По вечерам она сидела на широких качелях во внутреннем дворе дома, откуда в маленькую и неприметную арку была видна улица и кусок вечно туманной набережной. Во дворе на жёлтые листья часто падали лучи солнца, пронизывая плотные серо-сизые дождевые тучи, как бы вздыхающие, подобно океану, проплывая над крышами города, туманом, кронами высоких деревьев, трубами и людскими головами. Качели были беззвучными и эхо во дворе не шепталось с листьями, но это всех устраивало: в соседнем доме, окнами всё в тот же внутренний парк, жил пианист, любивший играть на фортепьяно на чердаке, открыв окна нараспашку, так что мелодия выливалась и смешивалась с водой на набережной, вплеталась в косые полосы тумана и спускалась вниз по редким солнечным лучам, выбивая из разноцветных листьев тихие шепотливые мелодии или сбрасывая в пожухшую траву прозрачные и звонкие капли дождя. В траве, собирая росу, по утрам ползали смешные ежи, прячась в листьях и шевеля опавшие листья, фыркали, шуршали и пили молоко, оставленное в блюдце ровно в полночь одной из жительниц дома.
За час до полуночи у набережной слышался на удивление тихий, почти урчащий шум мотора, затем шаги и тихое насвистывание. Она вставала с качелей или спускалась из своей квартиры почти под самой крышей, выбегала в арку и, чуть пританцовывая, подметая юбкой пыль на дороге, туман да осенние листья с желудями, шла к мотоциклу. И его обладателю, который ждал её у перил набережной, смутно улыбаясь в окутывавшей его полутьме, в слабом-слабом свете фонарей. Она обнимала его и вместе они седлали железного коня, надев сверкающие шлемы, будто туманные рыцари, собравшиеся в неведомое путешествие, и мчались вдоль набережной в город, в порт, в парк, на площадь - куда пожелает сердце, подскажет случайное сиюминутное желание или нечаянная прихоть. Всю ночь они колесили по городу, иногда останавливались и заходили в кофейни, выпивали по чашке горячего шоколада, кофе или чая, съедали что-нибудь сладкое, он любил разглядывать город из окон ночных кафе, чем и занимался, пока она писала письма на чуть желтоватых листах бумаги, складывала их в конверты и подписывала именами тех, кому они адресованы - старому часовщику с окраины города, улыбчивой и молчаливой скрипачке, что любит играть на центральной площади в первые две пятницы каждого месяца, пианисту с чердака, полосатой кошке из бакалеи на крохотном перекрёстке у причала...
Под утро они вновь неслись по тихим сумрачным и уже едва светлым пустынным улицам, иногда весело смеясь, иногда таинственно и заговорщически улыбаясь друг другу и окнам проносящихся мимо домов, в которых трепетали занавески и обитали уж очень любопытные сны их обитателей, а чаще всего просто смотря прямо вперёд, рассекая булыжные улицы, кирпичные дома, осенние желтолистные парки, позеленевшие памятники, выхватывая мелодии отдельной жизни в отражениях чужих окон, прислушиваясь к скрипу дверей в домах и шороху листьев да паутины на чердаках, к скрипу половиц и черепиц на крышах. На своём мотоцикле они мчались к городской стене, минуя ворота, выезжали на немощёную дорогу, поднимая клубы прохладной пыли да мелких камешков, и наконец, оставив мотоцикл у одного высокого холма, они взбирались на него и некоторое время любовались высоким пышным деревом с рыже-зелёными листьями и плодами, похожими одновременно на большие жёлуди и переспелые абрикосы. Корни дерева были густо усыпаны такого же цвета листьями, будто ковёр лежал на остывшей за ночь земле. Прозрачное серо-голубое небо, казалось, наблюдало за тем, что происходит сейчас в городе и его окрестностях, а воздух в этот предрассветный час звенел он чистоты, но в то же время создавалось впечатление, что вот-вот должна опуститься ночь и на небе засияют необычными созвездиями звёзды, а ниже, в городе, зажгутся фонари, освещая неровные переплетения улиц и переулков, площадей и набережных.
А потом она подходила к дереву, доставала из маленькой кожаной сумки кипу конвертов и тонкой, но прочной бечёвкой привязывала каждый к ветке Конвертового Дерева. Закончив эту нехитрую работу, она подходила к ночному водителю и ещё пару минут они глядели на город, плотную стену тумана, встававшую сразу за набережной, бросали последний, чуть хитрый взгляд на Дерево и, в который раз оседлав мотоцикл, с еле различимым шумом мотора, мурлычущим словно кошка, уносились к городским воротам. И растворялись в городе.

Письма на Почтовом дереве висели свой срок. Каждое, скрытое от глаз густой листвой, на время будто бы превращалось в лист, рыжий, тёмно-коричневый или зелёный, а через некоторое время конверт с "дозревшим" письмом высовывался из густой кроны дерева. Ранним утром к Дереву приходил почтальон, и всё что ему надо было сделать - собрать готовые письма. Письма, готовые быть полученными.

В колонках играет - Gray Young - Aurora; Kindle Field

Спасибо вам за, мне очень приятно )
День Р прошёл вполне бездарно и даже где-то немного грустно, но на следующий день солнце грело спину, а сам город подарил букет маленьких жёлтых с красной каёмкой роз)

Настроение сейчас - солнечно-ветреное

 
Музыкаветра и гость из Воронежа Добрый_Пёс 

балбесы)

Настроение сейчас - улыбательное

В колонках играет - Зимовье Зверей - Никого, кроме Ницше

В колонках играет - Poets Of the Fall - Sleep

Настроение сейчас - улыбчивое
В колонках играет - Smashing Pumpkins - Appels+Oranjes

Мне нечего сказать. Смотрите сами)



ясень пень, это далеко не всё. весь альбом (со множеством лиц, людей и прочего) здесь. ищите и обязательно найдётесь)

Маленькая фотосказка без сути, смысла и конца.
[cразу хочу сказать, что все заинтересованные лица получат всё, что надо. То бишь, Аська, тебя тоже ждёт небольшой подарок (: ]



Настроение сейчас - волшебное!)

В колонках играет - Theory Of A Deadman - Since You've Been Gone

Посреди ночи, посреди тихих перешёптываний и объятий она внезапно вскакивала, брала в руки гитару и опускала на голые колени, прижимая её тело к длинной белой футболке без швов, потому что терпеть не могла спать в одежде, которая пестрела стыками ткани. Она отворачивалась от стены, от вроде бы любимого человека, который недоумённо лежал и глядел в темноту, на её спину, не понимая, что случилось. Она немигающим взглядом смотрела за окно, куда-то вдаль, словно бы прошивая миры и глядя в никуда; пальцы скакали по струнам, мягко задевая их, заставляя издавать вибрирующие звуки, волшебные звуки. И вот так однажды ночью она подобрала мелодию из четырёх нот, которая выражала её, которая была ей - от самого начала до чуткого конца, конца, которого не было в музыке, потому что эта мелодия была бесконечной - бесконечная, сказочная, волшебная, невообразимая, вибрирующая, льющаяся, беспрекословная серенада. Она выливалась в окно, растворялась в воздухе и пронзала миры, пропадая, исчезая, впитываясь в кожу и забираясь под ногти. Она пробирала до корня волос и заставляла трепетать лёгкие, сжимала сердце тёплой вкрадчивой рукой и лизала веки, закрывала глаза, растворяла, уносила...
Чем дольше она играла, тем прозрачнее становились пальцы, затем плечи, ключицы, шея, лицо, грудь, живот и спина и вот уже гитара тихонько опускается на кровать, а любимый человек всё также глядит и не понимает, слушает, но не чувствует и вообще - и вообще пальцы его не могут ощутить музыку и вибрацию струн и её вибрацию - той, которая исчезла.
А она - она уже бежит в темноте по улице, освещённой фонарями, а за ней тянется-вьётся её колыбельная, бесконечная серенада, вплетающаяся в музыку её шагов, гулко звучащих в переулке, отзвуком ударяющих по барабанным перепонкам, устремляющихся вверх, к ночному небу, к погасшим окнам с раскрытыми ставнями, баюкающая мелодия, волшебная, летящая, подхватывающая и вновь срывающаяся, в сердце, с ритмом, в стук, в движения пальцев, в дыхание, во взмахи век и колыхание волос, во взгляд и шёпот, в шелест и  мягкий стук... Она бежала по улице, и юбка её колыхалась, развевались полы пальто и в волосах струился ветер, а глаза - глаза закрыты, крепко-накрепко, и изо рта пар; она бежала и растворялась, бежала и зудело в солнечном сплетении, бежала, всё легче касаясь земли, бежала и исчезала...

Настроение сейчас - такое же

В колонках играет - Бесконечная серенада

А эта не так давно написана, но почему-то здесь не оказалась. Правда, туда ещё можно много чего понапихать, но... вот так, в общем)

Маленький трубочист вздохнул и поплотнее закутался в небесного цвета плащ с высоким воротом. Из его рта вырвалось белесое облачко пара. Внутри, на душе скребли кошки и всё ныло, как будто внутренние органы решили разом выйти на утреннюю пробежку, а после - простудились и вот-вот собирались разорвать столь недолгосрочный контракт с самим маленьким трубочистом. Дескать, и без нас как-нибудь обойдёшься, не маленький. Трубочист вдруг понял, что уже долго и вполне бессмысленно смотрит куда-то в сгущающуюся под тенью деревьев внизу темноту, и поспешно заморгал, так, что крохотные льдинки с ресниц, образовавшиеся от его тёплого дыхания, весело разлетелись в разные стороны. Он помотал головой, словно выкидывая неприятные мысли, и взглянул на небо. Оно было такого странного цвета: будто в тёмные синие чернила налили молока да хорошенько размешали. Сверкали звёзды - чистые-чистые, можно было даже на мгновение ослепнуть от их блеска.
Трубочист снова вздохнул - который раз за этот вечер - и подумал, что надо было всё-таки взять с собой флягу и пару бутербродов. Он совсем окоченел, сидя на крыше, да и плащ его не был предназначен для долгого сидения на прохладном ночном воздухе. Однако же он не спешил уходить. И опять взглянул на небо.
Там - что-то великое и грандиозное, могучее и непостижимое, синее с разводами из молока и вкраплениями мерцающих звёзд, творилось. Будто бы вихрь поднимался из глубины, разрывая всё и вся со стремительной болью и пронзительным криком; вот только небо молчало, но торжественно, словно бы готово было отдать маленькому трубочисту в синей шляпе и синем плаще каплю себя - вязкую, полупрозрачную, но несомненно волшебную. Будто в котле, перемешивались на тёмном небосводе облака, млечный путь проливался на деревья таинственным светом, сияя на листьях, отчего они казались изумрудно-синими.
Готовое вот-вот вылиться через край, небо сгустилось, и маленький трубочист с восхищением расширил глаза и даже приоткрыл рот: что-то необычное происходило этой ночью. Воздух потеплел, а звёзды уже готовы были посыпаться на асфальт, прикинуться перламутровыми стразами да камнями. Трубочист ещё плотнее закутался в плащ и подался чуть вперёд, шляпа чуть не слетала с головы от ветерка, и вдруг он почувствовал, что мокрая вязкая капля чего-то непонятного упала прямо за шиворот. Он тихонько ойкнул и услышал мягкий тихий шорох у себя над головой, не то шелест, не то перешёптывание. Он попытался смахнуть каплю, но она уже успела впитаться в ткань его синего плаща.
А небо над его головой продолжало тихонько посмеиваться.

Получилось так, что я совершенно (ну просто совершенно) внезапно сорвалась и поехала с Музыкойветра и Радужной Овцой на Пустые Холмы (на 10-11 июня)... вот такая история)

Настроение сейчас - летуче-молочное
В колонках играет - Башаков - Светлый день

Настроение сейчас - Tri Yann - Ye Jacobites

Ах, как хочется пустить в кровь весну!.. Нет, не стоило мне рыться в архивах)
И тем не менее...



Настроение сейчас - ностальгически-приятное)
В колонках играет - Башаков - В последний день 2000-й весны

Настроение сейчас - возвышенное)
В колонках играет - записи с посиделок у Буривуха)

Настроение сейчас - творческое)

Рисунок: На холсте слева изображено овальное лицо девушки с длинными вьющимися тёмно-русыми волосами. Фон создают облака, затерявшиеся в зелёных ветвях высоких сосен. На верхние веки девушки наклеены почтовые марки, её глаза закрыты.

По улице шагала девочка. Не маленькая, не большая, а просто вот шагала себе девочка, перекинув через плечо большую, песочного цвета сумку, перепачканную немного разноцветными красками, из которой торчали на кончиках длинных деревянных палочек беличьи хвостики. Девочка шагала, несмотря на серое небо над головой и лужи под ногами, и ела мороженое. В воздухе разливался неповторимый и такой же непостижимый аромат весны: запах дыма, солёной воды и свежего ветра - всё перемешалось и представляло собой дикую пахучую смесь, надышавшись которой можно было действительно подумать, будто сейчас настало время большим кораблям отправляться в неведомые дали к далёким берегам, а маленьким лодкам уходить под парусами в открытое море и рыбачить.
Девочка с русыми волосами, спадавшими на плечи, никогда не брала в школу учебники и всегда носила в сумке краски и кисти, потому что была художницей. Бывает ведь, пытаешься что-то нарисовать, что буквально перед глазами у тебя не первый день пляшет на корке подсознания, и клянчит, клянчит у тебя быть нарисованным, а возьмёшься за карандаш, кисти и краски - и ничегошеньки ровным счётом не выходит. И в школе вместо слов она рисовала картины, рисовала эпизоды истории, рисовала бутоны хризантем, маков, лютиков и других цветов, рисовала очертания далёких берегов Африки, рисовала медведей на Северном полюсе и ритуальные танцы ацтеков; математических "лебедей" она превращала в настоящих птиц на холсте, а формулу расчёта движения изображала в виде седых завитушек волос Ньютона. Юная художница любила цитрусовый мармелад и мороженое "Волшебный фонарь".
Однажды случилось так, что она нарисовала на спине чужой девочки крылья. Масляными красками, кистью она долго водила по коже незнакомки, вырисовывая каждое пёрышко, мечтая о том, как нарисованные крылья когда-нибудь станут настоящими, потому что она видела, как это должно быть, видела совершенство и умела его нарисовать.
Как в каждой хорошей сказке с заведомо наигранным счастливым концом, с последним мазком крылья дрогнули, и маленькая девочка взмахнула ими и впервые в жизни оттолкнулась от земли. Она кружила над Художницей, долго-долго описывая круги, смеялась и радовалась, пока, поднимаясь всё выше и выше, совсем не исчезла из виду. А внизу стояла маленькая Художница, с палитрой, с кистью и с распахнутым ртом, смотрела, как уносится вдаль человек на её творении. И как несколько перьев, сорвавшихся с нарисованных крыльев при резком взмахе, тихо кружась, опускаются на землю.
Каждый человек способен подарить другому крылья, и неважно чем - рисунком, словом или делом.

Настроение сейчас - жутко поэтическое
В колонках играет - Enya - Om Namo

Настроение сейчас - *со свойственной манерой растягивать слова* за-ши-би-и-ись (=
В колонках играет - "люди кричат, задыхаясь от счастья, и стонут так сладко, и дышат так часто..."

Здорово разлеплять пальцы, на которых застыл мокрый, плотный снег. Здорово дышать на руки, чтобы отогреть, хотя это вполне бессмысленно: стоит только снова рукам коснуться железных цепей на качелях, как тут же снова пальцы коченеют и перестают чувствовать окружающий мир. Иногда кажется, что они начинают чувствовать нечто другое, как будто бы водишь руками по ткани, под которой что-то спрятано, и руки чувствуют что, но понять не могут. Также и здесь - осязаешь замёрзшими пальцами какое-то другое пространство, предметы, мир.
Здорово медленно пить вино, сидя поздно ночью на подоконнике. Оно - красное и немного густое; мир за окном - снежный, странный и кажется тёплым (как замёрзшие пальцы, которыми ничего не чувствуешь); а в комнате - темно, на полу лежит пара пледов, в которые можно завернуться и так и спать, до самого утра, до того момента, пока не толкнёт тебя в бок какая-нибудь повседневность; а ты - существуешь лишь в данном мгновении. И играет музыка, и весь ты - в одной капле, в каждой ноте, в каждом звуке, в любом инструменте. И иногда пытаешься выловить из потока многоголосий один-единственный, пусть даже не ведущий инструмент и стараешься слышать только его, и тогда слышишь что-то новое, что-то, чего просто так, вслушиваясь в многоголосие - не услышишь.
Здорово слышать в телефонной трубке сначала короткие гудки, переходящие почему-то в длинные - в такт музыке - а потом как кто-то снимает трубку с рычажков, раздаётся непонятный хлюпающий звук, и ты слышишь, как в те доли секунды до того, как трубка будет поднесена к уху приготовившегося отвечать и слушать человека, шуршит эхом в пространстве ветер.
И ты слышишь "алло", или "да", или "я слушаю", или "такой-то на проводе" - бывает по-всякому ведь отвечают, а бывает - сразу молчат и ждут, выжидают чего-то.
Иногда хочется научиться чему-то, танцевать канкан, например. Или играть на губной гармошке, а ни на какой не на флейте. И в самом деле - гармошка, она проще, но вот только кто научит, ежели сам никто не умеет? Впрочем, с учителями проблем нет - дальняя дорога да ветер научат. А пока - можно сидеть тихо на подоконнике, подобно кошке, и пить вино, и слушать музыку, и думать, как здорово снег слепляет пальцы, а между делом - петь, мелодии, которые приходят на ум в эти до-олгие и по-своему зимние вечера. А потом завернуться в плед на полу и уснуть.

Настроение сейчас - хорошее)..
В колонках играет - Glenn Miller - In The Mood

Москва, Москва! Закрой веки и вздохни спокойно! Зажги огоньки фонарей и вновь опустоши улицы - я снова накрываю тебя рукавами ночи, никто в тебя не проберётся, ни один незваный, нежеланный гость не приедет в тебя этой ночью. Москва, Москва, распахни ставни своих окон и выпусти тюль как кружевное осеннее платье! Открой чердаки и балконные двери, открой ворота садов и парков, галерей и выставок под открытым небом! Раскрой с лязгом и шумом двери трамваев и заставь ветер прогуляться по почти пустому салону, где заснул одинокий путник! Москва, смахни последние почерневшие листья  со своих деревьев и дай звёздам налюбоваться на тебя этой ночью! Москва, отражай водой Москва-реки тысячи городских огней, покажи одиноким теням и заплутавшим горожанам, страждущим ночных приключений, уютные тёмные дворы-колодцы в самом сердце своём! Покажи, как ты бываешь мила, таинственная, пустынна и загадочна; как умеешь ты очаровать с первого взгляда, так, чтобы путник, нечаянно забредший, раскрыв широко глаза и широко улыбаясь онемевшими губами, сказал: "Я люблю тебя, Москва!" Москва, покажи дворы, покажи дворики, улицы, бульвары, переулки, проспекты, мосты, площади, перекрёстки, парки, сады, тупики и проулки, аллеи, повороты и набережные! Москва, разворачивайся тысячами дорог за ближайшим углом и пропадай такая навсегда для того единственного, кто завернёт за этот угол, кто попадётся в сети твоего обаяния, в которые, кажется, невозможно не попасть. Москва, будь этой ночью гостеприимна для своих жителей, но будь благосклонная в другие дни и ночи для приезжих. Я покрываю тебя шалью своих рукавов, Москва, спи этой ночью спокойно!..

Настроение сейчас - хорошее
В колонках играет - что-то-там-такое-игра-а-ает)..