Аудио-запись: Эрик Сати - Gnossienne № 4 |
Музыка |
1657 слушали 19 копий |
Barucaba
|
http://www.liveinternet.ru/users/barucaba/music/ |
|
|
Комментарии (0)Комментировать |
Аудио-запись: J'Ai Peur - Damian Sargue "Romeo et Juliette" |
Музыка |
|
14200 слушали 237 копий |
sharm
|
http://www.liveinternet.ru/users/barucaba/music/ |
|
|
Комментарии (0)Комментировать |
Аудио-запись: Nino Katamadze - Olei |
Музыка |
|
5530 слушали 93 копий |
Старикова
|
http://www.liveinternet.ru/users/barucaba/music/ |
|
|
Комментарии (0)Комментировать |
Аудио-запись: Je te souhaite — Natasha St-Pier |
Музыка |
|
22377 слушали 536 копий |
Ref-Lection
|
http://www.liveinternet.ru/users/barucaba/music/ |
|
|
Комментарии (0)Комментировать |
«Молодой человек, я там была больше, чем вы на свежем воздухе» |
Серия сообщений "Одесские истории":
Часть 1 - Праздничный "Привоз"
Часть 2 - «Молодой человек, я там была больше, чем вы на свежем воздухе»
|
|
Праздничный "Привоз" |
Праздничный "Привоз"
http://www.liveinternet.ru/users/2496320/post264371853/
Серия сообщений "Одесские истории":
Часть 1 - Праздничный "Привоз"
Часть 2 - «Молодой человек, я там была больше, чем вы на свежем воздухе»
|
|
Предотвратить ТРЕТЬЮ МИРОВУЮ!!! - НЕМЕЦКИЙ КАНАЛ |
|
|
Зинаида Николаевна Юсупова |
|
ПРОВИНЦИАЛКА. часть 1 |
Перед вами Татьяна Яковлева - легендарная парижская красавица, любовь Владимира Маяковского. И история ее - воплощенная мечта русской провинциалки о завоевании мировых столиц
Модель и дизайнер шляп, а в зрелые годы еще и влиятельная дама нью-йоркского света Татьяна Яковлева попала в Париж из Пензы малограмотной, больной, но отчаянно мечтавшей. О чем? Обо всем. О парижском шике, о модах, об авто, о коленопреклоненных принцах. Она любила три вещи на свете: богему, моды и стихи. Ей было 19, возраст женского самоутверждения. И все сбылось: ее удавшаяся жизнь - счастливая повесть в трех главах: Россия -Франция - Нью-Йорк.
Mademoiselle из Пензы
Семья Яковлевых поселилась в Пензе, на юго-восточной окраине империи, когда Тане исполнилось 5 лет: в 1911 году ее отец, архитектор Алексей Яковлев выиграл конкурс на проект «Народного дома», здания пензенского театра, к несчастью, сгоревшего два года назад. Жители Пензы именовали свой город «Новые Афины» - здесь и родина русского цирка, и насыщенная, по провинциальным меркам, театральная жизнь. Почти вся Татьянина родня -люди, причастные искусствам: дед - танцовщик, директор балетной труппы Мариинского театра, дядя -известный художник. Да и женщины в этой семье не пуговицы пришивали: тетушка Сандра Yakovleff пела с Шаляпиным в «Русской опере». И все, как один, Яковлевы - большие чудаки и энтузиасты технического прогресса.
Переехав в Пензу, отец Татьяны купил аэроплан, назвал его Mademoiselle и пугал своими налетами коров на пензенских пастбищах. Крестьяне строчили жалобы на архитектора, считая его Mademoiselle главной причиной падения надоев в губернии. Так что к шумным эксцентрикам, готовым приделать себе крылышки и совершить налет на обыденную жизнь, Татьяна привыкла с детства -поэтому и в Маяковском сразу почувствовала родственную душу.
Отец построил театр и еще несколько затейливых купеческих домов, украсивших Пензу, и родители развелись. Мать снова вышла замуж за фармацевта, основательного, спокойного человека, но крена в сторону размеренности в семействе Яковлевых не случилось, а случилась Октябрьская революция. Ешь ананасы, Рябчиков жуй, День твой последний Приходит, буржуй!
Знал бы Маяковский, о ком пишет! Для его будущей пассии, буржуйки и дочери пензенского градостроителя, после 1917 года каждый день был как последний. Отчим-фармацевт разорился и умер, заразив Татьяну туберкулезом. Гражданку Яковлеву с двумя дочками, Таней и Людой, уплотнили, выселив в одну комнату, и в буржуйке запылало счастливое прошлое - остатки фамильной мебели. Но семья Яковлевых умела выживать: мать открыла школу танцев, а Татьяна пошла зарабатывать чтением стихов. Она ходила со стихами по госпиталям, как начинающие актрисы ходят на прослушивание и как прошловечные девочки ходили по дворам с шарманками. У русского человека особое благоговение перед теми, кто читает наизусть (знать всего «Онегина» - вершина интеллектуализма), и стихи кормили Татьяну. Хватало на хлеб и на дрова. Оборванная, худая, с процессом в верхушках легких и с образованием объемом 3 класса, Таня километрами читала русские поэмы. Поражала контрастность образа: сущий коммунистический подросток и при этом - Пушкин, Лермонтов, Блок, Маяковский. Таня, Таник, маленькая пензенская кокни, живучая мисс Дулиттл, декламировала раненым красноармейцам: А я одно видел: вы, Джоконда, которую нужно украсть! ...и украли.
В 15 лет она мечтала быть похищенной из этой голодной, треклятой дыры в другую жизнь - туда, где «Джек Лондон, деньги, любовь, страсть». Какие это были нездешние времена! Голод, стихи и половое созревание. Образцом поведения, вкуса и хороших манер с таким отрочеством Татьяна, конечно, не стала. Парижская родня, встречавшая Татьяну во Франции в 1925 году, ужаснулась ее облику и невоспитанности. «Неукротимая девица, вышедшая на перрон из вагона, - пишет дочь Татьяны Франсин дю Плесси-Грей, - великолепная и немытая, одетая в какое-то тряпье, малограмотная и невоспитанная, с ходу начала визгливо заявлять о своих самых заветных пожеланиях, обо всем, чего она ждет от Парижа. «Где тут продаются самые дешевые меховые изделия? А на что похожи брильянты? И где тут проходят лучшие вечеринки, на которых можно познакомиться с самыми роскошными французами из высшего общества?» Бабушка шепнула тете Сандре: «Вся эта коммунистическая белиберда, как мы и ждали, а вдобавок она еще хочет стать графиней». Кичиться титулами уже в начале XX века было не принято, разве что красный граф, писатель Алексей Толстой, не стесняясь, сообщал о своей титулованности. Это парижская бабушка и называет «коммунистической белибердой», порицая демонстративное Танино желание быть графиней. Уж сколько их перевидал Париж, неукротимых девиц, метивших и в графини, и в принцессы, и в феи Морганы, но в 1920-е годы Париж видел в основном другое: русских графинь, разоренных революцией и работавших моделями и официантками.
Превращением пензенской дикарки и чахоточной провинциалки в европеянку и «красавицу, в бусы и меха оправленную» занялись дядя и бабушка Yakovleff. Дядя Александр Яковлев, художник ренессансного склада, светский мужчина с мефистофельской бородкой, совмещал в своей натуре артистический эстетизм и авантюрную предприимчивость. Расписывал особняки, церкви, выставлялся в Осеннем салоне с «мирискуссниками», путешествовал с Анри Ситроеном на первых авто по Африке и общался со сливками парижского общества. Ситроен устроил для больной Татьяны визу и паспорт: выезд из СССР в 1925 году - дело хлопотное и малореальное.
«Мы жили на деньги дяди Саши, - вспоминает Татьяна, - нас было трое, я, бабушка и тетка». После Пензы квартира Яковлевых на Монмартре показалась Татьяне дворцом: пять комнат, ванная, на кухне газовая плита, телефон, от пола до потолка окна, из которых видна Эйфелева башня. В 19-летнем возрасте у Татьяны случились первые летние каникулы: солнце, безделье, бабушка приносит какао по утрам, из окна полоска утреннего света - вставать не разрешено раньше одиннадцати. Затем юг Франции, пляжи, ультрафиолет, жизнь под палящим солнцем в одном купальнике. Через три месяца туберкулез отступил, и как бывает после счастливого юношеского лета, уезжашь неоформившимся подростком, а возвращаешься загорелой, неузнаваемой юной женщиной. Из нескладной Танчи-Каланчи она превратилась в полнометражную блондинку с невероятными ногами и бровями, растущими почему-то не дугой, как у всех, а приподнятыми вверх полосочками:
После выздоровления Татьяны дядя Саша занялся ее образованием: одел от Шанель, заставлял читать Стендаля и Бальзака, учил манерам, ходил с ней по музеям (Кранах и Вермеер: какие костюмы, какие шляпы!), отправил в Ecole de Couture- парижскую школу модельеров, аналог нашей Строгановки, и пытался исправить чудовищный Татьянин акцент, но она была упряма, до конца жизни коверкала иностранные слова. «Весь мир должен был прийти к Татьяне, - пишет ее дочь Франсин, - она не делала ни шагу в его сторону. Всю жизнь она безбожно перевирала английские слова и отказывалась исправлять ошибки, настаивая, что таково ее специфическое произношение».
Прежде чем открыть в Париже свое шляпное дело, Татьяна работала манекенщицей: демонстрировала меха и драгоценности, снималась для рекламы чулок. Ее внешность была менее утонченной, чем внешность других парижских красавиц русского происхождения, моделей и аристократок: ни лебединой шеи, ни маленьких ступней, ни нервных пальцев. Спортивная фигура - пловчиха, теннисистка. Вся такая большая, золотисто-коричневая. И ноги, ноги... «Ноги у меня были потрясающие, - вспоминала она в старости, - влюблялись все мужчины, кроме педерастов». Афиши с ногами Татьяны на фоне сероватых пейзажей Cite - первое, что бросилось в глаза Маяковскому в очередной его приезд в Париж. Мода 20-х годов - меха и длинные жемчуга - была Татьяне очень к лицу. «Входит красавица в зал, в бусы и меха оправленная», - воспевал ее шик и красоту Маяковский.
Позже Татьяна выработала свой стиль, которому была верна всю жизнь: белые волосы, губы с яркой помадой а-ля вампир, массивное кольцо с гранатом, напоминавшее деталь архимандритского жезла, предпочтение дизайнерским украшениям: «Бриллианты - для тех, кто живет в дешевых кварталах». Днем - туники из шерсти, вечером - туники из атласа и бархата, в любое время года и суток - брюки, юбки только по будням, на работу. Татьяна считала себя эмансипированной женщиной и надела брюки в 20 лет, т.е. в середине 1920-х годов - революционный по тем временам поступок. Дочери Франсин, толстушке и не меньшей упрямице, чем мать, Татьяна твердила: «Носи брюки!». Даже на смертном одре приподнялась и прошептала: «Франсин! Я думаю, ты должна носить брюки! Ты всегда должна носить брюки...». Обточить прямолинейный и резкий характер Татьяны Александру Яковлеву так и не удалось, и, вероятно, эта скифская неукротимость и была изюминкой ее не совсем обычного имиджа. Нравилась эта изюминка далеко не всем, многим стиль Татьяны казался кинематографически аляповатым. Признанной парижской красавицей считалась не Татьяна, а ее сестра Людмила, Лили Яковлева, мисс Европа-1931, но уже в первые годы парижской жизни среди Татья-ниных поклонников были и гении, и принцы: Шаляпин, Прокофьев, Бурбон-Пармский.
Маяковский
С Маяковским Татьяну познакомила Эльза Триоле -родная сестра Лили Брик, этой femme fatal Маяковского. В Париж Маяковский ездил как рекламный агент Моссельпрома и Резинотреста, жил в крохотной комнатушке отеля «Истрия», играл в карты, по-французски не говорил и, хоть и был настоящим европейским леваком и авангардистом, очень тяготился общением с соседями-постояльцами - заумными сюрреалистами: «Скучно мне в «Истрии»!»
Это был период предрасположенности к любви и женитьбе, Маяковскому хотелось покончить со своим мужским одиночеством. Лиля Брик из Москвы расценивала эти настроения как «жениховскую глупость», пока не узнала, что Волосик ездил в Ниццу видеться со своей американской переводчицей Элли Джонс, которая привезла на Лазурный Берег их маленькую дочку Джонс-Маяковскую.
Близкие отношения Лили и Маяковского прекратились 5 лет назад, в 1923-м, но Лиля и не думала ослаблять цепочку. Маяковский по-прежнему был у нее на коротком поводке, оставаясь в семье Лили и Осипа главным добытчиком. Зарабатывал выступлениями на эстраде, рекламой, стихами, исполнял все поручения Бриков, считал, что многим им обязан - Осип издавал его стихи. «Купи рейтузы розовые 3 пары, - писала ему Лиля в Париж, - рейтузы черные 3 пары, чулки дорогие, иначе быстро порвутся, духи Rue de la Paix, бусы, если еще в моде зеленые, платье пестрое красивое из креп-жоржета, и еще можно с большим вырезом для встречи Нового го¬да». Из парижских командировок Маяковский привозил и тряпки, и авто, но что если он привезет жену и дочь? Это наносило серьезный удар по благосостоянию Бриков, ибо какая женщина потерпит, чтобы покупали рейтузы бывшей любовнице? И две сестры с цепкими ручками Эльза и Лиля наколдовали: у Тани и Володи будет флирт! Потом точно так же, чтобы отвлечь влюбленного Маяковского от Татьяны, Лиля устроит ему встречу с Вероникой Полонской. 25 октября 1928 года Маяковский был ослеплен явлением Mademoiselle Yakovleff - девушки с метровыми ногами, женщины в стиле «фигурасьон». Они виделись шесть недель в Париже, встречались в кафе «Купель», монпарнасском пристанище художественной богемы, ездили в театры, бывали у Эльзы. В дорогие рестораны водить Татьяну Маяковский не осмеливался, она все же скрывала их роман от яковлевской семьи. Она спускалась вниз, а он уже сидел в такси - и все авто наполнялось электричеством его чувств, его бережности. Главным соперником в любви Маяковский считал Париж:
Это соперничество очень ему шло, т. к. он и сам казался современникам «не совсем человеком, а не то городом, не то пламенем заката над ним» - по версии Юрия Олеши. Или оркестром, по версии Осипа Мандельштама: «Маяковский, перестаньте читать стихи! Вы не румынский оркестр!». Невероятно, но Маяковский - это настоящая фамилия поэта, а не придуманный им псевдоним. Его любовь, сверхмощная, необъятная, требовала колоссальных объектов - башен, женщин, городов. За несколько лет до влюбленности в Татьяну Маяковский написал стихи Эйфелевой башне: «Идемте, башня! К нам! Вы там, у нас нужней!». Теперь он так же звал Татьяну, хотел жениться на ней:
Но она не шла, недоступная, заграничная. Стояла, подсвеченная огнями Монмартра, длинноногая модная девочка, и раздумывала, изменить ли с ним Парижу. И решила - нет, не изменить. Эльза потом отшучивалась в мемуарах, что познакомила Володю с Таней «для смеха, под рост», а вышло бог знает что: «Ты одна мне ростом вровень...». Татьяна выделялась на фоне других парижских красавиц, как Эйфелева башня на фоне исторических построек Левого берега. А на Маяковского, идущего по московским улицам, оборачивались все извозчики. Они были во многом похожи: оба большие, эксцентричные, с беспризорным, голодным отрочеством и небольшим образованием. Но главное их совпадение - неподражаемый стиль и шик, искренний интерес к моде, к одежде. Маяковский, хоть и писал: «Кроме свежевымытой сорочки, мне, признаться, ничего не надо», - был одним из самых стильных мужчин Москвы двадцатых годов. Лиля знала, кому доверять выбор рейтуз и платьев: таких качественных костюмов, ботинок, жилеток, рубашек, таких кепи и шляп, как у Маяковского, не носил ни один из членов Политбюро. Он привез из Франции «Рено» -кто ездил тогда по Москве на таких автомобилях?
«У него была своя элегантность, - вспоминает Татьяна, - он был одет скорее на английский лад, все было очень добротное, он любил хорошие вещи. Хорошие ботинки, хорошо сшитый пиджак, у него был колоссальный вкус и большой шик. Он был красивый. Человек совершенно необычайного остроумия, обаяния и колоссального сексапила». И все же для Татьяны Маяковский был эффектен как поклонник, но сложен, как жених. Любовь Маяковского сулила ей множественные осложнения: не возвращаться же в самом деле в СССР, где, не приведи Бог, придется соперничать с Лилей. По-женски она поступила очень умно: связала с поэтом биографию, но не связала с ним судьбу. Стала Музой, избежав тягот совместной жизни.
«Ты не парижачка, - перетягивал ее Маяковский. - Ты настоящая рабочая девчонка, у нас все тебя должны любить и тебе радоваться. Таник! Ты способнейшая девушка! Стань инженером. Не траться целиком на шляпья. Танька-инженерица где-нибудь на Алтае. Давай, а?..». Страшно подумать, что было бы, послушайся Таник этих агитпризывов влюбленного мужчины. Не Алтай, конечно, но Колыма 1937 года.
Маяковский приезжал дважды, после второго приезда сходил с ума от ревности - несколько месяцев забрасывал ее письмами, надеялся, что Татьяна не устоит, бросится к нему в Москву. Брал ее ласковостями, лирикой, телеграфия, поддевал, рвался видеть, боялся опоздать, просил его выласкать, целовал ее всю и все равно не верил, «что она на него наплюнула». Но чтобы уехать в Москву - для этого требовался пожар сердца, а Татьяна даже в старости, когда выяснилось, что Маяковский самый знаменитый из ее мужчин, на вопрос: любила ли она его, отвечала: «Фифти-фифти, может, да, а может, нет». Некоторое время она ждала приезда Маяковского в Париж, в какой-то момент письма от него перестали приходить, он не ехал, ему не давали визы, но Татьяна этого не знала. Думала, что «любовь поцвела, поцвела и скукожилась» - он остыл, замолчал. Позже Эльза сообщила ей, что ГПУ не дает Маяковскому паспорт.
А в Москве Лиля Юрьевна при Маяковском, как бы случайно, прочитала письмо сестры: Татьяна выходит замуж за какого-то, кажется, виконта, венчается с ним в церкви, в белом платье, с флердоранжем. Маяковский забросил чемодан в машину и рванул куда-то прочь, в ночь, в Ленинград. Девочки, которая ждет, из Татьяны не получилось. Радуйся, радуйся, ты доконала! Теперь такая тоска... «Одно из слагаемых общей суммы назревшей трагедии», - скажет о свадьбе Татьяны кто-то из друзей поэта. Они все в итоге оказывались при мужьях, женщины Маяковского: Лиля, Нора, Таня. Много свадеб и одни похороны. Свадьба Татьяны и виконта дю Плесси состоялась 23 декабря 1929 года, за три месяца и двадцать один день до самоубийства Маяковского. Похоже, что Татьяна так никогда и не узнала, что это не какие-то абстрактные сотрудники ГПУ, а конкретно Лиля Юрьевна не выпустила Маяковского в Париж. Брики, серьезные люди, имевшие удостоверения НКВД и водившие дружбу с Яковом Аграновым - Агранычем, надзирателем литературных дел в России. Не ему ли на ухо Лиля шепнула, что Маяковский не вернется? Ее взорвали стихи:
Кто это «мы нежны»? Кому нужны?! Коротконогой и уже не очень молодой (на 15 лет старше Татьяны) Лиле длинноногие в Москве были не нужны. Роман романом, но посвящать стихи - это уже предательство. Маяковский говорил о любви и красоте из Парижа - а откуда же еще об этом говорить? - и говорил об этом ДРУГОЙ женщине. Письменное признание в любви страшнее штампа в паспорте. Вечности плевать на гражданские состояния, но адресаты гениальных строк у нее на строгом учете. Ни до, ни после «Стихов Татьяне Яковлевой» Маяковский не посвящал стихи другим женщинам, только Лиле -Лилечке, Личике, Кисе.
Какие уж тут сравнения... Споров о мыльнице Маяковского Татьяна с Бриками никогда не вела, стихи, посвященные ей, во всем уступают посвящениям Л. Ю.Б., но Лиля все равно ревновала до гроба. Уничтожила все письма Татьяны Маяковскому («Не из ревности, а для того, чтобы внутренний мир Татьяны не стал достоянием досужих, равнодушных людей»), засылала в Америку к ней лазутчиков (А что есть у нее, чего нет у меня?) и перед своей смертью прислала Татьяне белый платок - знак примирения, а, вернее, того, что ничего не забыла, ничего... Ревность тоже ведь живое чувство, с течением времени у Лили она трансформировалась, но не ослабевала. В старости Лиля ревновала уже не к Маяковскому, а к тому, что Татьяна - очень известная дама нью-йоркского света, сама выводившая в свет и кутюрье, и художников, и поэтов. Они соперничали салонами (во всяком случае, Лиле казалось, что соперничали). К Татьяне ходили Уорхол, Дали, Ростропович, Диор, Бродский, весь русский эмигрантский балет и весь культурный Нью-Йорк. К Лиле - Вознесенский, Плисецкая, Щедрин. Лиля доживала свой век с исследователем Маяковского Катаняном и гордилась платьем, подаренным Ивом Сен-Лораном. Катанян ходил с палочкой, к которой приделал велосипедное зеркало: «Чтобы я мог увидеть секретаря Союза писателей и вовремя отойти в сторону». Поэзия - совершенная форма нестарения и бессмертия. Написав «Стихи Татьяне Яковлевой», Маяковский написал ей рекомендательное письмо в будущее. Причастность к Маяковскому возводила Татьяну в ранг исторических личностей, делала ее шарм неувядаемым. Но часто бывает так: что-то вспыхивает в судьбе человека, освещает его звездным огнем и гаснет навсегда. А человек живет еще долго и скудно. Любви Маяковского с лихвой хватило бы на целую историческую биографию, но и после нее звезда Татьяны не гасла и стояла высоко.
продолжение следует...
|
ПРОВИНЦИАЛКА.2 часть |
http://blogs.privet.ru/community/inoctranctvia_/95930410
Русская шляпница в Париже
Через 9 месяцев и 2 дня после регистрации брака с дю Плесси Татьяна родила дочку Франсин. Эти 2 дня спасли репутацию Татьяны, иначе судачили бы, что Франсин - дочь Маяковского. Сама Франсин, у которой на семейных фотографиях вид грустный и отчужденный, очень хотела быть дочерью Маяковского: ее мемуары, написанные с интонациями неизжитого подросткового бунта, с большой нетерпимостью изображают жизнь в буржуазном семействе дю Плесси-Либерман.
Брак Татьяны с Бертраном дю Плесси оказался неудачным, молодые уехали в Варшаву, где виконт получил место в посольстве. Татьяне в Польше не нравилось, к тому же она скоро узнала о мужниных изменах. Татьяна, которая всегда темнила насчет своих чувств к Маяковскому, про виконта говорила прямо: «Бертрана я не любила». Но после опасной и грозящей поджечь ее жизнь зажигательной смесью сильных чувств любви Маяковского брак с дю Плесси - тихая гавань. Да вот только Татьяна не тихая дипломатическая жена. Выйдет к гостям и бах-бах: «Норковые шубы для футбола, а для леди только соболя», «Снимите эту английскую юбку, она напоминает скатерть!», «Камин без дров, как мужчина без эрекции». Где вы, дядя Саша? Хоть сейчас в жены «агитатору, горлану, главарю». Поговаривали, что это из-за нее дю Плесси оставил службу в Варшаве и вернулся в Париж. Время покажет, что муж Татьяны - настоящий герой, летчик-резистант, каких у Франции было немного: воевал в «Свободной Франции» де Голля, погиб в 1941 году, награжден орденом Сопротивления. Но сердцу не прикажешь: Татьяне больше нравились люди культурной богемы, чем героические летчики. Впрочем, Татьяна никогда не делала ставку только на удачный брак и богатство мужа, она «рабочая девчонка», любившая и труд, и карьеру. В Париже она прошла курс шляпного дела у профессиональной армянской модистки и открыла свой шляпный салон. Профессия шляпницы - побочный результат Таниного увлечения собой. По 8 часов смотрясь в зеркало, она прикладывала к себе кусочки материи и вуали и фантазировала очаровательные шляпки -токи, бретонки, канотье.
«Мать никогда не рисовала эскизов, - пишет Франсин, - час за часом, восемь часов в день, триста дней в году пользовалась отражением своей головы в зеркале как единственным орудием создания, зеркало стало символом ее жизни. На столе вокруг нее были разложены горы фетра, тюля, мотки лент и ленточек, перья, розы, шитые из кусков ткани. Довершал картину огромный паровой пресс, который заставлял все это принимать нужную форму беретов и шляпок». Шляпа, которая сегодня воспринимается как признак чудачества или повышенной экстравагантности, в 1930-е - необходимейший элемент гардероба. Мужчина без шляпы бывал только в постели или на смертном одре. Для светской женщины искусство понравиться, удержать мужа в узде, очаровать всех на званом обеде начиналось с умения приподнять вуаль или кокетливо сдвинуть шляпку. Для работающей женщины шляпка служила показателем статуса. Секретарши на рабочем месте снимали головные уборы, а служащие рангом повыше, например, редактора, сидели с покрытой головой весь день. Дизайнер шляп делал женский образ более таинственным, драпировал женщину в незнакомку. Есть множество недостатков, которые женщина в шляпке не может себе позволить: невозможно ходить ссутулившись, нельзя быть незаметной - женщина в шляпе видна с противоположной стороны улицы.
Татьяна делала весенние уборы, изысканные, украшенные сеточкой пастельных вуалек или подушечками тюля, усыпанные фиалками, с целыми букетами шелковых роз или дымчатой фатой. Трогательная и в то же время обязывающая женственность. Женщины в ее шляпках превращались в гордые эбонитовые статуэтки. В середине прошлого века у косметологии было гораздо меньше возможностей, чем сейчас, и шляпка служила отличным способом улучшить внешность и сменить имидж. Любую, даже самую бесцветную женщину Татьяна превращала в красавицу. «Они уходили от меня уверенные в себе, как призовые лошади», - говорила виконтесса дю Плесси о своих клиентках. В 1936 году на Ривьере Татьяна попала в автомобильную катастрофу. Если верить ее рассказу, от смерти ее спасла деревянная нога водителя, которая не дала машине переломить ей горло. «Мне на роду написано сухой из воды выходить», - писала Татьяна матери после того, как излечилась от туберкулеза. Теперь это была вторая попытка судьбы поставить ей преграду. Но она выжила, осталась красивой, и через 2 года после катастрофы завоевала сердце своего второго и, наконец, настоящего мужа до гроба Алекса Либермана.
И вот совпадение: в 1936 году, в то время, как Татьяна умирала, в СССР воскресили ее бывшего возлюбленного, Владимира Маяковского. Пролетарского поэта-самоубийцу в СССР уже 6 лет как забыли, не печатали, на роль первого поэта революции прочили Бориса Пастернака, не очень на эту роль подходившего, но одно время очень ее желавшего. Вряд ли мы когда-нибудь точно узнаем, кто именно надоумил Лилю Брик написать письмо Сталину: по одной версии ее новый муж Примаков, по другой - кремлевская домработница, по третьей - сама Лиля Юрьевна была женщиной достаточно информированной и дальновидной. Письмо Лили легло на стол Сталину в нужный момент: он как раз подбирал кандидатуру на роль главного социалистического поэта, желательно мертвого, т. к. мертвые лучше - они и подконтрольней, и предсказуемей. Красным карандашом вождь черкнул резолюцию, повторив фразу из письма Лили: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей социалистической эпохи». Воскресил! Как будто выполнил приказ поэта из стихов 1923 года: «Воскреси! Свое дожить хочу!» После резолюции, по словам Пастернака, «Маяковского стали внедрять, как картошку при Екатерине». Они оба пересилили смерть, Таня и футурист, каждый по-своему.
Либермания
Татьяна и Алекс Либерман знали друг друга давно, входили в один эмигрантский круг, но Алекс был младше и потому долго «не осмеливался». Когда Алекс впервые увидел Татьяну, ей было - 20, ему -14. Он брал уроки рисования у ее дяди, но об ухаживаниях за Татьяной речь не шла: она уже созревшая красавица, модная парижская штучка, а он - еще подросток, сопля зеленая.
Перед войной Алекс встретил ее на Ривьере. У Алекса в тот момент уже была невеста, но, увидев Татьяну, доступную, не запредельную, находившуюся на грани развода с дю Плесси, он переиграл свои брачные планы. Их союз был долгим, счастливым и как будто специально спланированным, чтобы вести к успеху. Женившись на Татьяне, Либерман получил в жены историческую красавицу, а Татьяна обрела перспективного мужа, впоследствии арт-директора американского издательства Conde Nast, обожание, дом в Нью-Йорке, поместье в Коннектикуте, окружение культурных и богатых людей, знаменитостей. Вместе они процарапали свой путь к американской мечте - престижу, богатству и славе. Культурный буржуа Алекс, похожий на зеленоглазого английского офицера с усиками, поражал всех своей сдержанностью, учтивостью и мягкими ма¬нерами. И рядом с ним Татьяна - муза авангардиста, властная, прямая, величественная, строгая, у которой все написано на лице. Противоположности, которые сходятся... «Мы не были вместе только 5 дней, но это были черные дни моей жизни», - говорил Алекс об их браке. В жизни Алекс был верным и консервативным: сорочки только из Англии, красное вино только из Франции, по утрам только овсянка, полвека одна женщина. Боязнь сильных эмоций, по мнению Франсин, скрепила их союз прочнее всякой любви. В начале войны Либерманы уехали в Америку, поженились (после гибели дю Плесси), и первое время Татьяна кормила семью. Виконтессу дю Плесси в Америке знали как Tatiana of Saks - дизайнера шляп магазина Адама Гимбеля «Сакс на Пятой авеню». «Сакс», магазин товаров высшего качества, расположен в самом сердце нью-йоркской моды, между 49-й и 50-й улицами - там обожает одеваться героиня сериала «Секс в большом городе» Кэрри Брэдшоу. Скептическая Франсин, как всегда изобличавшая изнанку сладкой жизни, писала о материной мастерской: «Сущая душегубка времен Чарльза Диккенса. Темное душное помещение без вентиляции, за двумя длинными столами сидело 12 белошвеек». По контракту Татьяна должна была выдавать 60 моделей в год: 30 для весенней коллекции, 30 для осенней. В элегантный стиль американских послевоенных мод Татьяна добавляла смелой непосредственности: возьмет да и приделает на осеннюю шляпку термометр или маленький флюгер. Все так, да не так - как бы с небольшим акцентом, с неправильностью. «Никогда не учите английский язык, - советовал Татьяне Гимбель, - так вы продадите больше шляп». У Татьяны заказывали шляпки Марлен Дитрих, Клодетт Кольбер, Эдит Пиаф - «Сакс» представлял высочайшие образцы моды. В Нью-Йорке Tatiana of Saks считалась одним из арбитров элегантности и вкуса, к ее мнению прислушивались Кристиан Диор, Ив Сен-Лоран, Валентина Санина.
Татьяна проработала на Пятой авеню больше 20 лет, в 1965 году ее уволили: эпоха шляп закончилась резко, примерно так, как закончилась эпоха печатной машинки. Джеймс Бонд зафиксировал смерть шляпы, никогда в ней не появившись, а Кеннеди стал первым президентом Америки, баллотировавшимся с непокрытой головой. Никто больше не хотел сдувать пылинки с фетра и держать у себя в шкафу шляпные картонки. Ветер истории унес шляпку, шляпное дело пришло в упадок: изящная лента, мягкая материя, жесткая форма, 100 шляп в гардеробе, шляпные лавки с аккуратными старичками в костюмах - такого больше никогда не будет. Прощайте, паруса и розы, синие водопады, клетчатые вуальки с мушками, траурные перья и сиреневые облака, прощайте, корзины цветов и таинственные острова... Пришли хиппи, беспардонные чувственные валькирии шестидесятых, и украсили свои головы венками полевых цветов, цветущими яблоневыми ветвями, тесемками, нечесаными гривами, бусами, колокольчиками, банданами, фуражками, мужскими беретами, чуть ли не шерстяными носками - всем, чем угодно, но только не шляпами. Татьяна с этим никогда не смирилась: «Неужели женщины больше не хотят, чтобы вещь украшала, как украшали мои шляпки?». К тому моменту, как сексуальная революция прикончила шляпу, Алекс совершил карьерный рывок: Либерман в Америке - это Vogue с 1962 по 1994 год. Начав с рядовой должности в журнале, Алекс сделался художественным редактором издательской империи Conde Nast, в которую входили журналы Vogue, House & Garden, Glamour, Harper's Bazaar. Консерватор в жизни, Алекс умело будоражил глянцевый мир: в 1989-м опубликовал на первой полосе фото обнаженной Деми Мур на 8-м месяце беременности, поощрял фотографов делать снимки, похожие на моментальные фото, сам выпустил нашумевшую книгу эссе и фотографий «Художник в своей мастерской». Досуг Алекс посвящал абстрактной живописи и скульптуре, это хобби хорошо оплачивалось: в Америке скульптор Либерман пользовался примерно такой же поддержкой властей, как у нас Церетели. На полях в Коннектикуте, как динозавры, белели основы его будущих абстрактных скульптур. Либерман придумывал их под музыку, уверяя, что абстрактный экспрессионизм лучше всего сочетается с Мадонной, Майклом Джексоном и Тиной Тернер. Мой Супермен - звала мужа Татьяна. Дом Либерманов выглядел, как оранжерея, гости сидели среди невероятных букетов живых цветов, громадных размеров лилий, в доме было все белое, даже телевизор, две стеклянные стены, в одной из них вид на парк со скульптурами Либермана и розовый сад, в котором цвели 250 кустов роз. Рисунки Дали висели даже в туалете.
- А он сам не обижается, бывая у вас в туалете? -интересовались у Татьяны русские гости.
- Нет, с чего бы, - пожимала плечами она. - Во всяком случае, Алекс столько его спасал, когда никто его не хотел. Благодаря Vogue, он заработал кучу денег. У Татьяны и Алекса собирался весь художественный Нью-Йорк, все, кто делал в США культуру. «Энди Уорхол стоял, белея волосами, - вспоминает Эдуард Лимонов, - в углу гостиной сам наследник Владимир Кириллович, несколько конгрессменов, вдруг Нуриев, Наташа Макарова со свитой. На паркетах расхаживали, кучковались и делились, как амебы под микроскопом, представители культурной элиты Америки и всего мира». Сама Татьяна больше всех любила русских гостей. Либерманы могли сделать или, наоборот, разрушить человеку карьеру. До конца 70-х у них устраивались грандиозные рауты, о которых на следующий день сообщал «Нью-Йорк тайме» в разделе «Светская хроника». Они были, что называется, power couple нью-йоркского общества («связи решают все»), и в 70-80-е Татьяна использовала свое положение, чтобы помогать русской эмиграции. Завистники поэта утверждали, что если бы не Либерманы, Бродский так бы и сидел в захолустном Анн-Арборе.
Очки стрекозой, элегантные брюки, неизменный гранатовый перстень в форме шара, хрипловатый голос, чуть краснеющий кончик породистого носа - такой ее запомнили Иосиф Бродский, Эдуард Лимонов, Михаил Барышников, Геннадий Шмаков, Василий Аксенов. Она любила русских мужчин, особенно эрудитов, особенно тех, кто читал стихи, был элегантен, остроумен, восхищалась пиджаками и ботинками Бродского. Она не могла, конечно, отпустить от себя любимца русской эмиграции Геннадия Шмакова и предложила ему должность секретаря, мажордома. Геннастый, знаток русского балета, говоривший на 8 языках, мастер короткой реплики и устной беседы, парадоксалист, человек дьявольского обаяния, гастрономический Паганини, приходил каждый день варить Татьяне овсянку, а когда собирались гости, непринужденно беседовал с ними. Татьяна не могла прожить без него ни дня, взяла на себя все расходы, когда он заболел СПИДом, после его смерти вновь искала себе русского секретаря, но только такого, кто «ее пересидит», т. е. прочитает русских стихов больше, чем она. В конце концов, нашла человека из русской провинции, не Гену, конечно, но все же...
Дома Либерманы всегда говорили по-русски. Либерман мирился с бесконечными причудами Таты, но время от времени шутил, что она превращается в даму из чеховской пьесы, а его поместье в штате Коннектикут в русскую дачу с водкой из морозильника. После смерти Таты перенесший инфаркт Алекс продал их поместье, женился на Татьяниной сиделке, медсестре из филиппинской глубинки, и русские застолья уступили место филиппинским балам. Когда Татьяна заболела, то усилиями докторов их с Алексом развели по разным комнатам. Иногда Татьяна садилась перед зеркалом, накручивала волосы, делала макияж, выбирала наряд и хромала к комнате мужа. Они лежали рядом, взявшись за руки, и он радовался, что у нее еще есть силы навести марафет для краткого свидания с ним. Старушкой она себя никогда не считала, до конца оставалась старой красавицей.
Уходя, Татьяна вернулась в воспоминаниях не в детство, как это часто бывает у стариков, а в юность. У всякой легендарной личности свой возраст вхождения в историю. Кто поверит, что Лев Толстой был когда-то двадцатилетним юнцом и носил стрижку бобриком - ему всегда семьдесят. А Татьяне (как и Маяковскому) - всегда двадцать. Русские стихи и красота - вот с чем Татьяна не хотела расставаться до последнего. Они слились для нее в одно: наплывающие строки, огни, ей 20 лет, она в Париже, Маяковский укрывает ей ноги своим пальто. Нестареющая девочка, my baby поэта, Mademoiselle Yakovleff жила под русскую музыку и под нее же ушла умирать, в свою усадьбу, в вечность.
|
ПРОВИНЦИАЛКА. часть 1 |
|
Интересные судьбы:Татьяна Яковлева - любовь Маяковского |
За ней ухаживали Александр Вертинский и Сергей Прокофьев. А Владимир Маяковский мечтал видеть своей женой…
"В мире, по-моему, ничего нет лучше красивой женщины. Лучше красивой женщины только красивая мысль. Они обе трудно приходят, но обе возникают целиком и сразу. И все-таки красивая женщина - это больше, чем внешность. Это и тепло, и ум изнутри. Это свечение" - всё сказанное умнейшим мужчиной Жванецким относится к Татьяне целиком и полностью.
Между тем в России о Татьяне Яковлевой мало что известно. О романе с Владимиром Маяковским, случившемся в Париже в 1928 году, стали говорить только спустя сорок лет. Между тем поэт был по-настоящему влюблен.
Хотя она родилась в Санкт-Петербурге, в 1911–25 годах Татьяна Яковлева жила в Пензе, окончила здесь школу. Семья была интеллигентной, жаждущей всего французского - культуры и роскоши и с трудом пережила суровые годы революции и голода.
Татьяна с сестрой Людмилой и гувернанткой. Пенза, 1908 г.
Татьяне 5 лет.
В 1926 году Яковлева уехала во Францию по вызову дяди-художника, работала модисткой. Двадцатидвухлетняя, красивая, высокая, длинноногая, с выразительными глазами и яркими светящимися желтыми волосами, пловчиха и теннисистка, она, фатально неотразимая, обращала на себя внимание многих молодых и немолодых людей своего круга.
Маяковского с Яковлевой его познакомила сестра Лили Брик Эльза Триоле. В своих мемуарах сама Эльза напишет, что сделала это для того, чтобы Маяковский не скучал в Париже. Но существует мнение, что встреча была организована с другими целями — отвлечь поэта от родившей ему дочь американки Элли Джонс и задержать в столице Франции, где он щедро оплачивал житье-бытье Эльзы и ее спутника Луи Арагона.
Финал этой истории известен: Маяковский влюбился в Татьяну и настойчиво принялся уговаривать ее выйти за него замуж. Чуть ли не сам думал перебраться в Париж.
В итоге ему было отказано в выезде за границу. Одна из подруг Маяковского Наталья Брюханенко вспоминала: «В январе 1929 года Маяковский сказал, что влюблен и застрелится, если не сможет вскоре увидеть эту женщину». Эту женщину он не увидел. А в апреле 1930 года нажал на курок.
Есть ли какая-нибудь связь между этими событиями — точно не скажет никто. Развязка случилась весной. А еще в октябре 1929 года Лиля в присутствии Маяковского вслух прочитала в письме сестры Эльзы о том, что Татьяна собирается замуж за виконта дю Плесси. Хотя на самом деле речь о свадьбе зайдет лишь месяц спустя.
Яковлева до последнего дня не забудет Брик случая с письмом. И с горькой иронией однажды признается, что даже благодарна ей за это. В противном случае она, искренно любя Маяковского, вернулась бы в СССР и сгинула в мясорубке 37-го года.
Во Франции Татьяна пробует свои силы в моделировании шляпок и преуспевает в этом. Никого не оставляет равнодушным и ее красота: афиши с лицом Яковлевой, рекламирующей тот или иной товар, развешаны по всему городу.
Дядя вводит ее в мир светского Парижа. На ее глазах разворачивается роман Коко Шанель с великим князем Дмитрием Павловичем, она играет в четыре руки на рояле с Сергеем Прокофьевым, знакомится с Жаном Кокто, которого через несколько лет спасет от тюрьмы. Кокто, поселившегося в одном гостиничном номере с Жаном Маре, арестует полиция нравов. И Яковлева примчится в полицейский участок Тулона и заявит, что ее любовника Кокто арестовали по ошибке. Великого драматурга немедленно освободят.
Общаясь с самыми выдающимися представителями русской культуры — за ней ухаживает Федор Шаляпин, свои рисунки дарят Михаил Ларионов и Наталья Гончарова, — встречу с Маяковским Татьяна восприняла совершенно спокойно. До наших дней дошли только письма поэта к ней. Корреспонденцию Татьяны, хранившуюся в архиве Маяковского, после его смерти уничтожила Лиля Брик. Так и не простившая ему «предательства» — посвящение своих стихов другой женщине.
Брак с виконтом Бертраном дю Плесси стал для Яковлевой, по ее словам, «бегством от Володи». Она понимала, что Маяковского больше не выпустят за границу, и хотела нормальной семьи. И так же честно признавалась, что никогда не любила дю Плесси.
В 1930 году у них родится дочь Фрэнсин. А еще через год Татьяна застанет в постели мужа другую женщину. На развод она не станет подавать только из-за дочери. Но семейная жизнь с Бертраном отныне будет лишь номинальной.
К тому же у самой Яковлевой в скором времени появится новое увлечение — Александр Либерман. По иронии судьбы, знакомство с двенадцатилетним Алексом произойдет в первый год ее пребывания в Париже. У дяди Александра был роман с матерью Алекса Генриеттой Пакар, и он попросил племянницу присмотреть за мальчиком.
Следующая встреча случится в 1938 году, когда Алекс и Люба Красина, дочь советского посла во Франции, на которой он собирался жениться, приедут отдохнуть на юг. Там же восстанавливала свои силы и Татьяна, попавшая за год до этого в автокатастрофу. Увечья женщины были такими страшными, что ее тело первым делом отправили в морг. Там она пришла в себя и, к ужасу санитаров, начала стонать. В больнице Яковлевой пришлось пережить тридцать пластических операций. И поездка на море была весьма и весьма кстати.
Внимание приехавших на тот же курорт молодых привлекли антикварные стулья, которые, по словам продавца, уже были приобретены мадам дю Плесси. Красина сама разыскала Татьяну и еще раз познакомила с Александром, уже возмужавшим и симпатичным молодым человеком. Как потом будет вспоминать Либерман, между ними «мгновенно возникло притяжение». И больше они не расставались.
С мужем Алексом Либерманом
Официально женой Либермана Татьяна станет в 1941-м году после гибели дю Плесси — над Ла-Маншем его самолет был сбит фашистскими зенитчиками. Из рук генерала де Голля Яковлева, как вдова героя, получит орден. И вместе с Алексом и дочерью Фрэнсин переедет в Соединенные Штаты.
Судьба всегда была к ней благосклонна. Недаром в 20-х годах Татьяна писала матери: «Мне на роду написано «сухой из воды выходить». Даже во время оккупации, когда Яковлева организует приют для 123 беспризорных детей, ей удастся получить помощь от самих немцев. Генерал Херинг был поражен красотой Татьяны и… фамилией дю Плесси, которая, по его мнению, указывала на прямое родство с кардиналом Ришелье.
С дочерью Франсин в Коннектикуте
В первые месяцы пребывания в Нью-Йорке дворянская фамилия еще раз сыграла Татьяне на руку. Ей удалось устроиться дизайнером женских шляп как «графине дю Плесси». Ее шляпки носили Марлен Дитрих, Эдит Пиаф, Эсти Лаудер и другие состоятельные женщины. Секрет ее успеха дочь Фрэнсин объясняет «культурным уровнем и знанием законов общества, которые намного превосходили ее дизайнерский талант. Она была талантливым самодеятельным психиатром и могла убедить любую, что она красавица». Татьяна соглашалась с дочерью. «Они уходят от меня, уверенные в себе, как призовые лошади», — говорила она о своих клиентках.
Алекс, бывший в Париже сначала художником, а затем главным редактором модного журнала «Vu», получил предложение из американского журнала «Vogue». В течение последующих пятидесяти лет он будет арт-директором холдинга Конденаст и автором самых выдающихся журнальных обложек. Так, в 1989 году именно ему пришла в голову идея поместить на первой полосе знаменитое фото обнаженной Деми Мур, находившейся на тот момент на 8-м месяце беременности.
Семейство Либерманов было довольно состоятельным. В Нью-Йорке они занимали многоэтажный дом на Лексингтонавеню и владели роскошным поместьем в Коннектикуте, которое Джордж Баланчин называл страной Либерманией.
Гостями Либермании становились многие известные русские, приезжавшие в Штаты.
Знаменитый историк моды Александр Васильев так вспоминает о своем визите в дом Яковлевой-Либермана: «Это было накануне Рождества 1986 года. В их поместье в Коннектикуте меня привез Геннадий Шмаков, секретарь Яковлевой, автор известной в Америке книги «Звезды русского балета».
Татьяна и Кристиан Диор
Татьяна рекомендовала Диору нового секретаря. Им был молодой Ив Сен-Лоран. Без него она не могла и шагу ступить. Геннадий готовил ей по утрам каши и другие вкусные вещи и находился при ней неотлучно. Говорил все время «мы»: «Мы с Татьяной ездили в город», «Мы легли спать»…
Яковлева производила впечатление строгой женщины, ее можно было испугаться. Прямая, величественная. И это можно было понять — ведь ее муж Алекс занимал очень высокое положение: был одним из руководителей издательства Конде-наст и скульптором, который пользовался в Америке такой же поддержкой властей, как у нас Церетели.
Татьяна была крашеной блондинкой, носила прическу а-ля Мирей Матье и очки-стрекоза в стиле 70-х. Из одежды предпочитала брюки и блузку. У нее был прекрасный маникюр, длинные ухоженные ногти с ярким лаком.
Дом был оформлен в стилистике 30-х годов: все было белым. Я обратил внимание, что на столике лежала подшивка журналов «Дом и усадьба» за 1914–1917 годы. На стенах висели рисунки Михаила Ларионова, на которых были изображены Дягилев и Нижинский. Когда я заметил хозяйке, что рисунки выцветают на ярком свету, Яковлева ответила: «На мой век хватит».
Я ей не понравился — был в высокой шапке из куницы, а в волосах носил черный бант в стиле XVIII века. «Как у ненавистного Лагерфельда», — сказала Татьяна.
Оттаяла она только на третий день, когда согласилась сфотографироваться со мной и поболтать. Но фаворитом я ее не стал. Меня приблизил Алекс, который пригласил в свою мастерскую, показал работы, а потом дал заказ для журнала «Вог».
Яковлева производила впечатление строгой женщины, ее можно было испугаться )Яковлева была знаменита своими афоризмами. «Норка — только для футбола, а для леди — только соболя», — как-то сказала она. Имелось в виду, что в норковой шубке можно ходить только на стадион, а в свет выходить позволительно в соболях.
Шляпки от Татьяны
Она дружила с музами других русских поэтов. Была лучшей подругой Валентины Николаевны Саниной, музы Вертинского. Была близка с леди Абди, урожденной Ией Ге, племянницей художника Ге, музой Алексея Толстого, который вывел ее в образе героини романа «Аэлита». Одним словом, подруг она выбирала себе под стать.
К заслугам Татьяны Яковлевой относится восхождение Кристиана Диора и появление Ив Сен-Лорана. Талантом своим они обязаны, разумеется, не ей. Но пресса заговорила об этих кутюрье после того, как Яковлева сказала мужу, что гении — именно они.
Она дружила с Иосифом Бродским, Александром Годуновым, Михаилом Барышниковым, Натальей Макаровой. Охотно принимала у себя беглецов из советской России.
Дома была прислуга, которая говорила по-английски. Когда я остановился у Яковлевой, утром следующего дня горничная спросила у меня, не хочу ли я киселя. Я удивился предложению, так как кисель последний раз пил на полднике в детском саду. «А Татьяна всегда пьет его по утрам», — ответили мне.
Вкусы в еде у нее остались русскими. Что меня поразило — это огромная тарелка с черешней, привезенной из Чили, которая ярким пятном выделялась на рождественском столе».
Чета Татьяны и Александра была одной из самых известных в Нью-Йорке. Гостями на их шикарных приемах становились все сливки города. При этом семейная жизнь Яковлевой и Либермана тоже казалась идеальной. Автор книги «Татьяна. Русская муза Парижа» Юрий Тюрин, первым проливший свет на судьбу Татьяны Яковлевой, так описывает свои впечатления от супругов: «В обыденной жизни Алекс был консервативен: сорочки шьются только у портного в Англии, красное вино заказывается во Франции, тридцать лет по утрам овсянка на воде, полвека одна женщина.
«В течение прожитых лет в общей сложности мы не были вместе пять дней, — признается Алекс. — Но это были самые черные дни моей жизни».
С дочерью и мужем
Его глаза всегда светились любовью. Они даже ссорились удивительно спокойно и уважительно. Алекс недоволен тем, что Татьяна не притронулась к завтраку. Он ворчит, что она уже и так потеряла за неделю три фунта. В ответ протяжно-просительное: «Алекс, не начинай». И все. Никаких эмоциональных взрывов, обиженных глаз, надутых щек. Даже если кто-то из них на чем-нибудь зацикливался, другой умело переводил ситуацию в юмор…
Татьяна жалуется, что Силия положила на стол не те салфетки. Алекс примирительно: «Дорогая, ты дрессируешь ее уже семнадцать лет, и она, слава богу, научилась отличать бумажные от текстильных. Еще через семнадцать все будет по правилам». Татьяна в ужасе: «Ты думаешь, что мне еще так долго мучиться на этом свете? Нет, если ты настоящий джентльмен, то пропусти даму вперед».
Накануне 85-го дня рождения у Татьяны произошло кровоизлияние в кишечник. Операцию было делать бессмысленно. Через несколько дней Яковлевой не стало. Отпевание прошло в русской церкви, а похороны — в Коннектикуте, где на надгробном камне жены Алекс Либерман приказал выгравировать: «Татьяна дю Плесси-Либерман, урожденная Яковлева, 1906–1991».
Александр хотел быть похороненным в одной могиле с Татьяной и даже приготовил надпись для себя: «Александр Либерман, 1912-…» Но жизнь распорядилась по-другому. После перенесенных инфаркта и клинической смерти он женился на филиппинке Милинде, одной из медсестер, ухаживавших в последние годы за Татьяной. И завещал развеять свой прах над Филиппинами. В 1999 году его воля была выполнена…
Серия сообщений "Знаменитости":
Часть 1 - Кэтрин Бигелоу\Kathryn Bigelow
Часть 2 - Мэрилин Монро
...
Часть 10 - Зинаида Николаевна Юсупова
Часть 11 - И ещё раз о Мэрилин М.
Часть 12 - Интересные судьбы:Татьяна Яковлева - любовь Маяковского
Часть 13 - Жертва медицины или история одной красавицы
Часть 14 - Тайны булгаковской Маргариты
...
Часть 34 - Оливия Хасси. Восхитительная Джульетта от Франко Дзеффирелли
Часть 35 - Мишель Мерсье - маркиза навсегда
Часть 36 - Вспомним братьев Гримм и их сказки
Серия сообщений "Судьбы":
Часть 1 - Интересные судьбы:Татьяна Яковлева - любовь Маяковского
Часть 2 - Тринадцатый апостол
Часть 3 - Избранная
...
Часть 43 - Икона моды 20-х ХХ века - Миллисент Роджерс
Часть 44 - Жаклин Кеннеди: оперативный псевдоним "Кружево"
Часть 45 - Жаклин и Аристотель
|
Невероятный голос Сьюзан Бойл(Susan Boyle) |
|
SUSAN BOYLE — A QUEEN IN MY HEART |
http://zhenskie-ipostasi.com/susan-boyle-a-queen-in-my-heart/
Я уже писала о Сьюзан Бойл раньше, но в нескольких словах напомню, что эта женщина стала известна всему миру в считанные минуты благодаря участию в шоу «Britain’s Got Talent» (Британия ищет таланты) 11 апреля 2009 года. Эта женщина очаровала меня и продолжает очаровывать все эти годы, я слежу за ее успехами, переживаниями и преображениями. Я часто просматриваю ее первое выступление, потому что не могу забыть ту толпу собравшихся, во главе с жюри, которые готовы были смеяться над неуклюжей пожилой женщиной в смешном платье. И меня в тот миг больше поразил даже не ее голос, а ее поведение, ведь она видела, как ее встретили, но не смутилась и не растерялась, а просто запела. Сьюзан никогда не занималась вокалом профессионально, но пела всю свою жизнь – в хоре сельской церкви и караоке местного кафе. Мне понравился на одном из сайтов комментарий мужчины: «Богу так нравилось ее пение, что ели-ели удалось ее уговорить с нами поделиться». Вот, правда, есть смысл в его словах. Получается, что сама Сьюзан исполнила мечту своей мамы, которая верила, что у дочери великое будущее. Но сейчас все очень сильно изменилось. Во-первых, своим появлением на сцене Сьюзан поломала все стереотипы о том, как должна выглядеть звезда поп-музыки. Во-вторых, Сьюзан дала надежду многим в том, что в 50 лет жизнь не заканчивается. Сейчас Сьюзан 50, и она считает, что находится в самом начале своего пути. Никто не может знать, как будет развиваться ее карьера – звезд, подобных Бойл, мир еще не видел. Сама она говорит так: «Моя миссия – помочь другим артистам реализовать свои мечты. Уверенность в себе, которую я обрела за это время, дает мне силы». Сюзан объявила конкурс среди непрофессиональных певцов в интернете, пообещав победителю выпустить с ним дуэт. Так появилась песня «Do You Hear What I Hear», записанная с матерью троих детей и водительницей скорой помощи из Нью-Йорка Андре Агасси. Сейчас в интернет Сьюзан Бойл называют часто «Королева моего сердца» и делают ролики на ее песни, а раньше называли «лохматый ангел» и «вторая английская бабушка», в родном шотландском городке Блэкберне — подсмеивались и называли «Susie Simple» («глупышка Сюзи»), сейчас мечтают взять автограф и провожают ее машину группой поддержки с блестящими помпонами. ПЕРВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ СЬЮЗАН Сьюзан бойл (Susan Boyle) видео на русском (русские субтитры) SUSAN BOYLE — A QUEEN IN MY HEART SUSAN BOYLE A QUEEN IN MY HEART SUSAN BOYLE A QUEEN IN MY HEART SUSAN BOYLE A QUEEN IN MY HEART SUSAN BOYLE A QUEEN IN MY HEART SUSAN BOYLE A QUEEN IN MY HEART SUSAN BOYLE A QUEEN IN MY HEART Susan Boyle at the Pride Of Britain Awards ВЫСТУПЛЕНИЕ В КИТАЕ В 2011 ГОДУ Susan Boyle — Who I Was Born to Be ВЫСТУПЛЕНИЕ НА БРИЛЛИАНТОВОМ ЮБИЛЕЕ АНГЛИЙСКОЙ КОРОЛЕВЫ ЕЛИЗАВЕТЫ II В ЭТОМ ГОДУ Susan Boyle — Mull of Kintyre — Windsor — 2012 Официальный сайт SUSAN BOYLE A QUEEN IN MY HEART
|
Susan Boyle: "Продвижение к музыкальному Олимпу было неизбежно" |
Продвижение к музыкальному Олимпу было неизбежно
Она поломала все наши стереотипы о том, как должна выглядеть звезда поп-музыки. Её дебютный альбом «I Dreamed a Dream», вышедший в конце 2009 года, разошелся 9-миллионным тиражом и возглавил список самых продаваемых пластинок года. А альбом 2010 «The Gift» возглавил чарты по обе стороны Атлантики: сначала в Англии и затем в США.
|
Воспоминательное / Закулисные деньги |
Воспоминательное / Закулисные деньги
http://www.liveinternet.ru/users/3244445/post250994801/
Советский магазин "Овощи, фрукты" вел двойную бухгалтерию. Завмаг зависел от своих подчиненных и вынужден был им доплачивать. Ежемесячная "черная касса" равнялась стоимости автомобиля.
В советские времена Центральное статистическое управление СССР периодически публиковало данные о развитии страны: численность и состав населения, разнообразные экономические показатели, показатели социального развития. К этим цифрам многие граждане относились скептически. И не без оснований — официальные данные, сильно "причесанные" в идеологических кабинетах ЦК КПСС, выполняли не столько информационную функцию, сколько пропагандистскую.
|
Шапочка-парик |
Оригинальная шапочка, очень нежная,отлично подойдет к красивой шубе
Серия сообщений "ВЯЗАНИЕ":
Часть 1 - ВЯЗАНЫЕ РЕЙТУЗЫ.
Часть 2 - Платье- сарафан с китайского сайта.
...
Часть 40 - Бежевый костюм крючком
Часть 41 - Пряжа для ШАЛЬного творчества
Часть 42 - Шапочка-парик
|
|
Пряжа для ШАЛЬного творчества |
Серия сообщений "ВЯЗАНИЕ":
Часть 1 - ВЯЗАНЫЕ РЕЙТУЗЫ.
Часть 2 - Платье- сарафан с китайского сайта.
...
Часть 39 - Румынское (шнурковое) кружево.
Часть 40 - Бежевый костюм крючком
Часть 41 - Пряжа для ШАЛЬного творчества
Часть 42 - Шапочка-парик
|
|
Чем можно мыться с пользой для себя |
|
