То были не реформы. Тогда, в начале девяностых, речь шла о жестких реанимационных мероприятиях, задача которых – предотвратить развитие событий по сценарию 1917–1918 годов – с анархией, голодом и гражданской войной. - Гайдар

Была ли смута в конце 1991 года?

С раннего утра министр сельского хозяйства Хлыстун готовился к докладу на продовольственной комиссии, которую возглавлял сам Ельцин. Какую позицию занять? Отстаивать точку зрения министерства или Гайдара?

На всякий случай он подготовил два противоположных варианта. Министр побаивался шефа – в гневе президент был крут и непредсказуем. Мог не только выгнать из кабинета, но и снять с работы.

Действительно, Борис Николаевич на заседании был взбешен. Он не ожидал, что продовольственная комиссия, которую возглавляет, окажется бесполезной, а все присутствующие – неспособными решать серьезные проблемы. Оказалось, что докладчики не знали, как обеспечить крупнейшие города России продуктами питания. Не видели они и выхода из сложнейшей ситуации. Почти три десятка высших руководителей страны, присутствующие в кабинете, сидели напряженные и перепуганные, опасаясь непростого нрава президента.

– Господин Хлыстун, – сиплым голосом бросил Ельцин. – Виктор Николаевич! А что доложите вы?!

Министр начал сбивчиво объяснять, почему потребление мяса, колбасы и сливочного масла нормируется не только во всех городах, но в последнее время даже в Москве. Столица перешла на так называемые карточки потребителя. По существу – на ту же талонную систему, которая охватила промышленные центры страны.

– К сожалению, – говорил Хлыстун, – государственные хлебоприемные пункты – зерновые элеваторы – стоят в областях полупустые. А амбары… амбары колхозов и совхозов ломятся от хлеба! Ведь в прошлом, 1990, году Россия собрала почти рекордное количество зерна – сто шестнадцать миллионов тонн! Однако деревня не захотела везти его в город. Сдерживает она и продажу мясных быков. Свиней! Бройлеров и овец! Потому что из-за инфляции все стремительно обесценивается. И если закупочные цены на сельскую продукцию падают, то на промышленные товары, наоборот, растут фантастически...

– Господин Хлыстун! – остановил его президент. – Не разводите демагогию! Что вы предлагаете?! Говорите конкретно!

Лицо министра дрогнуло. Но продолжал он увереннее и четче:

– В прошлом году деревню обманули: выманили у нас часть продукции за гроши. В обмен на векселя – так называемые талоны «Урожай-90». Потому что у государства не было наличных денег. Селянам обещали все сданное в закрома страны отоварить импортным ширпотребом. Для этого, как вы знаете, нескольким предпринимателям выделили нефтепродукты и другой товар. Очень ходовой за границей! Наши посредники добились разрешения открыть свои счета за рубежом. В конце концов государство отгрузило им почти весь мазут, выполнив условия контракта. Тем не менее деревня так и не получила обещанного ширпотреба. Кто прав, кто виноват – до сих пор разбирается Генеральная прокуратура! Векселя «Урожай-90» остались в большинстве колхозов и совхозов пустыми бумажками, напоминающими о великой афере! – И тише, с ухмылкой глядя на президента, добавил: – Кое-где в деревнях этими талонами обклеили общественные туалеты.

Критика в адрес ненавистного генсека – инициатора этих талонов – понравилась президенту.

– Бурбулис! – строго произнес он. – Кто разрешил посредникам открыть счета за границей?

Геннадий Бурбулис молчал. Его изможденное, с впалыми щеками лицо порозовело. Он был из свердловской команды Бориса Николаевича и, давно изучив шефа, догадывался, что сегодня президент никого не выгонит.

– Вы хотите, чтобы я был сторожевым псом?! – взвился Ельцин, сильно гундося. Окинув присутствующих разгневанным взглядом, он вновь остановил глаза на министре сельского хозяйства. И с яростью потребовал: – Хлыстун, я вас слушаю!

Министр, предполагая, что знанием истинной обстановки владеет только он, окончательно осмелел:

– В нынешнем, 1991, году Россия собрала 89 млн тонн зерна – меньше, чем в прошлом, – быстро заговорил он. – Но в хозяйствах сохранился хлеб прошлого урожая. Летом был хороший нагул у мясного скота. Высокие надои. Однако обманутые колхозы и совхозы бойкотируют сдачу своей продукции.

– Как это бойкотируют?! – вскричал Ельцин. – Мы же выдали им аванс!

Он сверлил возмущенным взглядом коренастого, крепко скроенного министра и готов был гаркнуть: «Это вы их распустили! Вы!»

Хлыстун продолжал уже настороженно:

– Одни крестьяне боятся, что с ними вновь не рассчитаются. Другие требуют повысить заготовительную цену! На хлеб и мясо – хотя бы в два раза!

– Ишь чего захотели! – бросил ему в лицо президент.

– Борис Николаевич, – вставил Бурбулис. – Вы сняли своим указом Кондратенко…

Ельцин зловещим тоном уточнил:

– Кубань после этого хлеб повезла?

– Нет! Сдерживает поставки, как и раньше, – сообщил Хлыстун.

– А Ставрополь? Ростов?!

Хлыстун молчал, опустив глаза.

Ответил Бурбулис:

– Поддерживают кубанцев. Выставили на дорогах милицейские посты и не пропускают автомашины с продовольствием на Москву. Да и в другие города.

Ельцин разъярился.

– А вы у меня для чего?! Мне что, – добавил он угрожающе, – всех областных руководителей надо снимать? Тогда для чего вы?! Почему вы так их распустили?!

Члены комиссии трепетали, чувствуя приближение уже настоящей опасности.

– Какая неорганизованность! – вдруг уже тише, с надломом в голосе проговорил Ельцин. – Мы перестали управлять страной. Садитесь, Хлыстун.

В последние месяцы президент был до предела измотан борьбой с Верховным Советом и Горбачевым. А тут еще угрожающая обстановка с продовольствием. Докладывали, что в наиболее крупных городах запаса продуктов было буквально на три-четыре дня! Ельцин боялся, что если эшелоны задержатся в пути, люди выйдут на улицы. Он понимал: это может закончиться его полным поражением.

Выслушав свое окружение, Борис Николаевич заключил:

– Я не могу указами снимать с работы каждого руководителя, отказавшегося грузить продовольствие! Нужны, понимаешь, экономические меры… Кто еще хочет сказать?

– Разрешите мне? – вызвался Гайдар.

Он встал – с пунцовым лицом, часто приглаживая на большой лысине зачесанные набок редкие волосы.

– Пожалуйста! – с явной надеждой произнес Ельцин.

Егор Тимурович стал приводить цифры расходования государственных ресурсов. Затем подвел итоги: денег – нет, валюты – нет. Средства остались только у населения – на счетах в банках и в чулках.

– Поэтому я настаиваю! – закончил он уверенно. – Мы должны не повышать цены, а отпускать их!..

Продовольствия в промышленных центрах не хватало и раньше. Лет пять подряд. В критические моменты поставками занимался, как правило, первый заместитель председателя Совмина. Обладая реальной властью, авторитетом и зная дело, он быстро затыкал все дыры. Кто сегодня из сидящих здесь способен на такие шаги? Например, немедленно перебросить тысячи вагонов с продуктами из одной части страны в другую?

Такого человека, умеющего управлять страной в критической ситуации, в зале не было.

«Гайдар продавит свое предложение, – в отчаянии думал Хлыстун. – Нехватка хлеба в отдельных областях дает ему повод немедленно отпустить цены».

В эти минуты казалось, что Гайдар окончательно потерял самообладание. Ведь ему нужен был неординарный предлог для введения одним махом либерализации цен! Он найден. Запугивая народ голодом и смутой, вызванной нехваткой хлеба, он может смело провести крупнейшую акцию по переходу к рынку. Упустить эту возможность – значит потерять слишком много! Тем более что указ подписан. Но президент терпеливо выслушал все до конца и благожелательно отнесся к предложению вице-премьера. Он подумал, что момент для этого, пожалуй, очень подходящий. Да и указ издать намного легче, чем отгрузить миллионы тонн хлеба из одной части страны в другую. Он верил в Гайдара. Его не один раз рекомендовали Соединенные Штаты. При этом намекали на крупную финансовую помощь.

Комиссия приняла решение: отправить в регионы шифротелеграммы о немедленной отгрузке зерна, мяса и масла. Одновременно Ельцин распорядился выдать правительству крупную партию нефти – для обмена на зерно в зарубежных странах.

Второго января 1992 года был опубликован Указ Президента РСФСР «О мерах по либерализации цен». Начинался переход на применение свободных (рыночных) цен и тарифов. Этим же указом, вдогонку поручено Минэкономике и Минфину разработать положение по использованию свободных цен.

1992 год. Чрезвычайная обстановка

Прошло около года после введения так называемой либерализации цен. Вначале у народа была уверенность, что вскоре, как пообещал Ельцин, в экономике страны начнутся серьезные перемены к лучшему. Президенту тогда верили. Многие восторгались его решительностью, бескомпромиссностью. Надежда, что магазины отныне будут наполнены товарами, казалась незыблемой.

Однако, несмотря на то, что Ельцин с Гайдаром неоднократно заявляли: цены на продовольственные товары повысятся всего в два-три раза, на самом деле они росли чуть ли не еженедельно. Правительство России, насмерть перепуганное невиданной в мире инфляцией – а она в 1992 г. достигла 2610 процентов, – растерялось. Цены увеличились не только на товары первой необходимости, но практически на все. То, что год назад стоило 260 рублей, нынче предлагалось за 6786 рублей. Хлеб подорожал на 4300 процентов, молоко – на 4800, сливочное масло и сахар – тоже на тысячи процентов.

Покупательная способность людей, естественно, стремительно падала. Миллионы стариков, старух и инвалидов пришли в панику от нечеловеческой жестокости – как жить? Как лечиться? Куда делись сбережения в банках? Ведь их пенсии не увеличились ни на копейку. Наоборот, они почти обнулились. Как существовать? Почему государство, которому эти люди отдали свою жизнь, так надругалось над ними?

Москва являла собой жалкое зрелище: грязные автомашины на улицах, асфальт даже в центре зиял сплошными выбоинами, вокруг полуоблезлые дома. Двери в подъездах не закрывались, перекошены, стены ободраны, словно здесь промчалось стадо диких животных; лифтовые кабины внутри обожжены спичками и сигаретами, работают с перебоями; на лестницах мусор; во дворах горы зловонных отходов; тут же переполненные помойки, на которых роются голодные старики и старухи. Появились сотни, тысячи бомжей. Трамваи и троллейбусы ходили с большими перебоями. Пригородные электрички – почти все с разбитыми окнами и изрезанными сиденьями. Таксомоторные парки приватизировали, продав автомашины по символическим ценам. Столичное руководство твердило: когда у таксистов собственный транспорт, машин хватит на всех, прибывающих в город, потому что частник будет вкалывать намного лучше. Теперь извозом стали заниматься те, кому не на что было жить. «Бомбили» доктора наук и врачи, учителя и инженеры, рабочие и пенсионеры, даже инвалиды. Шла в таксисты и всякая нечисть, которая грабила, а подчас и убивала пассажиров.

С наступлением сумерек стало опасно выходить на улицы. Город погружался в темноту, как во время войны. Всякого рода шпана наводняла его, сбивалась в шайки, опьяненная алкоголем или обкуренная и обколотая наркотической дурью. Они входили в кураж, чувствуя себя настоящими хозяевами. Каждую ночь – драки, поножовщина, убийства.

Правительство словно не замечало обстановки в стране. Закончив ликвидацию и сокращение министерств, оно начало уничтожение силовых структур – правоохранительных органов, спецслужб. Там еще оставались старые кадры, верные присяге. Под лозунгом «Долой закоренелых коммуняк!» из органов МВД уволили около половины всего состава – почти миллион профессионалов! А знающие себе цену сами ушли. Исчезала и агентура, которую создавали десятилетиями. Одновременно мощные удары нанесли по КГБ: его поэтапно дробили на отдельные части, чтобы лишить дееспособности.

Умышленное и поспешное разрушение административных органов вело к перерождению всей правоохранительной и судебной системы России. Но никто о будущем страны не думал – о ее неспособности защищаться от шпионажа и терроризма, грабежей и убийств.

Мэр Москвы Гавриил Попов – лидер команды реформаторов, избранный в один день с Борисом Ельциным, – вещая о великих успехах либералов, громогласно заявил, что ничего страшного не случилось. Ведь ставится опыт!

Многие газеты разразились бранью в его адрес. Кому нужен такой опыт?!

Несмотря на то, что миллионы людей, как и прежде, напряженно трудились, денег не было, страна погружалась во мрак нищеты и беспредела.

Маршалл Голдман – выдающийся американский экономист, крупнейший специалист по российской экономике – позже напишет в знаменитой книге «Пиратизация России»: «…программа реформ, намеченная Ельциным и его подчиненными, вместо того чтобы облегчить ситуацию, только усугубила ее».

Действительность показывала, что реальная экономика была далека от теоретических построений, которые рождались в кабинете Гайдара.

Первый заместитель министра хлебопродуктов, который участвовал в переброске зерна по стране, позже скажет мне: «Если бы Гайдар в эти дни понял, что он натворил, он сошел бы с ума». Но Егор Тимурович не понимал, что сделал, и вполне спокойно в эти дни спрашивал заходивших к нему:

– А вы не знаете, почем нынче курочка?

И когда слышал, что цена снова поднялась, радовался:

– Хорошо. Очень хорошо!

– Почему?! – удивлялся посетитель.

– А инфляция съест у населения все накопления. Тогда у нас не будет никаких проблем.

Словом, смуты в России не было. Было лишь неподчинение правительству отдельных региональных лидеров.

Возможен ли был голод в 1991–1992 годах?

В таблице 1 приведены данные Росстата за отдельные годы. Почти все, что в России было на конец 1990 г., перешло на последующие годы. При таком объеме скота и хлеба – разве возможен голод в 1991 или 1992 годах? Голода не было даже в 2008-м, хотя животноводство вырезано за последние двадцать лет почти на две трети.

А каков уровень питания в эти годы? Данные об этом приведены в таблице 2. Уровень питания в 1991–1992 гг. резко упал, но не потому, что в стране не было ресурсов. Здесь уже сказалась инфляция, созданная правительством.

Известный политик и экономист Григорий Явлинский однажды скажет об этом времени: «Да, была определенная истерия, но, с моей точки зрения, угрозы голода тогда не было. Полки были пусты, но они были пусты все последние годы».

В настоящее время, когда душевое потребление продуктов питания намного ниже, чем в начале 90-х годов, голода нет. Не было его и раньше – двадцать лет назад. Но есть в последние годы серьезное сокращение рациона у десятков миллионов людей.

А что касается анархии и гражданской войны, которые случились бы, если бы не «подвиг» Е. Гайдара, то все наоборот: коллапс экономики был вызван именно его действиями, его стремлением как можно быстрее осуществить шоковую терапию и сбросить с государства жизнетворящие функции. Е. Гайдар на полстолетия отбросил Россию в прошлое, доказав всем, что он не «гениальный экономист», а дьявол-разрушитель.

Это зарисовки исторического времени, сделанные почти с натуры. Как сказал мне один товарищ, Ельцин посадил всю Россию в самолет и поручил управлять им шоферу третьего класса. Поэтому полет завершился невиданной для России катастрофой. Попытки друзей оправдать Гайдара бессмысленны. Перед профессионалами он не отмоется никогда!

Открытое уничтожение России

В зале, где раньше проводились заседания партноменклатуры и собирался цвет компартии – народ пожилой, убеленный сединами, – нынче, по вторникам, накануне заседания Правительства России, проходили «тренировочные» совещания. Были тут в основном тридцатипятилетние щегольски одетые люди. Седые головы встречались редко.

День этот министры называли «бутербродным вторником», потому что во время обсуждения очередной государственной проблемы можно было свободно ходить по залу, жевать бутерброды и запивать их кофе или чаем. А некоторые предпочитали фруктовые соки. Все это в изобилии стояло на столах, и каждый, кто в поту примчался с теннисного корта или легко позавтракал дома, мог «заморить червячка».

Вел заседание правительства обычно Геннадий Бурбулис. Присутствовал, естественно, и Гайдар. Кто-то докладывал, другие жевали, третьи сновали между столами и, торопливо проглотив кусок колбасы, задавали вопросы. Словом, царила полная, настоящая демократия. Со стороны все это действо напоминало мальчишник. Вот только разговор шел не о девчонках, а о серьезных государственных делах.

Сегодня на «бутербродном вторнике» рассматривался вопрос о реорганизации колхозов и совхозов. Отчитывался Виктор Николаевич Хлыстун. Все, кто его слушал, знали: стоит задача полного уничтожения коллективной собственности. А министр до сих пор не ликвидировал даже половины колхозов.

Когда Хлыстун закончил докладывать, Гайдар вспылил:

– Вы сообщили членам правительства, что из двадцати пяти тысяч колхозов и совхозов перерегистрацию уставов провели лишь десять тысяч! Вы сорвали выполнение указа Бориса Николаевича! Вы по существу ничего не сделали! Вам давался срок – два месяца. А прошло больше года!

Лицо министра горело. Он молчал.

– Надо все колхозы закрыть! С маху! – повысил голос один из присутствующих. Он не знал сельского хозяйства, зато слыл решительным либералом, крупным журналистом. – Вы посмотрите: мы только начали создавать фермерские хозяйства, а магазины уже стали наполняться мясом, маслом и молоком. Нигде никаких очередей! Мы, господа, на верном пути! Я еще раз повторяю – фермерами должны стать все, кто хочет! Никаких колхозов и совхозов!

Хлыстун, познавший за прошедший год многое, пристально глянул на его массивную фигуру, плоское лицо, а подумал: «Ну прямо идиот с Канатчиковой дачи! Как он руководит газетой?»

Виктору Николаевичу нестерпимо хотелось заорать во всю силу легких: «Продукты лежат на прилавках, потому что цены на многие из них повысились в сто – двести раз! И покупать этот товар народу не на что!» Но он сдерживал гнев, понимая, что его все равно не услышат. Как бы он ни кричал. Ведь здесь сборище обывателей, хотя многие из них и числятся кандидатами и докторами наук. Всяких – и физико-математических, технических и финансовых.

Гайдар с пафосом продолжал:

– Благодаря нашей стратегии аграрный рынок уже заработал. В этом году хлеба намолочено сто семь миллионов тонн! Вместо восьмидесяти девяти в прошлом. Нас пугали коллапсом. Но рынок сам расставляет все по своим местам. Саморегулирует!

«Да, – подумал Хлыстун. – Вот только тогда, когда мы с вами начинали либерализацию, валовой сбор хлеба был сто шестнадцать миллионов. А в ближайшие годы коллапса нам действительно не миновать».

Министр уже лучше всех присутствовавших понимал, что лишь областям так называемого красно-коричневого пояса удалось противостоять гайдаровской идеологии, удержать всю Россию от обвала, не допустить серьезного экономического спада. В других регионах разрушение стремительно нарастало: впервые после коллективизации начался массовый прирез самого ценного имущества в деревне – дойных коров. А это главный ресурс мяса, сливочного масла и молока. Испокон веков корова спасала крестьянина, обеспечивала его существование. Что же будет нынче?

Чем дольше обсуждали тему управления коллективными хозяйствами, тем невыносимее становилось Хлыстуну. Шумная, насквозь лживая демагогия, казалось, шла от людей, балансирующих на грани безумия. В каком кругу он оказался?

Гайдар был возмущен вялой позицией министра сельского хозяйства. Тот явно тормозил массовое рождение класса собственников в деревне.

– Мы все равно создадим средний класс! – пафосно воскликнул Егор Тимурович. – Несмотря ни на какие трудности! – И причмокнул полными губами.

Наступила тишина.

– Вашу работу, господин Хлыстун, никак нельзя признать удовлетворительной, – остановив на министре ледяной взгляд, изрек Бурбулис. Его испитое лицо стало еще бледнее.

Гайдар быстрым движением пригладил жидкие волосы, кокетливо зачесанные набок, и веско добавил:

– Вы плохо работаете, господин Хлыстун! Так в протоколе и запишем.

Еще в ноябре 1991 г., на первом заседании правительства министры поклялись Ельцину, что не будут заниматься предпринимательством, наживой, а отдадут все силы исключительно улучшению жизни народа. Кроме того, Борис Николаевич, человек, как в то время утверждали, кристально честный, бессребреник, готовый – по его же словам! – лечь на рельсы за интересы народа, – был в глазах всех основным гарантом. Ельцин не учел одного: большинство министров не имели никакого опыта по руководству не то что отраслями народного хозяйства, но вообще более или менее крупными коллективами. Многие министры никем и никогда не управляли, попали на эти должности на случайной волне новой эпохи. Тщательно скрываемый комплекс неполноценности, чувство собственной ущербности в сочетании с наполеоновскими, захлестывающими амбициями не покидали их.

Новый чиновник, осознав, что он на этой должности ничего не знает и не умеет делать, с неотразимой ясностью сообразил: он временщик! Вскоре он вновь окажется простым лаборантом или научным сотрудником, теперь уже с копеечным заработком. Поэтому, вкусив все блага власти, многие из них пришли к выводу: жизненно необходимо срочно, любыми путями оторвать от государственного пирога такой кусок материальных благ, который обеспечит их благополучие. Желательно – на всю жизнь.

В эти дни, ужаснувшись состоянию Москвы и всему, что он со своей командой сделал, Гавриил Попов ушел на преподавательскую работу. Уже ползли слухи о том, что члены правительства Гайдара стали брать крупные взятки, лично участвовать в немыслимых аферах, распродавая все оптом и по частям.

В апреле 1992 г. Ельцин подписал Указ № 361 «О борьбе с коррупцией в системе государственной службы». Второй пункт его гласил: «Запретить служащим государственного аппарата заниматься предпринимательской деятельностью, получать вознаграждения, услуги и льготы, самостоятельно или через представителя принимать участие в управлении акционерными обществами…» И так далее.

В те месяцы пресса усиленно вещала о том, что коммунисты вместе с М. Горбачевым спрятали от народа в зарубежных банках баснословные деньги. Чтобы уличить «коммуняк», Гайдар подписал с иностранной фирмой «Кролл» контракт на поиск украденных денег.

После долгих розысков нанятая фирма так и не обнаружила «деньги партии». Зато нашла в зарубежных банках счета, уже принадлежащие двадцати двум из чуть более чем трех десятков членов гайдаровского правительства, с миллионами долларов на них!

Геннадий Бурбулис, один из главных кадровиков и идеологов либерального движения, увидев список воров, в бешенстве закричал: «Все запачканы. Все готовят тылы!» Не ведал он, что среди чиновников весьма популярна стала идея Бейдельбергского клуба: власть – это товар, пусть и самый дорогой. Этот товар должен принадлежать самым богатым. Значит, считали члены правительства, время терять нельзя. Люди образованные, они почему-то забыли известный афоризм: «Если власть продажная, она заканчивается!»

Ельцин тоже был ошеломлен результатами работы «Кролла». Ему даже в голову не приходило, что «совершенно свежие кадры», начавшие свою работу «с чистого листа», ни с кем и ни с чем не связанные кандидаты и доктора наук, окажутся изощренными жуликами.

– Егор Тимурович, немедленно уберите этот список! – бросив на стол доклад иностранной фирмы, приказал Ельцин. – В сейф! Никому его не показывать! Эт-та, па-а-нимаешь, такой позор – на весь мир!

Отныне правительство в своем большинстве состояло из чиновников, личные интересы которых затмили государственные. Они навсегда утратят нравственные стандарты государственной власти: преданность интересам народа и беззаветное служение Родине.

– Ты не заметил, что в аппарат управления ворвался совершенно иной чиновник? – со сдержанной яростью спросил меня один хороший знакомый. – Управленец не только некомпетентен в делах, но и поражает своим открытым стремлением к наживе?

– Акулы капитализма? – ехидно заметил я.

– Нет, похлеще. В Мировом океане есть кит – исполин морей, так называемый кашалот. Десятиметровых акул он заглатывает, как мелкую рыбешку. Охотится даже на гигантских скатов. Не кажется ли тебе, что к власти пришел кашалот? Он за решение любого вопроса заглатывает мзду.

Да, в стране отныне рождается чиновник-кашалот, у которого на первом месте не интересы государства, а корыстолюбие, стяжательство и немереная жажда наживы. С каждым годом их численность возрастает.

Небывалый уровень казнокрадства, воровства, мошенничества, мздоимства и спекуляции захлестывает Россию, достигнув невиданного размаха за всю ее историю.

Что оставил Гайдар России?

Ничем неограниченная коммунистическая власть сменилась в экономике не менее жесткой властью неолибералов. разве она лучше предыдущей? Крупный капитал, пришедший на смену государственной собственности, оказался собственником неэффективным. Он не только не совершил прорыва вперед, он даже не достиг уровня 1990 года.

В промышленности – добыча нефти, выплавка металла, машиностроение и производство электроэнергии – ни одна из этих отраслей не вышла до сих пор на дореформенные показатели, отстав на 25-30 лет. Сумма корпоративного долга новых собственников достигла за рубежом 400 млрд долларов.

В сельском хозяйстве – уничтожен колхозный строй. Не создан гарантированный костяк фермерских хозяйств. Сократилось по сравнению с 1990 годов производство всех видов продовольствия. Заброшено почти 40 процентов пахотных угодий, вырезано 64 процента крупного рогатого скота, исчезло более двадцати тысяч сельских поселений. По уровню обеспечения продуктами питания страна с седьмого места в мире скатилась на семьдесят седьмое. Производство в селе отстало на пятьдесят лет.

В последние годы в стране произошла консолидация политических сил. Все чаще мы стали повторять выражение «великая Россия». Да, она действительно великая:

Чтобы одеть и обуть наш народ, потребовалось пятнадцать лет напряженной работы легкой промышленности Турции и Китая, сотен тысяч челноков, денно и нощно сновавших с баулами между Россией и этими странами. Потому что в России этого товара почти не стало.

Чтобы перевозить население по просторам великой державы, мы закупаем не только новые, но и почти все бэушные самолеты у Западной Европы и США. Потому что уничтожили в России лучшую в мире авиационную промышленность.

Чтобы обеспечить потребности наших людей в автомобилях, великая держава не ограничилась закупками машин в странах мира. У них просто не хватает сил нас обеспечить. Мы предложили иностранным государствам построить нам больше двух десятков автомобильных предприятий. Они работают на принципах отверточной технологии, то есть везут в Россию составные части и здесь собирают их в единый агрегат. То же самое нас ожидает в тракторостроении. Потому что свое производство умертвили.

Великая держава ежегодно отгружает многим государствам мира миллионы кубометров дешевого леса-кругляка. И ввозит из этих стран дорогую мебель.

Великая Россия поставляет 8 – 8,5 млн тонн минеральных удобрений иностранному фермеру, а сама вносит их 10 процентов к потребности. Нам сделали невыгодным их внесение.

Великая Россия начала продавать крупные партии дешевого зерна и покупать в 40 странах мира по баснословно высокой цене мясо, которое раньше производила на этом зерне. Потому что поголовье скота в России катастрофически сократилось.

Российский теоретик псевдолиберализма, полностью отрицающий протекционизм, якобы главную причину неэффективности экономики, не только ничего не создал нового, но даже подорвал нравственные устои российской цивилизации.

Словом, Е.Т. Гайдар осуществил грандиозного масштаба неолиберальный эксперимент – опыт над одной из самых могущественных держав мира. Разрушение этой великой империи является несомненным доказательством провала тех предпосылок, из которых исходил этот несостоявшийся гений.