Когда я прохожу мимо неё, мы никогда не здороваемся, лишь обмениваемся коротким взглядом. Но в этом нет ничего, что могло бы огорчить кого-то из нас. Ведь мы прекрасно помним, что с нами тогда случилось. И эти воспоминания всегда будут нас объединять.
Иногда я прихожу ужинать в ресторан, где она работает, иногда она меня обслуживает, но мы никогда не говорим ничего, кроме того, что касается моего ужина.
Я работаю в одной фирме, занимающейся оптовой продажей цветного картона, работа неинтересная, но и не сложная и платят неплохо, так что меня все устраивает. Офис в центре города, и часто после работы я захожу куда-нибудь поужинать. Я живу один, поэтому дома еда не стынет в кастрюлях и тарелках, пока я добираюсь до дома. Иногда я еду прямо домой и готовлю что-нибудь, например, вареная картошка у меня получаются неплохо. Но когда выдается особо напряженный день, я захожу в какой-нибудь ресторанчик, чтобы дома просто отдохнуть, выпить чего-нибудь, расслабиться и что-нибудь почитать или посмотреть один из любимых фильмов, не утомляя себя приготовлением ужина.
И вот однажды я забрел в ресторанчик, в котором работала она. Он находится совсем рядом с моим офисом, но почему-то раньше я его не замечал. Я сел за столик и заказал, кажется, какой-то суп и сэндвич с пивом. Она принесла мне суп и улыбнулась очень особенной улыбкой, не той, что на все случаи жизни есть в арсенале любой официантки. И я понял, что это та девушка, которой действительно захотелось мне улыбнуться просто так. Все время пока я поглощал суп, а за супом сэндвич с пивом, я думал только о её улыбке и не мог сосредоточиться на еде. Я незаметно рассматривал ее, смотрел, как она подносила еду за другие столики, как она подходила к барной стойке и передавала заказ бармену. В тот час было очень много людей в ресторане, в достаточно шумной обстановке, я мог наблюдать за ней сколько угодно, все равно никто не обращал на меня внимания. Я был очарован и успокоен её красотой, все, что бы она ни делала, было так естественно. Я скорее засомневался бы в естественности фотосинтеза, чем в естественности её движений.
Я расплатился и двинулся к выходу, она провожала меня той же улыбкой.
- Я бы хотел, чтобы вы были той девушкой, с которой я столкнусь на перекрестке, - сказал я довольно невнятно, но она, кажется, поняла, что я ей пробубнил, потому что я заметил, как она смутилась и, слегка покраснев, опустила глаза, уже не улыбаясь. Я не знал, что и подумать, просто вышел на улицу, закутал шарф поплотнее и пошел по только что выпавшему снегу домой.
На следующей неделе меня так завалило работой, что я всерьез стал сравнивать заказы с сугробами на улице. Постоянные звонки, много бумажной работы, в голове не укладывалось, почему же все-таки всем вдруг понадобился цветной картон. Я приходил домой уставший, ужинал чаще всего картошкой или жареной картошкой или супом с картошкой и ложился спать. Не на что больше времени не оставалось.
Как-то раз, в обеденный перерыв, я услышал от кого-то из сотрудников про то, что у нас в городе открылась смотровая площадка. Самое высокое здание в нашем городе, двадцать четыре этажа, не очень высоко, конечно, относительно, но все равно даже с высоты двадцать четвертого этажа я никогда не смотрел вниз. Я поинтересовался о режиме работы этой площадки. И решил, что обязательно туда схожу, когда появиться хоть немного свободного времени, очень уж захотелось посмотреть на город с этой высоты.
В тот вечер с темно-синего неба падал снег большими бесшумными хлопьями. Работу я закончил раньше обычного. В сети были какие-то сбои, и в офисе отрубился интернет, и вдобавок ко всему еще и телефонные линии тоже молчали. Не знаю уж по какой причине.
- Может быть, это как-то связано со снегопадом, - подумал я. В общем, заняться в офисе было нечем, и я отправился посмотреть на город с высоты.
Проехав пару остановок на трамвае, я оказался неподалеку от высотки со смотровой площадкой. Зашел в паб через дорогу, выпил пару кружек пива. Посетителей паба развлекал местный блюз бэнд. И довольно таки успешно, на мой взгляд. Когда я уходил, они исполняли “ Mary Had A Little Lamb”. Не хотелось уходить, было так уютно почувствовать себя частью этой хмельной толпы. Музыканты прекрасно чувствовали публику и давали ей то, что было нужно. А мне нужно было посмотреть на это с крыши соседнего здания.Я поднялся на лифте с группой туристов до двадцать второго этажа, дальше нужно было пройти два этажа по лестнице. У выхода на площадку стоял лоток с сувенирами: матрешками, деревянными яйцами и ложками, бусами и прочей дребеденью. И я не удивился, обнаружив, что все, кроме меня, решили обзавестись личной матрешкой или деревянным яйцом. Я вышел один. В двух противоположных углах квадратной крыши, были сооружены деревянные возвышения с лестницами по обе стороны, на которых уже находилось несколько человек. Одни фотографировали все, что попадало в объектив, молодая парочка обнималась, облокотившись на перила, остальные просто глазели по сторонам. Я поднялся по лестнице и встал с той стороны, где было меньше людей, посмотрел вниз. Показалось, что с крыши этого здания все выглядит каким-то плоским. Университеты, высотки, больницы, офисные здания, трубы завода – все, не дать не взять, картонные картинки с подпорками. Вдали была видна маленькая речка, черные силуэты мостов и вокруг огоньки жилых кварталов. Забавный мотивчик песенки про маленького барашка выветрился из головы за считанные секунды. Ветер был достаточно сильным, и крепчал с каждой минутой. Он нес с собой рой плотных серых туч, обещая снегопад куда серьезнее того, что был днем. Я заметил ее не сразу. Скользнув взглядом по группе людей, что стояли на возвышении в противоположном углу крыши, я почувствовал, что на мгновение мне стало теплее. Я повнимательней вгляделся в толпу. Это была она. Кончики моих пальцев онемели. Она стояла напротив и улыбалась мне точно так же, как тогда. Между нами было примерно пятнадцать-двадцать метров, и я не знал, что делать. Попробовал улыбнуться в ответ, но, по-моему, получилось неубедительно. Люди потянулись к выходу, становилось холоднее. И тут краем глаза я заметил какое-то неправильное движение в толпе, кто-то двигался против течения, по направлению к тому возвышению, на котором стоял я. Человек поднялся по лестнице. Прошел мимо меня. Это был парень, на вид, лет двадцати. Серое пальто было нараспашку, белый шарф свисал почти до колен. Лицо его раскраснелось от холодного ветра. Одну руку он держал в кармане, а во второй у него был пакет. Он подошел к перилам, глянул вниз и презрительно покосился на меня. Затем достал из пакета кусок картона, в него была вдета веревка или резинка, с помощью которой он закрепил его за спиной, вытащил второй точно такой же и закрепил его за спиной с другой стороны. Тогда я догадался, что это крылья, довольно таки неаккуратно вырезанные из белого картона. Я начал понимать, что он сейчас собирается сделать, и растерянно посмотрел по сторонам, но никто ничего не замечал, кроме меня и девушки с улыбкой. Парень встал ногами на перила, я попытался до него дотянуться, но уже было поздно. Он летел вниз три четыре секунды, не больше. Его самодельные крылья трепыхались за спиной так быстро, что, казалось, он ими действительно машет. Когда он замер внизу, мне на секунду показалось, что внизу лежит его пальто, без своего хозяина. Может быть, он все-таки взлетел, и я посмотрел на темно-синее небо. Снежинки осторожно ложились мне на плечи. После этого случая недели две газеты писали о самоубийстве. Я прочитал, что он был студентом одного из университетов нашего города, учился неплохо, по словам друзей, у него все было хорошо, никаких проблем. И все в таком духе, ничего интересного. В тот вечер мы спускались вниз в лифте вдвоем. Не говоря ни слова, мы стояли друг напротив друга, и между нами было не больше метра. И ещё она больше не улыбалась. Она все так же работает официанткой, а я в том же офисе, той же фирмы. Раз в неделю я захожу поужинать в ее ресторан. С тех пор мы несколько раз сталкивались с ней на перекрестке, но она больше никогда мне не улыбалась. И я пытаюсь вспомнить, какая, она была эта улыбка, но в голове сплошные одни только картонные хлопья снега.
Gri.
