. Идем.
Так же бесшумно вернулся в дом, спиной ощущая ошалело-потрясенную рейацу Ренджи, сделал ему знак задвинуть седзи поплотнее. Прошел вглубь комнаты, поближе к футону, зажег светильник и повернулся к своему лейтенанту лицом.
- Раздевайся, - не приказал. Попросил тихо, едва слышно, но Ренджи услышал – за секунды скинул одежду и без капли застенчивости или смущения выпрямился перед капитаном – смуглый, обнаженный. Восхитительно красивый.
- Ложись, - легкий кивок в сторону футона.
Ренджи растекся по футону, и Бьякуя, не снимая кимоно, присел на пятки рядом. Застыл, сцепив руки на коленях, и смотрел – просто смотрел, долго, не отводя ни на секунду взгляда, ставшего вдруг бархатисто-серым, ласкающим, и у Ренджи под этим взглядом плавились кости, и член упирался в подбородок. А потом капитан слегка повел плечами, освобождаясь от кимоно, и каким-то образом оказался рядом с Ренджи – не прижимаясь, но просто лежа рядом, задумчиво подперев голову рукой. И это для Ренджи было уже невыносимо – вскинувшись, с глухим рыком опрокинул капитана на спину, окинул голодным взглядом и впился в губы, в эти невозможные капитанские губы, так же яростно, как тогда, в офисе шестого отряда. Только сейчас капитан умница и не отталкивает, а наоборот, притягивает Ренджи к себе и сам дает засосать свой язык себе в рот. Ренджи задыхается и мычит от удовольствия, член вот-вот лопнет от напряжения, но нельзя – это только начало, и Бьякуя даже не подозревает, что еще Ренджи намерен сделать со своим капитаном. Поэтому он оставляет зацелованный рот капитана в покое и потихоньку начинает продвигаться вниз – губами по белоснежной шее, ямочкам ключиц, уже напряженным бугоркам сосков – их даже стоит слегка прикусить, совсем легонько, и тут же лизнуть языком - Бьякуя извивается и шипит что-то сквозь зубы. А потом опять вниз – по мускулистому животу, и талия у капитана такая тонкая, что даже не верится, что она принадлежит мужчине. И наконец, вот оно – высшее счастье – напряженный член капитана, именно такой, каким Ренджи представлял его в своих самых дерзких мечтах – неприлично красивый, гладкий ствол, прижавшийся к животу. Ренджи трясет, он не в силах смотреть на это долго, и вот уже, как зачарованный, тянется к нему ртом, и желание остается только одно – вобрать его в себя, всосать как можно глубже, почувствовать его вкус и биение плоти на языке. Что он и делает, с невыразимой нежностью обхватывая припухшими губами влажную головку, и Бьякуя молча выгибается дугой, дрожит, как от удара током. Ренджи сразу берет глубоко, почти до основания, пытается найти нужный ритм; он бы сейчас даже хотел ощутить руки Бьякуи в своих волосах, требовательные, направляющие, и может, даже хотел бы, чтобы Бьякуя трахал его в рот; но тот только молча извивается, вцепившись руками в истерзанную простыню, поэтому Ренджи делает все так, как хочется ему самому. А потом Бьякуя опрометчиво смотрит вниз, и единственный взгляд на огненно-красные взметающиеся волосы между его ног и жадные припухшие губы, обнимающие готовый взорваться член толкает его к развязке – капитан стонет в голос и обессиленно падает на постель. Ренджи едва успевает отодвинуться, прозрачно-белые капли попадают ему лицо и на волосы и еще немного – на живот капитана. Бьякуя поднимает голову и затуманенными глазами смотрит, как его лейтенант довольно слизывает его сперму с губ и улыбается – Бьякуя еще никогда не видел такой его улыбки. Ренджи что-то шепчет, но Бьякуя почти ничего не слышит сквозь шум в ушах и только кивает головой в ответ. Ренджи снова целует его – везде, куда может дотянуться, и гладит – тоже везде, его руки такие же жадные, как губы, словно хотят зацеловать и заласкать на вечность вперед. А потом лейтенант ложится на него сверху, и Бьякуя понимает, что это еще не все, что самое главное еще впереди, когда Ренджи коленом раздвигает ноги капитана. Снова поцелуи, ласковые и отчаянные, пальцы Ренджи собирают прохладную сперму с его живота, и Бьякуя отстраненно чувствует первое осторожное проникновение. Возможно, следовало бы отодвинуться, возмутиться подобной наглости, но с чего вдруг? Бьякуе принадлежит все, чего он только может пожелать, и сегодня ему самому хочется принадлежать кому-то.
Ренджи теперь уже отстранился и напряженно смотрит ему в лицо, наблюдая за реакцией.
- Не больно? – шепчет тихонько в висок, Бьякуя только мотает головой, и Ренджи осторожно добавляет еще один палец, потихоньку растягивает, нажимает на нужную точку, Бьякуя всхлипывает и кусает его в плечо. Член дергается и твердеет вновь, Ренджи счастливо смеется и тут же стонет:
- Бьякуя....
Капитан кивает и закрывает глаза, позволяя Ренджи закинуть одну его ногу себе на плечо. Толчок; тяжелая, распирающая боль - как бы Ренджи его ни готовил, после оргазма мышцы все равно сжаты слишком сильно. Ренджи входит в жаркую тесноту до конца и что-то сбивчиво шепчет – Бьякуя из-за своих судорожных попыток расслабиться понимает только то, что его лейтенант за что-то просит прощения, но за что? А потом Ренджи начинает двигаться, боль уходит, а наслаждение остается, и с каждым толчком становится все сильнее и ярче, а потом Ренджи кладет руку на член Бьякуи, судорожно стискивает – и капитан, задыхаясь, брызжет спермой на живот Ренджи. И неизвестно, что толкает Ренджи к развязке сильнее – одна только мысль о том, что происходит сейчас – Бьякуя с ним, Бьякуя кончает под ним, или ощущение сжавшейся донельзя плоти вокруг его напряженного члена....
Ренджи засыпает мгновенно, утомленный ошеломляющим сексом и недосыпом последних дней. А его капитан еще долго лежит с открытыми глазами, рассеянно перебирая огненные волосы, и с горечью думает о том, что ничто в этом мире не длится вечно.
С Куросаки Ичиго как-то все внезапно получилось.
Ренджи и не думал о том, чтобы изменить капитану, просто в этот раз миссия уж слишком затянулась – Пустые распоясались и нагло лезли в мир живых один за другим. По ночам они с Куросаки работали едва ли не за семерых, а днем, слоняясь по пыльному двору Урахары, Ренджи отчаянно скучал по капитану. Ускользнуть в Сейрейтей не было никакой возможности, да и сам капитан первым бы надавал за это по шее. А потом пришел тот Пустой – еще не Менос, но уже не обычный холлоу, со странным умением распадаться на части и вновь собираться уже в совершенно другом месте – и обоим шинигами пришлось попотеть, прежде чем Ичиго смог изловчиться и ударить наконец по уродливой маске. Холлоу страшно взвыл и исчез, а они вдвоем остались лежать на безлюдном пустыре, вымотанные и окровавленные. Адреналин кипел в крови, и Ренджи сам не понял, как это вдруг получилось так, что Ичиго завис над ним, растрепанный, потный, рейацу его вдруг вскипела водоворотом, и Ренджи тупо почувствовал его жадный рот на своих губах. Они катались по пыльной земле, рыча и кусаясь, и со стороны это могло показаться похожим на драку, но вовсе ею не являлось. Куросаки позволил овладеть собой, но был при этом таким неистово-жадным и эгоистичным, что трудно было сказать, кто же кого все-таки имеет.
Потом это случилось еще раз, и еще. Почти каждая драка с пустыми заканчивалась безудержным сексом прямо на поле боя. Ренджи пытался рефлексировать на эту тему, но потом махнул рукой и сам себе объяснил это простым следствием инстинктов.
Бьякуя. Ичиго. Две противоположности, между которыми Ренджи, как между молотом и наковальней.
С Бьякуей все сложно. Это же просто ужас, до чего тайчо сдержан в постели – каждый вздох, каждый стон приходится вырывать чуть ли не силой. С другой стороны, тем слаще эта музыка для ушей Ренджи, тем сильнее стимул довести тайчо чуть не до сумасшествия. А эти сладкие минуты после секса, когда каждый нерв звенит от счастья, а этот невозможный тайчо закидывает тонкую, но удивительно сильную руку ему на талию, прижимается всем телом, прохладным даже в самую сильную жару, и так и хочется обнять, зацеловать до смерти, сказать «люблю»...Но – нельзя, ни в коем случае нельзя позволить запретным словам сорваться с губ. Как будто этот человек рядом с ним, Кучики Бьякуя, уже забрав его тело, заберет еще и душу, если Ренджи неосторожно произнесет эти слова. И у него не останется ничего, что не принадлежало бы Кучики Бьякуе.
Но даже не это было самым сложным в отношениях с капитаном.
Ужаснее всего осознание того, что капитан – невзирая на их близость – никогда ем у не принадлежал и не будет принадлежать. Даже в в самые интимные минуты, во время самых отчаянно-тесных объятий Бьякуя кажется таким же близким, как та самая луна в прорези мутно-белых облаков.
Далекий. Непостижимый. Столько шагов уже пройдено навстречу друг другу, но сколько их еще предстоит пройти? Казалось бы, вот он, в твоих крепких объятиях, прижимается к тебе – сам. Улыбается так, как только он один умеет – даже в самой ласковой улыбке капитана сквозит горечь и боль - смотрит из-под длинных ресниц....но не покидает ощущение, что держишь в руках воду - изменчивую, прозрачную – того и гляди, утечет сквозь пальцы. И понятно вроде, что это натура Ренджи такая собственническая – та, что все норовит присвоить, захватить, пометить, если необходимо – заклеймить даже....И что нельзя так с его капитаном, но легче-то от этого не становится.
И именно из-за этого ощущения ему всегда – всегда мало капитана. Его общества, его чувств, его объятий. Именно из-за этого нечастые моменты их близости пропитаны таким чувством тоски и неудовлетворения.
Жажда. Так же, как люди нуждаются в воде, Ренджи нуждается в своем капитане.
Зато с Куросаки Ичиго все гораздо проще, но простота эта мнимая, поскольку компенсируется накалом эмоций. Куросаки ничего не делает впол-силы или впол-души, и секс с ним похож на смертельную битву – чуть зазеваешься – высосет досуха, выпьет до дна, а потом только ухмыльнется довольно, рыжая зараза. Эгоизм, возведенный в абсолют. Вампир и донор, схема стандартная. Впрочем, Ренджи не возражает против такого расклада. Потому что голод, который рвется из Куросаки в такие моменты, зажигая его глаза дьявольским желтым огнем – Ренджи не хочет знать природу этого голода, он знает только одно – этот голод должен быть утолен. Иначе плохо будет всем – и Куросаки, и окружающим его людям. Потом, когда безумие момента схлынет, и они будут лежать рядом, усталые, но удовлетворенные – Ренджи обязательно заглянет в ореховые глаза, удостоверится, что безумный огонь погас, и Куросаки вновь стал самим собой.
Когда-нибудь наступит момент, и что-то надломится в Ичиго, и эта желтоглазая тварь, что дает ему столько силы и слабости одновременно, вырвется наконец наружу. Когда-нибудь это точно произойдет, но Ренджи уже знает, что сделает все, что в его силах, чтобы этот момент наступил как можно позже.