Великий князь Михаил Павлович и его остроты.

     В конце 1839 года, по уничтожении лажа и введения новой де­нежной системы, которую сначала никто не понимал, великий князь сказал: «Прежде был лаж, а теперь ералаш!».

     Генерал Киселев, быстро возвысившийся на степени ми­нистра и графа, входил однажды на лестницу к великому князю, в то самое время, когда его высочество начинал сходить с той же лест­ницы. «C'est le comte, — сказал великий князь — qui s'eleve (Kisselev)».

     Встречая на Невском проспекте стараго офицера, в отставном военном мундире, часто на веселе и всегда в самой дрянной шляпе, великий князь однажды остановил его.

     — Отчего, спросил он, на тебе такая ветхая шляпа? 

     Офицер отвечал, что нет денег, и великий князь дал ему 25 рублей на шляпу. Старый гуляка купил шляпу на толкучем рынке за целковый, а остальныя деньги, разумеется, прогулял. Через не­сколько дней великий князь опять встретил его, опять навеселе, но в новой шляпе. Заметив кураж старика, Михаил Павлович оста­новился против него с неудовольствием. Испуганный офицер, приложив руку к шляпе, говорил дрожащим голосом: «Вот купил!»

     — Да — сказал великий князь — я вижу, что водку пил! и отошел от него прочь.

     Про французскую актрису Аллан, которая была в Париже из лучших актрис театра драматической гимназии, а с 1838 года вос­хищала петербургскую публику, великий князь сказал: «Charmant talent (Charmante Allans)».

     Французская актриса Варле пела хотя и похуже Каталани и Зонтаг, но чуть ли не громче их. Однажды в театре эта актриса уж черезчур кричала. Кто-то сказал великому князю: «как громко она поет».

     — Да — отвечал его высочество, — в Орле слышно! (Варле слышно!)

     Иногда гвардейские офицеры и кадеты, чувствуя себя в чем либо неисправными и заметив великаго князя, старались скрыться от него; но он преследовал их, я доставалось тем, которые были настигнуты, виновные редко увертывались от него.

     За одним офицером великий князь скакал несколько улиц, но тот все-таки пропал из вида. Михаил Павлович, встретив после этого офицера, сказал ему только: «Славная у тебя лошадь».

     Один кадет был не в форме и шел по Невскому проспекту. Завидя великаго князя, он скрылся в первый магазин дамских мод. Михаил Павлович бросился за ним и, не найдя его в первой комнате, ходил по всем комнатам, даже там, где работают модист­ки, везде искал, но не нашел кадета. Удивляясь такому странному явлению, великий князь должен был оставить напрасный поиск. Про­шло после того два года; кадет был выпущен в офицеры. Предста­вляясь великому князю, новый офицер до того был разстроган милостивым приемом его высочества, что сознался в старой вине своей.

     — Где-же ты был — спросил его высочество — отчего я тебя нигде не отыскал, тогда как вошел в магазин по следам твоим?

     Офицер разсказал, что он, отворив и затворив за собой первыя двери, скрылся между двумя дверьми магазина и вышел из засады уже после напрасных поисков его высочества. Великий князь много смеялся и не только не гневался, но прислал этому офицеру 1.000 рублей на дорогу.

     Великий князь был очень строг по службе и не мог пропустить без внимания ни малейшаго отступления от обязанностей. Взгляд у него на это был самый зоркий. Незастегнутая пуговица, калоши на ногах и подобныя мелочи он тотчас замечал, останавливал виновнаго на улице, на гулянье, где-бы то ни было. Делать строгий выговор на языке его — значило распекать, а он за каждую неисправность распекал ужасно. Это было не жестокость сердца, не преследование, но наказание из одних слов, и после того, он был по-прежнему милостив, особенно к офицерам усердным, провинившимся по одному легкомыслию. Делая самый жестокий выговор, уничто­жая совершенно офицера и, кажется, готовый погубить его, он в то-же время обращался к окружавшим его лицам и спрашивал их в полголоса: «Каково распекаю!» Многих он распекал по не­сколько раз и оставался их благодетелем.

     Великий князь любил и в других остроту, так что, несмотря на строгость свою по службе, прощал гвардейским офицерам и кадетам шалости, как скоро оне были замысловаты или показывали ум в шалуне.

     В мелких неисправностях по службе чаще всех попадался офицер гвардии Булгаков, сын Московскаго почт-директора, моло­дой человек умный и образованный. Он то ходил в фуражке, то в калошах, то с растегнутыми пуговицами, а за это нередко бывал на гауптвахте, но иногда шалости его оставались без наказания.

     Однажды он шел в калошах и встретился с великим князем.

     — Калоши? на гауптвахту! — сказал великий князь. Булгаков отправился на гауптвахту, но, оставив там калоши, сам возвратился туда, где  был великий князь.

     — Булгаков — вскричал великий князь с гневом — ты не исполнил моего приказания?

     — Исполнил, ваше  высочество — отвечал Булгаков.

     — Как исполнил? — возразил великий князь.

     — Ваше высочество — продолжал Булгаков — изволили сказать: «калоши, на гауптвахту!» я и отнес их на гауптвахту!

     В другой раз Булгаков шел не в каске, а в фуражке; вели­кий князь, ехавший навстречу, тотчас начал звать рукою к себе Булгакова, но тот, сделав фронт, пошел далее. Великий князь приказал поворотить свою лошадь и, нагнав Булгакова, закричал:

     — Булгаков, я тебя зову, куда ты идешь?

     — Ваше высочество — отвечал Булгаков — я иду на гауптвахту.

Великий князь Михаил Павлович и его остроты // Русская старина, 1898. – Т. 93. - № 2