Часть 7. Отдых. День третий.
На третий день выяснилось, что Лёха всё-таки умудрился обгореть. При чем обгорели у него не как у всех нормальных людей – плечи или спина, а наоборот – ноги (так-то всё лето ходить в брюках, и снять их только в отпуске). Так что, повалявшись на пляже часик, пришлось уходить – закупили крем (обмазались на всякий случай оба с ног до головы) и путевку на следующий день – в Севастополь.


На этот раз с летним душем нам повезло. Так как притащились домой мы довольно рано, то вода нам досталась совсем теплая, а не как до этого – заново залитая, и не успевшая нагреться. К тому же мы обнаружили еще один летний душ (про который кроме нас практически никто и не знал до конца отдыха, соответственно, вода там была теплая всегда).
Еще раньше мы выяснили, что пиво можно покупать прямо не выходя из дома. Больше того. Даже в отсутствие хозяев, можно было брать бутылку (или бутылки) из холодильника, а утром, наткнувшись на кого-нибудь из них, уже заплатить.
Так что мы устроились во дворе за столом с пивом, и стали приобщаться к жизни остального обитающего в доме народа.
Сначала пообщались с одним мужчиной (это обычно так и называли – «мужчина», лет шестидесяти, упитанный, с виду – хохол типичный, по говору – еще типичнее) – «с Москвы».
Вообще «с Москвы» обычно обозначает жителей каких-нибудь деревень московской (в лучшем случае) области, а так же всех других прилегающих (и даже весьма отдаленных) регионов. Так же говорится «с Самары» (означает, что человек приехал из Самарской области, но ни в коем случае не из Самары, и даже не из Тольятти). Украинский вариант - «с Киева» - означает примерно то же самое.
На это «с Москвы» мы, разумеется, ответили, что мы ИЗ Самары. И Лёха вежливо осведомился, почему же у человека «с Москвы» такой милый хохляцкий акцент. Оказалось, что в Москве (при чем, что удивительно в Мытищах, а не в каких-нибудь Петушках Владимирской области) он живет не так давно, а сам вообще откуда-то из Донецка или что-то в этом роде. «Мужчина» вывалил на нас кучу информации – что работает он охранником (начальником охраны!) в «крутой» фирме, в Николаевке отдыхает уже несколько лет подряд (раньше в пансионате, но у «частника» лучше, хотя он и питается иногда в «Энегретике», знакомая у него там какая-то есть), и еще целую кучу всего.
Потом подошел еще один мужчина. Юрий. С Полтавы. Этот говорил практически на чисто русском языке (кроме «г» естессна).
В основном, конечно, мужчины во дворе и терлись – курили.
Вечером (мы, снова прогулявшись по Николаевке, вернулись и опять сидели за столом во дворе, с арбузом) около нас оказалась семья с мальчиком лет восьми. Они садились ужинать.
Лёха с ужасом взирал на то, что мама принесла в сковородке. Очевидно, это были остатки прошлых обедов (завтраков? ужинов?) – какие-то макароны с картошкой и еще чем-то, залитых яйцом и в таком виде зажаренные.
Мальчик тоже смотрел на всё это дело без энтузиазма:
- Мама, что это? – спросил он.
Мама ответила:
- Это очень вкусно, ешь.
Мальчик с вожделением посмотрел на стоящую перед ним дыню:
- Мама, а можно я дыню?
Тут вмешался папа:
- Сначала это съешь.
Мальчик уныло начал ковыряться в «этом».
Рядом устроилась ужинать еще одна семья – мама с дочкой. Эти ели бутерброды.
Мы предложили наш арбуз.
Постепенно мы все познакомились, и ужин плавно перерос в совместное «распитие спиртных напитков», а именно пива.
Семейство, питающееся бурдой, оказалось из Харькова (Вика, Серега и сын – Артем), а мама с дочкой (Ира и Катерина) «с Киева». С нами говорили по-русски, и все практически без акцента. Однако Ира к дочери обращалась по-украински, и как позже выяснилось (поначалу она вообще очень мало говорила) на этом языке она и предпочитала общаться, иногда вставляя русские слова (к концу нашего отпуска, впрочем, начала говорить практически полностью по-украински) для пущей нам понятности. Катерина же по-русски не говорила вообще, и, похоже, поначалу даже не очень понимала.
Когда Леха спросил ее: «Будешь арбуз?» Катерина прижалась к маме и замотала головой:
- Не хОчу (с ударением на первый слог).
Ира виновато посмотрела на нас, и переспросила ее:
- Будешь кавунчик? (Кавун – это арбуз по-ихнему. Там даже некоторые продавцы арбузов пишут «Арбузы 1,5 грн. И кавуны тоже» - прикол такой местный).
Так мы и говорили на двух языках, а когда к нам присоединились Юра (с Полтавы) с женой, и она сразу стала говорить с нами чисто по-украински, мы даже почти внимания не обратили. Хотя разговор про разные языки, естественно крутился.
Лёха вдруг начал читать надписи на сигаретных пачках (типа тех, что у нас – «Минздрав предупреждает», только у них они занимают почти пол-пачки, черные жирные буквы в такой же черной страшной рамочке – особенно весело это смотрится на гламурных женский сигаретах). Девушки согнулись пополам. Ира, давясь от смеха, пыталась повторять за Лёхой украинские слова в его интерпретации, и снова валилась на лавку от хохота.
Разошлись мы ближе к часу ночи, когда какая-то бабулька уже начала возмущаться, что мы видите ли своими песнями нормальным людям спать не даем.