- Один круассан, пожалуйста, и половину макового рулета с лимоном! 
Пекарь улыбнулся мне из-за прилавка, из-за нагромождений булок, батонов и маленьких фруктовых тарталеток, попавших сюда будто бы из сказочной страны фей, которые едят только яркое и сладкое. Он зашуршал полосатым бумажным пакетом, взял огромные щипцы и подцепил ими шоколадный круассан с витрины, ловко сунул его в пакет и уже было отложил щипцы, как вдруг задумался на мгновение, пронзительно посмотрел на меня серо-карими глазами и вдруг спросил:
- А может быть, два? А третий - в подарок.
Я пристально посмотрела на него, старушка в очереди за мной едва заметно улыбнулась и покачала головой, глянув на меня.
- А давайте!
Пекарь лукаво улыбнулся, положил в пакет ещё два круассана, отрезал маковый рулет, сложил всё в бумажный кулёк побольше и протянул мне, держа его обеими руками. Длинные пальцы были закованы в широкие простые кольца, на некоторых их был по несколько штук сразу, все серые, будто стальные, кое-какие были украшены незамысловатыми витыми узорами. Руки его были загорелыми, даже ладони, чистыми, с коротко остриженными ногтями, сильными, будто бы он действительно весь день крутился у противня, месил тесто, доставал из огромной печи готовые булки и хлеб. Я взяла пакет и встретилась с ним взглядом. Он улыбался мне той улыбкой, которой обычно улыбаются, когда вот-вот должно случиться что-то из ряда вон выходящее, но строго спланированное с участием этого самого человека; другими словами - по-детски открыто и дружелюбно, с ноткой незамысловатой хитрости и "уж я-то всё про вас знаю, даже то, с каким чаем вы будете есть этот маковый рулет нынче вечером". "Ну и ну!" - подумала я и улыбнулась в ответ, а вслух сказала: - Спасибо вам.
- Хорошего вам вечера. - ответил он мне на прощание.

Через несколько минут после того, как закрылась дверь и ключ в замке повернулся, надёжно запирая помещение казалось бы от всех невзгод, дверца одного из кухонных шкафов кофейни осторожно приоткрылась и оттуда высунулся самый кончик чьего-то носа. Через несколько мгновений показалась растрёпанная голова, а через минуту дверца наконец раскрылась полностью и из шкафа вышел крылатый Ангел, убедившись, что в помещении больше никого не осталось. С минуту он напряжённо вслушивался в тишину помещения, тиканье часов на стене и капанье воды из крана в туалете. Потом вздохнул с облегчением и прошёл к прилавку, сняв попутно с вешалки чей-то фартук с рюшами и надев его на себя. Свет в кофейне на ночь оставляли включённым, поэтому Ангелу оставалось только оживить кассовый аппарат, засыпать зёрен в кофемашину и проверить десерты на витрине.
Первый посетитель появился глубоко заполночь. Полупрозрачный, он плавно и не спеша подошёл к прилавку и негромко прочистил горло. Ангел, задремавший было на высоком стуле, подпрыгнул от неожиданности и проснулся, а увидев гостя улыбнулся, пожелал доброй ночи и спросил, чего изволит достопочтенный призрак.
Каждую ночь в кофейне с окнами во всю стену, выходящими на пустынную широкую улицу, собирались попить кофе призраки города, которых, к слову сказать, хватало: незанятых столиков обычно не было. Ангел суетился за прилавком, вскрывая всё новые пачки кофе, изводя остатки сливок и подметая крошки от десертов, рисовал на молочной пенке созвездия, экзотические цветы, редких птиц и рыб, странные мистические символы и даже музыкальные партии - нотами, а призраки негромко разговаривали, разрабатывали планы ночных прогулок, обменивались потусторонним опытом, играли в поддавки и шашки, бросали кости. В углу кофейни обычно сидели три призрачных музыканта - скрипач, виолончелист и тромбонист - экспериментируя на ходу, импровизируя на полную катушку, музыка их неслась за пределы кофейни, бежала по ночным улицам, залетала в приоткрытые форточки, проникала в уши спящим, а людям из-за этого снились необычные музыкальные сны с призраками умерших.

Пекарь оставался в булочной до самого закрытия - у него были ключи от всех дверей, которые он должен был крепко-накрепко закрыть на ночь, чтобы ни один ночной вор, ни даже мышь не проникли внутрь. Утром он появлялся в пекарне раньше всех, никто никогда не видел его опоздавшим: все работники приходили уже когда он вытаскивал первую партию свежайших и нежнейших круассанов из печи. Вечером же, когда все уходили, пекарь закрывал двери, подсчитывал выручку, непроданные, но всё ещё свежие булки собирал в бумажный конверт, выключал везде свет и уходил на кухню, к печи. Положив конверт с выпечкой прямо в самое жерло уже почти остывшей печки, пекарь снимал рабочий фартук, а затем как ни в чём не бывало сбрасывал человеческую личину и оказывалось, что это самый настоящий Дракон. Когтистые пальцы его всё также были усеяны разномастными кольцами, а серо-карие глаза лучились изнутри каким-то магическим золотым сиянием. Дракон залезал прямо в жерло печи, аккуратно брал острыми как бритва зубами промаслившийся к тому времени бумажный конверт и ловко забирался в печную трубу, а по ней - на самый верх, до чердака.

Ангел закрывал смену около трёх часов ночи, подсчитывал выручку, сметал последние крошки и мыл посуду, затем аккуратно вешал фартук обратно на вешалку, забирался в шкаф, задняя стенка которого служила дверью в потайной лаз, сквозь который по лестнице на стене можно было забраться на самый чердак дома. Об этом лазе знали только двое - он сам и Дракон.

Забравшись на чердак Дракон заваривал себе чаю в большом стеклянном чайнике, который выдул в печке сам, выкладывал на большое блюдо выпечку, доставал с полки в старинном буфете банку малинового варенья и садился напротив единственного окна и долго-долго смотрел на засыпающий город. Он очень любил наблюдать, как гаснут один за другим огни домов, как загораются огоньки в небе, он знал каждое созвездие по имени и переговаривался со звёздами, рассказывал им, как живётся на земле, а они отвечали ему рассказами о жизни в небе, о ярких и быстрых хвостатых непоседливых кометах, об астероидной пыли и красных гигантах, о далёкой жизни в других галактиках. Дракон вздыхал, дул на чай в блюдце и с улыбкой мечтал о том, что когда-нибудь он улетит путешествовать от галактики к галактике и своими глазами посмотрит на все эти невиданные чудеса и небылицы.

В темноте Ангел не видел деревянного люка на полу чердака, поэтому постоянно стукался об него головой, ойкал и потирал лохматую макушку, когда забирался по лестнице вверх. Дракон услышав знакомые звуки добродушно усмехался и помогал Ангелу выбраться из чёрной бездны тайного лаза. Чуть погодя они садились пить чай и смотреть на звёзды до самого утра, пока Дракону не надо было спускаться вниз и печь первый хлеб. Дракон-пекарь рассказывал Ангелу, кого он встретил в пекарне за день и удались ли сегодня шоколадные круассаны и клубничные тарталетки и вкусным ли был горячий шоколад, а Ангел делился новостями из мира призраков и духов и вслух рассуждал, что снилось тем, кто нечаянно услышал музыку призрачных музыкантов, потом снова ойкал и хлопал себя по лбу, потому что вспоминал, что принёс с собой новых вкусных кофейных зёрен, бросал чай, недогрызенный рулет, включал допотопную конфорку и ставил на неё древнюю как мир турку, приговаривая какой вкусный кофе он сейчас сварит, уж Дракону-то обязательно должно понравиться, а Дракон только улыбался своей хитрой и дружелюбной улыбкой и придумывал новые рецепты вкусного хлеба и пирогов.

Под утро Ангел засыпал, свернувшись калачиком на стареньком матрасе посреди чердака. Первые лучи солнца падали на его белоснежные крылья, пыль медленно сверкала в воздухе и оседала на пол. Лицо Ангела было безмятежным и доверчивым - как у маленького ребёнка, который только что заснул и ещё не подозревает о том, что принесёт ему грядущий день, в какую сказку он попадёт, когда проснётся, и будут ли крылья за его спиной. Дракон аккуратно ставил чашку с блюдцем на столешницу буфета, несколько мгновений смотрел на Ангела, накрывал его пёстрым одеялом, сшитым из кусочков разномастной ткани, гладил по лохматой голове и тихонько - насколько это возможно для такого существа! - спускался по печной трубе вниз, в пекарню, чтобы замесить первое тесто и испечь первый хлеб нового дня.